Death and Dark, Nothing More

Теперь он пил Зелье для Обострения Ума по утрам, прежде чем отправиться в Большой Зал на завтрак. У него ещё не было ни одного дня, когда он так сильно отвлекался, что даже не знал, что его ученики были рядом. Он, конечно, занимался самолечением. Какой смысл быть мастером зелий, если ему нужно было спрашивать разрешения на них? Нет, он был вполне способен варить и пить свои зелья, спасибо большое. Однажды утром на выходных он ворвался в Большой зал на завтрак и был рад видеть, что вокруг никого нет. Ещё должно быть рано. Он мог поесть и вернуться в подземелья, не ведя пустую болтовню. Он занял своё обычное место за главным столом и пробормотал просьбу своей тарелке, зная, что домашние эльфы его услышат и всё приготовят. Двери Большого Зала распахнулись, и в него вошли Ремус Люпин, Кингсли Шеклболт, Молли и Артур Уизли, а также многие другие члены Ордена Феникса, направив на него свои палочки. Он встал, взяв палочку в руку быстрее, чем ожидал после пяти лет относительного покоя. Он увидел, как к нему подошли Поттер, Уизли, Грейнджер, и у них тоже были подняты палочки. Он послал в них безобидный луч заклинания, не что иное, как модифицированное Тарантеллегра, но оно поразило одного из членов Ордена, о чем оповестил крик. Минерва, казалось, появилась из ниоткуда, наложив на него заклинание, которого он не узнал. Однако это было что-то сильное, так как оно отскочило от его наспех сказанного Протего, и он услышал ещё один крик, когда кто-то упал позади него. Он послал вперед ещё одно слабое заклинание. Он больше не хотел никого обижать. Он сделал достаточно во время войны. Молнии заклинаний теперь приближались быстрее, дети кричали, он не мог их защитить. Он слышал, как Кэрроу позади него подстрекают, Амикус выступает за использование Непростительных, а Алекто умоляет позволить ему присоединиться к битве. Он наложил на голову ещё одно заклинание, огненную стрелу, которой он управлял как кнут, заклинание, которое он когда-то создал для использования Темным Лордом. Он услышал, как кто-то зацепился за его спину, и закричал. Выше, должно быть, это был Алекто. Один ниже, один впереди. Он щелкнул кнутом перед собой, целясь над Минервой, уверенный, что сможет сделать это убедительно. Кнут вернулся позади него, и он услышал, как тело, крича и корчась на земле, упало. Минерва снова подняла палочку, и он подумал о том, чтобы бежать, планируя свой уход так же легко, как и в первый раз. Первый раз. Первый раз? Северус обернулся и увидел девушку, обмотанную мучающими её веревками его огненного кнута и упавшую на землю. Он взмахнул палочкой, бесшумно сняв заклинание не сходя со своего места за Главным столом в Большом зале. Он поднял голову, глядя вокруг. Двери были закрыты, члены Ордена Феникса больше не смотрели на него. Поттер, Уизли и Минерва тоже ушли. Он повернулся к тому месту, где девушка лежала на полу после заклинания, и выругался себе под нос. Грейнджер. Почему это должна была быть она? Он быстро встал, наложив диагностическое заклинание, но зная, что он найдет. Заклинание было довольно отвратительным, особенно если кто-либо когда-либо сталкивался с Темной Магией раньше. Оно мучило, как Круциатус, горело, как Дьявольский огонь, и даже заживающие раны снова разрывались. Он перевернул её на спину и увидел кровоподтеки на груди. Он снова выругался, поднимая её на руки. О, это было знакомо. Молодая девушка в его руках захныкала, и он вновь яростно выругался, прежде чем побежать к больничному крылу. Он пробежал мимо студентов, которые только что проснулись, проталкиваясь через группы, игнорируя их крики, спрашивающие, что случилось с их любимым профессором. Он прижал её к себе, чувствуя, как кровь течет сквозь её мантию к своей. Он трясся весь с головы до пят. Последний раз он видел её такой, когда Долохов напал на неё во время разгрома Департамента Тайн, и тогда ему пришлось отчаянно попытаться исцелить девушку. У неё остался ужасный шрам, который он не смог стереть. Он был беспомощен. На этот раз, если она умрет, и это будет его виной. Он вошёл в больничное крыло, крикнул Поппи, положил профессора Грейнджер на кровать, которая стояла дальше всех от дверей, и поднял занавески вокруг постели, чтобы её не было видно. — Северус! Что произошло? — голос Поппи едва проник в его разум, когда он начал дрожать, упал на колени и его стало рвать, желудок уже был почти пуст после завтрака накануне. Поппи Помфри наложила на него быстрое очищающее заклинание, прежде чем провести диагностику профессора Грейнджер. — Игнис Флагеллум? Я годами не видела, чтобы его использовали… пять лет… Ох, Северус, что случилось? — Поппи вызвала своего Патронуса, журавля, которым она гордилась, и отправила его Минерве с просьбой о помощи. Северуса продолжало трясти, снова и снова он напряженно бормотал извинения. Минерва вошла в Больничное крыло с треском, присущи Аппарации, чему она, несомненно, научилась от Альбуса. Он мог слышать её шаги, когда она двигалась, не обращая внимания на свой возраст, останавливаясь у края больничной койки и рассматривая происходящее перед ней. — Северус, зашей ей рану на