***
Откинувшись на высокие подушки, Зирфа с рассеянной полуулыбкой наблюдала, как Най-Лим, звонко смеясь, дразнил Лаи-Лим, каждый раз успевая быстрее сестры схватить именно ту сладость, что девушка себе присмотрела, и запихнуть себе в рот. — Пятнами пойдёшь, если все малхавы съешь! Но Най-Лим лишь насмешливо вздёрнул бровь, отправляя в рот очередную обсыпанную сладкой пудрой халху с крупным орехом в середине! Зирфа закатила глаза — какое ребячество! Рядом, свесив босые ноги над заводью маленького пруда, вырезал из деревяшки маленькую куклу Ириган. Подросший и расправившийся в плечах младший из сыновей их отца изредка оглядывался на шумную парочку за спиной и, улыбаясь и покачивая головой, вновь возвращался к своему занятию. Это было их убежище от повседневной суеты, где они могли расслабиться и сбросить строгие, чопорные личины потомков Ар-Вана. Пусть и на короткое время, но вновь стать детьми. Только здесь. Осень внесла свои коррективы. Учащающиеся ночные заморозки больше не позволяли собираться тайком по ночам и любоваться бледными звездами, серебрящими ровное зеркало спящего пруда. Отцвели и облетели яркие цветы, и их благоухание сменил чуть печальный аромат опавшей листвы и искрящегося инея по утрам. Но в полдень здесь было всё ещё жарко. И солнце, словно забывая о том, что скоро зима, проливало по-летнему горячие лучи на засыпающий сад. А там, за пределами этого островка безмятежности, с самого утра гудел людскими голосами двор. Стоило отцу покинуть Стан, как со всех краев Великой Степи в Большой Шатер потянулись просители. Народ любил свою Ай-Ван и терпел Ар-Вана. Сколько бы отец ни сделал — для них Траян навсегда останется чужаком из-за гор. — Отдай! — полный не серьёзной, но вполне ощутимой обиды возглас младшей сестры оторвал Зирфу от её размышлений, дав возможность вовремя уклониться от летящей в её сторону маленькой золотисто-бордовой подушки. О, её Зирфа знала очень хорошо. Набитая вишнёвыми косточками, она была хоть и мала размерами, но весьма увесиста! Пролетев мимо, подушка с характерным шуршащим звуком ударила Иригана в плечо, выбивая нож из его рук, и, за малым не выталкивая его самого в холодный осенний пруд, улькнула в воду. Чуть вытянув шею, при этом успевая ухватить младшего из братьев за шиворот и не давая тому упасть, Зирфа с интересом наблюдала за расходящимися по воде кругами. Это была любимая матушкина подушка. Подарок субаша Нияна на рождение Най-Лима, искусно расшитая его младшей сестрой Ниамой — подругой матушкиной юности, ставшей впоследствии второй женщиной их отца и матерью их брата. И всё же подушку Мин-Лиам прошлой осенью не выбросила, только убрала из спальни, определив место подарку в летней садовой беседке. Ириган этой предыстории не знал, иначе наверняка кинулся бы в ледяную воду за ней. Мать навсегда останется матерью, какую бы ошибку она ни совершила. — Ой, — ахнула Лаи-Лим, замирая. — Сестра, — потирая ушибленное место, Ириган протянул девушке глазастую куколку. — Оставь ты ему сласти. Посмотри лучше, что я для тебя вырезал. Лаи-Лим с восторгом было потянулась за подарком, когда сзади вновь раздался смеющийся голос: — Правильно! Ни к чему ей сладости. У неё и так «губы как сахар», — явно передразнивал кого-то Най-Лим. Девушка отдернула руку от игрушки и, заливаясь краской, резко обернулась на брата. — Да и куклы ей уже не нужны, — продолжал дразнить тот сестру. — Когда в них играть, коли вечера она проводит под сенью багряных ветвей в объятиях Кои-Вана? Зирфа взметнула на брата предупреждающий взгляд, но тот его проигнорировал. Этот кмет не понравился Най-Лиму с первого взгляда еще тогда, во время Весенней Ярмарки. Скользкий шинора, не иначе, он всё крутился и крутился вокруг них. Услужливый такой. Но, увы, он понравился его младшей сестре. Лаи-Лим не могла отвести от него взгляд. Краснея, робея. Только слепец не заметил бы этого. А этот кмет явно имел острый и цепкий взгляд. Каким-то немыслимым образом он набился к ним в сопровождение и в конце концов остался в Стане. И от этого Най-Лима не покидало чувство, что Кои-Ван решил возвыситься