Один, два, три...
Именно столько миганий в десять секунд делает старая оголенная лампочка около кровати Эрена, если эту имитацию лежанки можно назвать таковой. Он не знает точно, во сколько очнулся и который день находится в этой камере, соображать дается туго. Не то что головой мыслить, но и просто встать проблематично – спину жгло и саднило. Прикасаться кончиками пальцев ровнялось адской боли, Йегер еле сдерживал болезненный стон. Недавние пытки над ним Эрен точно не забудет, даже находясь под эффектом какой-то неизвестной жидкости, которая, возможно, все еще течет у него в венах. Лежать приходилось только на правом боку, а единственным занятием было пялиться в настенный светильник, отдающий зелеными бликами. Журналисту никто не скажет, что с ним будет дальше и где сейчас его товарищи, если они все еще считают Эрена другом после его фееричного краха. Йегер один на один с собой в этой мерзкой маленькой комнате из сырых стен, от которых веет холодом. Свободой. Хочется наружу. Второе пробуждение произошло спустя несколько часов после первого, и далось парню так же трудно: тело ломило при каждом незначительном движении, а голова раскалывалась так, что даже лежа перед глазами все плыло. Пошипев от боли, словно ядовитый змей, Эрен попытался сесть, преодолевая желание упасть обратно и дожидаться своей смерти, на которую его обрели. Но нет, Йегер слишком упертый. – Думали, что я молодым подохну? – с толикой радости хрипит себе под нос журналист, с трудом делая каждый вдох. Он упирается кулаками в матрас и хищно улыбается, проклиная черта Аккермана. Мимолетом осматривает столь узкие габариты одиночки: дверь, унитаз и шаткая деревянная тумба с ящиком. Комната будто является порталом в какую-нибудь из палат психбольницы. Эрен дергает за ручку, но там его встречают лишь какие-то черные крохотные насекомые, которые моментально бросились врассыпную от испуга. Отвратительно. Йегер поморщился и задвинул ящик. С этой секунды он больше не будет к нему прикасаться. Следующим пунктом исследования для пленника стало узкое окошко в двери, с каким-то размытым стеклом. Эрен пытался вытянуть шею и что-нибудь там разглядеть, хоть одного человека! Но тщетно – слишком высоко. Деваться некуда. Журналист закусывает губу и через силу встает на ноги, опираясь правой рукой о койку, а левой – о стену. Когда ступнями он чувствует ледяной пол, парня пробирают мурашки. То ли от резкого прикосновения к холодному, то ли от жара, из-за которого Эрен ощущает себя расклеенным. С каждым шагом его будто затаскивает в вязкую пучину бессилия. – Скорее ты сдохнешь первым, сучий жалкий старик, – проговаривает Йегер вслух на родном японском, ведь точно знает, что Кенни этого не услышит. Хотя, где-то в глубине, он всеми фибрами души мечтает сказать ему такое в лицо. Много чего сказать, да так, чтобы яд с языка капал. Преодолев это небольшое, но мучительное расстояние, Эрен с чувством вцепляется в раму стеклянной вставки на двери и повисает снизу, пытаясь рассмотреть хотя бы очертания находящегося по ту сторону. А потом вздрагивает и отпрянывает, когда к камере начали приближаться. Йегер отчетливо слышал мельтешащие уверенные шаги, этот «кто-то» очень торопился. Еще более страшно стало, когда начал поворачиваться ключ в скважине. Страшно от незнания, ведь не сможешь предугадать: это спасение или продолжение тех пыток. В голове лихорадочно генерируются не самые позитивные мысли, он ощутил дежавю. В узком стеклышке не разглядеть даже образ человека, который пытается попасть в эту комнату. Кто-то очень низкий. На ум приходит только один такой парень. – Леви? – слетает с уст журналиста. – Не ори, – сипло отвечает Аккерман. В одной руке он держал какую-то металлическую ёмкость, наполненную медикаментами, другой же закрывал дверь. – Где Жан и Армин? – Успокойся, находятся в соседних камерах. Ложись на живот. Эрен приоткрыл рот в попытке еще что-то