***
Я вижу твой мотоцикл. Уходи из бара. Я не один, — пишет Тэхен, припарковываясь на стоянке рядом с заведением, где сейчас пропивает остатки своих нервов и желания жить Юнги.Уведи его, я хочу побыть здесь.
Намджун-хен ждет тебя дома, — отправляет сообщение Тэхен и заходит в бар, оглядывает, заметив нужную ему макушку, подходит и натягивает объемный капюшон черного худи. — Иди на хуй, — проговаривает Юнги, играя со льдом в полупустом стакане. — Я останусь тут, делай, что хочешь. Намджуну передай, что я поеду к себе, — хрипит Мин, даже не поднимая глаз. — Я не пущу тебя за руль, Мин, — шипит ему на ухо Тэхен, выхватывая бокал. — Я вызову тебе такси, а завтра заберу мотоцикл. — Удачи, красавчик, — вскакивает с места и выхватывает кожаную куртку со спинки стула. — Передай Киму: пусть ночью не скучает! — Юнги уверенно вышел из бара, натягивая косуху на плечи. — Стой, Ким Минджун! — вылетая следом, кричал Тэхен. Но ему лишь подмигнули, отсалютовали двумя пальцами, заводя двигатель недавно купленного мотоцикла. — Ты псих! — ответ на последнее высказывание был красноречивый: Юнги показал ему средний палец и укатил, пуская в лицо облако пыли. — Тэхен, все в порядке? — Чонгук подбежал к парню, хватая его за руку. — Он что-то украл? — Нет, все в порядке, просто знакомый, — Тэхен улыбнулся и развернулся к Чонгуку, что уже готов был рвануть к машине. Только не сегодня. Он точно не хочет видеть его. Мину и так плохо от полученной информации, ему не нужна причина этой информации. И Юнги хочет заглушить рев внутреннего зверя ревом мотора. Ему нужен адреналин. Ему нужна реальная смерть. Потому что он считает, что его уже невозможно собрать. Он мчит из города, прочь от перекрестков, от светофоров. К окраинам Бруклина. Он купил его ровно неделю назад. Маленький домик на отшибе, где есть лишь маленькая кухня, крохотный диван, кровать и главная причина покупки — старое пианино. Сухой деревянный дом, что буквально пропах стариной. Каждая его дощечка хранит в себе историю жизни какого-нибудь проходимца. Бросает куртку на пол, присаживаясь за инструмент. Черно-белые клавиши рябят перед глазами. И все сознание плавится из-за одной мысли. Он предал. Он обманул. Обманул, глядя в глаза. Он выстрелил. Выстрелил в самое сердце. И попал. Чонгук. Его лицо, еще детское, не искореженное болью и не изуродованное бессонными ночами. Он видит его каждый раз, как закрывает глаза. Видит его улыбку. Но сейчас эта детская невинная улыбка превратилась в едкую ухмылку. Он снова протянет руки к нему. Но сейчас они будут испачканы кровью. Его убил Чонгук. Мысль о том, что выстрелил Чонгук, делает еще больнее, чем само ранение. Та мысль разрывает его изнутри, мучает, показывает иллюзии, что он не хочет видеть. Ему больно. Он простит выстрел. Простит трусость. Но точно не ложь. Он кричит. Думает, что он сможет заглушить все то, что сейчас бушует у него в душе. Зовет на помощь Всевышнего, хотя знает, что давно проклят. Знает, что не дождется ответа. С силой бьет рукой по клавишам, заставляя пианино, что безнадежно взвыло свою последнюю песнь, раскрошиться, как пазл. Клавиша за клавишей рассыпались на полу, в след за всем тем, ради чего Юнги хотел жить. Его грудь разрывает до сих пор незнакомое ему чувство. Отчаяние. Оно буквально разъедает Мина, словно кислота, растворяет. А Юнги позволяет себе утонуть в этом. Растворяется в едком дыме сигарет, которые он прячет от Кимов, как школьник, шкирясь по углам. Бросает фильтры на пол, наблюдая за тем, как остатки табака догорают, подпаливая сухое дерево. Самокрутка, выуженная у какого-то парня на углу, горит ярче, своим кислым запахом окутывая всю комнату. Еще немного — загорится все. Мин лишь обрадуется такому. Первые язычки пламени начинают появляться на мелкой стружке пыли, сильнее подпаливая мелкие щепочки. Запах табачного дыма смешивается с запахом горелого дерева. И кажется, что еще чуть-чуть, и пламя дойдет до газового баллона. Всего полметра разделяют Мина и смерть. — Юнги!!! — Намджун забежал в дом, словно личный отряд спасения. — Ты сейчас загоришься! — туфлями он начал прибивать только разгорающиеся жердочки. — Очнись, идиот! Приди в себя, Юнги! — Юнги лишь безумно улыбался, тихо смеясь. Он поднял взгляд, полный боли и разочарования на парня, и глазами указал на кухню. На тот самый красный баллон, который вот-вот мог взлететь. Намджун хватает парня на руки и замечает, что тот стал еще легче, чем был. Он кладет Юнги на заднее сидение, а сам берет бутылку воды из багажника, чтобы остатки тлеющего дерева не спалили этот домик к чертям собачьим. Он зол: зол, что Юнги так беспечно относится к жизни. Он садиться в машину и смотрит назад, на Юнги, который глядит на светильники на крыше машины и рисует узорчики пальцами. — Юнги? — Намджун начинает спокойно. Парень совсем не реагирует, продолжая копаться в своем сознании, укачанный травкой. В мыслях он все еще в доме, вырисовывает пальцем язычки пламени, которые бушуют у него в голове. — Юнги? Зачем ты это делаешь? — чуть громче