Джисон шёл под дождём и даже не пытался спрятаться. Ему было грустно, холодно и странно от всего того, что он недавно увидел. Даже вспоминать не хочется. Но несмотря на нежелание, мозг упорно производил в голове картинки одну за другой. И каждый раз по спине проходил холодок, руки тряслись, а глаза непроизвольно наполнялись слезами. Самое страшное, что это необъяснимое чувство. Это было какое-то паранормальное явление, которое не объясняется законами физики. Для чего вообще их придумали, если они ни на что не дают ответа? Джисон гадал, но также не находил ответа, прокручивая в голове моменты один за другим. Он всё вспоминал и вспоминал до самого дома. Там, в темноте, стало ещё страшнее, как будто
это снова в самый неожиданный момент повернётся и напугает его до смерти. Это просто самое ужасное чувство, которое когда-либо испытывал Джисон. При всём этом больше волнует то, что было желание остаться и посмотреть что же будет дальше. Но Хан помнит эти злые горящие глаза, которые смотрели в самую душу, выворачивая её наизнанку. Лицо этого человека было ужасно, несмотря на привлекательные черты. Мерзкая ухмылка, наверное, ещё долго не выйдет из головы, а мысли будут посещать в самый неожиданный и ненужный момент.
Джисон упал лицом в подушку и закрыл глаза. Он должен сейчас уснуть; он верит, что завтра всё будет в порядке — сегодня он просто переутомился и вообще надышался всякой ерунды в кабинете химии, когда делал опыты на лабораторной работе. Но сон упорно не идёт: перед глазами больше не всплывают ужасные полные гнева глаза, но всё равно становится не по себе. Просто это лёгкое дуновение ветра всё ещё ощущается на коже, глаза прожигают дыру и всё это слегка выматывает. Джисон тянется к телефону и видит, что вот сейчас то самое время, когда ну вот точно нужно лечь спать. Хан пару раз вертит телефон в руке, а потом поднимается с кровати.
В ванной прохладно и пахнет сыростью. Джисон морщится и умывает лицо тёплой водой. Он смотрит на своё отражение и взъерошивает отросшие тёмные волосы.
— Ложись спать, Хан Джисон, — устало проговаривает Хан, прикладывая руку ко лбу, — завтра всё будет как обычно.
Джисон выходит и падает обратно в кровать, кутаясь по самые уши. Этот кокон должен помочь.
Далеко не сразу, но он правда помогает, и Джисон проваливается в глубокий сон, где, к счастью, его не тревожат полные ненависти глаза с картины.
Утром всё также холодно, как было ночью в ванной. Джисон нехотя поднимается, чтобы подготовиться к новому дню, чтобы подготовиться к встрече с вчерашними «чёрными омутами». Хан чувствует себя лучше, чем вчера. Сон, хоть и не долгий, но помог. Даже отражение в зеркале не выглядит так, будто осуждает его.
Джисон отправляется на учёбу, закрывая дверь и свои страхи в квартире — по крайней мере, он надеется, что закрывает. Погода ничем не лучше, чем вчера. Опять пасмурно и прохладно. Джисон терпеть не может позднюю весну: она всегда такая мерзкая, что даже на улицу выходить не хочется. Вроде и тепло, но противный дождь и грязь ужасны.
Хан пинает камушек до самого университета, но случайно отписывает его слишком сильно, и тот летит в ногу навстречу идущего Феликса.
— Извини, — вместо приветствия протягивает Хан и цепляется за руку младшего. Феликс тянет его к кабинету и что-то тихо рассказывает о вчерашней встрече с одногруппниками в честь какого-то праздника, который они сами выдумали.
— Джисон, ты меня слушаешь вообще? — Феликс бьёт локтем в бок, Джисону приходится обратить внимание.
— Слушаю, просто немного задумался, — Джисон переводит взгляд на Ликса для большей убедительности.
— Забудь об этом, я думаю, что ты просто устал. Потому что то, что ты видел, кажется бредом, — слышится смешок от младшего, но Джисон не придаёт ему значения; он рассказал ночью в многочисленных сообщениях о том, что ему привиделось.
— Да знаю я, но я видел это. Я может, и устал, но точно не псих, — Джисон морщит нос.
— Снова пойдёшь? — неуверенно спрашивает Ли.
— Я там работаю, у меня нет выбора, — Джисон садится и откидывается головой на стену и вслушивается в речь только что вошедшего преподавателя.
Феликс больше ничего не говорит, он тоже удобнее устраивается на стуле и внимательно слушает. Джисон изредка смотрит на него и подумывает о том, чтобы позвать его сегодня с собой. Если он ничего не увидит, то Джисон обещает себе, что обо всём забудет. Просто усталость, ничего более.
К концу первой пары Хан твёрдо уверен в своём решении. А весь учебный день он только и думает о том, что будет, если сам Феликс увидит то, что ночью видел Джисон. Будет ли он считать то, что увидел сам бредом? Придёт ли ему в голову то, что он тоже устал? Или он вообще забудет и подумает, что это просто глюки?
Джисон не может предсказать точную реакцию — он может только гадать; что-то из этого точно произойдёт, так что может и не стоит загадывать наперёд.