за счет его маленькой, глупой, доверчивой сестренки. Хорошо, если нет. Что ж… Най-Лим вполне мог его терпеть, раз он так нравился сестре. Кои-Ван должен стараться изо всех сил, чтобы этот счастливый блеск в ее глазах не погас, иначе, всё что останется ему — это сдохнуть без имени. — Ты откуда знаешь? — испуганно спросила Лаи-Лим. — Так вы бы прятались получше. Вас не только я, вас весь двор слышать мог, если бы я их не успел по делам разогнать. Вот уж не знал, что этот молодой кмет так горяч, а ты столь безрассудна. Эти вздохи… Эти ахи… М-м… Как он сказал? Цветок души моей? — Кои-Ван? — встревоженно переспросил Ириган в надежде, что ослышался. Кои-Вана он знал еще с Загорья, когда тот входил в личную дружину Нияна. Он первым отвернулся от Иригана, когда понял, что тот потерял благосклонность и покровительство воеводы. Он первым поднял на него руку, прогоняя, когда тот голодный пришел на базар искать работу. За еду, не за монету. Но главным было не это. Был у Кои-Вана один секрет, заставлявший Иригана при воспоминании содрогаться от омерзения. Поэтому, когда кмет весной внезапно прибыл в Стан, оба оказались неприятно поражены встречей. Хотя чего ожидал Кои-Ван? Что Иригана, как байстрюка, забьют камнями или привяжут к позорному столбу и заморят жаждой и голодом? Видимо, да. Раз заметив, что сыновья Ар-Вана держатся вместе как равные, а мать народа Мин-Лиам пустила Иригана за свой стол, неприятно скривился. — Чей души ты цветок?! — негромкий, но твердый, как камень, голос заставил всех вздрогнуть и умолкуть. Опершись на витую входную арку беседки, на своих детей смотрела Мин-Лиам, пытливым взглядом изучая лица каждого из них, пока, наконец, не добралась до пунцовых щёк Лаи-Лим. — Кто он? — Мин-Лиам с пониманием взглянула на дочь. Она уже давно подозревала, что Лаи-Лим влюблена. Этот румянец и блеск в глазах. Весна приходит не только с цветением степи, даже осенью в сердце распускается благоухающая алалия, если его коснулась любовь. — Кои-Ван, — тихо ответила девушка, не смея взглянуть на мать. Лаи-Лим и сама понимала, что выбор был её неподходящим. Кои-Ван был на хорошем счету у дядьки Нияна в Загорье, но здесь, в Стане, он стал всего лишь кметом. Вормир даже не взял его в кешики. А этого явно не доставало, чтобы стать мужем дочери Ар-Вана. — И давно? — Давно, — едва слышно прошептала Лаи-Лим, взволнованно теребя шёлковую ткань длинной юбки. — С начала лета. — Когда отец вернется, мы с ним обсудим услышанное мной сегодня. Ар-Ван примет решение, — осекла Мин-Лиам вспыхнувшую было радость дочери. Считая тему исчерпанной, Мин-Лиам окинула ещё раз детей серьёзным задумчивым взглядом и покинула беседку. Она пришла сюда в поиске уединения, но услышанное здесь лишь добавило тревог. Не как правителю, но как матери. Не стоило сейчас уезжать Траяну. Слишком много донесений за последние дни с приграничных территорий. И все как один: Хладный лес взбесился, ожил и наполнился жуткими чудовищами. Всё, что говорилось в них, напоминало больше ночной кошмар, и Ай-Ван бы и не поверила, да только не один и тот же человек байки эти сказывал. С каждой новой вестью в Мин-Лиан крепла уверенность, что не стоит ждать мужа — надо отправить на границу отряд сейчас. Как бы потом не было поздно… Най-Лим, виновато поглядывая на расстроенную сестру, пододвинул к ней вазу со сладостями и фруктами. Но Лаи-Лим даже не взглянула на них, едва сдерживая в прекрасных глазах слёзы. Несмотря на отъезд Ар-Вана, Вормир с одобрения Ай-Ван принял решение не откладывать задуманное до возвращения вождя. За более чем двадцатилетнее правление Траяна многое поменялось в Великой степи, но не охота. На смену бесконечным розням и интригам пришел мир, многие кочующие племена теперь надолго оседали в становищах, постепенно подтягиваясь к Стану. Степная земля богатела, границы ее ширились союзами. И если переговоры Ар-Вана будут успешными, то не за горами то время, когда дети Великой Степи взойдут на свои ладьи и поплывут по Анзаловому морю, а может, и дальше. Многое поменялось, но не охота. Каждую осень на несколько дней, отложив