От Иларии до Вияма. Часть третья

Брерн Паж явился утром, как и было обещано. Смазливый юнец, стриженный под горшок, но при кинжале. Он старался держаться солиднее, при этом удивленно хлопал длинными ресницами, разглядывая рослого бородатого Квитаса. — Господин велел передать вам письмо. Квитас внимательно осмотрел печать и вскрыл послание. — Посмотрим… В письме значилось: «Квитас, сходи на улицу Монахинь, в дом с платаном во дворе. Он один такой. В этом доме живет господин Огнус, кожевенник. Спроси его, готов ли мой заказ. И произнеси такую фразу: «Погода располагает к прогулкам в холмы». Но сначала последи за пажом, не ходит ли за ним кто-нибудь. Если ходит, убери этого человека. От Огнуса ответа на пароль не нужно. Он и так все поймет. Барагон Гавин». — Мда… непонятно, но не нам рассуждать, чего господам нужно. Правда, парень? — Квитас сжег письмо. — Передай, что я все исполню. — Доброго вам дня, уважаемый Квитас, — паж поклонился и торопливо вышел из комнаты. Квитас накинул плащ, скрывая под ним короткий меч, и осторожно последовал за пажом. Вопреки ожиданиям, паж вовсе не спешил на другой берег реки, он двинулся в сторону Соборной площади. В уже знакомой Квитасу парфюмерной лавке парнишка забрал сверток. «Никак, Барагон или себе что заказывал, или зазнобе», — решил Квитас. Выйдя из «Амброзии», паж на сей раз направился в сторону реки — видать, собирался переправиться на тот берег по мосту, на котором располагались лавки ювелиров, а стоял он выше по течению, чем тот, по которому давеча Квитас следовал за господином Барагоном. Выбор пажа Квитасу понравился — там, где ювелиры, и сторожей полно. Но до моста еще предстояло добраться. Квитас приметил, как некий зевака, подпиравший стену, при виде пажа, нырявшего в узкую улочку, отлепился от каменной кладки и ленивой походкой двинулся следом. Под плащом у него вряд ли был меч, скорее — кинжал. «Ага, вот и наемник. Или шпион, — смекнул Квитас. — Но как же мне убрать его в людном месте? Что ж, пажа я потом все равно найду — на мосту его никто не тронет». Квитас догнал лиходея у боковой улочки, схватил и потащил туда. Детина вырвался и поначалу обменялся с Квитасом несколькими кулачными ударами, прежде чем обоим удалось вытащить оружие. Нападать с мечом Квитас посчитал ниже своего достоинства, да и на кинжалах драться — тоже удовольствие немалое. Он бы даже растянул это самое удовольствие, если бы не риск оказаться замеченным случайным прохожим. Вскоре раненый противник рухнул на одно колено, и Квитас ухватил его за вихры, приставив кинжал к горлу. — Если скажешь, кто тебя послал, пощажу, — пробормотал он в ухо наемному убийце. — Проклятье! Иди ты к нечистому! — прохрипел тот, инстинктивно зажимая ладонью рану в правом боку. — Ну, как знаешь, некогда мне с тобой валандаться. Перерезав детине горло, Квитас бросился искать пажа и нагнал его уже на противоположном конце моста. Мощеная дорога вела прямо ко дворцу Барагона Гавина. Прячась за деревьями, Квитас проводил пажа до самых ворот и побежал обратно на мост. Там в первой попавшейся лавке он справился, как пройти на улицу Монахинь, и поспешил к кожевеннику. Особый запах выделанных кож лучше всяких платанов указывал нужный участок, огороженный высоким забором. Только дверь лавки выходила прямо на улицу. В лавку Квитас и вошел. Над дверью тут же звякнул колокольчик. За прилавком стоял молодой парень — может, просто помощник, может, и сын мастера. — Мне бы уважаемого Огнуса повидать, — сказал Квитас, — у меня к нему поручение от господина Гавина. — Сию минуту, — парень не стал покидать лавку, а подошел к задней двери и три раза громко стукнул в нее. В ожидании мастера Квитас с любопытством разглядывал товары: пояса, кошельки, сбрую, седла, кожаные доспехи и жилеты. Вскоре на зов парня явился и сам мастер: широколицый крепкий мужчина средних лет, в кожаном фартуке, нарукавниках и чепце. Маленькие цепкие глазки мастера уставились на Квитаса. — Чем могу служить? — спросил Огнус. — Меня прислал господин Барагон, — широко улыбнулся Квитас, — просил узнать, как продвигается работа над его заказом. — Передайте, что все почти готово, управлюсь в срок, — любезно ответил мастер. — Спасибо… Кхм… — запнулся Квитас. — Прекрасная сегодня погода, не так ли? — Неплохая для этого времени года, — ошарашенно ответил Огнус. — Погода располагает к прогулкам в холмы, — произнес Квитас условную фразу. Мастер заулыбался, демонстрируя выщербленный рот: — Да, там красиво. Доброго вам дня, уважаемый. — И вам того же, мастер. «Что бы значила эта прогулка? — думал Квитас, выходя на улицу. — Барагону, видимо, нужно было передать именно это, а не узнать насчет заказа. И когда Огнус отправится в холмы? Надо бы проследить за ним. Ведь поручений у меня на сегодня уже нет. С утра кожевенник вряд ли бросит работу. Схожу-ка я к хозяину, доложу насчет пажа, а потом вернусь сюда». Услышав таинственный пароль, стража беспрепятственно пропустила Квитаса, и тот пошел искать беседку с лебедем на крыше. Собственно, это была даже не беседка, а павильон, построенный еще во времена империи: круглый, с двойной колоннадой. В центре павильона на мраморном постаменте, украшенном традиционным лиманским орнаментом, стояла статуя какого-то божества, представленного в виде красивого, физически совершенного мужчины с бородой, завитой в кольца. В глазницах статуи мерцали синие камни, а кое-где на тунике еще сохранилась позолота. — Интересно, что за бог такой? — пробормотал Квитас, разглядывая статую. Он уже успел заметить, что в Брерне вообще много чего сохранилось от империи, и все в отличном состоянии. Но вот рядом со статуей на постаменте раньше помещалось еще какое-то маленькое изображение, а потом его сбили. — Ты что-то хотел мне сообщить? — раздался за спиной голос Барагона. — Доброе утро, хозяин, — поспешно обернулся и поклонился Квитас. — Да, я выполнил ваше поручение. Кожевенник сказал, что все исполнит в срок. Но за вашим пажом следили. Мне пришлось отправить наемника на тот свет. Пробовал добиться от него имени нанимателя, но подлец не пожелал его выдать. — Хм… Что ж, спасибо, что позаботился о Линсе. — Господин, а разумно ли посылать ко мне пажа? Вдруг я не всякий раз смогу провожать его до дворца? Не лучше ли мне будет просто приходить сюда каждое утро за поручениями? — Тогда ты примелькаешься. Но я стану посылать к тебе не только Линса. Главное, чтобы письмо было бы запечатано геммой. — Хорошо, господин, —кивнул Квитас. — А позвольте спросить: кого изображает эта прекрасная статуя? — А… это… как же его? — нахмурился Барагон. — Верховный бог лиманской империи Деос, кажется. Да, раз кудрявый — значит, он. У его брата-близнеца, бога морей, волосы на статуях были гладкие. — Как интересно. И красиво. — Да ты погуляй по саду, — рассмеялся Барагон. — Тут еще много лиманских статуй. На сегодня мне твоя помощь уже не понадобится. — Благодарю, — почтительно поклонился Квитас. — Как-нибудь в другой раз, господин, а сейчас меня ждет мой друг-монах. Он хотел показать мне красоты здешней обители. — Ну ступай, — Барагон милостиво махнул рукой. Запасшись в лавке за мостом булкой и бутылкой с элем, Квитас вернулся к дому Огнуса, нашел местечко поукромнее и уселся в тени, скрестив ноги и собираясь ждать, сколько потребуется. Но, увы, планам его не суждено было исполниться. Квитас уже доедал булку и выпил половину эля, когда позади раздался знакомый голос: — Вы что тут забыли, любезный друг? — Вот принесла нелегкая, — проворчал Квитас себе под нос, вскакивая на ноги. — А вы-то что здесь забыли, уважаемый Солз? — Я возвращаюсь от дознавателя. А вам, гляжу, нечего делать на новой службе? — Я слежу за домом кожевенника. Ах, нечистый… — Квитас поднялся на ноги. — Идемте отсюда, найдем трактир поприличнее, потолкуем. — А вам недостаточно выпитого эля? — подначил монах. — Ну не в гостиницу же тащиться, чтобы поговорить? И не на улице ошиваться? — Идемте, так уж и быть, тем более у меня тоже есть что рассказать. Приятели отправились на поиски подходящего заведения и набрели на трактир с кокетливой вывеской, где пышногрудая красотка держала на большом подносе глиняные кружки и жареную курицу. «У прекрасной Самеллы» — значилось под рисунком. Квитас заглянул в окошко, окинул взглядом помещение. — Ничего, сойдет. Они заказали тушенную в сметане курицу, огурцы из бочки и квашеную капусту. — Не вижу ничего подозрительного, — сказал Солз, когда Квитас рассказал ему о необычном поручении к кожевеннику. — Ваш хозяин волочится за чужой женой. Может, это какой-то условный знак. — Но что за блажь такая — передавать условные знаки через кожевенника? — засомневался Квитас. — Где он, а где госпожа Тамасетта? Что-то тут не так. И вот еще что: Барагон явно осторожничает. Не хочет, чтобы обо мне знали другие его слуги. Он им вряд ли целиком доверяет. Даже видится со мной не в доме, а в саду, в беседке со статуей какого-то лиманского бога. Такой бородатый красавец. Барагон сказал, что это Деос. — У лиманцев целых три бога ходили бородатыми, — заметил Солз. — Барагон вряд ли получил классическое образование. А что-нибудь еще на постаменте было? — Раньше было, но потом эту фигуру сбили. Она стояла у левой ноги бога. — А руки божества? Похоже, что он что-то держал в руках? — Нет, точно нет. Руки целы, правой он опирается в бок, а левая поднята, согнута в локте, а ладонь повернута вот так, — показал Квитас. — А вы правы, друг мой, не все так просто. Может, конечно, Барагон и не знает, чья статуя стоит у него в саду. Но это больше похоже на Ахакта. — Что за тип? — усмехнулся Квитас. — Будь вы язычником, друг мой, вы бы не рискнули называть Ахакта «типом», — усмехнулся Солз, обсасывая косточку. — Это бог подземного мира и царства мертвых. Лиманцы очень боялись его и никогда не называли по имени. Ему никогда не ставили храмов, но статуи на кладбищах воздвигали. Однако, в Лимании были и тайные поклонники Ахакта, которые почитали его как благого бога. Когда в империю пришла вера в Единого, поклонники Ахакта одними из первых приняли новую веру. — Получается, этот Ахакт был не таким уж плохим, — заметил Квитас. — Возможно, но боги — дело десятое. Я нашел способ, как нам подобраться к Марчиану. Он обращался к дознавателю, чтобы тот прислал ему отряд для охраны каменных блоков, что перевозят на строительство крепости. Так что вам и нашим наемникам придется потрудиться. — И как же я смогу быть в двух местах одновременно? — воскликнул Квитас так громко, что монах зашикал на него. — Найдем способ. На строительство вам ехать не сегодня. Заговоры, которые плетут против Барагона, не так важны, как неприятности в крепости. Доев и расплатившись, они вышли на улицу, и тут Квитас вдруг схватил монаха под руку и потащил его обратно во двор трактира. — Что такое? — возмутился Солз. — Тсс! Видите того человека? — шепнул Квитас. — Это и есть кожевенник Огнус. Пойдемте за ним! — Вы так и не выкинули из головы вашу безумную идею? Да не тащите вы меня за собой! Какой из меня шпион? Ладно, идите за своим кожевенником, а я пойду в гостиницу. — Эх… до встречи. Огнус шел по улице совершенно спокойно, никуда не торопился. Он даже раскланивался по дороге со своими знакомыми. Квитас следовал за ним на некотором расстоянии. Сначала — до того моста, через который он в первый раз переходил на другой берег с господином Барагоном, но кожевенник повернул не в сторону стены, огораживающей владения последнего, а в противоположном направлении. Он миновал виллу, возле которой Квитас вчера разделался с наемниками, и стал подниматься по каменным ступеням вверх на холм. Внезапно к Огнусу из-за кустов вышел еще один человек и подал плащ с капюшоном. Облачившись в плащ и закрыв голову капюшоном, кожевенник двинулся дальше уже со спутником. Зимой темнело рано, солнце уже почти опустилось к вершинам гор, в полумраке Квитас прятался за деревьями, то и дело оглядываясь: не идет ли кто следом. Уже почти совсем смерклось, когда Огнус и его спутник внезапно остановились, пошарили в кустах, достали из какого-то тайника факелы, зажгли их и продолжили свой путь. «Не найдется ли и для меня факел?» — подумал Квитас. Он поискал под теми же кустами, что и Огнус, и нашел даже не один факел, а три — в деревянном ящике. «Занятно: их приготовили совсем недавно, иначе бы они просто вымокли от прошедших дождей». Там же лежало огниво. Квитас накинул капюшон на голову, чтобы сойти за своего, подпалил факел и вернулся на дорогу. Справа из-за кустов показался еще один человек, тоже с факелом, на Квитаса внимания не обращал, в разговор вступать не пытался. Шел себе и шел. «Похоже на какое-то тайное сборище. Эх, господин Барагон, во что вы ввязались?» Квитас решил сойти с тропы, опасаясь, что у собиравшихся есть, возможно, какой-то тайный пароль, а он его не знает. Он продирался сквозь кусты и внезапно едва не упал ничком, споткнувшись о что-то большое и темное. Посветив факелом, он увидел лежащее на земле тело. — Что за жизнь, нечистый раздери, — пробормотал Квитас, — куда ни пойду — на труп наткнусь. Он опустился на корточки, воткнул в землю факел и стал осматривать труп с торчащим в спине кинжалом. Квитас вытащил его и перевернул тело, решив рассмотреть внимательнее. Совсем молодой еще парень с еле пробивавшейся бородкой. На кожаном жилете — вытисненный герб. Квитас срезал его и спрятал в кошель, заткнул за пояс чужой кинжал. Подумав, что делать дальше, он решил не рисковать и вернуться в гостиницу. Вытащил тело на дорогу, чтобы его нашли и похоронили, как полагается, забрал факел и стал спускаться по тропинке вниз. Не успел он дойти до тайника с факелами, как путь ему перегородили двое в масках. — Стой! Назови пароль! — Какой, к нечистому, пароль? Вы сами-то кто? — гаркнул Квитас. Конечно, бандиты пароль не спрашивают, и он справедливо рассудил, что это сторожа собрания, куда направлялся кожевенник. Может, вполне себе приличные люди — даже не вытащили оружие, а только показали рукояти кинжалов. Поэтому Квитас просто врезал обоим и, пока незадачливые охранники приходили в себя, бросился бежать вниз по склону. Когда, запыхавшись, он ворвался в их с Солзом комнату в гостинице, тот даже простонал: — Вы опять во что-то ввязались? Только не говорите, что увеличили число трупов. — Нет, на этот раз меня опередили, — Квитас устало опустился на стул. — Я следил за кожевенником, который участвует в каком-то ночном сборище на холме, но наткнулся на тело. Юнец в кожаном жилете, но без плаща, так что он явно не шел на холм. В груди торчал вот этот кинжал. — Квитас бросил оружие на стол. — Не наш кинжал-то. В Гутруме такие узкие лезвия не в ходу. А этот герб я срезал с жилета убитого. Солз при виде герба даже присвистнул и тут же пошлепал себя по губам. — Это герб Марчианов. Убитый — кто-то из слуг. Отца или сына — уж не знаю. — Час от часу не легче. А как вы думаете, что такое происходит на холме? — Лучше бы вы поднялись туда и посмотрели. Вы думаете, я пророк и могу вот так просто вам сказать? Может, там собираются заговорщики, может, это какая-то секта. — Но значит, Барагон в этом замешан? — Квитас понурил голову. — Он вам понравился… — сочувственно промолвил Солз. — Но ничего не поделаешь, в нашем деле нельзя полагаться на свои симпатии. Продолжайте за ним наблюдать. А завтра отправляйтесь на строительство крепости. Если Барагон тоже участвовал в ночном походе на холм, он вряд ли захочет вас видеть утром. — Пожалуй. Посмотрим, что за фрукт этот Марчиан.