Весь оставшийся день до работы Джисон занимается уроками и выходит в магазин за углом, чтобы купить чего-нибудь к чаю, а то только крошки от печенья остались. Сегодня он уже чувствует себя вполне нормально по сравнению с прошлой неделей, так что он натягивает парадно выходную толстовку и даже не надевает наушники, когда идёт к музею. Он тихо напевает весь путь и заходит за Феликсом, который его настроя не разделяет и выглядит весьма скептически.
— Ты уверен, что мне можно с тобой? — произносит Ликс, завязывая шнурки на кроссовках. — Вряд ли твой работодатель оценит твоё рвение доказать мне, что ты не сошёл с ума.
— Да ему вообще плевать. Он со мной даже не всегда здоровается; он не заметит, но ты всё равно через задний вход зайди, — Джисон поторапливает младшего и берёт его под руку.
Они разговаривают о завтрашнем дне и даже не замечают, как доходят до музея.
— Ну, я пошёл, — говорит Феликс и заворачивает за угол. Джисон изнутри откроет ему дверь. Хан здоровается с начальником и незаметно проскальзывает к задней двери. Здесь обычно никого нет, особенно в такой час.
Феликс впервые в этом музее, поэтому удивлённо разглядывает интерьер. Это довольно красиво. Музей в Австралии значительно отличается от музея здесь, в Сеуле. Тут не такие высокие потолки, в разы меньше экспонатов, но они выглядят такими красивыми и точно запомнятся надолго. Феликс отстаёт от Хана и даже не спешит его догонять. Он поглощён красотой — он всегда находил прекрасное даже в самых обычных вещах, а здесь даже искать не нужно.
— Где ты там? — кричит Джисон и оборачивается, глядя на Феликса. — Красиво, правда? — улыбаясь, спрашивает старший.
— Ага, такие странные фигурки. А где та картина, про которую ты рассказывал? — как бы между делом спрашивает Феликс и вытирает невидимые пылинки; он обращает всё внимание на Джисона, что уселся в своё рабочее кресло.
— В самом большом зале, если хочешь, то посмотри. Я больше ни ногой туда, — длинноволосый откидывает волосы со лба и закидывает руки за голову, потягиваясь.
— Ладно, — хмыкает Ли и направляется туда, куда указал Джисон. По пути он разглядывает ещё больше экспонатов и даже немного теряется, — милая девушка, — шепчет Ли и касается картины рукой, как будто прикасаясь к её волосам.
Феликс шагает медленно и правда интересуется некоторыми работами, большинство из них он даже фотографирует, чтобы найти информацию о них, потому что сноски внизу явно недостаточно, чтобы удовлетворить своё любопытство. Неспеша он добирается до то самой картины, что вчера до усрачки напугала Джисона.
— Ну ничего такого, — хмыкает Ликс, — очень красивый молодой человек, — Ли опять тянется рукой к картине, хотя прекрасно знает, что прикасаться к ней нельзя, — и чего страшного он в ней увидел? — Феликс разглядывает изображение со всех сторон, но так и не находит того, что могло бы отталкивать, тем более отпугивать. Странно только то, что никакой информации снизу нет, вообще ничего, даже названия. Ли наклоняется ближе и смотрит в нижний правый угол, где художники часто оставляют подпись, но её тоже нет. Какая-то безымянная картина, но это и не так важно. Главное, что она очень красивая. Художник был безусловно одарён.
Ли фотографирует и эту картину, а потом направляется обратно к Джисону, даже не взглянув на получившийся результат.
— Красивый парень, — говорит Феликс и усаживается на маленький диванчик. Он слышит, как Джисон что-то тихо бурчит, но не понимает сути, впрочем он и не переспрашивает.
Феликс удобнее откидывается на спинку дивана и достаёт телефон, он открывает игру и погружается в неё с головой.
Джисон тоже откидывается на своём стуле и смотрит на экран. Нет ничего необычно, как, впрочем, и всегда. Здесь днём-то никогда никого нет, а ночью так и подавно.
Хан осматривает каждый угол через камеру, а потом удобнее устраивается и прикрывает глаза. Сегодня он несильно устал, но здесь делать нечего. Феликс за спиной притих, и Джисон тяжело вздыхает, а затем чувствует, как сон понемногу настигает его.
Ему снится тот самый парень с картины, что выглядит как чертово произведение искусства. Он молодой и невероятно красивый. Парень обладал ангельской внешностью: темно-русые волосы, карие и кристально чистые глаза, которые выглядят как самое хорошее кофе; алые губы, которые имели слегка кукольную форму. В этом лице заключалось всё очарование, которое покоряло как мужчин, так и женщин. Джисон был в этом уверен, потому что не мог такой человек не приковывать взгляды — всё в нём было идеально.
Юноша расположился в роскошном кресле, в комнате, напоминающей домашнюю библиотеку. Она была изумительна так, будто это дом какого-нибудь богатого человека средневековья. Книги были расставлены точно по алфавиту и ни на одной из них не было и частички пыли.
Комната выглядела складно, только темноволосый юноша выглядел мрачно, безучастно перелистывая страницы какой-то потрёпанной временем книги. Возможно, его раздражало монотонное тиканье часов, ведь он с некой ненавистью то и дело оглядывался назад, где на стене висели в каком-то смысле странной формы старые часы.
