Любовь по завещанию

      Чувствую, как холодеет в груди. Страх, мерзкий и липкий, почти ощутимо расползается по нутру, окутывая тело ледяной коркой.       Больше не медля, срываюсь с места и мчусь к выходу. Уже почти час дня, но я искренне надеюсь застать Сэма в его комнате.       Распахиваю дверь и, оказавшись в коридоре, поворачиваю за угол, замечая поднимающегося по лестнице Александра. Всего мгновение, и я, не отдавая отчета в своих действиях, кидаюсь к мужчине, обнимаю за шею, притягиваю к себе так сильно, будто хочу слиться с ним воедино, почти царапая ногтями пиджак на спине.       Слегка опешив, он замирает на месте, но все же обнимает в ответ, опуская ладони мне на талию. Сердце колотится где-то в районе горла и душит, душит. Судорожно втягиваю воздух, утыкаясь носом в край белоснежной рубашки, прижимаюсь еще крепче. — Смотри, цветочек, и запоминай, как нужно встречать мужа после работы, — слышу знакомый насмешливый голос совсем рядом, и только сейчас до меня доходит осознание того, что здесь мы не одни.       Вздрогнув в руках Алекса, опасливо перевожу взгляд сначала вниз, потом — в сторону. Вот чёрт!       Даже думать не хочу о том, как, должно быть, нелепо выгляжу в чужих глазах. Мало того, что вылетела, словно ужаленная, так еще и практически голышом. Полупрозрачный халатик не в счет. Он скорее открывает, чем прикрывает. И в таком виде я собиралась заявиться к Сэму? Совсем умом тронулась! — Для начала нужно, чтобы этот муж хоть иногда вылезал из своего офиса, — язвительно парирует незнакомка.       Брюнетка в строгом модном приталенном костюме цвета кармин и элегантных черных туфлях. Её волосы убраны в замысловатую прическу, в руке небольшая брендовая сумочка. Красивая, утонченная, полная противоположность мне.       Поймав себя на том, что беззастенчиво пялюсь, спешу отвернуться. — И не забывай про приставку «бывший», — подмигивает ухмыляющемуся Феликсу, который, к слову, совсем не теряется.       Медленно наклоняется к её лицу, шепчет с придыханием: — Это никогда не поздно исправить, дорогая.       И я чувствую себя так, словно подсматриваю за чем-то очень интимным. Между этими двумя разве что воздух не искрит от напряжения. — Только через мое хладное, бездыханное тело! — фыркает, легко отпихивая его лицо от своего.       Слышится тихий мужской смех, и теперь уже обе пары глаз обращены в нашу сторону. — Не познакомишь нас? — нагло окидывает меня взглядом с ног до головы, оценивает.       И я буквально на подсознательном уровне чувствую в этом жесте что-то знакомое. Странно, необъяснимо, но факт. — Агата, познакомься, моя кузина Шарлотта, — кивает в сторону родственницы, но отпускать меня не спешит. Напротив, лишь сильнее жмёт к себе, слегка прикрывая краями пиджака. — Шарлотта, это Агата — моя невеста.       Теперь-то картинка складывается воедино. Не зря её поведение показалось мне отдаленно знакомым. Кровь не вода, как говорится. Но надеюсь, хотя бы не по материнской линии. — Наслышана… — хмыкает девушка весьма громко. — Рада знакомству, Агата — усмехается, прищурив свои глаза цвета капучино, добавляет: — Мы, наверное, подождем в гостиной.       Поворачивается, цокая тонкими каблучками, слегка задев бедром молчаливо наблюдающего за сим действом Феликса, идёт к лестнице. — И что это было? — интересуется Нильсен, вопросительно приподнимая бровь, когда мы остаемся наедине. — Эй, ты чего побледнела? Всё хорошо? — одной рукой аккуратно берет меня за подбородок, вынуждая посмотреть на него.       Чувствую, как начинаю мелко дрожать от резкой вспышки воспоминаний. По сути, в моей жизни были ситуации и похуже, но знобит, словно в лихорадке. — Там, в комнате…цветы… — путаюсь в словах и уже чуть ли не всхлипываю. — Кто-то проник в дом и оставил записку с угрозой, — прислоняюсь лбом к плечу мужчины, пытаясь совладать со своими эмоциями. — Ты уверена? Понимаешь, мы усилили охрану, и это практически невозможно, Агата, — говорит медленно, успокаивающе. То, что в нас начнут стрелять посреди банкета, тоже казалось невозможным.       Неужели он принимает меня за сумасшедшую?!       Изначальный страх сменяется нарастающим раздражением: — Идём! — дёргаю его за локоть. — Сейчас сам убедишься.       Несмотря на внутреннюю тревогу, решительно переступаю порог спальни, бегло окидывая глазами пространство. Какого чёрта? — Ничего не понимаю… — не отрывая взгляд от места, где ранее валялся букет, совершенно сбитая с толку опускаюсь на край кровати. — Готова поклясться, что буквально пару минут назад он был здесь… Не могло же мне это примерещится? Всё было слишком реально. — В последнее время ты пережила слишком много не самых приятных событий, каттен, — Александр присаживается рядом, мягко приобнимая. — Думаю, это все последствия стресса, — снова тот же тон, что и в коридоре.       