Их назовут богами. Книга 1. Седьмая Башня

      Толстые доски высокого крыльца натужно заскрипели под тяжёлой поступью. Ний втянул носом морозный воздух. По утрам всё явственнее ощущалось приближение зимы. Ручей за околицей ночами всё крепче стягивало льдом, который с каждым днём всё неохотнее таял под полуденным солнцем. Воевода опёрся обеими руками о массивные грубые перила и окинул просыпающуюся заставу задумчивым взглядом.       Намедни ворон принёс вести из Стана… от Мин-Лиам… Матери Великой Степи. Такое знакомое начертание рун, полных искренней скорби, растревожило давно окаменевшее сердце субаша, вытянуло из забвения прошлое, в котором он всё ещё безумно любит прекрасную дочь Ар-Вана и её глаза сияют ночными звёздами только для него. Кто же знал, что всё изменится вмиг, в одно неуловимое мгновение. Ниян понимал решение Ар-Вана: кровный побратим ирийских кайсаров был действительно достоин взять в жёны единственную дочь Вождя Вождей. Этот союз был выгоден и степным племенам, и родовичам. Мин-Лиам, как истинная дочь вождя, с гордо поднятой головой приняла судьбу Ай-Ван, а ириец Траян сменил стареющего вождя и сам стал Ар-Ваном.       Быть может, и взбунтовался бы Ний, напомнил, кому она была обещана, но подле чужака с холодным и отстранённым лицом стояла его Мин-Лиам. И только он — Ний — видел в её чёрных глазах тоску и веру в него. Веру в то, что поймёт и примет её выбор. И он покорился.       Ниян понимал и решение Ар-Вана Чаддара отослать их с сестрой из Стана в Загорье. Чаддар не были ни слеп, ни глух и слышал о растущей связи между ирийцем и Ниамой, желал избавиться и от неё, и от Нияна, давно нареченного Мин-Лиам в мужья. Однако дальняя предгорная застава стала для них с сестрой не только заточением, но и спасением. Старый Ар-Ван отправил их достаточно далеко не только от Мин-Лиам и Траяна, но и от тех, в чьи затуманенные горем головы пришли дикие мысли, будто всё случившееся — хитроумный план Нияна, чтобы самому стать Ар-Ваном, убрав каана со своего пути в Большой Шатёр. В эти слухи Чаддар не поверил, но использовал их как весомый предлог, чтобы разом избавиться и от Ниамы, которую в Загорье уже ждал будущий муж, и от Нияна, которого сделал субашем. Ар-Ван отправил их под покровом ночи в окружении верных кешиков и кметов, навсегда оставшихся потом с Нияном. Это поистине было и тёплой заботой в память о давнем друге, и холодным расчетом.       Минуло немало лет с тех пор. Застава окрепла стенами, ощетинилась башнями, широко раскинулась базарной площадью, обросла вокруг деревнями родовичей и становищами степняков, соединяя в себе наследие двух таких разных народов. И Ний правил здесь безраздельно. Мудро. Сурово. И почти забыл, почему он оказался здесь. Почти…       Поднявшийся ветер трепал выцветшую алую ленту, повязанную его младшей безвременно ушедшей сестрой на ветвь раскидистого дерева, посаженного ими в день, когда Ниама рассказала, что ждёт ребенка. Сколько счастья было, когда сестра родила мальчика. Крепкого. Как мать — красивого. Большеглазого…       Быть может, и был Траян мудрым Ар-Ваном, сильным правителем и надёжным союзником, но в Нияне только при мысли о нём кипучей волной поднималась лютая ненависть. Этот ушлый, скользкий, как степной кунь, чужак за прошедшие лета не только обвёл старого вождя вокруг пальца, беспрестанно и бесполезно рыская по предгорным лесам в поисках того, не знаю кого, но и его, Ния, обрюхатив Ниаму у него же под носом. А он и знать не знал, радовался, что муж у сестры хоть и не любимый, но добрый. Ну да, добрый… попробуй тронь полюбовницу Ар-Вана. Да он бы и не узнал никогда, если бы измученная серой хворью Ниама сама ему не призналась, умоляя скорее позвать Траяна. Перед мысленным взором ещё стояло её мокрое от слёз, измождённое болезнью лицо.       — Позови его, брат мой, позови, — свистящий шёпот срывался с иссохших потрескавшихся губ, некогда полных и алых. Чёрными венами проступала растекающаяся по измождённому телу серая хворь, занесённая на заставу грибниками, случайно забредшими в Хладный лес. — Ириган должен знать, кто его отец. Должен знать… что не безвестный старый кмет, а вождь. Ар-Ван!       