Парень неземной красоты даже злым выглядел изумительно: его острые черты приковывали взгляд, и Джисон долгое время не мог оторвать от него глаз. Он всё смотрел и смотрел на то, как необычно юноша моргал и жмурился, сжимая края потрёпанной книги в красивых тонких пальцах.
Джисон не осознавал, что находится во сне, потому что всё было совершенно реально. Он уверенно подходит к креслу и разворачивает юношу, что находился полубоком к нему.
— Как вас зовут? — с огромным любопытством спрашивает Джисон, внимательнее рассматривая парня вблизи. Кукольные губы так и манили прикоснуться к ним, но Хан держал себя в руках, ведь незнакомец не был заинтересован в нём.
— Какое вам до меня дело? — скептически спрашивает юноша и скучающе оглядывает человека, что только что потревожил его покой.
— Я… — Джисон теряет дар речи, ведь он и не задумался над тем, зачем подошёл к незнакомому человеку и спросил его имя.
— Вы отвлекаете меня от чтения, сударь, будьте добры, отойдите от света, ведь вы совсем загородили окно, — на лице юноши за пару секунд сменилось множество эмоции, и в конце концов он остановился на притворном дружелюбии и неискренней вежливости; его глаза выдавали его: они были полны гнева, незнакомец так и хотел уйти или прогнать человека, что помешал ему наслаждаться тишиной.
— Как пожелаете, — тихо и неуверенно ответил Джисон, отходя от кресла. Он встал около окна и любовался красивым юношей, что начал читать книгу, уголки которой не так давно гневно сжимал.
Джисон ничего не понимал — он всё ещё не осознавал, что находится во сне. Но ему было понятно то, что парень не желал общения с ним, а также то, что тот более комфортно чувствовал себя в его, Хана, присутствии. Юноша больше не сжимал книгу, он просто наслаждался чтением и не обращал внимания на метавшегося Джисона. Хан не понимает его, ведь странно не говорить с человеком, но читать в его присутствии и чувствовать, что гнев и ненависть ко всему отступает. Возможно, ему нужна была компания, но он не мог этого сказать? Могло ли быть такое? Что если юноша не был уверен в себе и чувствовал себя одиноко? Помыслив ещё немного, Джисон подумал, что догадался, ведь юноша был умиротворён, когда он находился в комнате. Но Хан не решился проверить свою догадку. Он медленно подходил к прекрасному юноше, но так, чтобы тот слышал его шаги. Джисон остановился перед ним, выглядя таким большим из-за того, что заслонил собой солнечный свет, что проникал через маленькое окно. Хан осторожно забрал книгу из рук незнакомца и наклонился к его лицу.
— Поговори со мной. Кто ты? — Джисон произносил это тихо, не желая испугать или принести неприятности.
— Неважно кто я, — ответил юноша, не убирая чужие руки от своего лица, что нежно обхватили за щёки.
— Но я хочу знать, — Джисон желал и дальше стоять на своём, ему нужно было узнать хотя бы имя.
— Тебе не следует, — шептал прекрасный юноша и медленно прикрывал глаза, не обращая внимания на чужие слишком любопытные, что так и горели.
Джисон не отпускал чужое лицо, он разглядывал парня вновь. Его черты сводили с ума — он явно происходил из какого-нибудь древнего богатого рода, где люди необычной красоты создавали семьи с такими же прекрасными людьми.
Хан смотрел и незаметно даже для себя приближался к прекрасному лицу.
— Кто ты?
Снова шептал Джисон, но так и не дождался ответа, вместо этого юноша приоткрыл алые пухлые губы и соединил их с обветренными тонкими губами Джисона. То, что происходило нельзя было назвал поцелуем, ведь они просто прикасались друг к другу и не двигались. Незнакомец только едва позволил нижней губе Джисона оказаться в своём рту…
— …Джисон, проснись, — Хан чувствует настойчивые тычки в бок и нехотя приоткрывает глаза. На него смотрит сонный Феликс.
— Что тебе нужно? — с раздражением спрашивает Хан, ведь он мог сейчас целовать прекрасного парня, а не смотреть на густо краснеющего друга.
— Туалет. Я заблудился уже раза три, ты не говорил, что здесь так много залов, — Хан прикладывает руку ко лбу и поднимается с кресла.
— Пошли, — Джисон идёт вперёд не оборачиваясь, зная, что Ли тащится рядом.
Хан дожидается друга, подпирая стенку. Его взгляд невольно скользит к той картине в большом зале. Сейчас он смотрит на неё иначе, чем вчера. Она кажется намного привлекательнее. Больше глаза не пугают и не горят от ненависти, словно в лице что-то поменялось, юноша стал выглядеть добрее. Джисон помнит свой сон детально, что должно пугать обычных людей, ведь такое бывает далеко не часто, но ему кажется, что это какое-то счастливое стечение обстоятельств.
— Идём? — и вновь Феликс отвлекает от прекрасного юноши, Джисон закусывает губу, сдерживая себя, чтобы не накричать на ни в чём не виновного Феликса. Он опять начал погружаться в какой-то транс, который приводит его к прекрасному юноше.
— Идём, — уныло говорит Джисон и следует за Феликсом, что запомнил дорогу обратно к охранной коморке Джисона.