***

На стройку Квитас наконец-то отправился верхом. По улицам города он старался передвигаться на своих двоих — всадников в Брерне было мало, и они сразу привлекали к себе внимание. Знатные господа передвигались в паланкинах или в маленьких повозках, запряженных всего одной лошадью — узкие улицы не позволяли развернуться. А если попадался всадник — то или путешественник, или кто-то из людей дознавателя. Так что приходилось побегать. Другое дело — поездка за город. Застоявшаяся кобылка Квитаса, казалось, тоже радовалась прогулке. Он впервые оказался на таком впечатляющем по размаху строительстве. Крепость возводили сразу с четырех сторон. Огромные подъемные механизмы, приводимые в движение рабочими, шагающими внутри колес, особенно впечатляли. Неподалеку от стен был разбит шатер, где, собственно, и проводил время, посвященное строительству, господин Марчиан. Он сидел в кресле у стола, заваленного чертежами и бумагами с бесконечными записями и столбцами цифр. Рядом стоял, почтительно склонившись, мужчина в одежде гильдии каменщиков и на что-то указывал в чертеже. Квитас приветствовал Марчиана со всей вежливостью, на которую был способен. У него с собой имелась бумага от дознавателя, которой снабдил Солз, так что охрана, увидев печать, беспрепятственно его пропустила. — Кто такой? — спросил Марчиан голосом тихим, но выдававшим привычку повелевать. — Квитас, к вашим услугам, господин. — Наемник протянул бумагу. — Господин дознаватель Морн прислал меня. Марчиан сломал печать и развернул свиток. — Дознаватель пишет, что с тобой в город прибыло еще пятеро наемников — это хорошо. — Он посмотрел на мужчину, стоящего рядом. — Тебе нечем заняться? — Простите, господин, — тот поспешно вышел из шатра. — Кто это, ваша милость? — спросил Квитас. — Старший над каменщиками, которые возводят западную башню, — пояснил Марчиан и указал на кресло поменьше. — Садись. Квитас не стал устраивать демонстрацию излишней почтительности и сел. — Вы не доверяете этому человеку, ваша милость? — спросил он только. — Доверяю до известного предела. Но приглядываю. На строительстве уже сменилось три мастера. Одного прогнали, а двое погибли от несчастного случая. Мы с трудом нашли им замену. — Мне сказали, что у вас неприятности с подвозом камня, ваша милость. — Верно. Это хорошо, что ее светлость прислала в помощь дознавателю наемников, но что-то маловато, я бы сказал. Пожалуй, напишу в Ахен, запрошу еще. У нас тут творятся странные вещи, уважаемый Квитас. Один раз потравили быков, а как-то выкопали посреди дороги яму, замаскировали ветками и слегка присыпали землей. Дорога только одна, довольно узкая, так что подводы могут идти только одна за другой. А потом стали нападать на охрану. Шестерых уже убили. Морн просто не мог уже посылать к нам новых стражей, иначе некому было бы следить за порядком в городе. Я вынужден был привлечь к охране строительства нескольких моих людей, но посылать их сопровождать подводы не хочу — они не воины. Возможно, кому-то показалась странной такая откровенность, но бумага от Морна делала Квитаса в глазах Марчиана человеком дознавателя. А тот, видать, был в курсе событий на стройке. — И как часто возят камни? — спросил Квитас. — Я бы хотел знать, когда именно мы вам понадобимся. — Тебе, конечно, не придется торчать на стройке, — ответил Марчиан. — Из каменоломни привозят огромные глыбы, а дробят их уже тут. Здесь же делают и раствор. Камни поменьше доставляют по реке на баржах. Вот там нападений никогда не случалось. Так что тебе предстоит сопровождать обозы дважды в неделю. — Буду рад помочь, ваша милость. А выходит, что саботажники ваши — сухопутные крысы. Возможно, они даже крутятся тут. — Вполне возможно, — кивнул Марчиан. — Боюсь, я даже знаю, кто один из них. У меня тут пропал помощник. Уже второй день его нет на стройке, и дома он не появлялся. — А кто он? Вы не пытались его искать? Может, он и не предатель вовсе, а с ним случилось несчастье, ваша милость? — Это один из моих людей, то есть он носил мой герб, как принадлежность к дому Марчианов. Молодой еще парень. Что с ним могло случиться? Он только и бывал, что тут и у себя дома. — Ваша милость, — понизил Квитас голос, — я должен вам кое-что рассказать. Вчера я прогуливался по ту сторону реки и нашел в кустах тело мужчины. У него на кожаном жилете был вытеснен ваш герб. Человека закололи кинжалом. Марчиан положил ладонь на рукоять короткого меча. — Случайно нашел? Почему я должен тебе верить? — зашипел он. — Вдруг ты сам убил его? — Ваша милость, — спокойно покачал головой Квитас, — меня ведь дознаватель послал. А в город я прибыл по приказу ее светлости. Я, конечно, наемник, но привык драться в честном бою, а вашего человека закололи кинжалом в спину — думаю, он даже и не понял, что случилось. Клянусь Единым, что я говорю правду. Когда я нашел тело, то не рискнул никого звать на помощь — час был поздний. Я вынул кинжал и срезал с его жилета ваш герб, чтобы узнать у своего друга, чей он. Все это лежит у меня в гостинице. А тело я вытащил на тропинку. Думаю, его уже нашли. Куда у вас тут переносят неизвестные тела? — В особый дом рядом со зданием, где заседает дознаватель, — пояснил Марчиан. — Я пошлю туда своего человека, он поможет опознать тело. А ты привези мне герб и кинжал. Под охраной, разумеется. — Ваша милость, я не нуждаюсь в охране, — ухмыльнулся Квитас. — Что ты делал на холме поздно вечером? — спросил внезапно Марчиан, вперив в наемника пристальный взгляд. — Так… исполнял небольшое поручение господина Барагона. Марчиан вдруг рассмеялся: — Ну, ловкач ты! Решил подзаработать? Ладно, я ничего не имею против Барагона Гавина. Он славный малый. Даже если наставляет рога моему сынку. Тот сам виноват: нечего мучить жену ревностью и следить за каждым ее шагом. А кстати, наставляет рога или нет? — Ваша милость, — Квитас сделал вид, что смутился. — Я ведь просто «мальчик на побегушках». Откуда мне знать о сердечных делах господина? Уж любовные записочки я точно не передавал. Я всего-то и успел — сходить к кожевеннику насчет сбруи. Ну и так, по мелочи… Убил несколько наемников, которые следили за господином. — Наемников? — удивился Марчиан. — А ты удачно прикидываешься простачком. Что ж, если ты человек дознавателя, то и я молчать не стану, тем более что мне скрывать нечего. Если Иеросимо дойдет до ручки от ревности, он просто вызовет Барагона на поединок, как полагается благородному человеку, а не станет подсылать к нему убийц. Я первым сверну сыночку шею, если узнаю, что это его рук дело. Но скорее всего, на Барагона имеет зуб его брат. Они на ножах. Барагон, между нами, Гавин только наполовину, а отец поделил состояние пополам. Старший из-за этого очень зол. Я не против того, чтобы ты выполнял поручения Барагона. Я даже не против, чтобы ты сказал ему, что работаешь еще и на меня. Мне с мальчишкой делить нечего, и он меня уважает, насколько мне известно. А тебя я жду послезавтра с твоими людьми. Сопроводишь обозы в каменоломню и обратно. Иди… Привези кинжал и герб. И за тобой будут приглядывать, ты уж не убивай моих людей. — Ваша милость… — Квитас встал и поклонился. — Будьте уверены, я вас не подведу. А кинжал и герб я тотчас вам доставлю.

***

Квитас съездил в гостиницу и рассказал Солзу о посещении крепости. Монах посетовал, что не стоит Марчиану отдавать столь важные улики, но Квитас решительно заявил, что это поможет войти к старику в доверие. Паж в гостинице с утра не появлялся, и Квитас поспешил обратно на стройку. Марчиан долго молча рассматривал герб и кинжал, играя желваками, промолвил: «Вдова осталась, совсем молодая», — а потом отпустил Квитаса. Тот решил навестить Барагона, и уже ближе к вечеру добрался до виллы, уставший и запыленный. — Где это тебя носило? — спросил господин Гавин, входя в беседку со статуей неведомого бога, где ждал Квитас. — Ты словно весь день провел в седле. — Так и есть, ваша милость, — ответил наемник и рассказал о посещении крепости. — Что ж, я не против, чтобы ты выполнил поручение дознавателя. Только молчи о наших делах. — Можете не сомневаться, ваша милость, я буду молчать, будто в могиле. — Язык тебе обметай нечистый, разве можно так клясться! И когда же ты нашел тело слуги Марчиана? — Барагон с некоторым подозрением посмотрел на Квитаса. — Днем, ваша милость, — не моргнув соврал тот. — Осматривал этот берег, заодно знакомился с местностью. Позвольте спросить, ваша милость, а почему вы сами не посватались к госпоже Тамасетте? — Никто Тамасетту насильно замуж не выдавал, — рассмеялся Барагон. — И я тоже к ней сватался, но она предпочла Марчиана, чтобы укрепить положение семьи. Да и у меня не великая любовь, а просто интрижка. Не будь Иеросимо таким тюфяком, жена бы от него не бегала. — Господин Марчиан уверял, что его сын никогда не станет подсылать к вам убийц, вы ему верите? — спросил Квитас. — Да, это не похоже на Иеросимо. Если бы он побоялся вызывать меня, то скорее бы отравил на пиру. Да и то — перепутал бы и подлил слабительного вместо яда, — Барагон засмеялся еще пуще. — Я-то уж решил, что ваши три семейства только и делают, что враждуют. — Это мы с братом никогда не приглашаем друг друга в гости, а во время праздников и у Марчианов, и у Формитов, и у нас обязательно устраиваются пиры и увеселения. Устраивались — до королевского указа. Между семействами есть соперничество, но нет открытой вражды: это все осталось в далеком прошлом. Если бы наши отцы и деды были приближены ко двору, мы бы еще имели причину драться за власть. Но столица далеко — мы тут сидим тихо, богатеем. «Налоги толком не платите», — прибавил Квитас про себя. — Что ж, вот я и все понял, ваша милость. Я вас очень прошу не выходить никуда в те дни, когда я буду занят на каменоломнях. Без сопровождения не выходить, я имею в виду. — Он посмотрел на статую. — Это точно Деос? Мой друг сказал, что это, возможно, какой-то бог смерти. — Да какая разница? — пожал плечами Барагон. — Статуя прекрасно сохранилась и украшает беседку. Что ж, ступай. Ты мне нужен завтра: у меня свидание. Проводишь до места. И благодарю за честность. — Всегда к вашим услугам, господин Барагон, — поклонился Квитас. Он вернулся в гостиницу, где Солз как раз принялся за отчет. — Да, сегодня мейстиру ле Фею будет что почитать, — ухмыльнулся Квитас, глядя, сколько уже успел написать монах. — Вы вернулись как раз вовремя, мой друг. Рассказывайте, как отвезли кинжал и герб старику Марчиану. — Ага, только вот что, пока не забыл: узнайте, как звали вдову убитого и где она живет. — Где же я вам раздобуду такие сведения? — хитро прищурился Солз. — У дознавателя я не стану спрашивать, ему не следует знать, что мы ведем свои собственные розыски. А вы не вздумайте интересоваться у Марчиана — вы всего лишь честный, но не блещущий умом наемник. Не ведите себя, как человек ле Фея. — Так бедолагу хоронить будут — уж священники или монахи какие… — Конечно, стану я всех подряд расспрашивать. Ладно, подумаю. А пока что рассказывайте, — монах окунул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на приятеля.