груди. Vulnera Sanentur. Это твоё заклинание, — её серьезный тон не допускал возражений, и он стоял, пошатываясь и подчиняясь приказам. Он начал тихо шептать, его палочка автоматически закрыла рану на груди. — Поппи, рана на руке, не могли бы вы? Она не заживет, поэтому... просто остановите кровотечение, насколько сможете, — Минерва кивнула, когда Поппи Помфри начала замедлять кровотечение из раны, нанесенной Темным ножом Беллатрисы. Сама Минерва вышла из палаты, её рука слегка дрожала, когда она пыталась собрать воедино то, что могло произойти, подошла к запасам зелий и взяла необходимые зелье Боли и зелье Восполнения крови. Она взяла флакон Сна без сновидений, слишком хорошо помня, что Ignis Flagellum вызывал ужасные кошмары каждого запомнившегося приступа боли в течение первых сорока восьми часов после его использования. «Надеюсь, Гермиона сможет объяснить, что произошло, прежде чем она заснет», — Минерва снова вошла в палату, подошла к изголовью кровати и протянула руку, чтобы коснуться плеча Северуса, слегка нахмурившись, когда он вздрогнул. Рана на груди Гермионы затянулась, края всё ещё были рваными, но, может быть, чуть аккуратнее, чем раньше? Или это было просто принятием желаемого за действительное со стороны Минервы? — Гермиона? Ты меня слышишь? — Минерва говорила тихо, надеясь, что сможет понять, что произошло, пока не стало слишком поздно. Если в школе есть угроза, ей нужно знать. Гермиона застонала, её глаза открылись, когда Минерва наблюдала и вздохнула с облегчением. — Минерва? Северус в порядке? — голос Гермионы оборвался, когда она огляделась в поисках темного человека, упорно стоявшего у кровати. Её глаза встретились с его, и она моргнула, одаривая его легкой улыбкой. — Северус? Почему, дорогая, Северус невредим, — Минерва посмотрела на него, хмурясь и всматриваясь в выражение его лица. — Северус? — Минерва вновь посмотрела на него, когда он начал пятиться назад, его взгляд остановился на точке над кроватью. Он слегка покачал головой, задевая занавеску, его глаза расширились от ужаса. Минерва шагнула к нему, и он захныкал, тихонько вскрикнул, когда упал на землю, царапая шею, пытаясь говорить сквозь какую-то невидимую преграду в его горле. Его дыхание было редким, глаза стали шире, когда он царапал покрытую шрамами область горла. Минерва с ужасом наблюдала, как он начал плакать, его слезы были серебристыми от воспоминаний, небольшая капля крови текла со стороны его рта, когда его ногти, хоть и были тупыми, рвали кожу на его горле. — Минерва! Помоги ему! — Гермиона закричала, сидя прямо, с бледным лицом. Минерва слегка встряхнулась, когда Поппи подбежала к нему, обездвиживая его и замораживая метким ударом Петрификус Тоталус. Она левитировала его на одну из других кроватей, быстро исцеляя его горло и вливая Успокаивающее зелье в его горло. Поппи вернулась к кровати Гермионы и проверила другого пациента, прежде чем сесть. — Что происходит, мисс Грейнджер? — голос Поппи был мягким, но твердым, она требовала ответа, в то же время действуя так, как будто она этого просила. Минерва дважды моргнула, тяжело опустившись на второй стул рядом с кроватью. Гермиона слегка вздрогнула, пытаясь скрыть, что происходит, прежде чем грустно вздохнула. — Профессор Снейп был в Большом зале… — — В шесть часов утра в субботу? — резко прервала Минерва, её глаза метнулись к мужчине на соседней кровати. — Да, Минерва. После инцидента с его классом я присматривала за ним. Я хотела убедиться, что он в безопасности. Он сказал мне только то, что ему нужно уйти. Я точно не знала, куда он пойдет, направилась вниз в подземелье, но услышала шум в Большом зале. Северус был там один. Минерва, я думаю, он снова начал переживать о чем-то из-за войны, — Гермиона сделала паузу, не очень желая спекулировать о таком скрытном человеке, как Северус Снейп. — Я тоже об этом думала. Я это вижу не впервые. После Первой войны… ну, были люди, которые пережили ужасные зверства. Я думаю, что Северус был единственным, кто этого не сделал, — Поппи кивнула, и Минерва тихо промурлыкала. — Вы хотите сказать, мисс Грейнджер, что Северус напал на вас сегодня утром? — Минерва мягко спросила, и Гермиона закрыла глаза, печально кивнув. — Я думаю, Минерва, что профессор Снейп напал на Алекто Кэрроу. А я просто помешала, — Гермиона посмотрела в глаза и понадеялась, что Минерва вспомнит ту ночь. Директриса кивнула, её глаза наполнились слезами. Северус заново переживал последний день войны, день до того, как всё изменилось, когда его всё ещё ненавидели, он оставался изгоем. Бедный мальчик был один в прошлом году. Минерва всё еще чувствовала себя невероятно виноватой. — Что мы можем сделать для нашего мальчика, Поппи? Что может сделать любой из нас? — Минерва повернулась к Поппи с грустным взглядом в глазах, и Гермиона потянулась за зельем Сна без сновидений, которое поможет ей исцелиться. Гермиона чувствовала, что его самые старые друзья и, что ещё важнее, те, кто хорошо знал его в детстве, вероятно, лучше всех смогут помочь ему сейчас, независимо от того, как сильно она хотела заботиться о нем и помогать ему в том, через что он проходит.