Ли падает на диван, оставляя место для Джисона, но тот снова усаживается в своё кресло и обещает, что позже ляжет рядом.
Джисон снова прикрывает глаза; он не надеется, что сможет уснуть вновь, поэтому просто воспроизводит в памяти моменты, произошедшие во сне. Хан прикладывает пальцы к губам и появляется ощущение, что поцелуй только что закончился, что всё ещё ощущается вкус чужой слюны. Джисон облизывает губы и на секунду задумывается о том, что всё это было по-настоящему. Но тут же одёргивает себя, потому что понимает, что быть такого не может. Хан хмурится и оборачивается на Феликса, что снова провалился в сон.
Джисон поднимается с места. Совсем недавно он говорил, что никогда не вернётся к
ней, но неспешно двигается в большой зал. Везде темно, только едва горят какие-то небольшие и неяркие лампочки. Джисон снова чувствует холодок, который окутывает всё тело. Вчера Хан бежал оттуда со всех ног, а сегодня, наоборот, ускоряет шаг.
Перед ним предстаёт юноша неземной красоты. Он просто изумителен; Джисон заворожённо смотрит на него, но не может сосредоточить взгляд на чём-то одном. Глаза то и дело бегают с губ до глаза и наоборот.
— Кто ты такой? — шепотом спрашивает Джисон, а потом опускает взгляд ниже, туда, где должна быть табличка, но её нет. — Красивый безымянный ледяной принц, — шепчет Хан, прикасаясь к раме картины.
Длинноволосый откидывает чёлку назад и вздыхает. Становится странно от понимания того, что он разговаривает с бездушной картиной.
— Ты же не смотрел на меня тогда, верно? — снова говорит Джисон и усмехается, понимая, что просто устал. Почудится же всякое.
Хан прикладывает руку ко лбу и возвращается обратно. Он падает на диван рядом с Феликсом и приобнимает его, чтобы поскорее уснуть. Что-то из этого точно должно получиться.
Хан ворочается: сон не идёт, но он упорно не открывает глаза. Он понимает, что хочет спать, но не может. Что-то странное происходит с его головой. Мозг напрочь отказывается проваливаться в сон, но Джисон по себе чувствует, что он крайне необходим. Голова начинает болеть и кружиться. Хан не знает, что ему делать, ведь к горлу медленно, но верно подкатывает тошнота. Джисон кладёт руки на лоб и размеренно дышит, он считает, что должен выровнять дыхание и всё пройдёт. Оно какого-то чёрта сбилось и не спешило возвращаться в норму.
— Дыши, — сам себе шепчет Хан и прикусывает губу, чтобы отвлечься от боли в голове.
Но не помогает. Ему хочется встать и удариться головой об стену, чтобы было больно уже по другому поводу.
— Я не могу, — почти хныча, произносит Хан и встаёт с дивана.
Перед глазами слегка плывёт. Джисон абсолютно не понимает, что с ним произошло. Он же спокойно спал, потом проводил Феликса в туалет и вернулся, ничего не произошло. Тогда почему сейчас настолько плохо?
Джисон медленно направляется в сторону туалета. Он мельком бросает взгляд на картину и тут же встаёт в ступор.
— Почему она…?
Джисон убирает руки от лица и даже достаёт телефон из заднего кармана, чтобы включить фонарик. Картина как будто сдвинулась со своего места, при чем далеко не немного. Здесь никого нет, ведь так? Джисон уверен, что да. Тогда почему картина сдвинулась с места?
Брюнет неуверенно делает несколько шагов к картине, но неуверенно не потому, что боится, а потому, что интересно до жути. Головная боль и тошнота словно отходят на второй план, и единственное, что может видеть Джисон — это картина. Она манит его, он забывает обо всём, когда направляется к ней.
— Ты стал ещё прекраснее, как это возможно? — едва на грани слышимости произносит юноша и тянется рукой к картине. — Твой взгляд изменился, — чуть громче произносит Джисон и отходит на пару шагов назад.
Парень на картине веселее, чем некоторое время назад. Это странно и пугающе, но Джисон слишком заворожён происходящим. Головная боль больше не волнует, от неё не осталось и следа.
— Ты меняешься словно на глазах, — шепчет Хан и вновь приближается. — Ты прекрасен, — с улыбкой и словно в бреду говорит длинноволосый, уже не обращая внимания на чёлку, что закрыла один глаз.
Джисон не помнит своих дальнейших действий. Только одно. Он прилёг рядом с картиной и незаметно для себя провалился в сон глубокий сон.
—
Почему ты так быстро покинул меня? — произносит чарующий голос, и Джисон резко оборачивается.
Прекрасный юноша сидит в том же роскошном кресле всё с той же книгой в руках. Он выглядит добрее и искреннее, чем был до этого, даже в тот момент, когда их губы слились в одно целое.
— Я не знаю, — завороженно отвечает Джисон и преодолевает расстояние, что отделяло его от прекрасного принца.
Хан неосознанно облизывает губы и не отрывает взгляд от тёмных таких чарующих глаз.
— Ты невероятно красив, — шепчет Джисон, приближаясь к чужому лицу, — позволишь ли ты поцеловать тебя снова? — Джисон усаживается у самых ног юноши и убирает книгу из длинных пальцев.