Глаза Ниамы в последний раз вспыхнули гордостью и тоской и погасли навечно. Её, как и всех, заразившихся серой хворью, сожгли на костре; остывший пепел присыпали землёй; имена выбили на памятном камне.       Ний горько усмехнулся: Мин-Лиам горевала о ранней смерти Ниамы, но он нет. Знал бы, чьё семя в сестре посеяно, с корнем бы вырвал, а не холил, лелеял, взращивал. Ний с силой сорвал ленту и швырнул в сторону. Ветер подхватил шёлковый обрывок и понёс над заставой. Субаш тряхнул головой, отгоняя прочь навевающие тоску воспоминания.       У Северных Ворот забегала, засуетилась стража. Два крепких кмета сдвинули тяжёлый засов, впуская одинокого всадника. Его Ний узнал сразу: хоть и стала его борода гуще и седее, именно этот ириец занял место отца и стал ясулом, возглавив кешиков Стана.       — Приветствую ясула Вормира в Загорье, — с легким поклоном встретил он родовича.       — И тебе доброго здравия, субаш Ниян.       Вормир спешился и бросил поводья ближайшему кмету, окинул степняков зорким взглядом. Ний сразу понял, кого тот ищет, но помогать не спешил, ждал, когда родович сам его попросит. Не дождался. Осмотревшись, Вормир уверенно двинулся к геру Ниамы.       — Почему заперто? — не оборачиваясь, спросил ясул, уверенный, что степняк следует за ним.       От его тона Ниян скрежетнул зубами, но ответил:       — Люди плохо восприняли известие, что он — результат прелюбодеяния вождя. Народ любит свою Ай-Ван.       Сложный насмешливый взгляд заставил умолкнуть Нияна. Обычаи их народа не только не запрещали, но и требовали вождям иметь несколько жён и наложниц, чтобы род не прервался и не посеялась смута. Первым, кто отступил от этого обычая, был Чаддар, и к чему это привело?       Сдвинув засов, Вормир чуть склонился и прошёл в низкий проём. Внутри было темно и мёрзло. У потухшего очага на соломеннике, свернувшись калачиком, спал мальчишка, кутаясь в тонкое покрывало. Опустившись на корточки, родович ласково погладил его по голове, пробуждая.       — Почему волосы обрезаны?       В отличие от родовичей, степняки гордились своими длинными космами, заплетая и распуская их на разный манер.       — Потому что вымескам не положено носить кос.       Полные презрения слова прозвучали намеренно громко, чтобы ещё раз хлестнуть по сердцу проснувшегося Траянового ублюдка.       — Он сын твоего Ар-Вана, — напомнил Вормир. — И когда ты его увидишь в следующий раз, склони с почтением свою голову, субаш.       Нию будто оплеуху отвесили, он даже не сразу осознал, что остался один внутри опустевшего гера сестры.       Во дворе стояла раболепствующая суета. Кто-то привёл своего коня, кто-то принёс подходящее седло. Иригана подташнивало, то ли от их внезапного желания угодить, то ли от голода. Он покачнулся и ухватился за поводья.       — Ч, — незаметно поддержал его меднокудрый лучник. — Стой на ногах крепко, Ир.       — Немиза, — в произнесенное имя Ириган вложил всю благодарность, которой полнилось его сердце, — я буду крепко стоять на ногах.       Во всем Загорье с ним одним до щемящей боли было жаль расставаться. Со смертью матушки дядя Ниян позабыл, что в них течёт одна кровь. А вскоре об этом позабыли и все загорцы. Приходилось туго, и порой только лес спасал его от голодной смерти. Но когда пришла осень и тёмные вершины Зеретарских гор оделись в белоснежные шапки, Ириган понял: грядущую зиму ему не пережить. Единственным, кто решился помочь ему, не побоявшись гнева субаша, был лучник Немиза. Именно он послал в Стан весточку. И вот теперь в Загорье приехал ясул Стана — могучий воин со светлыми, добрыми глазами и такими же короткими, как у Немизы, волосами.       — Не отдохнёшь с дороги? Да и конь твой в пыли, — подавил гордыню, огнём бушующую в груди, Ний.       — Конь мой дорогу любит. — Вормир вскочил в седло и махнул рукой на прощание. — Раньше выедем — раньше приедем.       Ясул глянул на мальчишку, в тёмных глазах которого читалось волнение и откровенное нежелание оставаться на заставе дольше, довольный этим, усмехнулся, качнул головой, мол, держи поводья крепче, и толкнул коня пятками в бока, поторапливая.

