***
Ночь одиннадцатого октября в монастыре была тихой, ни один сверчок не мог нарушить эту идиллию и покой. Но, внезапно, около двух часов по всем коридорам проскользил тягучий истошный вопль. Человеческий. Йегер резко распахнул глаза, первые секунды таращась на побеленный потолок с осыпающейся известкой. Он в спальне — уже хорошо. Все плохое позади и урода Кенни Эрен не увидит, по крайней мере сегодня. До него не сразу дошло, что кто-то кричит. Сначала он почувствовал духоту и обезвоживание. Но рядом выпить нечего. Перед журналистом пустая стена с отбликами луны, что нещадно освещает комнаты со стороны юга. – Ты как? – спросил кто-то над ухом, опаляя кожу теплым дыханием. Эрен от неожиданности вздрогнул и рефлекторно повернулся на звук, встречаясь с теми самыми голубыми глазами. Признаться, только, в темноте они выглядели действительно жутковатыми. – Армин, ты чего пугаешь? – парень старательно смаргивает сонную пелену, слишком измотанный, чтобы ругаться на Арлерта. – Сбавь громкость – Марко спит. – А ты почему еще нет? Его испуганное выражение лица не внушало спокойствия. – Там, – блондин указывает на выход, – происходит что-то страшное. – Ты о чем? – Йегер приподнимается на локтях и следует взглядом за жестами соседа по комнате, а потом в ужасе вскидывает брови. По звукам парень захлебывался своими эмоциями и тонко кричал, срывая голос и изнемогая от боли. У Эрена сжалось сердце, когда это вновь повторилось спустя время. – Мать твою, – тихо выругнулся тот под нос, на ватных ногах соскакивая с постели. – Мы должны проверить, что там творится! – Нам нельзя покидать спальни ночью. – Да какая разница?! – Тебя поймают, – голос Армина задрожал, он смотрел в одну точку, – и дадут успокоительное. – Мне? – негодовал Йегер, быстро вспыхивая, подобно спичке. – Не переживай… Это скоро прекратится, – он попытался подбадривающе улыбнуться, но вышла нервная ухмылка. Эрен под сопровождением скрипа пружин сел обратно, окидывая мальчика сожалеющим взглядом. Его ментальное здоровье уже пошло по наклонной, это видно даже сейчас. Возможно у него тревожное расстройство личности, а может и что-то другое, не менее серьезное. Арлерту хотелось помочь. – Армин, – на мягком выдохе произносит журналист, наклоняя голову вбок. – Да? – Пообещай мне, что если я выберусь отсюда, а я выберусь, – Йегер делает акцент на последнем, – то ты пойдешь со мной. Казалось бы, надо радоваться и надеяться на хорошее будущее. Верить в то, что эти «кандалы» обязанностей спадут и он будет свободным. Но Армин только стушевался, ерзая на одном месте. – Наверно, – неуверенно вылетает из его уст. – Разве ты не хочешь сбежать? – Не знаю... Может быть. – Я не это хотел услышать, – Эрен в усмешке кривит губы и прислушивается к звукам по ту сторону, но парень минут пять как уже стих. – Прости, – Армин стремит взгляд в пол и молчит, явно чего-то не договаривая. Йегер дает ему время и не давит, медленно стягивая с себя водолазку. По телу сразу обдает холодом и парня пробивает на мурашки, но спать так и вправду комфортнее. Армин теребит край пижамной рубашки и думает о чем-то своем. Возможно, он даже завидует. За всю неделю пребывания здесь ему не хватило столько смелости, блондин даже боялся думать о побеге. Он видит в Эрене лидера, который способен повести всех за собой, ему хватит силы воли и ответственности. Просто нужно время.***