Он ждёт ответа, но юноша весьма немногословен. Он предпочитает действовать. Его холодные руки быстро находят мягкие щёки Джисона.
— Обещай, что больше не уйдёшь от меня, — шепчет незнакомец перед тем, как соединить губы в мягком поцелуе.
Мысли Джисона покидают его голову, он забывает обо всём. Прекрасный юноша забрал его разум: он готов ему пообещать всё, что тому угодно. Поцелуй был лишён грубости: Джисон боялся углубить его; ему хотелось, но он не мог позволить себе, потому что юноша так трепетно жался к нему, так умилительно жмурил глаза и полностью отдавался, что Джисон просто не мог испортить такой трепетный момент, хотя он испытал бы большое удовольствие, слегка напугав прекрасного принца.
Губы двигались медленно, а юноши делили одно дыхание на двоих.
— Скажи мне своё имя, — прошептал Джисон, на секунду оторвавшись от великолепного юноши.
— Я не могу, — с неприкрытым сожалением произнёс незнакомец, лизнув чужие губы.
— Почему? Если ты не хочешь, чтобы кто-то знал о тебе, то я обязательно сохраню твой секрет, но скажи мне. Я не знаю, как мне звать тебя, — тихо попросил Джисон и взглянул в красивые глаза, такие тёмные, что он не видел в них себя.
Юноша словно задумался над предложением Джисона и мило нахмурил брови. Хан с умилением смотрел на него и не скрывал рвущуюся широкую улыбку.
Кто этот прекрасный, что так быстро свёл с ума и заставил потерять рассудок?
— Я скажу, но обещай, что никогда не произнесёшь его, когда меня не будет рядом, — Джисон сумел только кивнуть. Он с широкой улыбкой чмокнул незнакомца в красивый прямой нос и уставился на него, — Я… Я Минхо.
Джисон всё улыбался и взял чужие руки в свои.
— Я рад, что ты доверяешь мне. Я Джисон, — прошептал Хан и вновь примкнул к пухлым манящим губам.
На этот раз поцелуй немного отличался — он не был таким же нежным, как прежде, но недостаточно грубым, чтобы испугать Минхо. Джисон проходил языком между губ Минхо по передним зубам и встречался с языком Ли. Хан толкает язык дальше, перемешивая слюну в нечто единое. Минхо посасывает чужой юркий язык и вцепляется ладонями в бёдра Хана. Бёдра Минхо сжимаются, когда Джисон прикусывает его нижнюю губу, а затем оттягивает, полизывая языком, втягивает в рот, и Минхо отстраняется с тихим писком. Но в следующую секунду притягивает обратно за затылок и впутывает длинные пальцы в волосы.
— Почему ты сидишь здесь, разве у тебя нет никаких дел?
— Я люблю читать, это моё единственное дело, — прошептал Минхо и всем своим видом показывал, что не желает прекращать поцелуй. В сознании Джисона проскальзывает мысль, что Минхо и правда какой-то принц.
— Я отвлёк тебя, — произнёс Джисон, с неким садистским удовольствием наблюдая за прекрасным юношей. Минхо тянулся к нему всем телом и желал снова ощутить то пьянящее чувство, которое окутывает с головы до ног, что заставляет бабочек в животе оживать. Оно заставляет его млеть и желать большего.
— Разве ты не хочешь поцеловать меня? — почти хныча, шептал Минхо и цеплялся длинными пальцами за воротник.
Джисону нравилось это до безумия. Прекрасный юноша сводил с ума и обладал каким-то привораживающим эффектом.
— Я поцелую тебя, но…
— Джисон! Проснись! — кричал Феликс и взволнованно бил по плечу.
— Что… Что случилось? — находясь всё ещё одной ногой во сне с прекрасным принцем, Джисон и не понимал, что пугает Феликса своим видом.
— Джисон, посмотри на меня, — громко сказал Ли и сильнее ударил Джисона от испуга.
— Что ты бьёшь меня? Феликс, прекрати, — отрезвляющие удары младшего сумели привести в чувства и вывести из зыбкого полусна. Хан оглядывается на картину, она висит на своём законом месте. Теперь всё, что было во сне, кажется странностью.
— Ты бы видел себя, придурок. Какого чёрта ты здесь? — Ликс уселся рядом и откинул голову на стену, копируя позу старшего.
— Мне было плохо, и я решил развеяться, — отвечает Джисон, снова прикрывая глаза.
Феликс рядом фыркнул и замолчал. Они сидели на полу около большой красивой картины. Каждый думал о своём. Джисон прокручивал в памяти моменты со своим принцем, а Феликс просто думал обо всём вокруг, у него не было каких-то определённых мыслей.
— Пойдём домой? — спросил Ли и поднялся. Джисон кивнул и поднялся следом.
***
Дома было прохладно. Джисон, как и всегда, проводил друга до дома и зашёл в магазин, чтобы пополнить запас продуктов. Сейчас он надевает толстовку и направляется на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на завтрак. До пар остаётся несколько часов, и Джисон со спокойной душой наслаждается своим нахождением дома. До тех пор пока в памяти четко не всплывают слова прекрасного принца об его имени.