***

С утра Солз ушел по своим делам, а Квитас отправился на виллу Барагона, чтобы сопроводить того на свидание. Идя на некотором расстоянии от господина, который все-таки взял с собой пару слуг, чтобы не бродить уж по городу, как простолюдин, в одиночестве, Квитас все поглядывал по сторонам, высматривая и подозрительных типов, и знакомый паланкин, но безуспешно. Зато улицы, по которым они шли, уже казались ему знакомыми. Внезапно Барагон остановился, что-то сказал слугам, те поклонились и оставили господина одного, свернув в проулок. Барагон обернулся и поманил Квитаса. — Я тут, — тот подбежал, готовый к услугам. — Незачем им знать, куда я иду, — сказал Барагон. — А я, кажется, догадываюсь, но, признаться, несколько смущен, — хмыкнул Квитас. — Неужели госпожа станет с вами встречаться с таком месте? — А кто сказал, что я встречаюсь с госпожой? — усмехнулся Барагон. — Я же сказал тебе, что не влюблен, а просто развлекаюсь, интригую. Почему бы не потешить плоть с кем-то еще? Ступай за мной. Квитас почесал в затылке, но что ему оставалось делать? Он уже давно смекнул, что господин его держит путь к баням, где нанял его на службу. Оливара встретила Барагона и сразу же повела в приготовленную комнату, ту самую, сказав, что гостья уже ждет. — Проверить бы, нет ли там кого еще, — шепнул Квитас. — Ты думаешь, Оливара меня предаст? — усмехнулся Барагон, глядя на плавно колеблющийся зад банщицы под белой длинной рубахой. — Да там и спрятаться негде, сам же видел. — Вода согрета, угощение вас ждет, — невозмутимо сказала та, остановившись у двери. Не успел Барагон войти в комнату, как Квитаса почти оглушил радостный, но слегка визгливый женский смех. Оливара слегка поморщилась. Квитасу ничего не оставалось, как ждать в коридоре. Вскоре он присел на корточки, подперев стену, и принялся разглядывать узоры на мраморных плитах пола. Днем бани обычно пустовали — тут мылись, разве что, путешественники, да вот еще устраивались разные встречи в отдельных комнатах. Во времена империи, конечно, в банях и днем бывало многолюдно — свободные господа, граждане великого Лимана уже после полудня собирались здесь, приятно проводя время. Прошли века — и банные традиции изменились. Сидеть под дверью и слушать, как кричит и стонет зазноба господина Барагона, Квитасу вскоре не сказать чтобы наскучило, но мысли в голову лезли самые что ни на есть греховные. Так что он встал и принялся бродить по коридору, заглядывая то в одну пустую комнату, то в другую. Всего их было восемь, по четыре с каждой стороны, они слегка различались по отделке, а главное — по размеру, так что двери располагались не напротив друг друга. Комната, где уединился с дамой Барагон, была поменьше, рассчитана на двоих, а попадались помещения, где одновременно могли отдыхать и пировать целые компании. Квитас попенял себе — с самого начала стоило их проверить. С другой стороны, банщице Барагон доверял, к тому же бани традиционно в Гутруме считались самым безопасным местом — ну, кроме храмов, конечно. Даже грабители и разбойники полагали зазорным ограбить тут кого или, Единый упаси, убить. Двери Квитас открывал осторожно, но смазанные петли не скрипели, створки были отлично подогнаны, словно нарочно, чтобы не тревожить гостей. Открывались двери внутрь, а не наружу, а посетитель при желании мог запереться с той стороны на легкую щеколду. Квитас подумал, что, пожалуй, такое странное навешивание дверей разумно — вдруг кому станет плохо в горячей ванне, вдруг какая заварушка или перепьет кто. Конечно, в банях не водилось хорошей охраны, но в качестве вышибал всегда можно было использовать истопников — здоровых детин, которые и топорами умели махать, и постоянно таскали тяжести. Проверив, а больше подивившись убранству комнат в том ряду, где находилось прибежище голубков, Квитас решил заглянуть в двери по другую сторону коридора. И, вот незадача: последняя в ряду дверь оказалась заперта. Квитас опустился на корточки и заглянул в замочную скважину. Он смог разглядеть только край большой ванны. Осторожно поднявшись, Квитас так же неслышно, благо мягкие циновки на полу глушили шаги, бросился искать Оливару. Он нашел ее в комнатке, где на полках стояли пузырьки и бутылочки с различными настоями, притираниями, лежали мочалки и губки. — Одна из дверей в коридоре, напротив комнаты, где сейчас господин Барагон, почему-то заперта, — сообщил он шепотом. — Странно, — удивилась банщица. — Ключи все у меня, а я комнату не запирала. Возьмите, проверьте. — А есть ли какой другой способ заглянуть в комнату? Через замочную скважину я ничего не увидел. — Я покажу вам коридорчик, откуда через особые окошки подают в комнаты угощение. И Оливара повела Квитаса по одной ей понятным лабиринтам, пока они, правда, не очутились в узком коридоре. Одна из его стен все еще была отделана мрамором, а вторая — деревянными панелями, ее построили именно в те времена, когда отгораживали комнаты. — Видите? Везде перегородки отодвинуты, — начала Оливара, но осеклась: — Странно, как раз с краю одна закрыта. — Вы, голубушка, ступайте, — шепнул Квитас. — Может, это просто ошибка, но проверить не мешает. Если все в порядке, я вам скажу. Он осторожно подкрался к перегородке и по чуть-чуть слегка отодвинул ее в сторону, молясь, чтобы не наделать шума, но створка скользила в пазах легко, как по маслу. В образовавшуюся щель он увидел вдруг мужчину в черном плаще. Тот стоял к окошку спиной. Квитас услышал его голос: — За девкой прибудет паланкин. Пока она не ушла, не трогайте Барагона. Следите за коридором. Как все закончится, девка выйдет в коридор и громко скажет: «Прощай, мой милый». Выждите немного и нападайте. — Барагон не один пришел, а с телохранителем, — возразил кто-то. «Так, их там трое, как минимум, — подумал Квитас. — Этот в плаще и еще двое». — Вас четверо, — прошипел тип в плаще, — а их только двое, причем один уже выпил и успел развлечься. За что я плачу вам деньги? Может, мне отряд солдат нанимать, чтобы убрать одного единственного человека? Трое занимаются телохранителем, один убивает Барагона. Болваны. — Слушаемся, господин. Квитас увидел, как «плащ» тихо поднял щеколду и выскользнул из комнаты. К двери тут же подскочил здоровенный детина, закрыл ее, щеколду опустил, уселся на пол, прислушиваясь к тому, что творится в коридоре. Квитас возблагодарил Единого, что двери устроены так несимметрично и что никто не думал подглядывать в замочную скважину и не заметил его перемещений. Прикрыв окошко, Квитас бросился к выходу из коридорчика, нашел вход в другой такой же, подбежал, уже не таясь, к закрытой створке, обозначавшей комнату Барагона, и неслышно отодвинул в сторону. — Господин Гавин, — зашептал наемник. — Мы больше ничего не заказывали, — послышался недовольный голос. — Тише, господин, это я, Квитас. У меня важное сообщение. Из окошка ванну было не видать — только столик с угощением и вином. Послышался плеск, и вскоре в окошке перед Квитасом предстала голая грудь Барагона. — В комнате напротив вашей засада, — зашептал Квитас. — Велите своей зазнобе пошуметь, а сами одевайтесь быстро. — Вот нечистый! — выругался Барагон и кинулся к ванне. Квитас же побежал к Оливаре, чтобы предупредить о готовящейся заварушке. Банщица взвизгнула, услышав о засаде в одной из комнат, но тут же закрыла рот ладонью. — Собери всех работниц, что сейчас неподалеку, запритесь где-нибудь. Деньги за отмыв комнаты и коридора от крови возьмете потом с моего хозяина! Он вернулся на свой пост совершенно спокойно, будто ничего не случилось. Из-за двери опять послышались женские стоны — немного наигранные, но вряд ли мужланы в засаде могли обратить на это внимание. Квитас осторожно толкнул дверь, и господин Барагон с мечом с руке выскользнул в коридор. Он успел только надеть исподнее, рубаху и натянуть чулки, пристегнув их к поясу. Стоны смолкли, дверь изнутри тут же закрыли. Квитас приложил палец к губам, прошел мимо запертой двери, обнажил меч и, примерившись, с трех ударов ноги выбил щеколду. Что ж, бой двое на двое вышел коротким. Неожиданное нападение ошеломило наемных убийц — они-то рассчитывали, что им придется иметь дело только с телохранителем и с пьяным блудником. В пылу схватки Квитасу показалось, что он слышит в коридоре женскую брань и крики. На сей раз перестарались оба — и господин, и телохранитель. Ну, не приучен был Квитас пленных брать, а Барагон, видать, впал в излишний гнев. — Опять допросить некого, — сплюнул он в сердцах, глядя на четыре тела. — Я видел их нанимателя, только со спины, но голос запомнил очень хорошо, — сказал Квитас, вытирая меч о скатерть. — Что там за бабы в коридоре кричали? — Ты тоже слышал? Они вышли из комнаты и тут же наткнулись на Оливару. — Я ж тебе велел запереться и не высовываться! — рявкнул Квитас. — Ты мне не тычь! Господин Барагон, я вашу… я Солу заперла. Вот ключ, разбирайтесь с ней сами. Растерянный Барагон отпер дверь. «Девка», шлюшка, кто ж ее разберет, оказалась дебелой и рыжеволосой. Она тут же попыталась прорваться в коридор, но Барагон решительно втолкнул ее обратно в комнату. Квитас вошел следом. — Как это вы так быстро собрались, милая, — заметил господин. — Не останусь же я тут, когда в соседней комнате мертвецы! — взвизгнула Сола. — А ведь еще дознаватель людей пришлет. — Разве ж мы вас не выпустили бы? — вмешался Квитас. — Господин Барагон, я не удивлюсь, что она даже знает точное число мертвецов. Она вообще кто, позвольте узнать? — Жена главы гильдии ювелиров. Редкая потаскушка, — цинично заявил Барагон. Сола завизжала и, растопырив пальцы, кинулась на него, стремясь расцарапать лицо. Барагон оттолкнул ее. — Не вводи меня в грех! Я сроду женщин не бил, а сейчас руки чешутся. Живо говори, что знаешь? А не то сам отволоку тебя к дознавателю! — Пощадите! — Сола тут же сменила тактику и бросилась к ногам Барагона. — Меня вынудили! Клянусь, я не знала, что к вам подошлют убийц! Один господин велел мне соблазнить вас и назначить свидание. Он как-то раздобыл мои письма бывшему любовнику и грозил, что отдаст их мужу. — Ну да, а свидание надо было назначить обязательно в банях, — хмыкнул Квитас. — Да, но, клянусь, я не думала об убийцах! — А о чем ты думала, дура?! — заорал Барагон. — Ну что кто-то подглядит за нами, может, деньги у вас начнет вымогать. Барагон только простонал. — Вот что, любезная, — Квитас рывком поднял Солу на ноги. — Оденься, как следует, и спокойно езжай домой — паланкин, наверняка, тебя ждет. Убийцы собирались напасть, когда ты уйдешь, так что ты просто ничего не знаешь. Сиди дома, никуда без нужды не ходи. А еще лучше — спрячься в монастыре, грехи всегда полезно замаливать. Мужу что-нибудь сочинишь — не впервой. Скажем… недели через две сможешь спокойно вернуться домой. Поняла? Мне некогда будет следить за тем, чтобы тебе не свернули шею. — А мне за что? — пискнула Сола. — Вы правы, господин, она дура. Потому что ты знаешь заказчика! — Да я ж лица не видела! — Ты думаешь, это его остановит? — Оставь ее, Квитас, пусть делает, что хочет, — холодно произнес Барагон. Они подождали, пока Сола приведет себя в порядок и вытолкали ее в коридор, но сами покинуть бани решили не сразу — мало ли, вдруг за ними следят. Барагон отдал Оливаре все золото, что при себе имел. — Куда трупы-то девать прикажете? — спросила банщица не без язвительной иронии. — Да откуда я знаю? — поморщился Барагон. — Заверните во что-нибудь, спрячьте пока. Потом вывезете и бросите за городской стеной. Денег еще пришлю. Оливара скривилась и ушла. — Жениться вам нужно, господин, — проворчал Квитас, устало садясь на диван. — Еще один на мою голову. Ты не священник, так что не учи меня. Лучше скажи, что делать? Барагон налил себе вина и осушил кубок. — Меня удивляет, что кто-то так настойчиво пытается вас убить, а вы никак не можете понять — кто это, — пожал плечами Квитас. — И утверждаете, что у вас нет таких уж явных врагов. Может, это чей-то обманутый муж? — Это больше похоже на холодный расчет, чем на гнев рогоносца. — И вот что еще я заметил: ваш враг предпочитает нанимать убийц, но не действует лично. Он или боится вас, или не имеет возможности встретиться с вами где-либо лицом к лицу. Это настораживает. — Что ж, проводи меня до дома. Завтра ты на строительстве, а я, так и быть, никуда без охраны не выйду. — Лучше вообще не выходите. Уж потерпите как-нибудь.