сказать, в мыслях творилась неописуемая каша, но переварить ее не давали: – У нас мало времени, хватит столбом стоять, – Леви с громким звуком ставит «аптечку» на тумбу, и тянет руки к плечам Йегера, дабы приспустить большую черную рубашку, больше напоминающую тюремную робу. Парень ведет плечом и делает маленький шажок назад. Не шажок даже, а просто движение ступни. Не разрешает. – Сам? – Аккерман заглядывает ему в глаза, в ожидании услышать ответ. Эрен чувствует его горячий выдох в шею. Долго ждать не пришлось – спустя мгновение он все-таки сдается и отрицательно мотает головой: – Снимай. Здесь душно, нет окон. Хлопковая ткань скользит по загорелым рукам и останавливается на пояснице, Эрен придерживает ее пятерней. Койка прогибается и скрипит под весом обоих. Леви сидит на краю кровати, перебирает склянки, встряхивает бутылочки с растворами. Йегер догадывается, что он будет делать. Он не видит парня, пялится в серую грязную стену стеклянными глазами и судорожно вбирает воздух через сомкнутые губы, когда пропитанная мыльной водой ватка прикасается к истерзанной спине. Жжет. – Это он тебя послал сюда? – спрашивает с трудом, вцепляясь в подушку. – Нет, – твердо произносит Леви, вновь прикладывая примочку к телу Эрена. Тот шипит пару секунд, племянник это пережидает. – Я его ненавижу. – Разве? По тебе и не скажешь, – криво ухмыляется журналист. – Не болтай попусту. Лезешь, куда не надо. На ’'ласковый’' упрек Леви заткнуться и не мешать ему, парень все-таки выбирает свой вариант – воспользоваться случаем и добиться своего: – Не хочешь мне ничего рассказать? – Нужно ли? – сходу ответил вопросом на вопрос племянник. – Почему ты такой любопытный? Голос Аккермана звучал как-то по-особенному непривычно: слишком спокойно, отчасти расслабленно. Будто он слишком устал за сегодня, сил на ругань и упреки уже не осталось. Леви и так-то был не слишком разговорчив, но сегодня на него что-то определенно давило. Эрен видел это. – Мне нужно узнать, что за бесовщина здесь вообще происходит, — честно признался Йегер, а после отшутился, – или я попытаюсь сбежать еще раз. – А в следующий раз мы уже свяжем тебе ноги, либо совсем без них останешься. Как тебе перспектива? – Да у тебя рука не поднимется. Реакция не заставила себя долго ждать – Леви с чувством надавливает на ожог, что является немым ответом Эрену. Мол, рука-то еще как поднимется, ты не сомневайся. Йегер кусает губы от боли и смолкает, сказать больше нечего, да и уже не хочется. Давящая тишина становится новым гостем в этом помещении, оставляя на душе обоих нехороший осадок. Диалог будто не окончен. – Из нас двоих здесь я священнослужитель и обычно мне исповедуются, – спустя долгую паузу выдает Леви. Эрен чувствует, как мокрая вата сменилась на сухой платок. Аккерман аккуратно водил мягкой тканью по оголенной коже, пытаясь впитать в нее всю влагу. Журналист чувствовал, что тот затаил дыхание. Даже отчего-то захотелось посмотреть на его лицо, хотя представить вполне возможно. – Может сегодня поменяемся ролями, м? – Йегер, ты меня раздражаешь. Леви произносит это устало и на тяжелом выдохе. Эрену уже кажется, что он вновь «сливается» с ответа, но в этот раз он ошибся: – Я из Германии. Греция, на самом деле, никогда меня не привлекала. Мне пришлось переехать сюда вместе с дядей, когда мои родители погибли из-за несчастного случая. В детстве мы с ним редко виделись, но никогда не общались. Кенни изредка приходил к нам в гости на праздники, так что я, будучи мелким пацаном, постоянно пугался, когда видел высокого мужчину в шляпе у порога и убегал в свою комнату. В один день он пришел точно так же к нам в дом, родители тогда задерживались на работе, и я подумал, что это они. А оказалось вот как. На вопросы об отце и матери Кенни не отвечал, посадил меня на плечи и спустился к своей машине. Мы покинули страну. Он замолчал на какие-то считанные секунды, оставляя