все свои дела, угеды со своими детьми, слугами и воинами и молодняком уходили в степь на много дней. Часто угеды брали с собой в поход молодых жен или любовниц, чтобы коротать темные вечера не только за пьянящей чаркой и толковой беседой, но и в жарких объятьях юных чаровниц. Для детей Великой Степи охота была сравнима с битвой. Только истребляли они не друг друга и не родовичей, а загнанного зверя. Трижды за последние годы их добычей становились магалы. Хитрые, умные, бесстрашные звери — они были опасным противником на охоте. Самым лучшим. Растягиваясь лиг на триста по границе предстепья, степняки постепенно сужали кольцо, загоняя зверей на утесы и овраги. Шкуры, и мясо, и рога — всё в магалах имело ценность. Успешная охота делала довольными все племена. С высокого холма Най-Лим созерцал раскинувшуюся перед ним степь. Коричнево-жёлтую высокую траву трепал ветер, и насколько хватало глаз, до самого горизонта развевались флаги степного народа. Ржали кони, унося седоков вперед, скрипели колёсами гружённые шатрами низкие телеги, пронзительно кричали в небе соколы, взвивались в небо первые костры. Молодые воины развлекались стрельбой из лука и борьбой. Повсюду слышались подбадривающие крики и смех. Юноша чуть потянул узду влево, чтобы брат мог встать рядом. В этом году Ириган впервые участвовал в загонной охоте. Най-Лим с благодарностью взглянул на Вормира. Именно его стараниями Мин-Лиам отпустила обоих сыновей без отца в степь. Все предыдущие года именно Ар-Ван возглавлял племена, передавая опыт предков молодому поколению. Именно под его строгим и внимательным контролем мальчики становились воинами. Но в этот раз вместо Ар-Вана племена на охоту поведет угед Газал, уже поднимающийся к ним на холм. Най-Лим спешился и, вынув из кожаной напоясной сумки верительную грамоту, вручил её приземистому поджарому воину, на гладковыбритой голове которого невысокой шишкой гордо свернулась тугозаплетённая коса. — С благодарностью принимаю эту честь из рук старшего сына Ар-Вана, — немного чопорно произнес мужчина, довольно поблёскивая узкими щёлочками глаз. — Охота — достойное занятие для мужчины и лучшая тренировка для воина! Мои шатры — ваши шатры, мои воины — ваши воины. — Тогда мы не будем стесняться, — чуть заметно улыбаясь, кивнул Най-Лим, принимая предложение угеда. На самом деле, Вормир обо всём давно позаботился, но отказать Газалу значило оскорбить его, а этого Най-Лим допустить не мог. Вечерняя заря тягучим мёдом разлилась над бескрайней степью. Высокие костры, словно звезды на земле, складывались в чудны́е созвездия, освещали путь во тьме. В шатре Газала было тепло и пахло пряными маслами. Под неспешную музыку, качая едва прикрытыми прозрачной тканью бёдрами, танцевали девушки. Медные монетки призывно побрякивали при каждом их движении. Угеды, расположившись на мягких подушках, с восхищением следили за каждым взмахом изящных рук. Най-Лим отставил нетронутый кубок с вином и взглянул на брата. В чёрных глазах запрыгали бесята. Откинувшись на подушках, он что-то шепнул на ухо Газалу, и тот, понимающе кивнув, призывно щёлкнул пальцами. Одна из танцовщиц остановилась, оборачиваясь на вождя. Тонкие пальчики, унизанные массивными кольцами, медленно стянули с Иригана тёмно-синюю рубаху и прикоснулись к оголённой коже, поглаживая, лаская. Полупрозрачные полоски ткани скользнули на шкуры, открывая юношескому взору полную девичью грудь, подчёркнутую массивным украшением из кроваво-красных камней, таинственно поблескивающих в свете факелов. Сердце Иригана бешено стучало, готовое выпрыгнуть из груди, он старательно отводил глаза, испытывая смешанное чувство неловкости, стыда и разрастающейся похоти. Танцовщица взяла его дрожащие ладони в свои и, огладив ими свои бока, уложила их себе на грудь. Она извивалась, тёрлась упругими бёдрами о просыпающуюся плоть юноши, чувствуя, как та увеличивается в размерах, и развратно улыбалась. Крепко сжав девичью талию, Ириган прижался к пухлым губам поцелуем, в неумелой страсти ударяясь зубами о зубы девушки. — Это большая честь быть первой у сына Ар-Вана! — понимающе