спрашивает Ким, тормоша парня за плечо. — Потому мне больно, — у него пьяная, совсем невменяемая улыбка, тихий и почему-то звонкий голос. — Потому что я знаю, что в меня стрелял Чонгук. Всю дорогу Юнги овощем лежал на заднем сидении, утопая в видениях, что трава посылает ему. И он почему-то рад этим картинкам. Рад Чимину, который как обычно вечером смотрит с ним фильмы, пытается отобрать попкорн и оглушает звонким писком. Видит Чонгука, который обнимает его и шепчет что-то успокаивающее. Все это кажется таким реальным и он в кои-то веке рад, что взял телефон того парнишки. Его словно игрушку несут в дом, оставляют на диване, а он все еще не видит никого, кроме брата. Он все еще держит его за руку и смотрит в глаза. — Чимин-а, не висни надо мной, — он несильно отталкивает Намджуна. — Я устал, давай уже спать. — Тэхен, это наркотики? — Ким старший садится на журнальный столик, внимательно смотря на друга. — Ну, глаза у него красные, плюс галлюцинации, так что, скорее всего, это трава; отоспится, и все будет нормально, — Тэхен подошел к брату и положил руку ему на плечо. — Я уже устал, Намджун. Он словно подросток. — Он потерял семью, спасая меня, Тэхен. То, что он вытворяет — последствия одиночества и тоски, — Намджун положил ладонь на лоб Мину, поднимая пряди. — Больнее ему от того, что стрелял в него его истинный, — Намджун переводит взгляд на Тэхена, что с непониманием смотрит на брата. — Он, можно сказать, потерял себя сегодня. — Хочешь сказать, что Чонгук его убил? — Тэхен готов под землю провалиться, видя, как Намджун утвердительно кивает.***
И снова он в баре. Но он трезв. Как стеклышко. Его окружают бугаи в кожаных куртках, с мощными бородами. Юнги среди них казался совсем крохотным. Сливается он лишь благодаря огромной косухе на плечах. Он ждет. Ждет удобного момента, чтобы начать драку. Видит, как идут трое мужчин с огромными кружками пива, полными до краев. Намеренно резко отодвигается, толкая одного из бугаев, запуская цепную реакцию падения. — Слышишь, ты, вобла в коже, ты страх потерял? — роняя кружку с пивом на пол, крикнул первый. Видят, как Мин намеренно уходит в противоположную им сторону. — А что, закусить хочешь? Или хуи товарищей поднадоели? — Юнги смеется, видя, как закипают, и ногой задевает деревянный барный стул, роняя его прямо перед мужчинами. — Оставить номерок? — снова усмехнулся Мин, первым получая в челюсть. Юнги тряхнул головой, снова поднимая глаза на красных от злости мужиков. Следующий удар был за ним. Он замахнулся и четким ударом попал в солнечное сплетение мужчине, заставляя его немного скорчиться от боли: удачный момент, чтобы добить. Юнги с каким-то благоговением схватил того за голову и резко ударил о коленку. Мужчина упал без сознания, снова ударяясь головой, но уже за упавший стул. — Батюшка, позволь мне замолить свои грехи, — обратился Мин к товарищу, у которого была самая длинная борода. Тот кинулся на него с кулаками, и Юнги успел выхватить кружку с пивом прежде, чем тот ударился головой о барную стойку. Юнги усмехнулся и сделал пару глотков из кружки, выхваченной у мужчины. — Слушай, — потянул он, — охрененное пиво, под воблу самое то, — не успел договорить Мин, как третий бросился на него, удачно попадая по виску. Юнги немного растерялся и отшатнулся в сторону, чувствуя нарастающий гул в голове. Мужчина повторил удар, но уже в глаз. Уже видя в один глаз, Юнги замахнулся кружкой, что все ещё держал в руке и с силой приложил по затылку мужчине, от чего тот упал к товарищам на пол. — Вот дерьмо, — сплюнул он слюну с кровью, замечая покраснения в районе переносицы и уже синеющий глаз. В заведение залетел Тэхен, оставив несколько купюр по сотне долларов на барной стойке, вытащил Юнги за шкирку из бара. Закинув на переднее сидение своей машины Мина, Тэхен сел за руль. — Давай, вперед, я хочу услышать, какое я дерьмо, — засмеялся Юнги, откидываясь на спинку сидения. Но Ким молчал, и это молчание угнетало. — Скажи хоть что-нибудь, — практически взмолился Мин, смотря на друга. Ким даже не смотрел на Юнги. — Что я должен сказать? Ты и сам все знаешь, хен, — он говорил спокойно, почти шепотом, что еще больше злило Мина. Он нашел стаканчик из-под кофе, снова сплюнул не останавливающуюся кровь. — Я могу лишь сказать, что ты обезумел, Юнги. А он прав. Уже давно крыша уехала, даже попрощаться не успел. От этого Мину смешно. Он теряет все рамки, теряет разум, теряет себя. Ничто больше не терзает его днем. Днем он ищет лишь приключения. Драки, гонки, наркотики. — Что ты еще не попробовал, Юнги? — Тэхен наконец перевел на него безразличный взгляд. — Шлюх? Я могу снять, мне не сложно, лишь бы успокоить тебя, — ухмылка вмиг слезла с лица Юнги. Безумный оскал исчез. Как по щелчку Юнги заклинило. — Я предлагал тебе помощь, чтобы решить твою проблему, но ты послал меня, причем к Чонгуку, — он услышал тяжелый выдох. С каждым словом Кима состояние Мина становилось все более подавленным. — Ты выбрал ярость и месть, а не смирение и прощение. Ты сам себя разрушил, Юнги.