The Music of The Night

Наиб поднимается по шаткой деревянной лестнице через каждые две ступеньки. Илай изо всех сил старается не отставать, тяжело дыша, но не может позволить себе сбавить темп даже на мгновение. Они оба устремляются вверх, пытаясь спастись от зловещей ночи. Он резко поворачивает налево к одной из маленьких дверей на самом верхнем этаже, толкает её и выскакивает наружу, в холодный Парижский воздух. Они находятся на большом балконе с левой стороны Олетуса, высокие колонны с одной стороны, открытый воздух с трёх других. Это красивое место, но ни один из них не может проникнуться этим, не может оценить его прямо сейчас. Этот балкон используется только актёрами и командой, когда у них есть время для отдыха. Это безопасно, или, по крайней мере, так же безопасно, как и в любом другом месте оперы. Наиб отпускает Илая и сжимает руки над головой, пытаясь успокоить дыхание. — Почему мы здесь? — Спрашивает Илай, как только Наиб остановил их быстрый бег. — Что… Наиб, что происходит? Наиб пытается ответить, но его голос срывается на шёпот, и на мгновение он боится, что начнёт кашлять кровью, как их несчастный первый тенор. — Наиб? — Слова Илая полны беспокойства, беспокойства, которого Наиб не заслуживает. Он судорожно втягивает воздух. — Я знаю, кто это сделал! — Вскрикнул Наиб, не в силах сдержаться. Затем он резко поворачивает голову, почти ожидая, что Джек появится из тени, готовый снова утащить его. Он сделает это. Непростительно. Хотя, учитывая всё случившееся, разве он уже не перешёл эту черту? — Кто он? — Спрашивает Илай, кладя руки на плечи Наиба. — Кто, Наиб? — Джек, — говорит он, с трудом выдавливая слова изо рта. — Потрошитель Оперы. Илай отшатывается, на его лице написано замешательство. — Потрошитель? Джозеф сказал, что это всего лишь детская выдумка. — Он ошибся, — говорит Наиб. — Мы все так думали. Он не легенда и не призрак, Илай. Он мужчина. Человек, который причиняет людям боль. — Он прерывисто вздыхает. — Он причиняет им боль из-за меня. — Закрыв лицо руками, он отворачивается от Илая, слишком пристыженный, чтобы смотреть на него. — Это всё из-за меня.

Лжец. Предатель.

— Но почему? — Илай морщит лоб. — Зачем ему делать такие вещи? — Это тот самый наставник, о котором я тебе говорил, — Говорит Наиб, сжимая собственные руки. — Он учил меня месяцами из-за зеркала, и я доверял ему, Илай! — Стыд давит на него, как камень. — Даже когда он показал себя Потрошителем, когда послал эту записку Джозефу, я никому не сказал. Я солгал тебе. — Наиб чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы, и проклинает себя за слабость. — Мне очень жаль. — Ты не смог бы контролировать действия сумасшедшего, — говорит Илай, пытаясь повернуть его лицом к себе. — Наиб, это не твоя вина. — Моя! — Наиб снова поднимает взгляд, его глаза расширились от истерики. — Я мог бы это остановить! — Как же? — Спрашивает Илай. — Никто не знает, где он прячется и как передвигается по Опере. — Я знаю! — кричит Наиб, потом понимает, на кого именно он кричит, и со стыдом отшатывается. — Всё в порядке, — Илай подходит ближе и кладёт руки на трясущиеся плечи Наиба, большими пальцами успокаивающе поглаживая напрягшие мышцы. — Сделай глубокий вдох, а потом расскажи мне. — Я видел его, — признаётся Наиб, наполовину обезумев от волнения и ужаса, вызванных этими тайнами. — Я был с ним. На лице Илая появляется неузнаваемое выражение. — Был с ним? — В его… доме, логове, как бы ты это ни назвал, — объясняет Наиб. — В ту ночь, когда я пропал-… — Ты был с ним? — Спрашивает Илай, и глаза его расширяются, как у Наиба. Наиб кивает. — Он живёт под Оперным театром. Ты знаешь озеро, которое протекает под ним? Нет, ты не знаешь. Но там есть озеро, и лестница, и так много… много коридоров. Там, внизу, есть лабиринт, и он движется по нему так быстро, и кажется невозможным запомнить эти проходы. — Он обхватывает