прошептала танцовщица, касаясь языком чужого уха. — Навайя доставит тебе удовольствие. Доверься мне. В штанах стало болезненно туго. Подчиняясь своей первой любовнице, Ириган лёг на спину. Девушка сама стянула с него штаны, словно невзначай касаясь губами розовой головки, срывая первый стон накатывающего удовольствия. — Ещё рано, мой повелитель! — шептала она, поцелуями успокаивая участившееся дыхание юноши. И только почувствовав, как слегка опала восставшая плоть, сама оседлала Иригана. Пальцы юноши впились в её бедра, наверняка оставляя синяки, но танцовщице было это неважно. Главное было чувствовать горячее жадное дыхание своего юного и красивого любовника, ощущать его влажные поцелуи на своей шее, своей груди. — А-ах, — томный, полный страсти вздох сорвался с распухших от поцелуев губ, когда сын Ар-Вана впервые толкнулся в неё. Ни единым взглядом, ни единым словом Най-Лим не позволил себе смутить младшего брата, видя, как тот нежно поглядывает на свою ночную подругу. Одетая в короткую меховую куртку, девушка уверенно и горделиво держалась в седле. Угед Газал, до этого державшийся в стороне, направил своего коня к ним и, поравнявшись с Ириганом, негромко произнес: — Сын Ар-Вана должен научиться отличать ночную подругу от дневной. — В словах зрелого мужчины не было осуждения или высокомерия. — Столь многие мужчины теряли свои головы после жарких ночей. Но сможет ли та, что делит твои ночи, полные неги, разделить и твои дни, полные тревог? Упрямство, промелькнувшее в глазах Иригана, сказало угеду, что слова его не достигли юного сердца. — Возвращайся в шатры, Навайя! — сурово посмотрев на девушку, вождь своего племени сдвинул брови на переносице и погнал коня вперёд. Навайя обиженной вздернула подбородок, но ослушаться не посмела. На утреннем совете было решено охотиться на магала. Зверь этот отличался умом, хитростью и… вкусным мясом. Его невероятно тёплый пушистый мех высоко ценился заморскими торговцами. Но главное — это бушующий в крови азарт. Растянувшись на сотни лиг, кочевники гнали магал к заранее выбранному обрыву на краю степи и предстепья. Рёв, рык, ржание, крики, свист, пронзительные крики соколов в небе. Огромное стадо мохнатой лавиной неслось прочь от всадников, оставляя после себя пронзённые стрелами и копьями тела своих сородичей. Рваные клочья земли и травы высоко взлетали из-под их когтистых лап. Выбрав себе цель, Най-Лим сумел отделить будущую добычу от ревущей массы, уводя невысокого почти белоснежного зверя в одну из дальних западин. Совершенно не замечая, что остался с магалом один на один. В тени пожелтевших деревьев зверь, почувствовав себя в безопасности, тяжело фыркая, замедлил свой бег. Най-Лим, тщательно прицеливаясь, натянул тетиву… С запада ветер принёс лёгкий аромат пряных масел. Внезапно обострившееся чутьё заставило юношу резко накрениться, практически вываливаясь из седла. Чужая стрела с чёрным опереньем просвистела над головой лошади и воткнулась в землю. Почуяв опасность, магал вскинул голову и захрапел, наклоняя низко рогатую голову. Вот только защищаться он готовился не от людей. Возвращаясь в седло, Най-Лим, прижимаясь к гриве, погнал коня под защиту леска, когда заметил выступивших из его тени двух даврахов. Юноша натянул поводья. Назад нельзя — убийца. Вперёд… Кроваво-красные глаза громадных тварей жадно сверкнули, теряя интерес к магалу и обращаясь к человеку. Сзади кто-то испуганно вскрикнул, и из своего укрытия, пятясь спиной и держа за руку ребенка, выступила та самая танцовщица, что ублажала Иригана ночью. Най-Лиму бы удивиться, да времени не было. — На деревья! — громко крикнул он девушке, направляя своего коня к даврахам и на ходу выхватывая засапожный нож — подарок Борума — рукоять которой венчал тарал и успевая снять закрепленную на седле плеть. Твари оскалились и бросились на всадника. Гибкий плетёный хлыст обвил шею чудовища и продернул тварь по земле. Стальной «зуб» пробил глотку давраха, прожигая её будто углем. Но, умирая, зверь в прыжке вцепился в лошадиную шею, разрывая её на куски. Себя не помня, Навайя отшвырнула