***

С осторожностью и великим тщанием проводив Барагона до виллы, Квитас вернулся в бани. Там как раз кипела работа — полы уже отмыли, три банщицы прибирались в комнате. Квитас столкнулся с Оливарой, несущей чистую скатерть. — Вы вернулись? — удивилась она. — Потолковать надо. — Одну минуту. — Оливара передала скатерть товарке и повела Квитаса в комнатку рядом с кладовой. Тут стоял стол с раскрытой амбарной книгой, два стула и сундук — вот и вся обстановка. — Тела спрятали? — спросил Квитас, садясь. — Да, как господин Барагон велел, — Оливара вдруг усмехнулась. — Вы же не просто так в Брерн прибыли, досточтимый Квитас. — А вы, видать, не просто банщица, — усмехнулся наемник. — Господин Морн щедро платит за услуги и умеет убеждать, — скромно потупив глаза ответила Оливара, усевшись на свой стул и поправив юбку. — Шпионите для него за посетителями? Видать, окошки в стенах не только для подачи блюд предназначены? — Господи Морн хочет знать, кто встречается тайно, о чем ведутся разговоры. И, конечно, он приглядывает за тремя самыми влиятельными людьми в городе. — Странно, что его до сих пор не купили члены какой-нибудь из семей, а то и все сразу, — заметил Квитас. — И как давно господин дознаватель занимает свою должность? Ведь он начинал еще при Целестине? — Это ничего не значит. Господин Морн хорошо знает свое дело и следит за порядком в городе, — ответила банщица и, заметив расширившиеся от удивления глаза наемника, прибавила: — Уверяю: обычно у нас спокойно. Крадут, конечно, бывает, убийства тоже случаются, но нынешние странности начались с того момента, как из столицы пришел приказ поспешить со строительством крепости. Поэтому-то господин Морн и просил ее светлость герцогиню прислать ему в помощь еще людей из Ахена. Что до вашего хозяина, он человек честный, пусть и легкомысленный. Впрочем, он не всегда таким был — госпожа Тамасетта обидела его, предпочтя Иеросимо. — Вот как? — хмыкнул Квитас. — Значит, все-таки был влюблен? А говорил, что это просто интрижка. — Барагон просто сох по госпоже Тамасетте. Она могла выйти за него — тоже выгодная партия. Но она предпочла Марчиана именно что по расчету. Да, Барагон в каком-то смысле своего добился, Тамасетту заполучил, но вряд ли продолжает ее любить. Это скорее у него месть — вот дурачок. Он разочаровался в женщинах. А Иеросимо — неплохой малый, но всегда в тени отца. Если вы ищете заказчика, то это точно не Иеросимо. Он не станет прятаться за спинами наемников. — К слову, как же пятеро мужчин смогли незамеченными пробраться в бани? — спросил Квитас, с подозрением глядя на Оливару. — Все комнаты приготовили еще вчера, а гостей мы ждали не раньше пяти, — пожала та плечами, — вот только господину Барагону приспичило встречаться с любовницей пораньше. Но это уже не от него зависело. Как вы убедились, ключи никто не крал — незачем, комнаты стояли открытыми. Да мы их редко запираем. А господину Морну я уже передала свой отчет — видимо, убийцы проникли в бани через вход для работников. Теперь всех начнут допрашивать, но, может, и не было злого умысла — мы сроду не держали днем ворота и ту дверь на засове. — Тела, поди, заберут по приказу дознавателя? — спросил Квитас. — Конечно. Думаю, скоро за ними пришлют. Да и за вами тоже. — А покажите-ка мне трупы. У дознавателя своя работа, а у меня пока своя. Оливара задумалась, внимательно приглядываясь к Квитасу, но потом кивнула и повела его в сарай на заднем дворе. Слава Единому, хотя бы он оказался заперт.