Джисон поспешно заканчивает с едой и усаживается на диван с ноутбуком. В голове много мыслей, но Джисон не может сформулировать свой запрос. Он хочет узнать о семье Минхо и о нём самом. Хан предполагает, что он известен в малых кругах, ведь иначе портреты с него не писали бы и не хранили в музее. Джисон долго не мог придумать, какой же ему сделать запрос, но потом он вспомнил, что интерьер дома, в котором находился Минхо, был крайне похож на дома века так шестнадцатого в Великобритании. Хан в этом точно уверен, ведь недавно им рассказывали о обычаях и традициях британцев.
Джисон пересмотрел сотни изображений замков того времени и нашёл тот, что больше всего был похож на тот, где жил Минхо. Он перешёл по ссылке снизу и узнал владельцев этого дома. Принц Чарльз, урождённый Чольсаном, и принцесса Маргарет, чистокровная дворянка из очень влиятельной английской семьи. О их семейной жизни написано столько, что хватило бы на целую библиотеку.
Они поженились в тысяча пятьсот восемьдесят первом году. Стали ходить слухи, торжество сразу окрестили свадьбой века, но для принцессы этот день стал началом самого сложного периода в жизни. Маргарет знала, что её новоиспечённый муж никогда не любил её, а всю свою жизнь уделял внимание такой же простой крестьянке, как и он сам, но принцесса слишком сильно была влюблена в простого парня, что сделала его принцем, женив на себе. Будущая королева продолжала терпеть неверность и создавать видимость счастливой семьи.
Однажды принцесса призналась, что проблемы начались сразу после церемонии бракосочетания. Маргарет страдала от пищевого расстройства, ненавидела себя и во всём винила ту, что украла сердце её законного мужа. По неточным источникам есть информация, что принцесса даже пыталась перерезать себе вены, но всё обошлось.
Вскоре Маргарет остыла к мужу и, так как она не получала должного внимания от него, она начала искать его в своём окружении. В то же время Чарльз перестал скрывать свои отношения с любовницей и даже отправился с ней в совместное путешествие в Париж.
Незадолго до этого принцесса родила первенца, которого боготворила. Несмотря на то что отец своего сына не признал, она не беспокоилась об этом. Она была счастлива, ведь родила мальчика от законного, на тот момент ещё любимого, мужа. Мальчик рос и расцветал на глазах: он был великолепен. От отца в нём не было ничего, что радовало Маргарет. Сын был её копией даже по характеру. Это не было большим плюсом, ведь маленький принц должен был стать новым королём в будущем, но тот совсем не проявлял интереса к государственным делам. Мальчик был умным, очень любил читать и занимался этим сутками напролёт. Его мало волновала жизнь простых людей, даже его окружение не заботило его. Он не хотел участвовать во всём этом.
Так он считал до тех пор, пока не узнал, что у отца на стороне родился сын. Мальчик сразу смекнул, что теперь у него появился конкурент. Да, мальчик был незаконнорождённым, но он всё ещё являлся сыном принца, значит, фактически мог претендовать на королевский трон. Принц не собирался делить свой трон с каким-то жалким сопляком, поэтому избавился от него, когда пришло время. Он отослал отца из королевства, чтобы никогда больше не видеть его. Устроил мать на отдельном этаже и предоставил ей лучшую прислугу, ведь был искренне благодарен за всё, что она сделала для него.
Принц был не лучшим главой государства, но народ любил его. Он очаровывал людей своей природной красотой и сводил с ума своими тёмными глазами. В народе поговаривали, что на нём какое-то заклятие, которое помогает ему в соблазнении людей. Никто не знал, правда ли это, но и не волновало оно никого, ведь принц был изумительно красив.
Однажды принцу доложили, что самое время жениться. Он категорически отказывался от этого, но ему пригрозили тем, что он может навсегда остаться правителем с ограниченными полномочиями. Принц принял это в штыки.
Со временем ему понравилось управлять страной; он мечтал принять все полномочия, поэтому спустя несколько дней согласился на женитьбу. Ему плевать было на ту, кто станет его женой, — он не был заинтересован в женщинах, но он ждал её, ведь она позволит ему взять всю власть в свои руки.
Свадьба была роскошной и даже переплюнула свадьбу его родителей. Новоиспечённый король с благодарностью смотрел на жену и поселил её в роскошном доме около замка. Он не мог позволить ей есть с ним за одним столом, но мог обеспечить ей достойную жизнь. Они редко виделись, что тоже было большим плюсом. Она всего лишь сопровождала его на важных мероприятиях и мило улыбалась. Король считал свою жизнь замечательной. Пока однажды его жена не упала к нему в ноги с просьбой о ребёнке. Король тогда поперхнулся собственными слюнями. Он не желал никому отдавать свой трон. Даже собственному сыну. Он желал править до самой смерти. Король выгнал жену и не встречался с ней долгое время, даже ради важнейших встреч, где она тоже должна была присутствовать. Он считал, что ясно дал понять, что не собирается разговаривать на эту тему, но женушка, отчаянно желающая понянчить малыша, выводила из себя. Король долго терпел, но однажды жена призналась в том, что безумно любит его. Такого не должно было случиться. Король не желал подобного, ему просто нужна была жена, а не куча проблем в её лице.
И он решил эту проблему по-своему. Убрал мешающий мусор из-под ног. Он изображал печаль, когда в замке узнали о скоропостижной смерти королевы. Он стал вдовцом без детей и несомненно был этому рад.