В груди колется едкая обида. Почему он мне не верит? — Я более, чем уверена в том, что видела, — цежу каждое слово, резко сбрасывая его руку.       Не взирая на то, что знакомы мы без году неделю, мне казалось, что мы прошли через слишком многое, чтобы в итоге ставить под сомнение слова друг друга. Какая же я дура. — Агата… — предпринимает ещё одну попытку взять мою ладонь в свою. Безрезультатно.       Сама не понимаю, почему так резко реагирую на его слова, но остановиться уже невозможно: — Просто уйди сейчас, хорошо?       Вижу, как что-то необычное, еле уловимое проскальзывает в его глазах, как он хмурится и хочет сказать что-то ещё, только ничего не произносит. Сидит еще несколько секунд, после чего едва заметно кивает и делает шаг к выходу. Всего на мгновение замирает на пороге, но всё же уходит, аккуратно прикрыв дверь.       Я же лишь глубже тону в этой вязкой пучине. Подгибаю под себя ноги, сжимаю в ладони тонкий шёлковый рукав и, беззвучно всхлипнув, утыкаюсь в него носом. Да что со мной происходит? _____________ Швеция. Стокгольм. Некоторым временем ранее       Из высокого офисного здания практически вылетела разъяренная блондинка.       Он снова ей отказал! Отшил и умчался к этой… английской стерве. — Vad hittade han just i henne? — практически шипит девушка, просматривая ленту чужого Инстаграма. — Vanlig grå mus! * — мысленно проклиная соперницу последними словами, она даже не замечает прохожего, в которого в следующий момент врезается.       Выронив телефон, который с треском приземляется на асфальт, Эмма едва удерживает равновесие, и лишь чьи-то руки спасают её от падения. — Fan! — выругавшись, резко высвобождается из «объятий» незнакомца. — Titta vart du ska*, — смеряет его взглядом, способным заморозить всё живое в радиусе нескольких метров. — Полагаю, мне стоит расценивать это как извинение? — её грозно сведенные подкрашенные брови мужчину ничуть не трогают. Напротив, довольно скалится, делая плавный шаг ближе. Слегка наклонившись, поднимает с тротуара на удивление работающий гаджет, протягивая его владелице: — Впредь постарайтесь быть внимательнее, — чуть задерживает взгляд на включенном экране с открытым аккаунтом, и его улыбка становится шире. — Какое ещё извинение? — она возмущенно фыркает, поправляя белокурые локоны. — Ваше везение, что он не повредился, — выдергивает мобильный из рук нахала, забавляя его легким акцентом.       Глупенькая, высокомерная…       Идеально. — В таком случае, я с радостью готов загладить свою вину, — он мельком кидает краткий взгляд на явно недешевые наручные часы. — Пообедаем? Думаю, у нас найдется много общего…

_____________

Швеция. Особняк Нильсенов. Наше время       Чувствую себя ужасно. Я словно не я вовсе… Приподнимаю голову с мокрой в некоторых местах подушки, которую уже можно смело выжимать, когда в дверь в спальню открывается, и довольно молодая горничная вкатывает тележку с обедом, вежливо, но как-то натянуто улыбаясь: — Мистер Нильсен попросил отнести еду вам в комнату, — выпаливает быстро и сухо, я же лишь разочарованно выдыхаю. Неужели я надеялась, что за дверью окажется кто-то другой?       Коротко благодарю её и, услышав заветный тихий хлопок двери, обозначающий моё одиночество, вновь даю волю эмоциям. Почему все так сложно?       Ещё и это странное и до ужаса непонятное ощущение тревоги. Словно что-то нехорошее сгущается в воздухе, делая его вязким, удушливым. Лёгкие сдавливает, как при панической атаке, будто горло сжимают и не дают вздохнуть.       Заставляю себя подняться и нетвердой походкой бреду к окну. Распахиваю его настежь, позволяя морозному ветру ворваться в комнату. Облокотившись руками на подоконник, пытаюсь прийти в себя. Ноги кажутся ватными настолько, что добраться обратно до постели не представляется возможным.       Страх медленно пробирается в моё сознание, и уже становится не до шуток. Делаю пару шагов, опускаясь у изножья кровати прямо на пол, прислоняюсь спиной к прохладному дереву.       Пару минут безучастно пялюсь вниз, на растопыренные пальцы на бежевом ворсе ковра, и только сейчас мой взгляд цепляется за то, что вызывает во мне самую противоречивую реакцию — кожа покрывается мурашками, а с губ срывается вздох облегчения.       