***

      Далеко позади осталось Загорье с его тяжёлыми воротами и мрачными сторожевыми башнями, с высоты которых Ириган часто смотрел, как солнце золотит заснеженные вершины Зеретарских гор, медленно сползая за чернеющий в сумерках лес.       Далеко осталось матушкино имя, высеченное на памятном камне рядом с именем отца… кмета, которого он долгие годы считал отцом. Отец… Чей именно он сын, Ириган понял, когда вместо того, чтобы вновь разжечь очищающий огонь в очаге его дома, как подобает старшим, дядька Ниян больно схватил его за волосы и одним взмахом отсёк их у самого затылка. Так делали только детям угедов и биев, рождённым в случайных, нежелательных связях, которых отказывались принимать в семью и давать им имя своего рода. Такое случалось крайне редко, ибо дети такие умирали едва родившись.       Ириган непроизвольно коснулся своего затылка, слегка погладил голую шею. Сердце вновь болезненно сжалось. Он — сын вождя… Сын Ар-Вана Великой Степи! Это объясняло в полной мере то, с каким вниманием в каждый свой приезд Ар-Ван интересовался его успехами. Именно Ар-Ван, а не «отец» впервые усадил его в седло. Именно Ар-Ван, а не «отец» научил его натягивать тетиву и держать ярган. Раньше Ириган искренне верил, что Ар-Ван выделяет его как единственного племянника субаша Загорья, и изо всех старался не посрамить имя Нияна. А теперь… Теперь он запутался. Горе от потери матери, радость обретения отца, гордость от осознания — насколько велик его родитель… А потом пришло понимание: несмотря на всю свою заботу, Ар-Ван не спешил открывать ему правду и, возможно, не случись в доме Иригана горя, так и оставил бы эту тайну нетронутой.       Яркими искрами сверкали на солнце далёкие купола башен Великого Стана. Ещё не видны были его вечно распахнутые внешние врата, а сердце в груди мальчика уже взволнованно колотилось, сбивая дыхание и заставляя крепче сжимать поводья в руках. С нарастающей тревожностью Ириган поглядывал на ясула, но Вормир лишь мерно покачивался в седле да щурился на солнце. Связь Траяна с Ниамой не была для него тайной, но принимать Иригана в семью Траян не собирался. Столь важное решение он принял спонтанно и, поддавшись чувствам, отправил его, Вормира, за сыном. Длинный их путь подходил к концу, и родович неожиданно понял, что успел привязаться к парнишке. Наверное, это случилось в их первую ночёвку в степи, когда Ириган ворошил гаснущие угли костра и заворожённо наблюдал, как взметнувшиеся в ночное небо красные искры гасли в темноте.       — Ты не хочешь спросить меня про Ай-Ван, каков её норов, как ей угодить? — будто между делом, укладываясь на свиток и закидывая руки за голову.       — Ай-Ван — Мать Великой Степи, — Ириган облокотился на собственные колени и ответил так, будто уже не раз думал об этом. — Какой бы ни был её норов, я могу лишь принять его. Не думаю, что у меня получится ей угодить, даже если буду стараться. Я, — он сбился и уже в который раз за день коснулся затылка, — нежеланное дитя. И если она меня не примет, что ж… степь велика.       Покусывая былинку, Вормир внимательно глянул на парнишку.       — Мои волосы тоже коротки, — ему вдруг захотелось поддержать Траянового сына хотя бы словом. — Разве это делает меня менее достойным и уважаемым? Разве волосы определяют мою силу и крепость рук? Разве они сделали меня ясулом?       — Ты — родович, — возразил Ириган и осёкся, облизал внезапно пересохшие губы.       — Ты тоже, — Вормир многозначительно подмигнул ему и прикинулся спящим, сам же ещё долго наблюдал, как мальчишка, запрокинув голову, молча смотрел на звёзды, а в тёмных глазах его вихрилась буря.       