В рясе непривычно. Находиться на завтраке здесь – тоже. Особенно когда в твоей тарелке твердая и холодная гречка, которую невозможно прожевать. Ему, конечно, вчера сказали, что монастырю в последнее время живется совсем туго, но с такой едой Эрен скорее помрет от голода, нежели покинет это проклятое место. А еще за всеми послушниками пристально наблюдает парочка монахов, отчего аппетита и подавно быть не может. Настроение вообще никакое. Йегер, по понятным причинам, плохо спал сегодня. Головная боль постепенно проходила, но не до конца. Ни о каких таблетках и речи идти не могло – здесь любое снотворное может оказаться смертельным, иначе, как объяснить вчерашний случай? Людей в монастыре осталось не так много по неизвестным и таинственным причинам, поэтому второй зал трапезной закрыли. Журналист не знает, была ли та лучше, но эта определенно не радовала глаз своей неряшливостью. Невооруженным глазом видно, что здесь давно не убирались. Одно из двух: либо им лень, либо некому. Зал больше походил на тюремную столовую, а что творится на кухне и представить страшно. – Куда ты смотришь? – тихо спрашивает Армин, уткнувшись носом в свою порцию, будто загнанный зверек. – Неважно. – Не скажешь? – На плитку с разводами, – Эрен цокает и громко кладет рядом ложку. На самом деле, внимание Йегера привлек темноволосый парень с окровавленными бинтами на руках. Он отчаянно пытался взять столовый прибор своими обрубками, но безуспешно. Вряд ли он сегодня поест, ведь никто помогать ему не будет, таковы правила монастыря, как успел заметить Йегер. Каждый сам за себя. В голове флэшбеками отдавались ужасающие крики с сегодняшней ночи и само зрелище заставляло испытывать неприятно-щекочущее чувство. Эрен сморгнул, будто бы покинул свои мысли, когда перед глазами помаячила черная ряса, загораживающая весь обзор. Он постарался сфокусировать взгляд на лице послушника, который подсел к ним прямо сейчас. – Бедный Бертольд, – театрально вздыхает незнакомец, поставив перед собой плошку с кашей. Парень закинул ногу на ногу, демонстративно пялясь на него. – Что он сделал? – смело интересуется Йегер с серьезным видом, но из-за недосыпания выходит измучанное выражение лица. – Попытался сбежать вчера. Правда, уж слишком опрометчиво поступил – своровал ключи и рвался к главному входу, да все равно поймали. Ну и вот, лишился нескольких пальцев. Вижу, что на парочке не остановились. Тут каждый летит с катушек, чувак. Кенни – жуткий старик. Эрен ничего не отвечает, представляя на его месте себя. Пока соваться наружу рано, надо по крайней мере придумать хороший план. Работающий хороший план. – Разве тебя не увидят? – в силу своей постоянной тревожности Арлерта интересует совсем другое. Он даже не оборачивается на Бертольда. – Мне, по-твоему, совсем плевать на свою жизнь, что ли? Да ты, походу, совсем зеленый еще. Конечно я проследил за тем, чтобы смотрители свалили. – Ты прав, с нашего прибытия в этот монастырь даже недели не прошло, – вмешивается журналист. – Меня зовут Эрен, а он – Армин. – Жан, – его правая рука тянется через весь стол, пока вторую он кладет на спинку стула. – Кирштайн. Давненько я не встречал тех, с кем можно адекватно поболтать. Здесь таких все меньше и меньше. – Я заметил, но… в чем причина? Ты знаешь? – чистый интерес Йегера вновь неосознанно превращается в допрос. – Трудно сказать, – Кирштайн почесал затылок. – Мне кажется, дело в тех таблетках. Ну, те, что дают нам перед сном. Мол, чтобы забыть о грехах прошлого и все такое… Я с самого начала их не глотал, типа, что за бред? Пока в здравом уме и рассудке, видимо, все правильно делаю. – Что? – Тихо, – просит Армин, перебивая. – Я слышал шаги в коридоре. Парни послушно затыкаются, делая вид, что едят эту противную похлебку, что кашей-то толком не назовешь. Арлерт оборачивается туда-сюда, убеждаясь, что никто навестить их не желает и ему показалось. Так ли это на самом деле?.. Тем не менее, тишину нарушает первым, хоть поначалу немного мешкает: – Я пью… те таблетки. Мне приходится. Эрен не в курсе происходящего, поэтому пока он в недопонимании хлопает ресницами, приходится внедряться в ситуацию по ходу разговора. Ему кроме странного чая ничего не давали, о каких еще таблетках речь? Армин чувствует, что нужно объясниться, когда левая бровь Жана вопросительно