Пожизненный подарок ноября

      У Фёдора было немного друзей, потому и пригласить он никого не мог. Большинство из них были людьми ленивыми и не очень любившими его компанию, старавшимися скрыться с его глаз. За свой ужасающий, почти демонический взгляд и слишком острый ум его за глаза прозвали «демоном», некоторые даже звали «Сатаной». Но мало кто знал, почему именно он стал таким. Дома приходилось ему несладко: его попросту не замечали и игнорировали, будто его не было вовсе, словно он призрак. В детстве он часто плакал поначалу, слёзы больно расцарапывали щёки, он очень плохо спал и сбегал несколько раз, но его возвращали, избивали и запирали в доме, в этой ненавидимой всей душой душной клетке. Сердце трескалось на кусочки, он вновь с усилием склеивал его, и это помогало. Ненадолго сердце переставало предательски напоминать о том, что ещё бьётся, что ещё живо. Но главными его «врачами» была тройка его лучших друзей, которые вытаскивали его из дома, постоянно прикрывали, защищали перед теми, кого следовало бы назвать родителями и помогали забыть о домашних проблемах. Они частенько вытаскивали Фёдора на ночные прогулки у озера, вытаскивали его старенький велосипед, выслушивали все его проблемы, - в общем, были лучше любых медиков. Они заряжали его солнцем и позитивом на неделю вперёд. Только с ними он мог быть открытым и искренним, не скрывать все свои мысли и эмоции, буквально раздирающие изнутри. А возвращаясь домой, он натягивал, почти намертво пришивал противную маску расчётливого, надменного и бесчувственного эгоиста, дабы жить спокойно. Ночью, когда он сидел на кровати маленькой комнатушки, которую можно было назвать скорее каморкой, нежели спальней, маска вновь безвольно срывалась, оставляя свежие шрамы на его лице, не выражавшем ни единой эмоции. Он вновь пытался согреть свои окостеневшие до самых кончиков длинные, тонкие пальцы своим тёплым дыханием, и всю ночь смотрел вверх, устремив свой взгляд, казалось, выше любого потолка, и думал о чём-то таком, о чём вряд ли догадается кто-либо другой. И лишь единицы знали, что он любит наблюдать за звёздным небом, слушать звук водопада и печь домашнюю выпечку.       Дазаю было сложно выдернуть кого-либо, да ещё и промозглой, заснеженной от самого сердца осенью. Ведь у всех учёба-лень-отъезды-отговорки, конечно... Псевдо-друзей Феди, водившихся с ним только из-за его ума и из-за понтов, он отбросил сразу же, ведь пустые сосуды на празднике жизни совершенно бесполезны. В итоге, перерыв список его контактов, он нашёл только двоих «живых» людей, которых он и так знал, как семью: Сигму и Гоголя. Написав первому и получив расстраивающий ответ – тот написал, что у него ангина и он очень не хочет заражать своего друга, да ещё и в его же праздник, - Осаму с третьего раза дозвонился весельчаку Гоголю, который был в отъезде, и на следующий день тот уже примчался назад и даже с подарком. Вот что значит друг. Он так торопился, что даже домой заезжать не стал, приехав к другу прямо с чемоданами. Дазай, объяснив ему все детали предстоящего сюрприза, не ожидал услышать ничего, кроме «Хорошая идея! Думаю, ему понравится!» Выслушав мнение Коли, он немного перестроил маршрут и подготовил подарок. Внезапно его осенило.       -Коль, а Коль? – спросил шатен, заворачивая подарок в шуршащую бумагу.       -М? – со стороны «снежинки» послышался лишь громкий хруст печенья и пачки из-под него. Он посмотрел на брюнета своими детскими, ничего не подозревающими разными глазами.       -А давай ты с ночёвкой останешься? Завтра как раз вместе выйдем и успеем всё подготовить. Как на это смотришь?       -Я? – блондин вскочил, чуть не задев своей косой увернувшегося в последний момент шатена. – Да я всегда за! Только разгружусь.       -Хорошо. Вещи можешь положить на полки, всё равно места свободного много, - брюнет указал пальцем на невысокий шкаф из светлого дерева, стоящий у противоположной стены комнаты.       Пока Дазай сидел на кровати, воюя с упаковочной бумагой, которая никак не хотела нормально загибаться и постоянно расклеивалась в самый неподходящий момент, и тихо чертыхаясь под нос, будто чихая, Коля успел разгрузить вещи, прошарить телевизионные каналы, найти ещё четыре пачки печенья и пачку пирожков - чему он был несказанно рад – и много чего ещё сделать. В конце концов, бой Дазая с бумагой окончился тем, что он окончательно запутался в этой истории.       Последнее, что Николай ожидал услышать из комнаты – жалобный голос Дазая, очень расстроенного: «Коооль, я застряял…» Когда блондин вальяжно вошёл, ему открылась такая картина маслом: вся комната в обрезках скотча, бумаги и ленточек, а посреди комнаты стоит муми- кхм, пардон, запутанный в клейкую цветную бумагу Дазай с взъерошенными и испачканными в скотче и клее волосами, не имеющий возможности даже двинуться, чтобы сильнее не вляпаться в эту историю. Он стоял с расставленными в стороны руками, словно собирался взлететь, и на одной ноге, потому как носок на второй вляпался в клей, и жертвовать второй ногой как-то желания не было.       -Кооль… - вновь жалобно протянул он. – Поможешь? – он сказал это таким голосом, словно блондин мог оставить его тут в одиночестве. Не сдержав смеха, Гоголь расхохотался:       -Лучший мой подарочек – это я! Дазай посмотрел на него с укором.       -Ко-ля, - наигранно строго, по слогам произнёс брюнет. -Если ты не перестанешь смеяться, то я тебя без пирожков оставлю! – пригрозил брюнет свободным пальцем ака «строгая мама». Блондин тут же притих и стал распутывать друга из бумаги – без пирожков оставаться не очень-то хотелось! Да и брюнет выглядел слишком жалко, чтобы оставлять его вот так, в бумаге.       Спустя двадцать минут мусора в комнате заметно убавилось, носки отправились в стиральную машину вместе с остальной грязной одеждой, а Дазай, радостный и свободный, готовил на кухне чай.       За окном светила лампочка морозного солнца, гревшая через раз. Отрывистые хлопья пушистого снега неторопливо кружились в продрогшем воздухе, который пронизывали резкие клинки солнечных лучей. Прохожие сливались в одну серую непонятную кучу, слишком ярко выделяющуюся на непорочно белом снегу. Было непонятно – осень ли только начала отступать, уступая дорогу сонной зиме, или же зима нагло и беспардонно вытолкнула пожилую осень из своих владений и решила надолго заселиться там. Лёд тоскливо трещал под ногами, словно прося перестать неугомонных детей перестать прыгать по нему. Но ведь толпа не слышит звуков тишины…       Чайник на кухне громко щёлкнул, отчего Коля, опиравшийся на стену и мирно жевавший очередной пирожок, непроизвольно дёрнулся и чихнул, как напуганный котёнок. Дазай на это только усмехнулся и, разливая ароматный чай по сервизу, похожему на тот, который наверняка стоял у твоей бабушки в стареньком серванте на самом видном месте, попутно рассказывал о том, что произошло в городе. На столе стоял радиоприёмник, игравший старые песни, которые будут популярны во все времена.       - Пока тебя не было, у нас столько всего произошло! – тараторил Осаму, попутно размешивая ложкой сахар, стуча по стенкам кружки.       -Нашли «утопшую» машину на другом конце города, благодаря чему я выиграл крупный спор, - его лицо украсила фирменная улыбка от уха до уха. – Потеряли рыжую собаку и большой грузовик, перевозивший медикаменты и взрывчатые вещества вместе. Ну вот скажи, какой дурак будет загружать это всё вместе?! – резко оттолкнувшись от стены и возмущённо всплеснув рукой, воскликнул брюнет, надеясь услышать что-то вразумительное. Но услышал лишь «длиннокосого», увлечённо уминающего пирожки с чаем и уже успевшем испачкаться.       -Ты так и не поменялся, - усмехнулся Осаму, скрестив руки на груди. Рыжеватый огонёк плутовато скользнул в его глазах, через мгновение оставив лишь маленькую искру как напоминание. – Как был ребёнком, так и остался.       -А фто ф этом пвохово? – искренне удивился Коля и проглотил печенье. – Ребёнком быть круче! – закрыв глаза, начал он свой ликбез, параллельно жестикулируя. - Не надо ни за что платить, тебя хвалят, всё дают за красивые глазки и главное – носят на ру-       Договорить он не успел: он тут же оказался на руках кучерявого, гордо подхватившего его на руки и старавшегося не уронить своего друга, явно озадаченного ситуацией. Дазай посмотрел ему прямо в глаза, чистые, детские и светлые, словно весеннее небо. Посмотрел – и засмеялся, зажмурившись. Так, как смеялся так нечасто, что его смех можно было забыть – громко, искренне и так прекрасно, как стучат кристально чистые и непорочные капли дождя по серым крышам одиноких многоэтажек.       -Э-эй! Ты там не урони меня! – напугался Гоголь, отчаянно размахивая руками.       -Ты же у нас дитё, - почти перестал смеяться Дазай, всё ещё держа его на руках, как принцессу. Несмотря на то, что «снежок» был немного выше, он был на удивление лёгким, будто его дома не кормят. Он периодически жаловался на слишком быстрый метаболизм, но в форме шутки типа «да мной только просветы в заборах закрывать», «как думаете, я буду хорошим вором?» и подобные. В общем, не особо переживал по этому поводу. Ему даже нравилось, что он белый, по-детски наивный и лёгкий, как пёрышко.       Но радость резко прервалась: Коля выскользнул из рук Дазая на скользкий пол прямо лицом вниз. Он лежал на холодном полу мордочкой лица вниз, заметно дрожа.       -Коль… Ты как? – брюнет заметно забеспокоился: шлёпнуться с такой «высоты» - как минимум нос сломать. Присев на колени, он стремительно протянул к нему свои подрагивающие худые руки, в любую минуту готовые вновь вознести друга на седьмое небо или даже в Эдем, мысленно виня себя в неуклюжести и слабости. В его кофейных глазах вспыхнула искра беспокойства.       Родные, холодные и ещё более худые руки резко остановили помощника. Послышался тихий кашель, который можно было расслышать, только если наклонишься совсем к полу. Тело постепенно поднималось, изредка покашливая и дрожа. В глаза кучерявому бросилась кровь. Она слишком ярко выделялась на этом худом, аристократично бледном смеющемуся сквозь слёзы лице, словно розы на только что выпавшем снегу.       -Ты чего желание не загадал? – с усмешкой произнёс Коля, вытирая кровь под носом.       Брюнет лишь недоумевающе похлопал глазами. «Снежок», гордо вскинув косой и приосанившись, произнёс:       -Не видел что ли? Звезда упала!