Но была ещё одна самая важная проблема, которую нельзя было просто уничтожить. Старость. Король становился старше, он не хотел видеть на своём прекрасном лице ужасные морщины, поэтому обратился к местному ведьмаку, который славился в народе своими успехами.
Старик нашёл решение.
Король был счастлив, когда смог наблюдать первые результаты. Местные и не совсем художники стояли в длинных очередях, чтобы написать портрет прекрасного короля. С каждым прикосновением кисти к холсту старость короля покидала его. Через месяц он снова стал выглядеть как семнадцатилетний красивый юноша. Больше король не старел. Многие стали это замечать, но не собирались говорить вслух, лишь какие-то отчаянные люди распускали слухи, а спустя несколько дней все они погибали. Никто не знал, кто является убийцей, кроме картин, что хранили в себе слишком много тайн красивого короля. Портреты выглядели ужасно, они показывали душу короля. Он был жестоким убийцей и непутёвым правителем. Он убил слишком многих, чтобы скрыть свои грехи.
Джисон зашёл на следующий сайт и узнал имя жесточайшего убийцы того времени.
Ли Минхо.
Хан не мог поверить, что человек с картины при жизни сотворил нечто подобное. Как он мог хранить в себе такое? Джисон открыл изображение той картины, что висит в музее, — это единственная сохранившаяся картина того принца, ещё мальчишки. На картине ему шестнадцать, и Джисон понимает, что тот, кого он видит в своих снах ещё совсем невинный ребёнок. В каком-то смысле это осознание помогло спокойно выдохнуть, но Джисон не может стереть из памяти те моменты, что он прочитал несколько минут назад.
— Ли Минхо, — тихо произнёс Джисон, прикрыв глаза, — что же ты свалился на мою голову?
Хан совсем забыл о том, что не стоит произносить это имя, когда прекрасного принца нет рядом.
Джисон поднялся с дивана и решил всё-таки поесть, потому что бросил всё из-за своего спонтанного желания узнать о картине. Он нарезал хлеб, когда вместо своего отражения в ложке увидел Минхо. Джисон с криком выронил и ложку, и нож.
— Какого чёрта? — крикнул Джисон и опёрся тазом о столешницу. — Что это было только что? — Хан, тяжело дыша, поднял с пола нож, не желая прикасаться к злосчастной ложке. Он убрал его на место и принялся за еду, — что ж, я читаю-то всякую ерунду? — Хан отхлебнул кофе и потрёс головой, приводя мозги в порядок.
Джисон молча ел; он больше не думал о принце и его истории — он просто хотел есть и пойти поспать, но ему ещё в университет идти; две пары музыки он не должен пропускать, иначе нет никакого смысла в том, чем он занимается. Хан помыл за собой посуду и собрался на учёбу. Он написал Феликсу, что зайдёт за ним и отправился в путь.
Он, как и всегда, пинал камушек до самых ворот дома Ли.
— Выглядишь помято, не спал больше? — спросил Феликс, протягивая жвачку и опять на ходу завязывая шнурки.
— Нет, я читал, — Джисон решил не уточнять, что он читал, иначе вопросов не оберёшься.
— Пошли, — сказал Ли и потянул Хана за собой.
Феликс шёл спокойно и молчаливо, обычно он что-то рассказывает, но сегодня, видимо, он просто спал всё то время, когда они разошлись после смены Хана. Джисон же чувствует эллипсизм. Он в какой-то момент воссоздал картину того, что могло происходить в то время, когда Англией правил Минхо. Он был не самым удачным правителем, но он нравился людям. Джисон понимает, что это из-за его вечной молодости, но почему никто не догадался, что король собственноручно убил жену и младшего брата? До простых людей в то время всем было плевать, иногда даже и родственникам, так что Джисон не придаёт их смертям значение. Его куда больше волнует несчастье королевской семьи. Почему Минхо резко захотел править, хотя не имел никакого интереса? В статье это объяснялось тем, что он узнал о конкуренте. То есть он понимал, что займёт трон, и принимал это как должное, но потом появился ребёнок, который вообще не должен был рождаться, и он перечеркнул всё представление о своей жизни для Минхо? Джисон считает, что это вполне похоже на правду, но эта правда относительна, ведь он не был там — он может только предполагать. От этого тоже непросто, любопытство Джисона съедает его. Ну ему вот жизненно необходимо узнать обо всё из первых уст.
Невозможно твердил разум, но Джисон уже решил, что встретится с Минхо во сне и напрямую задаст ему все вопросы. Сейчас он испытывает адронитис.
— Сразу в аудиторию пойдём? — спрашивает Феликс, отвлекая от всех мыслей.
— Пошли на стадионе посидим, — Джисон шагает вперёд и снова воспроизводит в голове те картины убийств, что согрешил Минхо. Его прекрасный принц.
На стадионе первогодки играют в футбол, Джисон на них не обращает внимания. Он чувствует, как холодок проходится по спине, словно кто-то провёл рукой с шеи вниз до самой поясницы. Хана передёргивает. Он смотрит на заинтересованного игрой Феликса и выдыхает от того, что никто не видел его странного поведения. Мурашки побежали по рукам, Джисон спрятал руки в карман. Странное, совсем непонятное состояние.