себя руками, холодея от воспоминаний. — Было холодно, и сыро, и ужасно. Я не знаю, как он может такое терпеть. Он живёт словно как в тюрьме. Я хотел сказать тебе, но не смог… он… его лицо, Илай, ты не можешь себе представить. Я не могу сказать, как это выглядело. Я не думаю, что у меня есть слова для этого. Но его глаза были такими человеческими и такими печальными. Он умолял меня никому не говорить. — Даже когда он говорит это, Наиб знает, что его оправдания жалки. Он не может оправдать то, чему позволил случиться. — Ты заботишься о нём, — говорит Илай. — Ничего не могу поделать, — в отчаянии говорит Наиб. — Он дал мне так много. Без него я не был бы там, где сейчас. Он может быть таким добрым, когда мы вместе. Как будто маска скрывает его тёмную личность. Он поворачивается и смотрит на город. Всё кажется таким маленьким и красивым. И так далеко отсюда. — Но я так устал от темноты, Илай, — задыхается Наиб. — Я хочу быть там, куда он… куда он не сможет пойти. — Тогда позволь мне помочь тебе, — говорит Илай. — Наиб, пожалуйста. Он слишком долго контролировал твою жизнь. — Что ты можешь сделать? — Спрашивает Наиб, оборачиваясь и глядя на своего дорогого спутника. — Что может сделать любой из нас? — Не знаю, — признаётся Илай. — Но я буду пробовать всё, пока не добьюсь успеха. Пока ты не станешь свободным. — Я не стою всего этого, — шепчет Наиб. — Я покинул тебя много лет назад. Никогда не писал, никогда не возвращался… я не заслуживаю тебя, Илай. Так почему же ты остаёшься? — Потому что… — начинает Илай и замолкает, и Наиб видит, что его плечи дрожат. — Потому что, Наиб, я-… Наиб не может говорить. Не может даже пошевелиться. В его сердце опасно расцветает надежда. Джек, возможно, говорил из-за безумной ревности, но даже Джозеф сделал удар по их предполагаемым отношениям. Если люди замечали вещи, которые Наиб упускал или замалчивал как результат его воображения, то… Неужели Илай действительно любит его? Может ли это быть правдой? Наиб не хочет прерывать этот момент, боясь, что когда он это сделает, Илай отвернётся от него навсегда. Но своим бездействием он причинил достаточно вреда людям, поэтому он делает глубокий вдох и говорит. — Илай, — дрожащим голосом спрашивает Наиб. — Ты меня любишь? Илай наклоняется вперёд, его руки поднимаются, чтобы нежно обнять лицо Наиба. — Ты же знаешь, что да. — Он нежно приподнимает подбородок Наиба. — С того самого дня, как мы встретились, я люблю тебя. Я был так счастлив, что нашёл тебя здесь. Мне не следовало отпускать тебя, не попрощавшись. Я обещаю, что никогда не позволю этому случиться снова. Куда бы ты ни пошёл, я тоже пойду, если ты действительно нуждаешься во мне. Наиб поднимает свои руки, чтобы положить их на руки Илая. — Я всегда нуждался в тебе. Я тоже люблю тебя, Илай. Я люблю тебя так сильно, что мне больно. — Я не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня, — бормочет Илай. Наиб тихо смеётся. — Это хороший вид боли. Он замолкает, как только Илай слегка наклоняет голову. Наиб сглатывает, нервозность нарастает. Но любовь переполняет его, и это даёт ему достаточно смелости, чтобы подняться на цыпочки и оказаться на одном уровне с губами Илая. Их губы встречаются, и это лучше, чем любая мелодия в мире. Поцелуй нежный, и Наиб вздыхает в него, восхищаясь мягкостью губ Илая. Илай первым отстраняется, его лицо розовеет. Он опускает свои голубые глаза вниз, но Наиб фыркает и обнимает его за плечи, притягивая обратно. Теперь нет необходимости в самоистязании. Они снова целуются, глубже и дольше, словно навёрстывая упущенное время. Наконец они расходятся, и у Наиба перехватывает дыхание. Он не может отвести взгляда от лица Илая, успокоенный его добрыми глазами. — Я люблю тебя, — повторяет Илай, потирая большими пальцами выступающие скулы Наиба. — Я тоже тебя люблю, — говорит Наиб, и ему хочется повторить это снова, снова, снова. Он