С каждым днём родович всё больше проникался к мальчишке, тот не кис в полуденный зной и не ныл морозными ночами, не просил отдыха, сам рассёдлывал свою лошадь и с благодарностью ел всё, что давал ему Вормир. Кто его таким воспитал? Степняк-отец? Ниама? Ниян?       — Какой он? — вдруг спросил Ириган, обернувшись на ясула.       — Кто? Ар-Ван? — призадумался тот, но ответить не успел.       — Нет, каан. Мой старший брат. — Нижняя губа непроизвольно дёрнулась, выдавая переживания.       За свои четырнадцать вёсен он лишь трижды встречался с Най-Лимом, когда тот сопровождал своего отца… их общего отца… в пути и заезжал в Загорье. Юного каана с благоговением называли «восходящим солнцем Степи», сравнивая с давно погибшим Саттаром, старшим братом Ай-Ван. Ириган никогда не видел Саттара, прежний каан погиб задолго до его рождения, но если они и впрямь были похожи, то неудивительно, что степной народ всё ещё хранит о нём память. При мысли, что каан действительно его старший брат, сердце начинало бешено колотиться. Будущий правитель Степных Племён. Его старший брат… будет ли к нему по-прежнему добр?       — Най-Лим? — призадумался Вормир и, по-своему поняв тревоги своего временного подопечного, приободрил: — Не боись, Най-Лим зря не обидит.       Так за разговорами они и добрались до Стана.       Кони устало отбивали шаг по площади. Разинув рот, Ириган рассматривал расписные каменные дома.       — Здесь тебя обучат понимать ход небесных светил, — чуть склонившись к мальчишке, Вормир указал на одно из зданий. — А здесь, — махнул в противоположную сторону, — читать и писать. Ну, и прочему… что вам — сыновьям Траяна — знать положено.       Ириган взметнул на него чуть взволнованный взгляд тёмно-синих глаз. Оставалось минуть центральные ворота кхана — величественного строения, служащего кровом и стоянкой для путешественников и пришлых торговцев, — и они окажутся в Стане. Здание было обращено к площади каменным порталом с высокой стрельчатой аркой, украшенной всё тем же мозаичным орнаментом, что и два предыдущих здания. Ириган ничего не ответил, с почти детским восторгом созерцая замысловатые росписи.       Терема Ар-Вана разительно отличались от прочих построек Стана. Отличались необычайной ажурностью резьбы, словно и причелины, и наличники, и полотенце не из дерева вырезали, а шёлковой нитью кружев вывязали. На опорных столбах гульбища, овитых широкими вырезанными листьями, распустились крупными лепестками цветы, вместо скромного конька на крыше сверкал жёлтыми глазами двуглавый велин.       Не чуя под собой ног, Ириган неслышно поднялся на высокое крыльцо, следуя за Вормиром к Вершим Палатам. Туда, где, опершись на резные перила, в запале разгорающейся ссоры не замечая нежданных гостей, ругались Ар-Ван и Ай-Ван.       Статную плечистую фигуру отца мальчик узнал издалека. Светлые отросшие не в пример Вормиру волосы, стянутые в хвост на затылке, лениво трепал обманчиво-тёплый осенний ветер. Даже не будь Траян ему отцом, даже не наведывайся он в Загорье, всё равно Ириган бы узнал Ар-Вана Степных племён. Вождь-чужеземец — видано ли?       Но встретиться лицом к лицу с матерью народа Великих Степей Ай-Ван — Мин-Лиам — даже не мечтал раньше. А теперь… Ириган на мгновение забыл дышать. Толстая коса, туго переплетённая лентой, увешенной серебряными ажурными пластинами, тихонько позвякивала ими каждый раз, когда Ай-Ван оборачивалась к его отцу. И без того чёрный взгляд был полон боли, разочарования и презрения. Мать степного народа. Жена его отца. Единственная. Величественная. Она напоминала Иригану надвигающуюся грозу. На мгновенье ему показалось, что по небу прокатились громовые раскаты. Мальчишка судорожно сжал внезапно вспотевшими ладонями подол тёмно-синей рубахи и, непроизвольно попятившись назад, упëрся спиной в могучую грудь ясула. Широкая ладонь Вормира, крепко сжавшая его трясущееся плечо, показалась Иригану неимоверно тяжёлой.       — Всё, что ты обещал мне, всё, в чём клялся, беря меня в жёны, всё — ложь! — Мин-Лиам смотрела на мужа и чувствовала, как обида заливает онемевшее сердце. Она так хотела бы, чтоб Ниян ошибся. Но разве такое возможно? Не знай он наверняка, разве отважился бы писать ей такое? Да и Траян, взглянув на записку, лишь нахмурился. — Тебе не хватило смелости самому рассказать мне о нём? Ворон Нияна сегодня принёс мне правду на своих крыльях! Ты делил ложе с его сестрой! С Ниамой! Ты изменил мне с Ниамой! И она родила тебе сына!       — Мин-Лиам, — вздохнул Траян и чуть прищурил взгляд, словно у него разболелась голова. Сейчас ему хотелось не устраивать бессмысленную свару с женой, а вырвать руки словоохотливому Нияну.       Окаём! Подгадал ведь так, чтоб птица его поганая долетела до Стана аккурат к приезду мальчика. А ведь это Мин-Лиам первая пожелала привезти сына Ниамы в Большой Шатёр и растить его, как когда-то с ней и Саттаром росли дети ясула Кумарби. И это было прекрасно. И это совпало с его сердечным желанием. И чем всё обернулось? — Я виноват, я совершил ошибку…       — Ошибку? Своего сына ты называешь ошибкой? Назначить Варкулу тайруном субаша Загорья — вот это ошибка! Он даже не тебе служит! — закричала женщина. В памяти оживали воспоминания, как она выбирала дары для Ниамы и её новорождённого сына, как показывала их Траяну, советовалась, радовалась. — А это дитя — измена! Измена мне! Всему моему роду! Измена Великой Степи!       — Разве? — Взгляд серых глаз Траяна стал опасно холодным, а голос — тихим. — Тебе ли не знать, что Степи я верен, как никому боле. Посмотри, люди сыты и здоровы, земли мирны, сокровищница Стана полна, племена дружны. Мы сеем своё зерно, я почти заключил союз с ксаном Приморья, и скоро мы сами сможем торговать с ними напрямую! Разве не этого хотел твой отец?!       — Он хотел, чтобы ты нашёл убийц Саттара! Ты не сдержал своего обещания!       — Разве только этого он хотел? Ты думаешь, великий Ар-Ван так узко мыслил? Измена твоему роду?! Ты знала обо мне и Ниаме, я знал о тебе и Нияне. Мы были честны. Я обещал твоему отцу уважать тебя и лишь поэтому не привел Ниаму в свой дом второй женой. То, что случилось между мной и Ниамой, случилось лишь раз, пятнадцать вёсен назад, и больше я никогда не прикасался к ней! Но я и ни слова тебе не говорил и не отстреливал ваших с Нием паршивых воронов!       — Паршивых воронов? — Мин-Лиам едва не задохнулась от возмущения. — Паршивых воронов?! Я держала через них связь с Ниамой, а не с Нием! Да как ты мог подумать, что я могу уронить честь Ар-Вана, уронить честь Большого Шатра?!       Лёгкие шаги и тихое поскрипывание деревянных ступеней высокой лестницы заставили супругов замолчать, обернуться и только тогда заметить случайных свидетелей их ссоры. Ириган осторожно оглянулся через плечо. На широкое гульбище, залитое полуденным солнцем, вбежал высокий стройный юноша, одетый во всё чёрное. Следом за ним, и даже почти обгоняя, поднялись две девушки. Одна из которых, в мужских одеждах, молча окинула хмурым холодным взглядом паренька, словно оценивая, и шагнула к Ар-Вану, непроизвольно сжимая кулаки.       — Как. Ты. Мог? — И эти три слова тяжёлыми камнями упали в повисшей тишине.       Вновь обернувшись к Иригану, девушка ткнула в него пальцем. Недоумение и разочарование переполняли её, сверкая яростью в чёрных глазах.       — Как ты мог, отец, привести его в наш дом?! Предатель!       — Зирфа! — резко одёрнула дочь Мин-Лиам, ни один мускул не дрогнул на лице Ай-Ван, лишь в едва заметных морщинках-лучиках возле глаз залегла обида на мужа. — Как смеешь так с отцом говорить? Извинись! И брата поприветствуй как положено! Он сын твоего Ар-Вана!       Прошипев нечто нечленораздельное, девушка под потемневшим взглядом матери в бессильной ярости топнула ногой, едва не бегом спустилась по крыльцу и поспешила в сторону конюшен.       — Най-Лим? Зачем ты здесь? — Мин-Лиам перевела тёмный взгляд с удаляющейся фигуры старшей дочери на сына, но юноша лишь улыбнулся в ответ.       Най-Лим — Дыхание Ночного Ветра… Ириган из-под упавших на глаза коротко срезанных волос незаметно посмотрел на брата. Это имя определяло его принадлежность к племенам Великих Степей и очень подходило ему.       Слегка склонившись в почтительном поклоне, юноша убрал руку Вормира с плеча ребёнка.       — Матушка, отец! Не стоит так громко обсуждать семейные дела. Сёстры разволновались. Дворовые могут разнести ненужные слухи. Вы учили нас, что потерять своё лицо легко, но вернуть его почти невозможно. Прошу вас, войдёмте в дом. Вам нужно многое обсудить, но остальным не следует этого слышать. Я же пока заберу брата к себе и попрошу приготовить для всех цветочный вар и немного сладостей.       В возникшей тишине вдруг громко всхлипнула вторая девушка, так похожая на Траяна, с большими лишь слегка раскосыми глазами и, прижав изящные ладошки к лицу, шелестя шёлковым подолом по ступеням, бросилась прочь. Най-Лим замер на мгновенье и, коротко извинившись, поспешил за сестрой.       Сестру Най-Лим нашёл среди раскиданных парчовых подушек в шатре-беседке на берегу небольшого заросшего водяными цветами пруда. Сделав глубокий вдох, юноша поднял выброшенный в сердцах тугой валик думки с длинными кистями и шагнул под тенистый полог. Тонкие занавески колыхнулись от возникшего движения воздуха.       — Лаи-Лим! — Его пальцы ласково коснулись вздрагивающих плеч сестры.       Девушка подняла на брата заплаканное лицо, тут же порывисто обнимая его и утыкаясь в надёжное плечо:       — Ненавижу… Ненавижу его! Най-Лим, зачем отец привёз его в наш дом? Как мог отец так поступить с мамой?! — Слова терялись во всхлипах, полных боли и обиды вскриках. — Ты видел? Мама почти плакала! Плакала! Я видела слёзы в её глазах. Он предал её… Он предал нас!..       Маленькие кулачки, признавая своё бессилие, отчаянно били Най-Лима в грудь, но он лишь успокаивающе гладил волосы сестры, крепко прижимая её к себе.       — Ненавижу его! Этот безродный пёс теперь будет носить имя отца. Он тоже станет его сыном, как ты. Матушка приказала Зирфе поздороваться с «братом»! Най-Лим, почему матушка назвала этого пса «сыном Ар-Вана»? «Братом»? Он мне не брат! У меня один брат, и это ты! А этот… Это позор. Такой позор! Как он мог родиться? А отец?! Он всё это время нам врал. Я думала, они друг друга любят!.. Всё была ложь! Всё была ложь…       От слёз сестры рубашка совсем вымокла. Най-Лим нежно поцеловал Лаи-Лим в макушку, баюкая, словно маленького ребенка:       — Конечно, он нам брат, звёздочка моя! Матушка права — он сын Ар-Вана. Всё уже случилось, и отец уже ошибся. Но разве виноват этот мальчик, разве сам он выбирал себе отца? Тебе больно — я знаю. Мне тоже. И Зирфе. Но разве он виноват в том, что наши сердца в слезах? Конечно, нет. Ты же видела его. Он одинок. Напуган. Он боится тебя больше, чем ты ненавидишь его. Так разве оно того стоит? Разве ты не дочь Ар-Вана? Какой может быть позор? Кто посмеет ткнуть пальцем в отца или мать? Или в нас? Если мы сами этого не позволим! Этот мальчик — не первый и не последний внебрачный ребёнок, что родился на свет…       — Но отец… — слабо возразила Лаи-Лим, ещё вздрагивая под затихающие всхлипы.       — Отец оступился. Но не нам его судить. Оставь это матушке. Они взрослые и мудрые. Они сами всё решат правильно. Никто не ткнёт в нас пальцем. Не ненавидь его, сестрёнка.       Комната Най-Лима оказалась под самой крышей восточного крыла. По сути, это был чердак, но просторный, с огромными окнами в потолке. Низкая кровать занимала весь дальний угол. Ириган осторожно присел на край кровати и осмотрелся. Вдоль стены плотно расположились письменный стол со стопкой рукописей, деревянный табурет, подставка с двумя мечами, длинная полка с самоцветными камушками, кинжалом с костяной резной рукоятью и свирелью. Всё.       — Простовато? — по-доброму усмехнулся юноша, заметив недоумевающий взгляд ребёнка.       В дверь вежливо постучали. Най-Лим не стал впускать служанку внутрь, только поблагодарил и сам забрал поднос.       — А это для нас с тобой. Смотри, как Мирра постаралась.       Аромат цветочного вара перебивал более сильный аромат свежей выпечки. Живот предательски заурчал, отчего Ириган стыдливо съёжился.       — Голодный? Возьми, поешь. — Юноша вложил в детскую ладонь тёплую булочку. — Не бойся Зирфу. И матушку не бойся! Она только с виду грозная. Сердце же у неё мягкое и доброе. Тебе ещё не раз предстоит в этом убедиться.       — Она ненавидит меня!       Най-Лим отрицательно качнул головой и разлил вар по чашкам.       — Нет, брат. Если бы она тебя ненавидела, ты был бы уже мёртв. Не бери в голову увиденное. Предоставь взрослым решить их разногласия самостоятельно и не думай о случившемся слишком много. Тебя ведь зовут Ириган?       — Ириган, — радость от того, что брат запомнил его имя, облегчила тяжесть на его сердце.       — Хорошее имя. Сильное. До тебя у меня были лишь старшие сёстры. Тебе ещё предстоит с ними познакомиться. Так что я рад, что у меня появился младший брат.       Ириган коснулся губами чашки, слегка отпил горячий ароматный напиток, чувствуя, как внутри растёт уверенность в том, что жизнь будет не так и плоха в этом новом доме.       — Отдыхай сегодня. Воду для тебя уже нагрели. Как искупаешься — сядем ужинать. Лаи-Лим — с нами. Не смотри на меня так! Сестра хочет познакомиться. Пока тебе не приготовят свою комнату, жить будешь у меня. Утром заберу тебя с собой к ясулу. Раз ты часть нашей семьи, то упражняться в стрельбе и мечах будешь каждый день, как и я.       — Ты умеешь играть на свирели? — не удержавшись, Ириган подошёл к полке.       — Тебя заинтересовал не кинжал?       Най-Лим встал позади брата и потянулся через его плечо за свирелью и кинжалом.       — Смотри, его рукоять сделана из рыбьего клыка, — вложил оружие в ладонь мальчика, — который наш отец привез нашему деду в дар.       Изначально клык был длиною в локоть. Когда родилась Зирфа, для неё из него изготовили напоясную подвеску, украсили самоцветами с Родовых Земель, что прислали в дар кайсары, затем — рукоять для кинжала Най-Лима, а после для Лаи-Лим — пластину в накосник, и тоже с загорными самоцветами. Остальное хранится в сокровищнице Стана. Най-Лим на мгновение призадумался: если следовать сложившейся традиции, то и у Иригана тоже должно быть что-то из рыбьего клыка.       — Красивый, — согласился Ириган, провёл пальцами по витиеватому резному узору. — А свирель?       — Её я сделал сам, — улыбнулся каан. — Я научу тебя позже.       — Я не хочу учиться играть, — неожиданно открыто и спокойно ответил Ириган. — Я хочу послушать тебя.       Однажды, ещё совсем ребёнком, он услышал звуки свирели. Звонкая, грустная мелодия летела над заставой легче птиц, и люди замирали, вслушиваясь. «Ах, это наш каан», — с восхищением вздохнула тогда какая-то женщина, и Ириган запомнил это на всю жизнь.       От такой прямоты Най-Лим на мгновение опешил, а затем расхохотался. Хорошо, хорошо.