Death and Dark, Nothing More

Северус проснулся в чужой постели. Было темно, но ощущалось иначе. Матрас был более новым, не бугристым и не мешал ему лежать на спине. К тому же он был меньше: узкая односпальная кровать – короче, чем каркас кровати, к которой он привык. Он попытался сдвинуться, чтобы сориентироваться, когда какое-то движение привлекло его внимание. Подумав менее секунды, он бросил бессловесный беспалочковый Петрификус Тоталус в направлении к непонятному движению. Он отскочил от наспех возведенного Протего, и безмолвное заклинание осветило территорию вокруг него странным синим пламенем. Гермиона Грейнджер вышла на свет с полуулыбкой на губах. — Сев... Профессор Снейп, вы находитесь в больничном крыле. Вы... вы помните, что случилось? — она снова споткнулась на его имени. Как будто она хотела быть его другом. Или хотя бы дружить. С учётом того, что он сделал... Что он сделал. Что он с ней сделал? Он тихо выругался себе под нос, его глаза расширились. — Мисс Грейнджер, вы в порядке? — он изо всех сил пытался сесть, и она быстро шагнула вперед, взяв его за руку. Он внезапно замер, уставившись на её руку, а затем приподнял бровь, когда посмотрел на её лицо впервые с тех пор, как проснулся. Она одарила его ещё одной полуулыбкой, прежде чем помахать рукой над его лежащим телом. Мгновенно он почувствовал подъем какой-то силы, которая должна была удерживать его в неподвижности. Гермиона положила руку ему на плечо, когда он попытался сесть, и он понял, что она лишь пытается помочь ему устроиться поудобнее. Он с благодарностью посмотрел на неё, пока она двигала и взбивала подушки, чтобы подложить их. Он собирался поблагодарить её, когда внимание привлекло ещё одно движение, и он тут же бросил в пространство ещё один Петрификус Тоталус. — Профессор! — Гермиона тихонько пискнула и бросила финит в направлении штор. Поппи Помфри вошла в палату и посмотрела прямо на Северуса. — Что ж, молодой человек, разве можно так меня приветствовать? — она махнула палочкой, не говоря ему ни слова, только лишь произнеся несколько диагностических заклинаний. Северус всегда ценил отсутствие её эмоциональных всплесков и серьёзный подход к лечению. Он знал, что многие дети чувствуют её холодность, но Северус всегда находил бессмысленный лепет большинства целителей совершенно утомительным. Она коротко кивнула, явно удовлетворенная результатами своего диагностического заклинания, а затем села на край его кровати. Мисс Грейнджер снова улыбнулась ему, и он заметил печаль в глазах на долю секунды, прежде чем она повернулась, чтобы уйти. — Надеюсь, вам скоро станет лучше, профессор. Вы знаете, где меня найти, если вам понадобится… что-нибудь, — она шагнула к занавеске палаты, и он почувствовал себя обязанным остановить её. — Мисс Грейнджер, кажется, я спрашивал, как вы. В отличие от занятий в классе, я действительно хотел бы получить ваш ответ, — он замолчал с легкой ухмылкой на лице, когда девушка повернулась, чтобы посмотреть на него. — Ой! Ну просто обычный зуд. И... и шрам на моей руке никогда не закрывался должным образом, так что... я полагаю, он будет кровоточить в течение нескольких дней. Бокал вина и кусочек шоколадного торта ничего не исправят, — она снова улыбнулась ему, на этот раз настоящей улыбкой, без грусти, присущей ранее. — А вы, профессор? — Этот шрам на руке не заживет без специального лечения. У меня может быть что-нибудь, что поможет, — Северус спокойно заговорил, прежде чем кивнуть Гермионе. — Я думаю, что мои собственные травмы так же незначительны. И ничто, ни кусочек пирога с лимонным безе, ни бокал хорошего вина не вылечит. Может быть, вы хотите присесть и присоединиться ко мне, прежде чем вернуться в свои покои? — Профессор, это... — Мисс Грейнджер, я давно уже не ваш профессор. Если учесть тот факт, что многим вещам вы научились почти сами. Можете использовать моё имя, — Северус положил конец спору, о котором она почти умоляла его с тех пор, как он впервые вышел из больницы после выздоровления от укуса змеи. Он всегда сдерживался, считая это слишком серьёзным шагом для его рационального ума. Взгляд и улыбка, которые она бросила на него сейчас, осветили её лицо и полностью изменили её стан. Это того стоило. — Что ж, Северус, тогда ты должен называть меня Гермионой. Мне кажется, что я должна быть в форме как будто сижу в вашем классе, когда вы называете меня «мисс Грейнджер». И я бы с радостью присоединилась к вам, если предложение было искренним, — она отодвинулась и села в кресло рядом с его кроватью, и он уловил слабый запах её духов. Он был более мускусным, чем он ожидал, и он внезапно понял, что она определенно больше не та девушка, которая сидела в его классе в школьной униформе