лук, схватила ребенка за шиворот и буквально закинула его на толстые ветки. — Ну же! Ну же! — поторапливала она перепуганного малыша, похлопывала по ногам, по спине, подгоняя ползти выше, трясущимися пальцами цепляясь за ветки и трещеватую кору. Высоко над землей, прячась в колючих ветвях, Навайя глазами, полными ужаса, смотрела, как вылетел из седла и покатился по земле старший из сыновей Ар-Вана, как вскочил, как выдернул нож из туши и щёлкнул плетью, нападая на вторую тварь, как вдалеке с диким криком к нему, загоняя лошадей, неслись его люди и угед Газал с личной охраной. Девушку била крупная дрожь, ужас сковал её сердце, когда пришло понимание сотворённого ею. Всё, что было ей нужно — это сидеть тихо в шатре и играть с единственным сыном угеда. Что потянуло её из шатра? Зачем она взяла с собой ребёнка? Какая чёрная мысль породила в её голове безумие, что если Най-Лим погибнет на охоте, то Ириган станет вместо него кааном и однажды будет вождём? Разве Ириган говорил об этом? Разве он просил об этом? Разве он хоть словом упоминал своего брата? Нет! Девушка прижала ладони к лицу, не понимая, что на неё нашло, но чётко понимая, что за этим последует. Дыхание сбивалось от сумасшедшего бега. Застыв на склоне западины, Кои-Ван с нечитаемым лицом наблюдал, как возле сидящего на земле Най-Лима суетились люди Траяна и Газала. Две туши даврахов воины угеда за задние лапы привязывали к седлам. Очнувшись, кмет поспешил вниз. — Позволь помочь тебе. — Кои-Ван неуверенно коснулся талии Най-Лима, чуть сжимая её, желая подсадить его в седло. Юноша попытался убрать чужие руки — он не немощный и не смертельно ранен, чтобы помогать ему. Как бы Кои-Ван ни хотел выслужиться, всё же должен знать меру и понимать, что подобная опека делает будущего вождя слабым перед степным народом. В чёрных глазах мелькнуло едва заметное удивление, когда Ириган резко отбросил руки жениха Лаи-Лим от него. — Кто ты такой, чтобы касаться сына Ар-Вана? — в голосе Иригана сквозило ледяное презрение, отозвавшееся жгучей ненавистью в глазах кмета, не посмевшего возразить юноше. Най-Лим нахмурился, не понимая возникшего внезапного напряжения между братом и возлюбленным сестры. Личный лекарь Газала нанёс целебную мазь на разлившиеся синяки и ссадины, осторожно покрывая их ровными полосками чистой ткани, пропитанной целебными травами. В глубине шатра подобно степной волчице горько выла Навайя. Девушка во всём покаялась и ждала своего наказания. Её щеки горели от пощёчин, а растрёпанные волосы прикрывали зарёванное лицо. Стараясь не морщиться от боли, Най-Лим обратно надел рубаху. Ошарашенный происходящим Ириган застыл каменным истуканом, лишь вздрагивая при звуках пощёчин. Слова, что срывались с губ, которые его целовали, которые он целовал, были страшнее смерти. Никогда! Даже в мыслях! Он не желал быть кааном никогда! Он благоговел перед Най-Лимом, когда был просто ребенком из семьи субаша, и еще больше — когда узнал, что они братья. Безропотно он готов следовать за братом даже через Сияющие врата. Так как же такое вышло?! — Довольно, — негромко, но твёрдо приказал Най-Лим, не сводя с брата глаз. — Я жив, и этого достаточно. Плач привлечёт лишнее внимание, поползут ненужные разговоры. — Они и без этого поползут! — в сердцах плюнул в сторону девушки угед. — Глупая! — Не поползут, если всё останется в этом шатре, — уверенно возразил Най-Лим. — Прикажи своим воинам молчать, вождь. А я прикажу своим. — Он выразительно посмотрел на Вормира. — Никому не нужно, чтобы произошедшее разлилось по степи. Ни тебе, мудрый Газал, впервые возглавивший охоту, ни мне — проявившем непозволительную беспечность, ни Большому Шатру. На меня напали даврахи. Такое на охоте случается. Падают с коней, утягиваются стадом с обрыва, поднимаются на рога, задираются клыками. Сегодня мне повезло. Вождь долго молчал, внимательно рассматривая старшего из сыновей Ар-Вана, словно видя его впервые. Перед ним сидел не сын великого деда. Перед ним сидел будущий правитель. — Сегодня ты спас мою честь и моего сына. Благодарность моя безгранична. Мой кнут, мой лук, мой щит — навсегда твои, будущий Ар-Ван. Най-Лим кивнул, принимая клятву, только сейчас почувствовав усталость. Не столько физическую, сколько душевную. Всё, чего ему хотелось — это уехать. Не в Стан. Куда-нибудь. Подальше отсюда. Хотя бы на день.****