Листик. Чёртов зелёный листик, по всей видимости, выпавший из того злосчастного букета, валяется недалеко от моей руки. Я знала, что мне не могло примерещиться…       Вот только легче от этой мысли почему-то не становится. Секунда… две… три… я словно муха, застрявшая в сотканной паутине. Понимаю, что нужно уходить, но не в состоянии сдвинуться с места. Мерзкий страх ядом растекается по венам, и я чувствую подступающий к горлу ком. Слюна во рту постепенно становится вязкой и соленой. Держусь из последних сил, постоянно сглатываю.       Пытаюсь дышать глубже, сделав над собой усилие, приподнимаюсь и, таки дойдя до кровати, бессильно опускаюсь на самый её край, подтягивая к себе тележку с едой. Нахожу глазами графин с водой и, пытаясь её не расплескать, наливаю в стакан, почти сразу же его осушая.       Дышать становиться чуточку легче, и я заваливаюсь на бок, скрутившись калачиком, подтягиваю колени к груди. Не знаю, сколько времени проходит — минута или час — когда я чувствую легкое прикосновение к волосам: — Птенчик мой… — слышу мягкий успокаивающий голос.       Так меня называл лишь один человек…       Сердце болезненно сжимается, а в уголках глаз начинает неизбежно щипать. Не могу поверить. — Мама? — несмотря на смертельную усталость, широко распахиваю влажные ресницы, встречаясь с таким знакомым взглядом. Умом я понимаю, что это не может быть реальностью, но разве истосковавшейся по родному человеку душе это докажешь?       До жжения прикусываю губу, сдерживая вырывающиеся всхлипы.       Сколько лет я не видела её? Сколько раз надеялась встретиться хотя бы во сне? Я готова была отдать всё, лишь чтобы вновь почувствовать тепло таких родных объятий…       Родителей не было рядом на мое совершеннолетие. На выпускном тем более. Когда одноклассницы танцевали со своими отцами, я заранее знала, что такой возможности у меня не будет. И было так обидно, до полного отчаяния и злости на собственное бессилие. И всё, что мне оставалось — стоять в стороне, тщательно скрывая боль за фальшивой улыбкой.       А самое ужасное то, что мне было не с кем разделить свое горе. Я видела, как страдает тётя, и просто не имела права сильнее бередить без того не заживающие раны… — Мне так тебя не хватало… — всё же сдаюсь, и слезы прозрачными дорожками текут по щекам, падая на смятую постель. — Если бы ты знала… я так запуталась, мама…       До побелевших костяшек сжимаю кулаки, судорожно глотая воздух. — Все образуется. Ты сильная, девочка моя, — шепчет совсем как в далеком детстве, когда я прибегала к ней, разбив коленку. Тогда она обнимала меня, и казалось, что в её теплых руках можно было спрятаться от всех невзгод в этом мире.       Дрожащая пелена слез вновь появляется перед глазами, и я отрицательно мотаю головой, пряча лицо в ладонях.       Ничего уже не образуется. Жизнь давно разделилась на «до» и «после», и обнадеживать себя, как минимум, глупо. Теперь я понимаю, как причудлива судьба человека, как быстро и резко может измениться твоя жизнь. Преобразиться иногда самым жутким и драматическим образом. Хватает одного жалкого момента. Раз — и реальность перевернута вверх дном.       Хочу опять услышать её успокаивающий голос, но в ответ лишь жестокая тишина.       Открываю глаза, встречаясь с невыносимой пустотой комнаты. Впорхнувший в открытое окно ветер колышет тяжелые занавески. Сердце за рёбрами бьется так громко, что отдает вибрацией в ушах. И холодно, так холодно внутри. «Твои родители могли бы быть живы, могли бы быть рядом с тобой, — отбивается луной в моей голове мерзкий голос. — Но они погибли из-за тебя»       Из легких словно разом выбивают весь воздух. Что, чёрт возьми, происходит? — Нет, нет, нет… — бормочу я, словно в бреду. — Я была совсем ребёнком… я не виновата в том, что заболела. «Но они спешили к тебе!» — слова звучат, словно нож в грудь. Бьют прямо в цель. Проникают в самые глубокие уголки разума, разъедают угрызениями совести, переплетаясь с ядовитой проволокой ненависти. Ненависти к самой себе. — Замолчи. Прошу, замолчи…       Лихорадочно мотаю головой, больше ни на что не способна. Мелкая дрожь сводит тело леденящими волнами. Вибрируют даже застывшие от дикого холода жилы.       Не могу это слушать. Возможно, потому что в глубине души сама так считаю. И от этого становится только невыносимее.       Уверена, это сон. Всего лишь сон, один из бесчисленных и бессмысленных видений. Иначе быть не может.       Невыносимо хочется закрыть уши руками и зажаться где-нибудь в комочек. Сердце рвется из груди, застывает у самого горла, дает перебой. И в глазах темнота клубится. Окружает со всех сторон. Не сбежать. Не вырваться…