***

До гостиницы Квитас еле доковылял, чувствуя себя измотанным. Солз взглянул на него, покачал головой и велел хозяйке подавать ужин. Только когда Квитас насытился и осушил большую кружку пива, монах заговорил о делах. — Рассказывайте: кого еще отправили к праотцам? — Четверых наемников. Они подстерегали Барагона в бане. — Вот неймется ему, греховоднику, — вздохнул Солз. — Сидел бы на своей вилле и не высовывался — ведь кто-то всерьез вознамерился его убить. — Завтрашний день обещал пересидеть, — сказал Квитас. — Зато сегодня вернулся не с пустыми руками. Знаете, что я нашел в потайных карманах наемников? — Теряюсь в догадках, — слегка съязвил Солз. Вместо ответа Квитас высыпал на стол четыре маленьких диска, блестевших, как золото. Но это были не монеты, а жетоны гильдий, которые порой выдавали в лавках покупателям, сделавшим заказ. Приказчик или хозяин лавки записывал в книгу имя заказчика, а тому выдавал жетон с номером. — Хм… Это даже не жетоны, — заметил монах, — а только заготовки к ним. И на них выцарапана буква «М». Интересно, что бы это значило. — Не знаю, — пожал плечами Квитас. — Может, имя их командира. Или кто там у них есть старший. — Имя нанимателя, — задумчиво промолвил Солз. — Но не хотелось бы, чтобы это означало «Марчиан». — Или Масителло, — прибавил Квитас. — Может быть. Возьмите один жетон и держите при себе. Думаю, пригодится. — Наверняка. А теперь займемся отчетом. Банщица меня пугала скорым визитом к начальству. Макения Они ехали уже неделю, а миновали всего один город. Приходилось останавливаться дважды в день, чтобы совершать моления. Их небольшой караван не привлекал особого внимания: путешествующие лишь лениво скользили взглядами по группе паломников в сером. Отряд сборщиков налогов вообще проскакал мимо на полном скаку. Аллиди, называвшийся теперь Амином аль Сабат, читал вслух надлежащие молитвы, а остальные хором повторяли несложные их завершения. Фехруз держалась тише воды ниже травы — поначалу боялась, что ей придется ночевать в одном шатре с новоявленным «мужем», но с ней уложили спать «девочку Лейшу». Талих ночевал вместе с Аллиди, а Йоану пришлось делить шатер с Гершей, то есть супруги Ясин аль Шаммат и мехдини Даянь тер Ясин ночевали, как и полагается, вместе. Нет, Йоан, конечно, знал, что так и будет, так должно быть, но в первый же вечер, после истовой, подобающей благочестивым паломникам, молитвы и скромной походной трапезы, поданной сперва мужчинам, к которым причислили и Талиха, и лишь потом, уже в виде остатков (впрочем, немалых), достопочтенным мехриди Фехруз, Даянь и девице «Лейше», войдя в споро расставленный слугами шатер и обнаружив там расстилавшую при свете масляной лампы кошмы и одеяла лису, он вдруг с необычайной четкостью вспомнил слышанный в детстве от священника рассказ о достойном рыцаре, который, в защиту целомудрия порученной его чести девицы, укладывал в постель между ними остро заточенный меч. То ли чтобы девица могла обороняться от него в случае помутнения рассудка и злонамеренного посягательства, то ли чтоб самому было спокойней за собственное достоинство. Герша-Даянь безмятежно глянула на Йоана поверх края расшитого покрывала: — Все будет хорошо, мой рыцарь. — Почему ты назвала меня так? Разве оборотни читают мысли? — поразился тот, чувствуя, что краснеет. — Нет, конечно, — тихо рассмеялась лиса. — Да только и мне про благочестивого рыцаря известно. В пьесе попадалось. — Все равно не понимаю, как? — улыбнулся Йоан. — Ты рукоять своей сабли поглаживал — весьма задумчиво. Не зарубить, чай, меня решил? — До чего же ты смекалиста, — промолвил Йоан, распоясался, отложил в сторону саблю в ножнах и улегся на кошму. Герша взбила небольшую дорожную подушечку и хохотнула снова. — Ой, не могу. Как вспомню меч да как бедолага им от жены трактирщика всю ночь отбивался… «Кажется, нам про разных рыцарей рассказывали», — вздохнул Йоан. — Я от тебя отбиваться не стану, — сказал вслух и залился краской, сообразив, как именно прозвучали его слова. Покосился на отставленную в сторону кривую саблю. — Да и меча-то нет… — и покраснел еще гуще. Ну что ж за незадача-то! — Не станешь, значит? — задумчиво переспросила Герша, усевшись у него в ногах. Йоан открыл было рот, но тут же его и закрыл, махнув рукой. Уж больно двусмысленным выходило все, что он хотел и мог сказать. А хуже всего было то, что и сам он не понимал, какой именно смысл в своих словах предпочел бы. Герша, не дождавшись ответа, скользнула на свою кошму и прикрылась одеялом. — Доброй ночи, — шепнула она. — Доброй ночи, — отозвался Йоан и не сдержал вздох, внезапно осознав, что спать совершенно не хочется. Но Герша или не слышала его вздоха, или сделала вид, что не слышит. Йоану ничего не оставалось делать, как задуть лампу и глядеть вверх в темноту. Вскоре по спокойному и ровному дыханию девушки он понял, что та спит. Нельзя сказать, что в шатре было совсем уж не видно ни зги — сквозь ткань полога просвечивали костры, возле которых ночевали охранники и слуга Рамтин. Фигура Герши угадывалась рядом в темноте. Лица Йоан разглядеть не мог, но, осторожно приблизившись, он почувствовал аромат благовоний, которыми умащалась Герша, запах ее волос, запах кожи, показавшийся терпким, горячим, но таким будоражащим. Дыхание лисы чуть прервалось. Йоан встревожился — разбудил, невежа! — и отшатнулся на свою лежанку. Ночь предстояла очень долгая. Конечно, не всякую ночь он лежал без сна — иногда дорога настолько утомляла, что Йоан засыпал, лишь только ложился на кошму. А порой приходилось мучиться все более явственным желанием, твердить про себя молитвы, чтобы Единый уберег от греха. Днем они с Гершей почти не разговаривали, а если и перекидывались парой фраз, то они сводились к простым распоряжениям, которые отдают макенские мужья своим женам. Вот женщины в повозке болтали и даже иногда тихо хихикали — громко смеяться им не полагалось. Талих, считавшийся еще малолетним, был допущен в женский круг, ну и «Лейша» тоже. Мальчишка старательно кутался в свое покрывало, только глаза сверкали, а они у него были большие, черные, да еще с длинными ресницами — любой бы принял его за девчонку в таких одеждах. Он старался говорить тоненьким голоском, но все же поменьше, односложно отвечая «невестке», чаще же просто кивал. Однажды перед сном Йоан спросил Гершу, о чем она беседует с Фехруз. — Я больше слушаю рассказы о ее господине, какой он добрый да хороший, а если она принимается расспрашивать меня, сочиняю о нашей с тобой жизни в имении на границе с Ушнуром, — ответила лиса. Йоан помолчал и попросил тихо: — А мне расскажи… о нашей жизни в имении. — Невеселая жизнь была, — вздохнула лиса, — если бы господин мой не любил меня так, недостойную, то давно бы взял себе другую жену. Я объясняла Фехруз, что, конечно, беременела, только вот выносить мне не удавалось. — И она не сомневалась? — не поверил Йоан. — Наш добрый хозяин говорил ей, что мы едем под чужими именами, и ей не интересно, почему все так сложно с простой поездкой на источники? — По счастью, Фехруз женщина добрая, но не слишком умная, — улыбнулась Герша. — Она ведь с младых ногтей в наложницах и кроме дома Бехруза ничего в жизни не видала. Он купил ее совсем девочкой, сначала держал как служанку, потом только стал спать с нею. Я просто сказала ей, что кто мы такие, чтобы спорить с таким важным и влиятельным человеком, как мехди Бехруз? Он сказал «так надо» — наше дело слушаться. Ты, конечно, у меня небедный землевладелец, но ведь не царедворец. — Дождемся вопросов от Талиха, — предупредил Йоан. — Мальчик совсем неглупый. Явно в отца пошел. Герша вдруг всплеснула руками: — До чего ж я глупая! Вот что значит несколько дней болтать с макенской женщиной! Чего проще найти объяснения нашим подложным метрикам? Дело-то ведь не в нас, а в Фехруз и ее сыне — они же из столицы бегут. Мехди намекнул своей наложнице, что грядут опасные времена и именно поэтому ей следует уехать. Но как он может рисковать жизнью своих друзей, которые вызвались помочь и увезти бедняжку подальше? Вот потому он и сделал нам всем фальшивые метрики. Йоан кивнул: — Сойдет, пожалуй. А времена-то и вправду непростые. Наш побег не прибавит тепла в отношения меж властителями, отцом и сыном. Пройдет слух, что мы пропали, и тут уж один другого станет подозревать. А там… Тишайший он или нет, а как до угрозы жизни дойдет, так и заяц волку брюхо вспороть может. А человек и подавно. Герша помедлила. — Корону на себя не только принцы примеряют, — тихо и жестко сказала она. — Да и за принцами их матери, их евнухи, их малые дворы. От такого количества зайцев никакому волку не отбиться. Йоан только кивнул. Каждый вечер, оставшись с Гершей в их шатре, он писал донесения государям, клал их в шкатулку и получал короткие ответы с пожеланиями доброй дороги и благословениями. Спалив бумагу, он прятал шкатулку поглубже в дорожный мешок Герши. Единственное, что тревожило его и лису — необходимость расстаться до поры с Аллиди. В метриках он числился мужем Фехруз, и ему надлежало некоторое время оставаться с ней, пока не приедет из столицы Бехруз. Если приедет, конечно. А уж коли нет — выбираться в порт и плыть в Гутрум, всеми правдами и неправдами склонив наложницу и мальчишку Талиха отправиться с ним. Впрочем, если не помнить о цели их путешествия, то временами казалось, будто они и впрямь совершают паломничество, едут себе неспешно по стране, любуются пейзажами: появились холмы, покрытые рощами, все чаще вместо полей им попадались виноградники, фруктовые сады, изредка вдалеке маячили развалины лиманских храмов, еще не до конца разобранные для собственного строительства — южная половина Макении когда-то тоже входила в состав империи. Макенцы подошли к наследию империи избирательно: храмы разграбили, растащили «по камешку», а вот дороги сохранили и поддерживали в целости, как и общественные здания, рынки, бани. Лишь поразбивали непотребные статуи, счистили со стен росписи, украсив их по-своему, орнаментами, изображениями цветов, зверей и птиц. В городе Дамляре, в котором ненадолго останавливались наши путешественники, они успели отдохнуть в прекрасных банях — мужчины, разумеется, а еще пополнить запасы провизии на рынке, огромном, обширном, построенном из кирпича, в два этажа. Женщины, а также Тахир, смыли с себя дорожную пыль в гостинице. Зимой в Макении иногда шли дожди, но не проливные, и прекрасные дороги позволяли не прерывать путь. Женщины и дети ехали в крытой повозке, а мужчины прятались от дождя под накидками. Потом выходило солнце, не такое жаркое, как летом, но тоже весьма теплое, высушивало одежду — словом, коли забыть, в какой стране находишься, каковы тут нравы, путешествие бы, пожалуй, доставляло немалое удовольствие. Йоан писал государям и об этом, будто путевые заметки вел. Даже улыбнулся разок, описывая развалины прекрасного мраморного храма и сложенное рядышком из обожженного кирпича невысокое строение — могилу местного святого, как объяснил Аллиди и как было написано на полустершейся табличке у входа. Некто, чье имя смылось с таблички, как полагается порядочному макенскому святому, еще в детстве тысячу раз прочел священную книгу, выучил ее наизусть и без конца повторял, моля Владыку о продлении жизни очередного Мальдука и милости для остальных ничтожных насельников благословенной земли. На его могиле исцелился паралитик, прозрел слепой, заговорил немой, а задолжавший сборщикам помолился блаженному и обрел в канаве ровно ту сумму, что была ему необходима. Жители с почтением доложили в столицу о явленных чудесах, и тогдашний Мальдук милостиво позволил им за свой счет возвести гробницу, украсить ее памятной табличкой и освободил кусок земли, на котором она располагалась, от уплаты налога в казну на веки вечные. Неподалеку от могилы порешили устроиться на привал, да и странно было бы паломникам проехать мимо местной святыни, не почтив ее особо. Аллиди расстарался, прочитав длинную молитву, все дружно повторяли за ним, а проезжавший мимо путник, слушая их справный хор, одобрительно поцокал языком и покивал. Хор молящихся лишь изредка прерывался кашлем Талиха, мать заботливо щупала ему лоб, но жара не чувствовала. — Не старайся так, сынок, — прервал молитву Аллиди, — не говори громко, святой тебя все равно услышит. Талих кивнул с почтительным видом и снова закашлялся. Закончив молитву низким поклоном священному месту, принялись обустраивать лагерь. Тахир, укрывшись в повозке, прислушивался к кашлю мальчика и покачивал головой. — Нехороший он, — шепнул Герше. — Учитель о таком рассказывал. Как бы хуже не стало, а у нас, почитай, и лекарств-то особо нет. — С чего вдруг простыл? — удивилась лиса. — Под дождем ведь не бегал. — Изнеженный он, — ответил Тахир, — почитай, всю жизнь провел в доме, под присмотром нянек и матери. Он много чего о себе рассказывал. Ел-пил вдоволь, спал на мягком, с другими детьми не играл. — Бедолага, — вздохнула Герша. — Помочь-то можно ему? Что-то не верится мне, — она мотнула головой в сторону гробницы, — в такую помощь. Если там простуженного ребенка на ночь оставить, то к утру можно саван готовить. — Возьмем слугу, пойдем в луга, я травок поищу каких, — ответил Тахир. — Травки — это хорошо, — кивнула Герша. — Я, пожалуй, тоже посмотрю. Она пошепталась с «супругом», тот окликнул Рамтина, велел ему проводить «жену» с «сестрой» на луг да подождать там, пока те цветов себе насобирают. Тахир ненадолго скрылся в повозке и вскоре вернулся с несколькими кусками чистой ткани — он порвал на них одну из своих нижних длинных рубашек. Здешняя пышная природа не знала зимы, луг зеленел, а кое-где уже распустились первоцветы. Рамтин шел на почтительном расстоянии от госпожи и ее «сестрицы». Тахир на цветы внимания не обращал: бродил по лугу, внимательно глядя себе под ноги. Вдруг присел, достал кусок ткани и стал обрывать листики с какого-то ползучего кустарника. — Что это? — спросила Герша. — Мацик. Тимьян по-вашему… по-нашему… А! — махнул рукой мальчишка. Собрав листья, завязал ткань узелком и пошел дальше. Ворчал, что не время нынче травы собирать, но куда же деваться? Набрал немного листьев с кустарников, чьих названий Герша не знала, радуясь, что их сушить не надо, а просто порезать и можно заваривать. Вернувшись к костру, «Лейша» захлопотала у котла с еще теплой водой, будто собираясь готовить вечерний чай. Лиса внимательно наблюдала. Смотри кто со стороны, увидел бы только, как молодая супруга учит младшую сестру обязанностям хорошей жены. Дело, что и говорить, полезное, да и в случае, если там, на водах, несчастной семье улыбнется таки удача, кому-то придется заменить ее при муже, готовящемся стать отцом. Уж лучше родная сестра, чем чужая девка. — Знобит сыночка, — жалобно произнесла Фехруз, подходя к костру. — И лоб горячий-горячий. Что делать? Где врача взять? До города далеко. — Уж ученик врача у нас под рукой имеется, — успокаивающе сказала ей лиса. — Сейчас приготовит отвар для Талиха. А ты, сестра, пока помолись святому, неужто он не поможет ребенку? Фехруз испуганно посмотрела на женщину. Нет, она догадывалась, конечно, что «сестра» — вовсе не сестра, а скорее брат, и что от нее многое скрывают, а порой и лгут в глаза. Но раз господин велел ехать с этими людьми и доверял им, кто она такая, чтобы перечить? Однако такое открытое признание Фехруз испугало. Значит, дело настолько плохо, что Ясин то ли оговорилась, то ли уже не считает в праве скрывать правду. — Да, я пойду к могиле, — тихо пролепетала она. — Все в руках Всевышнего, — кивнула с важным видом лиса. — А лекарство скоро будет готово… Аллиди, узнав, куда собирается Фехруз, отправил с ней одного из охранников. — Ты решила рассказать ей правду? — спросил Тахир у Герши. — Может, она и не так умна, как ее муж, — пожала плечами лиса, — но не слепая ведь. Готова поспорить на собственный хвост, что Фехруз уже знает, что ты мальчишка. Да и кто бы здесь стал учить девчонку лекарскому искусству! А лечить Талиха нужно, и не молитвами да поклонами, вот еще! — Надеюсь, мне удастся ему помочь, — вздохнул Тахир. — Я ведь мало чему успел научиться у целителя. А у колдуна — еще меньше. Вот вернемся… если вернемся, поступлю в школу магов, а как закончу, хочу еще целительство постичь. Интересно соединить эти знания вместе. — Когда, — наставительно сказала Герша и легко щелкнула мальчика по носу. — Не если вернемся, а когда. Запомнил? Ну как там твое снадобье, не выкипело еще? — Да ты смеешься? — надулся Тахир. — Не видишь, огонь едва теплится. Тут настоять надо, на слабом-слабом пламени. А еще лучше вообще на угольках. — Значит, еще долго. И чем же пока Талиху помочь? — Можно холодную мокрую тряпицу положить на лоб, — ответил Тахир после недолгого раздумья. — Пока так. Посиди с ним, сестра, последи. Герша кивнула и пошла к шатрам. Первым делом она отправила охранника с бурдюками к колодцу, который они проехали несколько часов назад. Воды им требовалось теперь много — если бы не внезапная болезнь Талиха, они наутро двинулись бы в путь и успели добраться до следующего колодца раньше, чем исчерпали запасы живительной влаги. Пока Фехруз послушно молилась у могилы местного святого, Герша отыскала чистое полотенце, набрала в миску немного воды и присела у кошмы Талиха, приложив мокрую ткань к его горячему лбу. Мальчика, правда, знобило сильно, хотя он не впал в беспамятство, и обрадовался, когда увидел Гершу — насколько он вообще мог выказать радость в таком состоянии. — Где мама? — спросил он прерывающимся голосом. — Пошла помолиться к могиле святого. Скоро сварится снадобье, которое снимет жар. — Пить хочу, — пожаловался Талих. Герша дала ему немного воды. Нахмурилась, задумавшись, не стоит ли поторопить их лекаря, но тут и сам он скользнул в шатер с котелком и глиняной кружкой в руках. Он процедил варево через тряпицу и протянул кружку Герше. — Напои его. — Соблюдая осторожность, он все же при Талихе говорил писклявым голосом, продолжая изображать девчонку, а тот пока не мог осознать странность происходящего. Лиса приподняла мальчишку и приложила кружку к его губам. Талих сделал глоток и поморщился. — Горько. — Ничего не поделаешь, потерпи. Надо выпить. Талих кашлял, хныкал, но все же допил отвар. Герша дала ему еще немного воды, чтобы перебить привкус, и уложила обратно на кошму. Тахир тем временем расстелил другую тряпицу, положил листья, оставшиеся от отвара на одну половину, прикрыл другой. — Переверни его на живот, — велел он Герше. Герша осторожно перевернула мальчика. Тахир положил ему на спину тряпицу с листьями и укрыл одеялом. — Жарко, — капризно пожаловался Талих. Тахир открыл рот, закрыл и посмотрел на Гершу. — Так это и хорошо, — заворковала лиса. — Жар выгонит болезнь, и ты поправишься. Талих скривил губы, но послушно притих. Тахир выскользнул из шатра, принес еще процеженного отвара. Подумал, добавил в него ложку меда и поставил рядом с больным. Талих вскоре и правда начал потеть, так что примочку со спины сняли, опять перевернули на спину и подложили под голову еще одну подушку. — Противно, мокро, — жаловался он. — Потерпи, — сказала лиса. — Лейша, вернулся ли охранник от колодца? — Вернулся и поставил часть воды греться на огонь. — Вот и славно. Достань пока из мешка чистую рубашку Талиху. Когда все было готово, мальчика обтерли от пота, переодели в сухое и чистое, дали выпить подслащенного отвара, что ему даже понравилось. Через некоторое время Талих уснул и Герша с Тахиром вышли из шатра. — Как мальчик? — спросил спешащий к ним Йоан. — Да кто же знает? — ответил Тахир. — Но даже если опасность миновала, придется задержаться тут на день хотя бы. Хорошо если это просто простуда. Целитель, — прибавил он шепотом, — говорил мне, что у детей такое бывает. — Надо бы Фехруз уже с могилы забрать, — спохватилась Герша. — Проторчит там всю ночь, еще утром сама сляжет. — Мехди Амин! — крикнул Йоан. — Сыну твоему полегчало, пошли за женой! — Хвала Владыке! — отозвался Аллиди. — Сам схожу. Видать, от души молила святого, так и я поклонюсь в благодарность. Он ушел, а Герша вопросительно посмотрела на Йоана: — Прикажешь ужин готовить, господин мой? Йоан кивнул. — И прикажу. Готовь. Боюсь только, Фехруз сейчас не до ужина, так что все на тебе. — Лейша поможет, — лукаво подмигнула лиса. Тахир жалобно скривился. — Порежешь овощи, — велела лиса, — привыкай, сестренка, вот выйдешь замуж… — Сестрица, пощади! — запищал Тахир, обнимая Гершу за талию. Йоану стоило больших трудов удержаться от смеха. Увидев возвращающихся к палаткам Фехруз и Амина, Тахир посерьезнел и с преувеличенной старательностью занялся овощами. Уж что-что, а чистить и резать целитель кого хочешь научит, не то что мальчишку, а хоть и зверолюда! Бранн Ленард проснулся лишь только рассвело, посмотрел на все еще стриженный на военный манер затылок Кристиана, осторожно поцеловал плечо под белеющей в утреннем сумраке сорочкой и выбрался из-под одеял. Набросил теплый халат, подошел к окну и посмотрел на едва посветлевшее небо. День обещал быть ясным. Хорошо бы подольше продержалась благоприятная погода — послезавтра они выезжали в Марч, чтобы наконец отдохнуть немного и почтить своим присутствием свадьбу графа Ронана и досточтимой Кресильды Морроу. Справив утреннюю нужду и совершив необходимые омовения уже остывшей со