ползет вверх. Во взгляде его читается неодобрение. – Мне порой страшно ослушиваться. Вдруг он узнает… – Когда я ем, я глух и нем, Армин. Знаешь такое выражение? – знакомое морщинистое лицо расплывается в противной улыбке. Кенни появился будто из неоткуда. Блондину не зря слышались какие-то шаги? «У Аккерманов это семейное? Только вспомнишь и тот тут же появляется. Так себе суперспособность». Это было совсем не вовремя. – Что вы тут обсуждали? – не унимается мужчина. – Не думаю, что молились Всевышнему. – Святой Отец, мы… – пытается объяснится Армин, но не договаривает. Он с резким шипением закусывает губу и жмурится – этот подонок наступил ему на ногу. – Прости-прости, не заметил. Ситуация действительно паршивая. Затаилось волнение, что Кенни не отступится, пока не получит своего или не проучит их хорошенько. Только… что он слышал? Кирштайн и Эрен сидели ровно и неподвижно. Всем хотелось уберечь свою шкуру, но еще больше – проехаться кулаком по его хитрющему лицу с мерзкой улыбкой. Кенни спокойно наклоняется к уху мальчика и еле слышно цедит: – Помни, где ты находишься. Здесь есть определенный свод правил, которых ты должен придерживаться. Одно из них – держать свой рот на замке. Знаешь ведь, что будет, если ты ослушаешься. Он так же медленно выпрямляется и неотрывно смотрит на мучающегося Бертольда, будто намекая, какие последствия ждут Армина в случае чего. В спину старику смотрели оба и явно не с хорошими пожеланиями. – Армин, не слушай его, – подбадривает Эрен, наблюдая за другом, который сейчас находился еще более в худшем состоянии, чем обычно. Он сидел неподвижно и совсем не моргал, глаза дергались, как будто бы он вот-вот заплачет от такого давления. – Мудак, – Жан с чувством ковыряется в тарелке, будто вымещая на неповинной каше всю злость и накопленное раздражение. Колокола бьют – пора заканчивать с завтраком, которого по сути и не было. Голодные и недовольные парни тяжело вздыхают. Когда выдастся поесть в следующий раз – непонятно, а что там на обед – никто не знает. Йегер во всех красках представляет суп из тушенки и морщится. Какой кошмар, он действительно не протянет так долго. – Знаете, что? – многообещающе начинает Кирштайн. – Давайте соберемся на заднем дворе после послушания. Дверь за лестницей. Там все и обкашляем. Парень встает из-за стола и скрипит... кроссовками? О боже, он серьезно? Кроссовки под рясу? Одежда священнослужителей и спортивная обувь? Это что-то новенькое. Надо не забыть спросить, откуда он такого набрался. – Армин, ты иди на послушание, а я позже догоню и отнесу за тебя посуду, идет? – Йегер пытается разрядить обстановку, улыбаясь, но ему в ответ лишь сухо кивают. Арлерта можно понять. Только у журналиста есть еще кое-какие планы, связанные с его работой. Пару вопросов и все, правда. Так что, когда блондин скрывается из его вида, Эрен юрко добирается до Бертольда, очень надеясь, что не спугнет его. – Привет?... Я Эрен. А тебя как зовут? – осторожно начинает тот, чувствуя себя нелепо. Он как будто разговаривает с ребенком. Парень в ответ молчал и иногда дергал плечом. На нервной почве, что ли? Или он что-то пытался донести до Эрена? Предупредить? Йегер оборачивается по сторонам, но на них все еще не обращают внимания. – Ты как себя чувствуешь? – Нет, нет, нет, нет, нет, нет, – в бреду повторяет Бертольд несколько раз, при этом покачивая головой в разные стороны. – Что такое? – Я не скажу… – Почему? – Мне сделают больно. Мне обязательно сделают больно. – Подожди… – Я ничего не расскажу! – Бертольд срывается на крик, а после лихорадочно смеется. Эрен столбенеет после того, когда послушник прокусывает собственный язык до крови, как бы в подтверждение своим словам. Это видно по выступающим капелькам крови на губах, Бертольд грубо стирает их жесткими бинтами. Нет, Йегер ошибся. Он разговаривает с психом.