Приспустив поводья и лениво покачиваясь в седле, Велир с интересом разглядывал, как меняются окрестные пейзажи. Когда схлынул первый ужас от пережитой ночи, а уставшие кони сменили бешеный галоп сначала на рысь, затем на шаг, ириец стал замечать, как всё реже и реже становился лес, всё чаще сменяясь обширными лугами с одиночными высокими деревьями, широко раскинувшими свои ветви, а вскоре тёмно-зелёные хвойные перемешанные с золотом островки остались лишь в запа́динах и долинах, уступив главенство луговым степям. — По-настоящему красиво здесь весной. Когда сколько хватает глаз — везде расстилается пёстрый ковер, — заметив интерес в серых глазах, нарушила молчание Иса. — Когда алые первоцветы словно кровью заливают эти луга… От подобного сравнения Велира покоробило. Бросив косой взгляд на девушку, ириец хмыкнул, теряя всякий интерес к красо́там предстепья. Молодой воин и раньше бывал в Стане. Зимы три назад Варкула по распоряжению Перуна сопровождал Траяна в походе к вайратам — воинственному и непокорному племени, вождь которых не просто отказывался признавать в ирийце Ар-Вана, но и регулярно устраивавшем стычки на границах племен. Самому Велиру тогда было всего вёсен шестнадцать от роду, но Турон настоял взять мальчишку с собой, «поелику набираться сорванцу опыта надо, а не штаны в граде протирать да девок портить», и Варкула взял. Синеглавый Стан поразил тогда Велира своей многоликостью, удивительно гармонично переплетая и соединяя обычаи и традиции обоих народов. Это был первый оседлый город вечных кочевников, так и оставшийся единственным, хоть и обросший чем-то вроде ирийских деревень, особенно ближе к предгорью. Траян не ломал привычный быт степняков, но показал им новые возможности, и многие потянулись в город. А за людьми пришли и купцы, и ремесленники. Стан зажил, зашумел широкими мощёными улицами и оброс уютными переулками, запестрел базарами, засиял солнечными бликами в разноцветной мозаике, расцвели бело-голубой вязью каменные арочные ворота, украсились ирийской резьбой ставни. Поход к вайратам оказался долгим и… безрезультатным. Хотя нет. Именно тогда Велир вошёл в отряд Варкулы и сдружился с Сагалом. — Что кривишься? — недовольно окликнула родовича Иса. — Родина моя не понравилась? Велир оторвал от дороги уставший взгляд и внимательно посмотрел на степнячку. — Отчего же… Места здесь очень красивые, а вот слова твои — не очень. Зачем цветы с кровью сравнивать? Иса растерянно хлопнула большими раскосыми глазами. — И что такого? По нашим жилам кровь течёт. Её мы проливаем в сражениях. Смотри, вся твоя броня в ней после ночной битвы! Я тебя в бою видела — не тебе кривиться от моих слов! Велир молча отвернулся, не желая продолжать разговор. — Эй! — распалялась Иса, натягивая поводья и заставляя коня развернуться в сторону ирийца. — Отвечай! — Да, моя кольчуга в ней и руки! — прикрикнул на степнячку Велир. — Но когда нам встретится ручей — я смою её! Ведь лить её в бою — одно дело, а жаждать в мирное время — иное! Мир ценить надо, беречь. А ты, — он окинул девушку скептическим взглядом, — вроде девушка, а вроде и нет. Тебе бы дома сидеть, мужа ждать, детей рожать, а не по полям носиться да даврахов бить! Иса вдруг остыла и беззлобно усмехнулась: — Так вот какие ваши девушки. Тихие и покорные. — Нежные и ласковые. Сердцу милые. — И у тебя такая есть? — лукаво поблескивая чёрными глазами, спросила Иса. Велир бросил на любовницу тайруна сердитый взгляд и цокнул, заставляя лошадь ускорить шаг. Даже получив дозволение матери сопровождать братьев на охоте, Зирфа с ними не пошла, свернув на первой развилке. Най-Лим, зная о планах старшей сестры, препятствовать ей не стал. Сестра давно перестала нуждаться в опеке, и только статус дочери Ар-Вана не позволял ей путешествовать одной. Именно поэтому она обратилась за помощью к брату. И