вчера водой — слуг он так рано беспокоить не любил, а холодной воды не боялся — Ленард прошел в кабинет, зажег свечи и уселся за стол, уставленный шкатулками. Первым делом открыл ахенскую, где нашел пересланную герцогиней Мейнир депешу тайных дознавателей из Брерна, прочитал и написал краткий ответ: «Пусть твои люди продолжают свою работу, дорогая тетушка. Напиши, как идут дела в Медидоке. Про Прибрежные сосны мне всегда подробно пишет брат. Посылаю тебе последнее письмо Йоана деду, отдай через неделю. Ленард». Что ж, Единый хранил старого барона от лишних волнений — по его благой воле Кьелль просто рассказывал внуку, как идут дела, не пытаясь вступить с ним в письменную беседу. Конечно, оба письма от барона Ленард отправил через шкатулку Йоану — просто прочитать, а потом сжечь. Открыл земеркандскую шкатулку, проглядел отчет герцога Джулиуса, отложил его для Кристиана — там все больше шла речь про корабли, про обучение наемников морскому делу, про подбор наставников. Письмо герцогини он читал внимательно и с интересом. Мадин рассказывала про новую печатню, про розыски стариков, владеющих забытыми ремеслами, про рованского приора, что постепенно поправлял здоровье под гостеприимным герцогским кровом и заботливым присмотром ведьм. По поводу того, чтобы взять приора с собой на свадьбу, они с Кристианом уже писали Джулиусу. Тот с супругой тоже не сегодня-завтра собирался выезжать в Марч. Ленард приоткрыл шкатулку, парную к которой он отправил в Калхедонию — скорее в призрачной надежде открыл, ибо послы не могли так скоро добраться до Сифры. Еще вчера он получил известие, что с посольством все благополучно, но такой большой отряд, да еще с подводами, пока что только-только успел пересечь границу между Ушнуром и Калхедонией. В Сифру отправили гонца, дабы предупредить государя Нардина. Следующей Ленард открыл шкатулку макенскую и обнаружил там свиток от Йоана. Маленький караван наконец двинулся дальше на юг. Хвала Единому, мальчишка, сын Бехруза, поправился, задержав путников всего на пару дней. По расчетам Йоана и Аллиди они должны были вскоре добраться до богатого города Кха-Турий, построенного вокруг сернистых источников. Ленард уже давно задумывал как-то отличить макенца, который оказал такую неоценимую помощь в тайной миссии — конечно, когда тот вернется в Гутрум, и позже остальных. Ленард развернул свиток и принялся читать: «Государь, прошу простить мою дерзость, ибо не отчет о делах наших посылаю через чудесную шкатулку, а личную мольбу. Так сложилось, что путешествуя и проживая рядом с замечательной девицей Гершей, не смог остаться равнодушным к достоинствам ее, уму, выдержке, знаниям и умениям. Да и Герша, государь, не питает ко мне неприязни. Сейчас же, в дороге, довелось нам изображать супругов, что еще более сблизило нас. Посему прошу, государь, как верный ваш вассал, дозволения вашего на брак с девицей Гершею…» Ленард сперва даже глаза потер — не привиделось ли спросонья? Возмутился было — вот нашел время о любви думать! Успокоился немного, стал читать дальше: «Мы рассудили, что вера-то одна, Творец один — и если макенский священник благословит нас, то пред лицом Единого союз наш окажется истинным. Брачующимся тут выдают грамоту, что такая-то девица стала супругой и собственностью такого-то господина. Оставим на совести здешних людей слово «собственность». Брак мы заключим под теми именами, под коими путешествуем — Герша же назовется просто девицей Даянь, сиротой, что и так правда. Вернемся в Гутрум — подтвердим наши имена, если ваши величества одарите нас такой милостью и засвидетельствуете перед священником, что мы исполняли в Макении вашу волю». Ленард еще думал над посланием, когда на плечи его легли знакомые ладони, и муж коснулся поцелуем шеи. — Весь в делах, мое величество? — с доброй усмешкой поинтересовался Кристиан. — Над чем ты так задумался? — Да вот, — Ленард протянул ему послание. — Дозволения жениться просит. — Кто бы? — Кафф быстро просмотрел письмо. Хмыкнул весело. — Какой вассал пошел послушный, просто загляденье. Или там у девицы уже живот с наследником из-под… как бишь эти покрывала до пят называют? — Кристи! — Лени сперва покраснел, потом засмеялся. — Скажешь тоже! — Да пусть женится, — добавил Кристиан уже серьезно, — может, ему так спокойнее будет. Девица же заслужила честь стать женой баронского внука. Вот вернутся — дадим ей приданое, достойное и красоты ее, и ума, и смелости. — Да я и сам так думал, — кивнул Ленард. — Вернулись бы, а там уж… — И еще… — Кристиан задумался на миг, потом кивнул, словно соглашаясь сам с собой. — Отпиши им, что за заслуги перед Гутрумом девица Герша жалуется титулом баронессы. — Какой баронессы? —удивился Ленард. — На севере Карраса есть королевские земли, как раз недалеко от вотчины Кьеллей. Пожалуем их ей. — А назовем-то как? — повторил Ленард. — Есть у той земли прозвание? — Там расположена деревня под названием Шинах, что означает по древнегутрумски «лиса». Чем не родовое имя для девицы-оборотня? — Герша, баронесса Шинах — неплохо звучит. Что ж, отвечу Йоану позже, после завтрака — как раз будет время до просителей. Завтракали государи только вдвоем, не приглашая никого к столу и у себя в покоях. Завтракали плотно, ведь впереди был целый день, полный забот и трудов. С утра к вину не притрагивались, пили только бодрящий чай, сметавший остатки сна. После завтрака, закончив туалет и одевшись, государи отправились в кабинет, где их уже ждал секретарь с бумагами и верными табличками для записей. — Что у нас сегодня, господин Авуэн? — спросил Кристиан. Он мог бы и не спрашивать, потому что Ленард и так все помнил, но не задать вопрос секретарю — означало выказать тому неуважение. Да и вдруг что-то срочное и не обговоренное заранее? — Лиманский посол прибудет в двенадцать, как и было условлено, государи, — доложил секретарь. — На беседу с ним ваши величества выделили час — это с лихвой. После — прием просителей еще два часа. Краткий отдых и небольшая трапеза. В половине пятого прибудут его преподобие приор Мельяр и министр Коннра. Среди просителей ожидается графиня Даввар. — Сама приехала? — удивился Кристиан. — И дочь с собой взяла, государь. — Что у нее могло случиться, чтобы и малого ребенка по зимним дорогам пришлось катать? Ей же до столицы добираться недели две, не меньше. Выслушаем. Где остановилась графиня? — В монастыре — с няньками и служанками, а охрана — в гостинице неподалеку. — Сестры позаботятся о малышке, — заметил Ленард. — Да и городские дети там, наверняка, играть будут, не соскучится. Но и правда странно. Сколько той наследнице? Пяти, пожалуй, нет? — Пять уже исполнилось, поди, — ответил Кристиан. — Помнишь, как собирались впервые в Марч, я упоминал в разговоре, что наследнице три года? Может, и не исполнилось еще, но скоро уже — месяц рождения я не помню, конечно. Ленард подумал немного, тряхнул головой. — Нет, и помыслить не берусь, чего графиня от нас хочет! — воскликнул он. Кристиан усмехнулся: — Тогда вернемся к нашим делам. Озадачим наших верных слуг переписью? — Да, и, думаю, министр будет только рад нашему решению. В ожидании лиманского посла работали с бумагами: Ленард, в числе прочего, отправил письмо Йоану, дав высочайшее соизволение на женитьбу — разумеется, вовсе не такой фразой ответил, а по-простому, не забыв сообщить, что Герше жалуют титул баронессы и земли. Кристиан же разбирался с отчетами Джулиуса. Посла встречали в малом зале для приемов. Лиманские мужчины не славились особой красотой: носы крупные, челюсти тяжелые, головы коротко стриженные, а посол к тому же сверкал лысиной. Войдя в зал он заметно побледнел: сам-то он одет был не в пример более пышно, чем сидящие на тронах государи. Правда, скромность их одежд была обманчива, и посол, подойдя поближе, рассмотрев лучше ткани и меховую опушку, успокоился. Выслушав цветистые приветствия, Кристиан кивнул: — Мы вас слушаем, мейстир Нуций сын Фавия. — Государь наш, Марциал Милостивый, да продлит Единый его годы, через вашего покорного слугу просит напомнить вашим величествам, да хранит вас Единый… — начал посол. — Давайте оставим Единого в покое, — прервал его Ленард. — Незачем поминать его всуе. Садитесь, — он указал на кресло, — изложите ваше дело без излишних церемоний, иначе все эти словеса займут добрую половину отведенного вам времени. Нуций растерянно поморгал — новых государей он только один раз и видел, когда вручал верительные грамоты, дел с ними не имел, зато хорошо помнил прежний королевский Совет в полном составе и самого Целестина, когда тот еще ходил на своих двоих и даже что-то говорил. Расшаркиваться посол привык — стиснув зубы, конечно, ибо приходилось гнуть спину перед властителем государства, бывшего когда-то провинцией великой империи. Спорить с молодыми королями он не стал, опустился в кресло, стоящее поодаль, и продолжил: — Ваши величества, государь мой просит напомнить вам о том, что между нашими странами существует договор о мире. — Мы о нем и не забывали, — заявил Кристиан. — Однако в последнее время в Гутруме наблюдаются военные приготовления: число оружейных мастерских увеличилось, в Земерканде строится новый флот, да вот еще возобновилось строительство крепости на юге Карраса. — Это так, — не стал отрицать Кристиан. — И переход власти не дался Гутруму легко, хоть, слава Единому, большой войны не случилось. И звероподобные наши соседи, от которых Гутрум прикрывает и ваше королевство тоже, никак не хотят оставить нас в покое. В чем из этого ваш государь видит свою заботу? — Зверолюды от нас далеко, ваше величество, смею заметить, но мысль вашу я уловил, — ответил посол. — Однако, крепость на южной границе… — Почему вы так интересуетесь этой крепостью? — спросил Ленард. — Наши государства вообще не граничат — надеюсь, вы помните карту. В возведение крепости было вложено достаточно средств из казны, и мы не можем позволить себе такую роскошь — бросить цитадель недостроенной. — Но… — начал, помявшись, посол. — Ваши величества, не то чтобы именно эта крепость вызывала особенный интерес, хотя, вы правы, вот уже третья попытка возвести ее стены… возможно, строители лишь не замечают очевидного — Творец против этой постройки? — Вы уже беретесь трактовать его волю, мейстир Нуций? — Кристиан иронично приподнял брови. — Лиман совершенно не должно касаться, каким образом мы правим нашим королевством и как именно желаем реформировать армию. Подписанным договорам мы верны, и у вас нет причин подозревать Гутрум в обратном. — Я не помню, чтобы предыдущие две попытки отстроить крепость вызывали тревогу у вашего государя, мейстир, — задумчиво начал Ленард. — Однако сейчас вы здесь. Что же так вас заботит на самом деле? — Только ровно то, что я сказал вам, ваши величества. Вы молоды, ваша кровь горяча, вам захочется воевать. Но я понял ваш намек и думаю, что моего государя полностью удовлетворит известие о том, что вы хотите избавиться от той помехи, что существует на вашей северной границе. Я с большой радостью отправлю гонца в Нисс, сообщая государю о том, что Гутрум верен подписанным договорам. — Тогда мы вас более не задерживаем, мейстир Нуций, — кивнул Кристиан. Когда посол удалился, Ленард с задумчивостью посмотрел на супруга: — А ведь у них никаких гонений на магию не было. Что-то мне подсказывает, что посол имеет какой-то иной способ отправлять сообщения в столицу, помимо простых гонцов — вон как быстро дошли слухи до Лимана. И не они ли мутят воду на строительстве крепости? — Если они, никакой магии и не надо, — усмехнулся Кристиан. — На воре и шапка горит, и порты трещат. Все им великое прошлое спать по ночам не дает. — Напишем все же Мейнир о визите посла, пусть предупредит своих людей в Брерне. — Да, душа моя. А у нас есть немного времени до приема просителей. Отправь записку тетушке, а еще давай сочиним с тобой письмо Альберу — что-то он уже три дня вестей не посылал. — Он молодой отец, — усмехнулся Ленард, — ему не до нас. Но мне нравится твое предложение. Они перешли в кабинет, и Кристиан тут же развалился на макенском диване — он и во дворце Бранна завел себе такой же. Ленард сел за стол, быстро отправил сообщение в Ахен, приготовил свежий свиток и покосился на супруга: — Кристи, ты устал? — Я просто ленюсь, — рассмеялся тот. — Я же твой пожилой супруг. А вот ты трудись, пиши, и мне зачитывай, я буду дополнять. Да, не забудь попросить у брата — пусть пару своих песен пришлет. А то хвастается все, что сочинил их уже изрядное количество. Наш придворный лютнист, если ты заметил, смотрит на нас всякий раз жалобно — мы почти не вызываем его, чтобы он нам играл. Вроде и грех ему жаловаться — плату получает, как всегда. — У него душа болит, — усмехнулся Ленард, — никто не слушает его игру. А про песни Альти напишу, спасибо, что напомнил. За сочинением письма, сыпя шутками, они скоротали время до начала приема просителей и вернулись в тот же малый зал. Едва они заняли свои места на малых королевских тронах, секретарь открыл дверь и объявил: — Графиня-регентша Маржента Даввар с виконтессой Перниллой! — Проси, — махнул рукой Кристиан. — И пусть принесут вина, фруктов и сладостей для виконтессы. Слуги быстро поставили еще одно кресло, столик и побежали за угощением, пока в зал входила вдовствующая графиня, ведя за руку маленькую девочку. Госпожа Маржента была весьма недурна собой и совсем молода, но все еще носила траур. «Мужа так любила, что ли?» — подумал Ленард. А вот девочка была наряжена что твоя птичка. Графиня низко присела, покосилась на суетящихся слуг, растерянно приподняла брови, прошла вперед еще несколько шагов и присела вновь. Девочка попыталась повторить за матерью, запуталась в юбке и шлепнулась на мраморные плиты пола. Ленард поднялся с места и подошел к девочке, явно раздумывавшей, зареветь или все же не стоит — перед королями. — Могу я предложить вам помощь, виконтесса? — с серьезным лицом поинтересовался он. Пернилла тут же передумала рыдать и, вцепившись в руку сюзерена, поднялась на ноги. Кристиан усмехнулся, подошел уже к Марженте и подвел ее к креслу. — Садитесь, графиня. Он хлопнул в ладоши, и слуги наконец внесли угощение. Кристиан отпустил их и сам наполнил кубки. — Счастливы видеть у себя столь прекрасных дам, — улыбнулся он, подавая кубок гостье. — Благодарю, ваше величество, — пролепетала графиня. Маржента вышла замуж совсем юной, внезапная смерть мужа едва не подкосила ее, но забота о дочери помогла совладать с горем. Графиня хорошо управляла землями, ладила с баронами и арендаторами, пользовалась их уважением и даже любовью, и не только как землевладелица (по ней вздыхал кое-кто из баронских сыновей), но, приехав в столицу, почувствовала себя неотесанной провинциалкой. Ленард тем временем принялся ухаживать за юной виконтессой, собственноручно очистил ей оранжевый макенский плод, родственник апельсина, и разделил на дольки. Когда взрослые пригубили вино, а Пернилла с удовольствием съела три дольки макенина и конфету, Кристиан вежливо поинтересовался, какая нужда привела почтенных дам к сюзеренам. Маржента открыла рот, нервно покосилась на дочь и закрыла его. Кристиан вздохнул и поднялся. — Позвольте предложить вам руку, графиня, — сказал он. — Составьте мне компанию и оцените вон те фрески. Они отошли от стола. — Теперь ваша дочь нас не услышит, — сказал Кристиан. — Так что же привело вас в Бранн? — Ваше величество, — горячо зашептала та, — кое-кто просит руки моей дочери! Кристиан с трудом удержался от того, чтоб обернуться и еще раз присмотреться к малышке. — Помолвки ухитряются заключать и до рождения детей, — отозвался он. — Виконтесса же вполне разумна и может даже принять участие в церемонии. Вам необходимо подтверждение сюзерена, графиня? — Но жених… — пролепетала та. — Ему двадцать пять и… и он из Притца! — Вот как, — Кристиан даже растерялся в первое мгновение. — Лени, душа моя, позови сестру Уэллу! — попросил он, обернувшись к супругу. — Сейчас, — ответил Ленард. Графиня удивилась, что молодой король не стал звать слугу, чтобы передать через него приказание, а лишь глаза прикрыл на секунду, словно подумав о чем-то. Через несколько минут двери зала отворились и вошла необыкновенная красавица, одетая, впрочем, как монахиня. — Ваше величество звали меня? — спросила она, лишь слегка склонив голову. — Сестра, вы не покажете этой юной даме дворец? — улыбаясь, попросил Кристиан, указывая на виконтессу. — С превеликим удовольствием, — сестра Уэлла подошла к креслу, на котором сидела девочка и присела на корточки. — Здравствуй, милое дитя, как тебя зовут? — Пернилла, — пискнула девочка, слегка картавя. — А меня — Уэлла. Хочешь, я покажу тебе дворец? А матушка твоя пока поговорит с государями. Девочка с сомнением посмотрела на сладости. — Мы и конфеты с собой возьмем, — пообещала сестра Уэлла, — и этот сладкий макенин. — Тогда хочу! — Вот и славно. Конфеты перекочевали в карманы монашеского фартука, и сестра увела девочку, которая не забыла сунуть в рот еще одну дольку сладкого плода. — Ну вот, теперь мы можем говорить без оглядки на присутствие ребенка, — сказал Кристиан, подводя графиню обратно к креслу. — Садитесь, Маржента. Рассказывайте. Ленард улыбнулся и почистил для дамы второй макенин. Щеки графини слегка порозовели — все ж оба короля были красивы, а она еще так молода. — Сначала, государи мои, один из баронов, чьи земли как раз лежат на границе, сообщил мне, что через его земли проехал отряд из десятерых вооруженных всадников, но что это посольство из Притца. Один из мужчин кое-как, но все же говорил по-гутрумски и объяснил, что они везут мне дары и письмо от вождя их клана. Барон Жорси отправил ко мне гонца, а посольство через свои земли пропустил. Что ж, я приготовилась ко встрече гостей, не зная, в чем суть их миссии. И вот послы из Притца приехали… Единый, просто сущие дикари, хотя и одетые с варварской пышностью. Слушая несколько путаный рассказ графини, Кристиан и Ленард все-таки уловили суть: переводчик послов, хоть и говорил по-гутрумски, но так коверкал слова, что она с трудом поняла, чего от нее хотят. Но пришельцы вели себя, насколько могли, вежливо и дары привезли богатые — несколько тюков с дорогой пушниной и, хотя и грубовато сделанными, но золотыми блюдами и кубками. Графине пришлось устроить в замке пир и как-то выкручиваться, чтобы и гостей принять достойно, и королевский указ о воздержании не нарушить. Впрочем, гости ели все больше мясо, а запрета на охоту не было, так что повара наготовили блюд из местной дичи. И вот, во время пира, притцеане наконец изложили свою просьбу — мол, у нас есть молодец хоть куда, а у вас юная дева, почему бы их не поженить? Графиня сначала подумала, что сватают ее, и попыталась объяснить, что она уже не дева вовсе, а уже вдова, да еще с ребенком. На что послы ответили, что ее дочь как раз юная дева и есть. И что именно Перниллу сватают. Разумеется, когда юная дева вырастет достаточно для того, чтобы вступить в брак. «Жених», сын вождя, приехал с посольством — высоченный, рыжий, бородатый, со шрамом во все лицо. Зверюга, а не мужчина. Отказать сразу десятерым мужланам, пусть и ведущим себя мирно, но все-таки на вид опасным, графиня не решилась и заявила, что даже сговор на подобный брак может быть заключен только с разрешения государей. Притцеане очень расстроились, принялись кричать и спорить, чем крайне напугали графиню. Оказалось, они не знают, как быть — надо бы ехать в столицу, говорить с «великими вождями», а даров для них нет. Тогда «жених» заявил, что отправит семерых своих людей обратно в Притц, чтобы те отвезли его отцу письмо («Какие-то странные у них буквы, черточки туда-сюда, в разные стороны»). — Я поняла, что сын вождя написал отцу, чтобы тот отправил в Бранн посольство с богатыми дарами. Сам же он и двое его людей взялись сопровождать меня в столицу. — Ваши люди, кроме женщин, с вами ехали, графиня? — спросил Ленард, немного встревожившись. — Да, ехали, ваше величество, трое рыцарей. Эти мужланы из Притца вели себя… прилично всю дорогу, только делали всякие намеки моим служанкам, но рук не распускали. Но я все боялась, что между ними и моими вассалами вспыхнет ссора. Я каждый божий день молила Единого, чтобы мы благополучно добрались до Бранна. — И вот вы здесь, графиня, — сказал Кристиан. — Вам больше не о чем беспокоиться. Где сейчас эти сваты? — На постоялом дворе, ваше величество. Там еще речной дракон на вывеске нарисован. Государи не выдержали и рассмеялись, представив себе бедного хозяина, вынужденного принимать у себя таких гостей. — Господин Авуэн! — возвысив голос, позвал Кристиан. Секретарь проскользнул в зал через незаметную дверь справа от тронов. — Слушаю, государь. — У нас в столице есть хоть один знающий переводчик с притцеанского? — Есть, ваше величество. Послать? — Да, сию же минуту. И отправьте людей на постоялый двор, чтобы привезли этих дорогих послов. Пусть им приготовят покои в западном крыле дворца. Графиня, — обратился он к Марженте, — мы с супругом просим вас быть нашей гостьей. За вашими людьми и служанками пошлют. Графиня залепетала слова благодарности. — Пустое, — прервал ее Кристиан, — приглашаю вас отужинать с нами. — Поручаю вас и вашу дочь заботам сестры Уэллы, — добавил Ленард. — Придворных дам, как вы можете понять, у нас во дворце нет.