Йегера в мучительном предвкушении, пока открывал тюбик с кремом. Это был последний пункт в обработке химического ожога, так что, можно сказать, процедура почти окончена, а значит Леви должен скоро уйти. Эрен насторожился. – Старик обеспечивал меня, нанял гувернера для моего образования, но родителей никогда заменить не смог. Не знал, что такое любовь и забота, – Аккерман горько усмехнулся. – Когда меня добивал юношеский максимализм, лет в четырнадцать, я жестко загонялся по этому поводу, даже хотел сбежать от дядьки, и, знаешь, лучше бы сделал это давно. Когда я окончил пятый класс, он отвез меня сюда, в Монастырь Святого Луки. Промывал мозги важностью веры в религию, говорил о Господе, учил молиться. Кенни постоянно пропадал здесь, так как под его надзором находилось много послушников. Вскоре мне тоже пришлось переехать вслед за ним и вот тогда моя жизнь окончательно пошла под откос. Будучи совсем мальчишкой я мало что понимал, но то, что люди пропадали здесь, только слепой не заметил бы. А еще я был любопытным, прямо как ты, так что и сами пытки я как-то раз подсмотрел. Сначала они были моральными, после – физическими. – И зачем все это? Эрен приподнимается на локтях и смотрит на Леви, но зрительный контакт не сходится. Тот полуприкрытыми глазами уставляется в пол, подбирает слова. Журналист понимает, насколько тяжело ему дается сейчас этот монолог, и в успокоительном жесте тянет племянника к себе за впалые щеки, невесомо трогая фарфоровую кожу. Пальцы Эрена ледяные, там, где он касается – приятно. Аккерман молчит. Пульс в висках ощущается все отчетливее. – Да даже я не знаю, что у этого сумасшедшего в голове, если честно. Мне он постоянно заливает про то, что все это «богатство» перейдет мне в наследство, когда старик будет при смерти. И вот тогда он мне всю правду преподнесет как на ладонях. А пока я даже тут особой роли не играю. – То есть, не знаешь вообще ничего? – в полголоса спрашивает Йегер, слышно нотки разочарования. – Ты меня настолько недооцениваешь? Есть… кое-какие подозрения на продажу органов. Эрен встревоженно вскинул брови. – Снотворные в той дозе, в которой заставляет раздавать Кенни – смертельны, от них жесткая побочка, а после передоза тела пропадают. Смекаешь? – Просто скажи, что это неправда, – парень закрывает глаза ладонями, позже ведет их выше, к вискам. «Неужели все настолько плохо?» Послышался удар тяжелой двери – знак, что вечер встреч должен подходить к концу, ведь кто-то находился рядом и мог увидеть их за этой «светской беседой». Однако Эрен так не считал: – Почему ты до сих пор не сбежал? – шепотом произносит он, не сводя взгляда с выхода. – Я думал, но куда мне идти? – Слушай, – начинает лихорадочно парень и облизывает губы, – смотри на меня. Мне плевать, что будут со мной делать после каждой попытки сбежать отсюда, но я все равно сделаю это. Кирштайна ждет девушка, а Армина я взялся вылечить в одной из наших Японских больниц. И думаешь после неудачной попытки я брошу это? После риторического вопроса Йегер смолк, будто бы и правда ждал ответа. – Я журналист, Леви. Ебаный журналист желтой прессы. Шел сюда за несуществующей мистикой, чтобы побаловать народ. Но тут совсем другое. Я буду нескончаемо счастлив, если принесу Смиту несколько живых людей, а не статью в журнальчик за несколько йен. Так что, пока я чахну в этой камере план надумается быстро, время у меня точно есть. – Дурень, совсем ты жизнь свою не ценишь, – племянник устало прикрывает тяжелые веки и запускает ладонь в мягкое безумие на голове журналиста. Перебирает каждую прядь, слегка оттягивает ее. Тут Йегер решает поумерить свой пыл, и помолчать в руках Аккермана. Они не собираются ничего больше делать, серьезно, обычное молчание в компании друг друга почему-то успокаивало. Им нужно было это после всего того, что они прошли. Эрену хорошо. Ведь в каждом огромном минусе можно найти хоть незначительный