и безумно махала рукой. На самом деле она была молодой женщиной. Возможно, больше чем довольно привлекательной молодой женщиной, которая была готова проводить с ним время. Поппи встала, её глаза сверкнули, когда она посмотрела на него, ухмылка появилась на лице, когда она приподняла бровь, черта, которой научилась от него, когда он был намного моложе и гораздо более склонен к приступам глупости. Северус не двигался, зная, что Поппи сделает собственные выводы, оставив его наедине с девушкой почти на двадцать лет младше его. Эта мысль заставила его вздрогнуть. — Гермиона, сколько тебе лет? — слова сорвались с его рта, прежде чем он смог их остановить, и он съежился, готовый извиниться или, по крайней мере, блефовать, чтобы выбраться из неловкой ситуации. Однако, как ни странно, Гермиона запрокинула голову и засмеялась. — Это слишком сложный вопрос, чтобы его можно было задать, не доставив сначала немного шоколада Северусу! — она махнула рукой на стул рядом с кроватью и превратила его во что-нибудь более удобное, её глаза сверкнули, когда она опустилась, прежде чем позвать домашнего эльфа. — Марла! — маленькая эльфийка возникла рядом с ней, тихо пища. — Марла здесь, мисс Гермиона. Что Марла может сделать? — эльфийка нервно шаркала ногами, наполовину сделала реверанс, наполовину кивнула – самое странное движение, которое Северус видел за последнее время. Конечно, у Гермионы будет эльф, которому не велено следовать протоколу... — Марла, не могла бы ты принести нам бутылку вина, кусочек лимонного пирога с безе и кусочек шоколадного торта с помадкой? О, и два стакана. И тогда я оставлю тебя одну на ночь, — Гермиона улыбнулась, когда Марла с энтузиазмом кивнула и выскочила прочь. Запрошенные предметы появились на парящем между ними подносе через несколько мгновений, и Гермиона улыбнулась, наливая вино и кладя поднос ему на колени. — Итак, Гермиона, ты ответишь на вопрос? Сколько тебе лет? — Северус ухмыльнулся ей, повелительно приподняв бровь. — Ну, Северус, правда в том, что есть несколько ответов. Если бы время было полностью линейным, то я полагаю, что мне двадцать пять лет. Если это основано на опыте, я бы сказала, что мне около сорока. А если принять во внимание использование Маховика времени, мне, вероятно, ближе к двадцати восьми годам, — Гермиона нахально усмехнулась, когда Северус чуть не подавился вином. Он закашлялся, недоверчиво глядя на неё. — Вы добавили почти три года с Маховиком времени? Что, черт возьми, было такого интересного? — его глаза расширились, когда она снова засмеялась. — Ну, были дополнительные занятия. Это были дополнительные пять часов в день, пять дней в неделю. Затем было дополнительное время для учебы, чтобы я могла опережать занятия. Это ещё четыре часа в день, пять дней в неделю. Плюс шесть дополнительных часов в день по выходным, чтобы больше учиться. Плюс пять дополнительных часов каждый день на сон, чтобы учеба меня не догнала. Это означает, что я жила четыре дополнительных дня в неделю в течение всех семестровых недель… а потом каникулы были… смешными, если честно. Я в основном жила каждый день трижды на Рождество и Пасху. Тридцать восемь недель семестра, пять недель каникул… Я, наверное, добавила почти два с половиной года. Наверное, я была немного в азарте, — она подмигнула ему так, что он нашёл это странно милым. — Хм, — он нахмурился, глядя прямо ей в глаза на мгновение, прежде чем его губы образовали почти улыбку. — Почему ты спрашиваешь, Северус? — она наклонилась к нему, и он ухмыльнулся, подзывая к себе. Он, вероятно, был более довольным, чем следовало бы, когда она встала и подошла к краю кровати, наклоняясь к нему так, как будто притягивалась. — Что ж, Гермиона, — мягко протянул он, используя свой голос для придания полного соблазнительности эффекта. — Мой отец всегда говорил мне, — прошептал он, протягивая руку к её щеке, глаза мрачно заблестели, когда он мельком взглянул на её губы, — тебе ровно столько лет, сколько ты чувствуешь. Она наклонилась к нему, глаза цвета виски были прикованы к его губам, её язык высунулся, чтобы смочить губы, заставляя его быстро вдохнуть. Это выходило из-под контроля. Он наклонился вперёд, готовый прикоснуться к её губам своими, а затем остановился. Это было безумие. Абсолютное безумие. Он закрыл глаза и отвернулся. — Если тебе сорок, вряд ли это так. Не имеет большого значения, на сколько лет себя чувствую я, — голос слегка дрогнул, и он услышал её вздох. Он ждал пощечины, но не получил ничего. Вместо этого он услышал, как она отошла, занавески вокруг его кровати отодвинулись, её прерывистое дыхание сквозь зубы, прежде чем она печально прошептала и оставила его одного, чтобы подумать. — Доброй ночи, профессор.