***

Министр к их величествам входил уже бестрепетно, уверившись, что ничего хуже отставки ему не грозит. Вот уже несколько дней он усердно изучал бумаги и записи, оставшиеся от предшественников да переданные через секретаря его величеством Ленардом. Нельзя сказать, что пришел в полное уныние, однако же и веселья особого не ощущал. В королевской приемной поклонился Верховному, поцеловал его руку, а тут им и дверь открыли, не заставляя ждать. Кристиан кивнул приветливо, и словно бы отстранился, наблюдая и за ними, и за супругом. Ленард же даже с кресла поднялся, шагнул им навстречу. Поцеловал руку Верховному, получил его благословение, показал на кресла у стола. — Вы ознакомились с делами, мейстир Коннра? — спросил с жадным любопытством. — Простите, государь, но… — министр помедлил и закончил решительно. — В делах вам еще наводить и наводить порядок! На первый-то взгляд, просто благодать — налоги и подати собираются, жалованье и пособия платятся… но с кого, кому, зачем, за что и сколько! — Первый вопрос тут — с кого, — заметил Ленард. — Пришла пора устроить в государстве перепись. К тому же число наших подданных полезно знать еще и для того, чтобы лучше представлять себе, в каком герцогстве сколько продовольствия припасено, не придется ли перевозить какую-то часть припасов — увы, сестры по-прежнему предсказывают лихие времена. Садитесь, мейстир, ваше преподобие, обсудим наши дела. — Перепись, ваше величество, дело, конечно, полезное, но все же очень дорогое, — с сомнением заметил министр. — Нужно найти переписчиков, чтобы обошли все города, и деревни, и хутора, и монастыри, и заставы. Нужны люди, чтобы прочесть их записи и свести воедино. И сколько времени это займет? И сколько будет стоить? — С переписчиками, думаю, все не так уж и страшно, — заметил преподобный. — Я попрошу священников прислать сведения о людях в их приходах, настоятели и настоятельницы дадут данные о монастырях, а уж сведения о заставах и вовсе искать не нужно. — Перепись нам необходима, — твердо сказал Ленард. — И не только ради налогов. Я бы еще собрал сведения о количестве людей разных сословий. Сколько у нас крестьян, сколько ремесленников, нет ли недостачи в каких товарах. Города у нас живут слишком замкнуто, каждый цех варится в своем котле, новшества принимаются с трудом. Министр кивал и делал пометки. — Сведения о припасах и нуждах, — сказал он, — понемногу уже собираются. Очень помогли городские советы, что занимаются благотворительностью. — Особенно важно узнать, — наставлял Ленард, — сколько человек у нас перебиваются случайными заработками. В трудные времена нам придется найти им постоянное занятие — пусть даже они станут работать за еду, но останутся на насиженных местах, не пустятся бродяжничать в поисках лучшей доли. — Очень разумно, государь, — кивнул Коннра. — А уж чем их занять, решим сообразно тому, какие будут стоять погоды. — Помимо сведений о людях, — заметил Кристиан, — неплохо было бы все-таки свести в один список все, что нужно сделать. Мне бы вообще хотелось где-нибудь в большом зале повесить на стену подробную карту Гутрума со всеми городами, деревнями, хуторами, дорогами, и чтобы у каждого пункта было отмечено, сколько людей там проживает, кто они, какие нужды. — Ты как будто битву планируешь, — сказал Лени, представив себе эту карту. Идея мужа ему понравилась. — Позволю себе высказать некоторые соображения, государи, касательно налогов, — заговорил Коннра. — Мы вас внимательно слушаем, мейстир, — кивнул Кристиан. — Ваши величества владеют самыми большими доменами, но доходы с земель намного меньше, чем они могли быть. Многие земли, пригодные для обработки ли, добычи ли природных богатств или же постройки на них разного рода ремесленных мастерских по сути находятся в небрежении. Если бы ваши величества сдавали эти земли или поместья в аренду, это дало бы государству значительный доход. Я бы предложил вашим величествам устроить этим землям ревизию: выделить те, что дают доход лично вам, и те, доход от которых должен поступать в казну. — У нас нет арендаторов? — Кристиан посмотрел на Лени. Он никогда особо не интересовался хозяйственными делами. Есть в казне деньги на лагеря, оружие и пополнение отрядов — хорошо. Нет — пусть кастелян озаботится. — Арендаторы есть — крестьяне, — пояснил Ленард. — Но я понимаю, что хочет сказать мейстир Коннра. Крестьяне не станут стремиться ни к чему новому — им бы урожай собрать и налоги заплатить. Новшеств они не любят — не стало бы хуже. На наших землях есть, к примеру, несколько поместий, но они находятся в таком же состоянии, что и поместье моего деда после его смерти. Есть пара замков, где давно никто не живет. Если я правильно вас понял, мейстир, вы предлагаете найти оборотистых людей и сделать из них помещиков, чтобы они распоряжались нашими землями и делали их более доходными? — Точно так, государь, — кивнул министр. — А к замкам еще и титулы прилагаются? — уточнил Кристиан. — Род может и сам собой угаснуть, — кивнул Ленард. — Без наследников. Как… Он не договорил, но Кристиан понял. Как поместье его деда. Стояло себе, выморочное имущество герцогской казны. — Замки эти рыцарские, государь, — заметил Коннра. — Но лишние рыцари Гутруму не нужны. Страна уже давно опирается на наемников. Об армии отдельный разговор. Те люди, которым вы пожелаете отдать во владение поместья и замки, уже не будут снаряжать воинов — скорее платить налоги на содержание наемников, но какой-то титул придумать им нужно. Звание равное рыцарскому, но никак не связанное с армией. — Зачем придумывать что-то новое, — пожал плечами Кристиан. — Можно просто изменить обязанности наших вассалов. Меньше военного, больше мирного. Не полководец, а управляющий. Долг вассала — служить короне, а каким образом, нам решать. — Тоже верно, — кивнул Ленард. — Однако, мейстир Коннра, смотрю я на кипу листов, что вы принесли, и чувствую, что до ужина мы все вопросы не разберем. Мы захватим ваши заметки с собой — нам уезжать послезавтра. Сами понимаете, реформы — дело долгое. А тут еще… не знаем, чего ждать и когда. Лицо министра особого восторга не выразило. — Мейстир, — сказал Кристиан. — Поступим проще. Что, по-вашему, необходимо сделать уже сегодня? Сосредоточимся на срочном, остальное разберем по мере возможности. — То, что сделать необходимо, мы пока что позволить себе не можем — заменить подать на налог с доходов. Это вызовет недовольство. Но, объяснив народу положение вещей, заменить подать со двора на подушную мы можем. Лучше после переписи. — То есть все упирается в перепись, — кивнул Кристиан. — Значит, сегодня же готовим указ о её проведении. Проект вы, мейстир, обсудите с преподобным, внесете, коли потребуется, изменения и, с благословения Единого, приступим уже. — Да будет так, государи, — кивнул Мельяр. — Еще кое-что, — прибавил Ленард. — К нам тут неожиданно послы из Притца прибыли, но им придется ждать до нашего возвращения, чтобы разрешить все вопросы. Вы уж позаботьтесь о них, друзья мои. Министр немного опешил, но быстро взял себя в руки. Преподобный снова кивнул. — Если случится что-то срочное, — добавил Кристиан, — используйте шкатулки.