плюс, правда? – Так поможешь? Леви кратко кивает. Он не знает, правильно ли поступает полностью положившись на этого миловидного паренька с революционными замашками в голове. Но что-то внутри подсказывает ему, что он не прогадает. – Спасибо, – выдыхает Эрен, провожая Аккермана взглядом. – И Армину передай, чтобы не загонялся там, а Кирштайну – не вредничать. Тот после напутствий задержался. – Как скажешь. Бывай, журналист. Тетрадь твою потом занесу, не дай бог увидят еще, – произнес Леви с подтекстом на то, что уже давно раскрыл личность Йегера. После дверь захлопнулась. Эрен вновь оказался будто в своем вакууме.***
Казалось бы, что могло измениться за два месяца? – Ты идешь? – тихо спрашивает блондин, складывая руки за спиной. – Я скоро. Например, тот же Армин – мальчику обкромсали волосы. Раньше они мягко лежали на хрупких плечах, а теперь светлые пряди еле доставали до ушей. «Монахам запрещено стричь волосы» «Его хотят изгнать?» Арлерт пользуется каплями для глаз, у него лопаются капилляры от слез. Говорят, что, находясь в одиночке он часто кричал, как сумасшедший. Эрен не мог в этом убедиться – Армина сразу перевели в палаты для тяжелых случаев. Он стал абсолютно невменяемым человеком. Мальчишеские нервы просто не выдержали. Теперь парню приходится вкалывать тяжелую такую дозу успокоительных. Долго он не протянет. Все это понимают, просто молчат. Здесь всегда молчат. Когда Йегер думает об этом навевает какая-то саднящая тоска, сдавливающая легкие. – Помоги, – он слабо кивает позади себя, ожидая помощи. Армин никогда не откажет. Застежка на новой рясе не поддавалась журналисту, тянуть руки за спину было больно. Кожа хоть и затягивалась, но отвратительно медленно. Она выглядела будто один большой шрам: весь в алых буграх, неровностях. Такая себе метка, оставшаяся на всю жизнь. Эрен через зеркало видит, как Армин немного приподнимается на цыпочках, дабы дотянуться до верхней пуговицы. Пару секунд мешкает, оглядывая спину парня. От такого мерзкого зрелища поджилки трясутся. – Что они сделали? – аккуратно интересуется послушник, поминутно отвлекаясь на отражение Эрена. – Это из-за кислоты. Не пекись, уже почти ничего не болит. Арлерт многозначительно хмыкает. – Ты похудел. – Еще бы. Но Леви часто приносил мне еду, так что не жалуюсь. Когда Йегер перестает чувствовать невесомые касания он разворачивается лицом к Армину – тот закончил. Журналист смотрит ему в глаза, замечает широкие зрачки. Тишину накрывает шумным выдохом Эрена. – Все? – неестественно спокойно спрашивает блондин. Йегер никогда не слышал его таким. Они сейчас будто находятся дома и наряжаются перед рождеством, ожидая гостей. Но все не так. Развей иллюзии – ты стоишь в холодной комнате с давно нештукатуреными стенами и грязными окнами, в которой немало людей полегло. Перед тобой друг под веществами, ведь только они позволяют больному разуму держать себя в руках. Никого больше. Тихо настолько, что слышишь, как свистит ветер за окном. Мурашки невольно бегут по плечам. – Армин, – Йегер взял того за руки. – Ты простишь меня? Светлые брови вопросительно изогнулись. – Ты думаешь я сержусь? – Да кто знает. Мне будет спокойнее, если я лично услышу ответ. – Не придумывай себе ничего, – Арлерт слабо сжимает его ладони, подминая губы. – Пора выходить. Эрен согласно кивает. После этого на какие-то секунды чувствуется оживление. Блондин ступает за порог, ждет Йегера, а он останавливается. Глаза бегают по въевшейся в мозги мебели, он будто пытается ухватиться за них, ведь видит эту спальню в последний раз. Через несколько минут от нее ничего не останется, один пепел. Все сгорит. И в этот раз права на ошибку уже точно не будет.3 декабря
Пламя