вот теперь, отпустив коня, Зирфа налегке направилась к небольшому оврагу, на дне которого из-под поваленного векового дерева журчал ручей. Остаться без скакуна девушка не боялась. Фаян был умён и предан. И всегда ждал её там, где был оставлен. А вот брать его с собой в лес было бы опрометчиво по многим причинам, главная из которых — конь — не человек, где ветку сломает, где всхрапнёт, где сбруей тряханет, а этого Зирфа позволить не могла. Этого шарша́* девушка заприметила пару сороковников назад. Тогда ей поймать его не удалось. Да и кто бы смог? Поймать шаршу́ — великая удача даже для опытных охотников. Но Зирфе упорства было не занимать, особенно когда дочь вождя ставила себе цель. Увидев эту рептилию с тёмной гладкой кожей, перламутром сияющей в солнечных бликах, отражённых в воде, Зирфа потеряла покой. Конечно, ей достаточно было просто рассказать о нём отцу или матери, но тогда терялся весь смысл. Нет. Заранее договорившись с лучшим кожеделом Стана, Зирфа принялась кропотливо изучать повадки зверя. Пару раз вместе с Най-Лимом и Ириганом она приезжала к этому оврагу, ища способ выманить шаршу из логова, проверяя домыслы разных охотников и найденные заметки, пока не выяснила одну очень интересную слабость этих существ: они были неспособны сопротивляться женскому плачу, словно загипнотизированные, выползая из своих укрытий. И вот, удобно расположившись на широком плоском камне, подобрав под себя ноги, Зирфа отчаянно плакала. Безудержно, горько рыдала, сжимая в одной руке аркан, а в другой — кривой обоюдоострый кинжал, отчётливо понимая, что у неё есть лишь один шанс нанести животному смертельный удар. В глубине поросшего тёмно-зелёным мхом дерева послышалось неуверенно шевеление, сопровождаемое осторожными шлепками перепончатых лап по воде, и вот на свет высунулась вытянутая морда с раздвоенным языком. На мгновение, в восхищении замерев, наблюдая за сияющим ящером, Зирфа умолкла — шарша застыл и попятился обратно — и, спохватившись, зарыдала пуще прежнего, старательно выдерживая правильную громкость и горькость. Огромная рептилия медленно задвигалась к ней, осторожно перебирая мощными короткими лапами в воде. От долгих рыданий голова уже слегка кружилась, но Зирфа не умолкала. Ещё немного! Ещё совсем чуть-чуть… Пальцы сжали рукоять кинжала, готовясь к броску… Свистнула стрела, не задевая шаршу и уходя в ручей. Ящер дёрнулся и, извиваясь, разбрызгивая фонтанами воду, с поразительной скоростью скрылся под деревом. — Вот, женщины, чтоб вас! — Рослый светлоглазый юноша рывком поставил её на ноги, явно ощущая себя героем. — Сидели бы дома! Волна неконтролируемого гнева захлестнула Зирфу. Вывернувшись змеёй, она проскользнула у него под рукой, одновременно ударяя по ногам и ставя его на колени, при этом сдавливая захватом, которому ее научил Вормир, горло, явно намереваясь задушить своего нежданного «спасителя». — Глупый, никчемный ириец! Понимаешь ли ты своей пустой головой, что натворил?! — Ответом девушке был нечленораздельный хрип. Ослабив хватку, Зирфа приставила к горлу парня тот самый кинжал, который лишь мгновение назад готовилась вонзить в голову шарши. — Ты испортил мне охоту! Это был подарок моей матери на день зимнего солнцеворота! — Зирфа шипела, подобно той рептилии, что сбежала от неё по вине голубоглазого ирийца. — А давай я вместо его шкуры матушке подарю сапоги из твоей?! — Что? — ошарашенно спросил Велир, судорожно цепляясь за плечо спасённой им девушки, не вполне понимая, шутит ли она. — В смысле? — Зирфа! Прошу, остановись! — скользя по палой листве и хвое, запыхавшись, к оврагу выбежала девушка, с ходу падая на землю и утыкаясь лицом в примятый мох. — Старшая из дочерей Ар-Вана, молю, не убивай этого глупца! Он не имел дурных помыслов. Его послал тайрун сопровождать меня с Загорья. Страшное творится на заставе. Мы спешили, но, когда он заслышал плач, я просто не успела его остановить. Тяжело дыша, Зирфа почувствовала, как гнев медленно отступает. Оттолкнув воя прочь и утерев напрасно пролитые слёзы, девушка опустила кинжал и шагнула на твердый берег