— Может, пойдём?
— Конечно, — отвечает Феликс, легко отвлекаясь от игры первокурсников.
Они идут вместе до лестничного перелёта, а потом расходятся по своим аудиториям. Джисон всё ещё чувствует противные холодные мурашки, поэтому даже руку Хёнджину не пожимает, ограничиваясь простым привет.
— Всё в порядке, чувак? — недоуменно интересуется Хван, присаживаясь рядом.
— Да, просто руки замёрзли, не хочу доставать из кармана, нагрел уже, — чуть улыбаясь отвечает Джисон и переводит взгляд на преподавателя. Хёнджин странно на него косится, но тоже переводит взгляд.
Всю первую пару Джисон чувствовал, как душа уходит в пятки, потому что предательские мурашки не прекращались. Хан уже не знает, что и думать. Он падает головой на стол и размеренно дышит, стараясь успокоить свой разбушевавшийся организм.
— Выйдешь? — спрашивает Хёнджин после окончания; Джисон только отрицательно качает головой, путая длинные волосы.
Джисон не понимает, что с ним происходит; он упорно отказывается думать, что это из-за того, что он произнёс имя Минхо в его отсутствие. Что если он сейчас желает убить его? Хан почему-то даже не удивится. Хотя мурашки, бегающие по телу волнами, всё ещё наводят ужас.
К середине второй пары Джисон проваливается в сон.
—
Я же просил не называть моё имя без меня! — прокричал Минхо, гневно надвигаясь на Джисона.
—
Извини, я совсем забыл! — в панике вскрикнул Джисон и убежал за то роскошное кресло, где читал Минхо. — Обещаю, что не сделаю этого снова.
— Не нужно было этого делать, — вдруг остановился Минхо, — ты должен забыть меня.
— Что? Почему? — Джисон покинул своё убежище и подбежал к Минхо. — Не говори так. Это же просто твоё имя, не беспокойся, — Хан мягко обхватил чужие скулы и облизнул губы. Он до дрожи хотел снова почувствовать их вкус.
— Я принесу тебе много боли, — Минхо понимал, что Джисон мало осознаёт из того, что он ему говорит, но он не мог просто промолчать.
— Поцелуй меня, — прошептал Джисон вместо того, чтобы прислушаться к словам принца.
Минхо мог отказать ему, мог уйти, но он не хотел. Он тоже сильно желал его. Минхо касается чужих губ и сразу усиливает нажим губ, заставляя Джисона скулить, он дразнит, старается добиться как можно больше мелодичных звуков — ему нравятся тихие полустоны. До этого он не целовал Джисона так, он позволял вести и наслаждался ощущением чужого языка вокруг своего, но прямо сейчас он делает то, что делал с ним Джисон ранее. Шестеренки в голове крутились слишком быстро, они без умолку повторяли одно: Джисон, Джисон, Джисон… Минхо не мог насытиться им. И это сводило его с ума.
— Ты должен проснуться, Джисон, — прошептал Минхо, отстраняясь от чужих распухших губ.
— Нет… Нет, тогда я не увижу тебя, — Джисон не мог этого допустить. Он понял, кто является причиной противных мурашек.
— Ты должен, — тихо сказал Минхо и ущипнул. Было слишком больно, Джисон дёрнулся и понял, что на самом деле проснулся.
— Ты чего? — шепотом спросил Хёнджин, заставляя повернуть голову в его сторону.
— В-всё в порядке, — прошептал Джисон и снова опустился головой на стол. Чёрт, Минхо заставил его открыть глаза.
До конца оставалось совсем ничего, поэтому Джисон поднял голову и перевёл взгляд в окно. Он безэмоционально и незаинтересованно смотрел до самого конца, потом поднялся с места и побежал домой. Он сегодня не ждал Феликса.
Дома было тихо и холодно. Как всегда. Джисон разделся и наполнил ванну.
— Что делать? — вслух спросил Джисон, откидывая длинные волосы назад, — Минхо правда хочет, чтобы я забыл его? Почему?
— Потому что для тебя я должен был быть сном.
— Минхо?! — Джисон подскочил с такой яркой и широкой улыбкой, что можно осветить весь свет.
— Забудь обо мне, Джисон. Я не то, что тебе нужно. Я даже не живой. Отпусти меня, я обещаю, что мы встретимся ещё раз, но ты не будешь помнить меня, так будет лучше, поверь мне. Ты не поймёшь, что это я. Я сам подойду к тебе, но не сейчас, сейчас забудь обо мне навсегда, считай, что я ночной кошмар, вспомни всё то, что я сделал. Запомни, что я безжалостно убил брата, жену и сотни людей. Я плохой, Джисон, — Минхо был зол, но в то же время он сожалел. — Забудь меня, — после этих слов Минхо словно растворился в воздухе. Хан разглядывал ванную с мокрыми от слёз глазами и тихо всхлипывал.
***
Пройдёт всего десяток лет, и к Джисону снова явится его наваждение. В образе того самого Ли Минхо. Человек, лишившийся души, но не красоты. Он будет другим, этот человек совсем другой. Джисон не узнает его, поэтому оттолкнёт, потому что он не должен влюбляться в семнадцатилетнего студента.