мог бы повторять это миллион раз, и всё равно этого было бы недостаточно. — Я думал, ты никогда не почувствуешь то же самое, — признаётся Илай. — Ты всегда был намного смелее, и ты хотел попасть в такие места в жизни, к которым у меня просто не было амбиций. Ты мог бы найти кого-нибудь вроде себя. — Мне не нужен такой, как я. — Наиб морщит нос. — Я бы не вынес человека, который ведёт себя так, как я. Я хочу такого человека как ты, Илай. Илай отворачивается, покраснев до кончиков ушей. — Ох… — Не могу поверить, что ты не знал, — выдыхает Наиб. — Я думал, что это было до глупости очевидно. — Вот и нет, — говорит Илай. — Вообще-то ты очень хорошо это скрывал. — Он потирает затылок. — А может быть, это я просто был слеп к этому из-за своих собственных сомнений. — Не понимаю, как ты можешь сомневаться в себе, — нахмурился Наиб. — Ты просто чудо. — Он мягко притягивает к себе лицо Илая, и их глаза снова встречаются. Илай крепко обнимает Наиба. — Мне очень повезло, что у меня есть ты. Руки Наиба прижимаются к теплой спине Илая. Как бы он ни был счастлив, он не может забыть причину, по которой они вообще оказались здесь. — Я не знаю, когда это закончится. — Атмосфера сразу же становится тяжёлой. — Тогда мы убежим, — говорит Илай. — Если ты здесь не в безопасности, нам лучше убежать. Фиона тоже, если захочет. Мы вернёмся в Лондон. Ты мог бы петь там, если бы захотел — ты мог бы делать всё, что захочешь. Наиб улыбается, прислоняясь к груди Илая. — Ты будешь писать, а я петь. Ну и дуэт из нас получится. — Он вздыхает. — Но это не будет быстро. И я не могу уехать, пока мой контракт не закончится, иначе Сервайс разорит меня. Он распустил слух, чтобы я нигде больше не выступал. И кроме того, Джек получил то, что хотел. Я буду главным. Илай целует Наиба в лоб. — Насколько долго? Я останусь здесь на всё время. Наиб отстраняется, чтобы ещё раз посмотреть ему в глаза. — Илай… мой контракт рассчитан еще на восемь месяцев. А теперь с Джозефом… — Наиб не может закончить, горло сжимается от чувства вины при мысли о первом теноре. — Я не могу просить тебя остаться. — Тебе и не нужно, — говорит Илай. — Я остаюсь. — Так и будет. Он не заботится о деньгах. Он может писать из Парижа, посылать статьи на неделю раньше, чтобы убедиться, что они прибудут. Для Наиба он горы свернёт. Наиб притягивает его в ещё один быстрый поцелуй. — А ты говоришь, что я упрямый. Ха-ха. Но если он вернётся, если попытается причинить тебе вред, мы уйдем. Черт бы побрал этот контракт. Илай кладёт подбородок на макушку Наиба. — Ты тоже должен беспокоиться о себе, глупенький. — Я не глупенький, — возмущённо протестует Наиб. — Я проявляю осторожность. Илай смеётся. — Ты прав, мне не следует шутить. — Он утыкается носом в волосы Наиба. — Всё будет в порядке. Я обещаю. — Я хочу тебе верить, — бормочет Наиб. — Но это трудно. — Ему почти больно отстраняться от рук Илая. Он вздыхает. — Мы должны вернуться. Они будут меня искать. — Я не позволю им обвинять тебя, — говорит Илай. Наиб хмурится. — И всё же они правы, говоря это. Илай качает головой. — Нет, Наиб. Ты уже достаточно натерпелся. — Он делает шаг вперёд и берёт Наиба за руку. — И ты, по крайней мере, будешь рядом со мной. Я всегда буду верить в тебя. Наиб хочет поцеловать его снова, но он знает, что если сделает это, то не сможет вырваться из объятий Илая до конца ночи. — Тогда пошли. — Он мягко тянет Илая за руку. Илай следует за ним, но резко останавливается, прежде чем они выходят за дверь. — Эй. — Хм? — Наиб поднимает глаза. Илай наклоняется к нему, чтобы поцеловать. — Я люблю тебя. Наиб чуть не упал в обморок. — Т-ты! Смех Илая слишком сладок, чтобы даже притворно злиться на него. Наиб просто целует его в ответ в отместку, и они возвращаются в тепло здания. Утонув в собственной радости друг друга, они не замечают тёмную фигуру на крыше Оперного театра, скорчившуюся и озлобленную.