– Ну привет, виновник торжества. Сто лет не виделись, – с горькой улыбкой приветствует Эрена Жан и врет. Виделись они вчера. Кирштайн выглядел стойко, будто два месяца в камере прошли для него в пару деньков, просто как жизненный урок. Только вот борода парня заметно отросла и впали щеки. Жан предпочитал не рассказывать, что творилось, когда он находился взаперти. На самом деле Йегер должен был выйти из одиночки только через неделю, но возмущенный с утра Леви потревожил его, объясняя это тем, что сегодня к ним наведываются попечители. Да-да, те самые, кто оплачивает еду и кров этого поганого места. А потом забирают тела для своего черного рынка. Есть такая вероятность. Самая жуткая теория, но почему-то Эрен верит только в нее. Двадцать минут в душе, чистая выглаженная ряса и они тут – в главном зале монастыря. Встречают гостей с натянутыми улыбками, на которые смотреть тошно. Особенно на Кенни, который, кстати, даже не смотрит на него. Будто специально. Ублюдок. – Ты рассказал ему? – хриплым шепотом спрашивает Кирштайн и косится на Армина. Троица стоит в самом конце толпы. Их не увидеть, даже если приподнять голову. Святой Отец о чем-то распинается гостям, активно жестикулирует. Что за актер погорелого театра? И кто для кого устраивает это представление? – Не успел, – Эрен кривит губы, а сам старательно вытягивает шею, выискивая взглядом Леви. Жан презренно цыкнул языком. Вчера племянник разрешил этим двоим увидится, чтобы обсудить все тонкости плана и логически связать все нити. Продумать исход ситуации наперед, выдвинуть свои предположения. На что Кирштайн уже успел пошутить про то, как быстро оттаяло сердце «Кая из Снежной Королевы». Аккерман согласился помочь им, внимательно слушал и впитывал в себя информацию, подобно губке. Сегодня он выполнял главную задачу. Считай, от Леви зависело все. Только загвоздка в том, что Армин не знал, поэтому затаилось волнение насчет его реакции. Кто знает, что может прийти к нему в голову? Все чувствовали себя словно на иголках. Даже Жан, которого хлебом не корми – дай пропустить шутку, сейчас молчал и нервно теребил край священного одеяния. Эрен краем глаза заметил гематомы под его длинным черным рукавом, который слегка задрался. – Как давно он ушел? – журналист переминается с ноги на ногу. Воздух резко стал каким-то тяжелым. «Это из-за волнения или…?» – Все. Пошли! – рявкнул Аккерман, грубо хватая Эрена за руку. Тот появился будто из неоткуда. Жан быстро сообразил в чем дело. Немедля парень потащил за собой Арлерта, они пробирались на задний двор через его параллельные вопросы. – Армин, замолчи! – цедит Жан, недовольно хмуря брови. Времени ничтожно мало. Сейчас будто перевернули песочные часы и с каждой крупинкой их жизни все ближе к концу. Нужно торопиться. Рваться, ни смотря ни на что.Сорок, шестьдесят, восемьдесят, сто…
Столько ударов делает сердце Йегера примерно в минуту. Бьется с бешеной скоростью, будто бы он лежит на операционном столе. Здравый разум затуманивается, прямо как когда вводят наркоз. Остаются одни инстинкты. Обязаны выйти наружу. Как можно быстрее. – Ты все сделал? – быстро кидает Эрен, словно на ветер. Ему был не так важен ответ, если честно. Какое-то будоражащее ощущение внутри не давало ему собраться. – Ага. Обвел кухарок вокруг носа, мол, мне нужно продегустировать еду для попечителей, а там дело с концами. Взывать пожар – проще простого, а вот сбежать из горящего помещения и не задохнуться от дыма… Послышался истеричный крик одного из послушников. Песчинки стремительно убегают на дно часов. – Не-а, м, нет! – вырывается Армин и отрицательно крутит головой, оставаясь на месте, будто его ботинки увязли в сыром бетоне. – Я не пойду туда! – Хорош уже, совсем жить расхотелось? Лезь сюда! – Аккерман жестикулирует в сторону двери запасного выхода под лестницей. Арлерт стоял, не шелохнувшись. На заднем фоне мальчишки происходил ад, все незамедлительно рушилось, огонь распространялся, точно по цепной реакции. – Армин, мать твою! – Жан лихорадочно хватает того за рукав рясы, тянет на себя, но бесполезно. Абсолютно бесполезно. Легкие постепенно