оврага, обращаясь к соплеменнице. — Встань и расскажи по порядку, — протянув девушке руку, поинтересовалась: — Так ты и есть та самая Иса, что сумела запасть в сердце отцовскому другу? Впереди показались вершины сторожевых башен Стана. Весь путь до города кочевников Велир держался чуть в стороне от девушек, всё ещё болезненно переживая случившееся у ручья. Произошедшее просто не укладывалось в голове молодого воя и больно било по его самомнению, коварным короедом подтачивая уверенность в себе. — Тихие и покорные? — со смехом донеслось сзади. — Так он поэтому бросился меня «спасать»? Интересно… Эй, ириец, а твоя подруга… — Нет у него подруги, — с ухмылкой будто ножом резанула мужскую гордость Велира Иса. — И думается мне — никогда и не было. Многозначительное «м-м…» старшей дочери Ар-Вана заставило Велира обернуться на девушек, яростно сверкнув глазами. — Молчи, женщина? — хлопнув ресницами, уточнила Зирфа, мгновенно посерьёзнев, стоило им вступить на площадь. Девушку словно подменили. Чёрные глаза инеем затянула чуть высокомерная отчужденность. От прежней весёлости и даже гнева не осталось и следа, сменившись приветливой бесстрастностью. И Велир понял наконец, почему при первой встрече Иса склонила перед Зирфой голову. Это была не наигранность. Это было уважение к правящей семье.*****
Сквозь высокие ровные стволы деревьев на широкой покрытой палыми листьями, мелкими шишками и хвоей тропе солнечные лучи рисовали яркие жёлтые полосы. Индра чуть прищуривался, пересекая их. В такт мерной поступи Айравата покачивались привязанные к седлу туши двух крупных птиц. Вечерний бор вызывал в мужчине особый трепет с самого первого его прибытия на Мировяз. И сейчас ничего не изменилось. Здесь он находил покой и ответы на тревожащие его думы. Он бы мог поделиться своими мыслями с Радом или Дашубой, но… В бору ему было спокойнее. Вот и сегодня под предлогом охоты он буквально сбежал из Ирия. Его тревожили слухи, расползающиеся по ставшему родным краю. Но больше этого его тревожило молчание Варкулы, не в его правилах было такое затишье. Радогост доверял Варкуле, а Индра… Индра доверял только себе и своим названным братьям. И Варкула ему не брат. Тропа неспешно вилась меж деревьев, ветвилась более мелкими дорожками, и мужчина сам не понял, как оказался у подножия Зеретарских гор. Высокие поросшие кустарником, словно подшёрстком, скалы упирались в ясное вечереющее небо. Индра на мгновение замер, любуясь этой величественной красотой. С высокого уступа ему как на ладони открывался вид на Велий Бор — заставу, охраняющую выход с перевала, больше напоминавшую хорошо укреплённую деревню, нежели боевую крепость. Река Смарагда, что брала своё начало где-то в горах и, вытекая из ущелья, огибала своим руслом заставу, служила ей лучшей защитой. Её зеленоватые воды красиво и таинственно сияли в лучах заката. На заставе у него дел не было, да и домой пора. Вечереет. Благо что тропа, приведшая его к заставе и ущелью так быстро от Ирия, была безопасной и короткой. Дорогу эту они с Радом нашли случайно. И никому, кроме братьев, о ней не рассказали. Да, тропки эти нахожены, да только надо знать, где верно свернуть, чтобы путь свой от града до заставы в три раза сократить. Справа послышался приглушённый стон. Велин тревожно всхрапнул. Индра ласково похлопал животное по белоснежной шее, прислушиваясь. — Да, Айрават, я тоже это слышал, — чуть пригнувшись в седле, негромко согласился сваргал. — И мне тоже это не нравится. Велин переступил с ноги на ногу и мотнул головой, выражая обеспокоенность промедлением своего всадника. — Какая тьма? Айрават, ещё и сумерки-то не сгустились! И вновь у подножия склона повторился стон. Индра спрыгнул на землю и, цепляясь за гибкие ветки, под недовольное фырканье велина поспешил на звуки. Там, среди жёлто-зелёных кустов, лежал истерзанный молодой волот. Его трижды пробитое на груди «солнце Ирия» было залито тёмной кровью. В недоумении Индра склонился над юношей, желая проверить, бьётся ли жизнь ещё в его жилах. Серые, мутные от боли глаза распахнулись, и с разбитых губ сорвалось: — Спаси меня.