***

Кристиан и Ленард встречали притцеан во все том же малом зале для приемов. Тех уже успели разместить в покоях западного крыла, предложили посетить баню. Маттиас тихонько передал Лени дворцовые сплетни о притцеанах. Приглашение в баню их ничуть не удивило, чего не скажешь о самой бане — видать, в Притце они были устроены иначе. Особенно удивились гости тому обстоятельству, что отделано внутри все камнем, а в помещениях тепло, а кое-где даже жарко. Варварские посланцы трогали мраморные скамьи, цокали языками, но бассейн им понравился, они даже расшалились слегка. Массаж же вызвал такую бурю восторгов, что банщикам за услуги заплатили золотом. И вот притцеане вошли в зал для приемов — впереди шествовал предполагаемый жених, следом — два его спутника. За гостями семенил седовласый старичок — переводчик. Слава Единому, притцеане не навесили на себя мехов, но зато переборщили с золотом. Жених был одет в голубую тунику, а его спутники — в желтые. Ленард с интересом приглядывался к необычным кожаным жилетам притцеан — ему не доводилось еще видеть так необычно выделанную кожу. Она казалась бархатистой. Притцеане приветствовали государей уже знакомым жестом, ударив себя кулаком в грудь над сердцем. Все трое отличались и высоким ростом, и резкостью черт, которую не скрадывали даже бороды и усы. Старичок-переводчик вышел вперед, поближе к королям, поклонился низко и зашелестел: — Его светлость Аудни Тоурунсон, сын его светлости, вождя Хьяртара Каренсона, а также его спутники и соратники Торстейн Гвюдлейгсон и Аусгейр Хильдюрсон с почтением приветствуют ваши величества и желают вам доброй охоты и богатой добычи. — Мы рады приветствовать у себя таких важных гостей из славного Притца, — заговорил Кристиан. — Мы рады будем также принять у себя и посольство, которое прибудет позже. А пока — будьте нашими гостями, приглашаем вас отужинать с нами и обсудить то дело, ради которого вы прибыли в Гутрум. Переводчик зашелестел теперь уже гостям. Сын вождя выслушал его с каменным лицом, но внимательно, перебросился парой быстрых фраз со спутниками и снова ударил себя кулаком в грудь. Лени поежился мысленно, представив, как в порыве рвения гость ломает себе ребро. Слуги, будто повинуясь неслышному повелению, распахнули двери в соседнюю залу, где уже был накрыт длинный стол. Государи встали с тронов. — Добро пожаловать, уважаемые гости, — сказал Ленард. Стоило государям с гостями войти в залу, как распорядитель доложил: — Ее сиятельство, графиня Даввар. Маржента переоделась к ужину, но все равно в черное, пусть и более изысканное платье. Тут же раздался все тот же глухой звук от удара кулаками в грудь. Ленард с трудом подавил улыбку. Маржента присела перед государями. — Как вы отдохнули, графиня? — осведомился Кристиан. — Благодарю, государь, хорошо, — улыбнулась та. Ленард галантно помог графине усесться рядом с собой. Почетные места в торцах стола он и Кристиан редко занимали, предпочитая сидеть вместе. Гостей усадили напротив. Переводчика, само собой, голодным не оставили, припасли местечко и для него. Слуги тут же принесли чаши, кувшины и полотенца для омовения рук. Притцеане приглядывались к местным обычаям, старательно повторяли за хозяевами, озадаченно косились на вилки, тарелки в белоснежной глазури, кувшинчики с водой. Меж тем в зал вошли виночерпии, и притцеане слегка оживились. — В Притце предпочитают вино? — спросил Кристиан. — Нет, государь, — ответил сын вождя, — вино у нас — большая редкость, но у нас прекрасно варят пиво и эль. Можно полюбопытствовать: почему вашему соправителю и даме Марженте вино разбавили? — Дамы у нас редко пьют неразбавленное вино, а если пьют, то немного. Кроме того, всякий сам выбирает, пить ли вино чистое или же разбавленное. Вино крепче пива и эля. А мой супруг — оборотень, поэтому вина остерегается. Притцеане дружно заговорили друг с другом, переводчик же подался в сторону государей и сообщил: — Они просто поражены, но не возмущаются. Кристиан тем временем посмотрел на распорядителя и кивнул ему. Тот стукнул жезлом об пол, и слуги стали вносить кушанья. — Прошу вас, досточтимые гости, чувствуйте себя свободно. Надеюсь, наша еда придется вам по вкусу, — обратился к гостям Кристиан. Тех немного удивило, что слуги обносят их блюдами, предлагая положить в тарелку кушанье, но, покосившись на стол поодаль, где стояли и другие яства, и сообразив, что таковы здешние обычаи, принялись за еду. — В Притце живут оборотни? — спросил меж тем Ленард. — Да, государь, конечно. Но глубоко в лесах. У нас есть волки-оборотни, есть медведи, но они живут сами по себе, редко кто набредает на их селения. Вот лисы — те любят жить в деревнях. Они хорошие ткачи. Есть еще и тюлени на побережье. — Тюлени? — воскликнули государи в один голос. — Да, но они больше животные. Редко выбираются на сушу и принимают человеческий облик. Они очень красивы и иногда вступают в связь с людьми. — Чудеса, — покачал головой Ленард. — Значит, оборотней у вас не обижают? Эльфы, я слышал, в Притце никогда не селились. А как у вас с магией? — Есть ведьмы, есть колдуны, — оживились гости. — А как же без них? — Вот славно. — А кто такие эльфы? — поинтересовался сын вождя. — Досточтимые гости, — улыбнулся Кристиан, — вы даже сможете увидеть их и все поймете. А пока давайте поднимем наши кубки — за ваше здоровье и процветание. Гости осушили кубки, Аудни Тоурунсон поднял ответный тост, выпили снова. Притцеане коротко посовещались, и сын вождя выдал довольно длинную тираду, глядя куда-то между их величествами. «Наверное, о сватовстве рассказывает, —подумал Ленард. — Что можно будет выбрать им для ответных даров? И красивое, и ценное, и полезное. Оружие? У Целестина в кладовых есть с такой богатой отделкой, что и в бой идти неловко, будто золотыми слитками швыряешься. Попросить Криса взглянуть, какая там сталь, Тоурунсон к оружию привык…» «И чего, спрашивается, Притцу ловить в приграничном графстве? — думал тем временем Кристиан. — С наследницей, что едва от материнской груди отняли. Парню-то по возрасту уж своих таких наследниц иметь пора, а он через границу потащился о браке сговариваться, которого еще лет десять ждать». — Ваши величества, — прошелестел переводчик. — Его светлость обеспокоен тем, что не может в должной мере почтить вас, ваш дом и ваше гостеприимство достойными дарами. Посланные за ними еще в пути, ибо он не рассчитывал на подобную милость. — Переведите нашим гостям: пусть они не волнуются по поводу даров, — сказал Ленард. — Мы понимаем, что они вовсе не предполагали ехать в столицу, но что ни делает Единый — все к лучшему. Мы уже давно думаем о том, что нашим государствам стоит стать добрыми соседями, торговать к взаимной выгоде, помогать друг другу в годины невзгод. Мы уже отправили посольство в Фесал, но, как мы понимаем, земли вашего клана, ваше высочество, находятся ближе к границам Гутрума, когда как столица Притца расположена в центре вашей страны и вы вряд ли что-нибудь слышали о наших послах. Аудни Тоурунсон выслушал переводчика, снова переглянулся со спутниками… Все трое покачали головами и выразили сожаление, что о посольстве из Гутрума им ничего не известно. — Ваши величества, — заговорил, меж тем, Аудни, — мы прибыли сюда с тем, чтобы прочнее связать наши страны, став не просто соседями, но и родичами. Высокородная матушка выбранной нами невесты предупредила нас, что брак возможен лишь с вашего согласия. Я приношу извинения за то, что сперва по незнанию пытался обойти старшего родича высокородных дам, и именем своего отца, вождя западных земель, Бьодна Хеленсона, прошу руки благородной девы Перниллы для своего младшего брата Эйрика. — Так это меняет все дело, — заметил Кристиан. — Ее сиятельство не совсем вас поняла, но в главном не ошиблась — по закону одобрить такой брак в Гутруме может только король. Сколько лет вашему брату, ваше сиятельство? — Простите, ваше величество, ваш переводчик как-то странно нас именует, — впервые слегка смутился Аудни Тоурунсон. — У нас такие прозвания не в ходу. — Как к вам лучше обращаться? — У нас говорят «уважаемый такой-то», или «славный», или «достойный такой-то»… — У нас говорят «досточтимый». Так вот, досточтимый Тоурунсон, сколько лет вашему брату? — Десять, государь. Он уже охотится. Лени отметил краем глаза, как графиня с облегчением вздохнула и, осушив свой кубок, взяла в руки вилку и нож — запеченные с овощами куриные грудки наконец-то привлекли ее внимание. — Позвольте узнать, государи, а что за мясо едим мы? — спросил вдруг один из спутников Тоурунсона. — Насколько я могу видеть, вы выбрали оленину, досточтимый Гвюдлейгсон, — ответил Ленард. — Это оленина?! — притцеанин с удивление посмотрел на тарелку. — С ней что-то не так? — Что вы, государь, это очень вкусно. Ваши повара, кажется, немножко маги. — Господин распорядитель передаст им ваше мнение, досточтимый Гвюдлейгсон, они будут рады. — Вы должны понимать некоторые особенности наследования земель в Гутруме, досточтимый Тоурусон, — заговорил вновь Кристиан, когда опустевшие тарелки сменили на чистые и слуги вторично обнесли трапезничавших блюдами. — Дочь ее сиятельства графини Марженты, когда вырастет, станет графиней Даввар и полноправной хозяйкой на своих землях. Женщины у нас имеют право наследовать и титул, и земли наравне с мужчинами. Мы не против брака вашего брата и виконтессы, но только при условии, что досточтимый юный Эйрик, женившись, станет вместе с женой править на землях графства и станет нашим вассалом. — Эйрик — младший сын, — кивнул согласно Аудни. — Он в любом случае ушел бы в клан жены. Это условие мы не станем не только оспаривать, но даже обсуждать. Что до выкупа… прошу дождаться возвращения наши послов. Мы не представляли, что выбрали Эйрику не просто высокородную деву, но дочь королевского клана. — Ваш брат будет жить при нашем дворе, — сказал Кристиан, вопросительно покосившись на супруга — тот кивнул. — Он получит воспитание, достойное будущего графа, чтобы уметь управлять вместе с будущей супругой землями, сообразно нашим законам. — А вы сами, досточтимый, женаты? — спросил Ленард. Аудни вздохнул. — Был, ваше величество, — он осушил кубок. — Жена умерла два года назад. Осталась дочь, растет в клане матери. Графиня стиснула в пальцах салфетку. Ей стало жаль гостя. Не такой уж он и страшный, подумала она внезапно. Высокий, сильный… и остался, как и она, один, не поспешил жениться снова. — Мы сочувствуем вашему горю, досточтимый Тоурунсон, — Ленард склонил голову. — Благодарю, государи. — Досточтимый Тоурунсон, на некоторое время нам нужно покинуть столицу, — сказал Кристиан, — мы едем на свадьбу графа Марча, сына моего старого боевого товарища, герцога Земеркандского. Вернемся мы через две с половиной недели. Оставайтесь нашими гостями, мы поручили министру Коннра позаботиться о вас. Вам будет что посмотреть в столице. — Что такое министр, государь? — спросил Тоурунсон. — Помощник — можно так сказать, — пояснил Кристиан. — Мейстир Коннра, возможно, не всегда сможет уделить вам время, — заговорил Ленард, — у него много работы, но я завтра представлю вам моего друга детства, уважаемого Маттиаса Люса. Он молод, хороший воин. Гости снова обменялись фразами, и Аудни поблагодарил за гостеприимство. — Вернемся к трапезе, — чуть улыбнулся Ленард. Когда гости насытились, слуги уставили стол фруктами, сластями, принесли еще вина, ликеров и все для чаепития. Аудни рискнул попробовать новый для себя напиток, его спутники ограничились вином. Графиня, пощипав гроздь винограда и избегая глядеть на притцеан, вполголоса попросила у их величеств дозволения оставить их и вернуться к дочери. Кристиан пожелал ее сиятельству доброй ночи, и за столом, в чисто мужской компании, скоро завязалась оживленная беседа — об оружии, лошадях, охоте, о прочих играх и игрушках больших мальчиков.