наполняются дымом, чувствуется неприятный осадок. Эрен кашляет, надрывисто и сухо, но все равно телом наваливается на упертого послушника, растрясывая того за плечи. – Приди в себя, ну же! Послушай меня, просто послушай! Дома тебя ждут родные, мама и папа. Они огорчатся, если потеряют такого сына, как ты! Если мы сейчас сбежим отсюда, то исчезнут кошмары, а за ними и голоса в голове. Ты же мне веришь, Армин? Пожалуйста, – Йегер практически срывает голос. По щекам блондина бегут слезы, он не поднимает на парня глаз. Ему стыдно? Армин не может перебороть себя и рассказать о чем-то очень значимом для него, что является причиной упорства? Сейчас не время. – Бегите! – кричит Арлерт и с чувством толкает журналиста. Благо, того от падения удерживают руки Аккермана. Затем грохочущий треск. Перед ними упала деревянная балка, которую стремительно поглощали языки пламени. Однако, юноша остался жив – через плотную пелену дыма Жан уловил его силуэт, убегающий на второй этаж. – Армин, стой! Обстановка накалилась до предела. – Леви! Ты где? – все трое слышат омерзительный старческий голос, а затем приступ кашля. У племянника от него челюсть сводит. – Хватит, – отрезает Леви и наощупь открывает маленькую дверь под лестницей. Они бежали от этой жизни игнорируя всю агонию, происходящую внутри: истошные вопли, мольбы Бога о помощи, треск древесины. Звуки тотального разрушения накрывают их с головой. Леви бежит впереди – он знает, какой ключ подходит от главных ворот и где в высоком заборе есть задвижка, чтобы как можно больше сэкономить время. Их створки мерзко скрипят, даже где-то в макушке вибрирует от неприятного звука. Леви тащит одну вправо, а Жан взялся за вторую. Парни рванули сломя голову через пустую деревню, направляясь к дороге. Туда, где остановился Йегер в день прибытия. – Не отставай ты, – советует Кирштайн, подгоняя Эрена. Тот молчит, точно воды в рот набрал. Они уже на приличном расстоянии от монастыря, казалось бы, о какой дороге назад речь? Но Йегер будто засомневался. Встал посередине поля, приковав взгляд к горящему зданию. Ни туда, ни сюда. Грудь его сильно вздымалась от тяжелого дыхания. – Ты чего, любоваться собрался? Эрен даже плечом не повел. Если честно, ему совсем не до Жана. Он не может поверить своим глазам: в окне посередине, на втором этаже, на него смотрит… Армин? Быть того не может. Светлый милый мальчишка с небесно-голубыми глазами сейчас предстает как темный худощавый пацан с пустым взглядом, будто у куклы. «Волосы почернели от сажи?» Арлерт стоял как вкопанный, подобно статуе. Он плакал. – Ну? – бывший послушник подходит ближе и касается его спины, чтобы вывести друга из транса. – Бля, больно же, – Йегер кривится и показывает свое недовольство Кирштайну, для полного убеждения, что с ним все в порядке. – Прости? Но ты бы поторопился, а. Эрен бурчит что-то нечленораздельное, а потом вновь поворачивает голову обратно. Арлерта нет. Все это – мираж, плод фантазии на нервной почве. В районе сердца что-то кольнуло. Армин. Армин! – Ну вы где там? – недовольно кричит Аккерман не своим голосом. – Сейчас! Теплый ветер приятно обволакивает кожу, дует навстречу. И глаза слезятся, только... непонятно от чего: это все искры от огня или потеря Армина не дает ему покоя? На самом деле, хотелось выплакаться просто так. Запрокинуть голову назад, подставить лицо серому небу и отдаться душевным порывам. Под ногами шуршит низкая сухая трава, легкие спирает от переизбытка эмоций. Одновременно и плохо и хорошо, непередаваемое чувство. Из-за паники каждую секунду было ощущение, что ноги Эрена вот-вот споткнутся и он встретится носом с землей. Руки дрожали, а по вискам ручьями стекал липкий пот. – Ты как? – с короткими расстановками спрашивает Леви, останавливаясь около трассы. Йегер молча припадает к его плечу лбом, переводит дух. Тихо. «Что сегодня произошло?»Один, два, три…
Столько осталось в живых.