Пожизненный подарок ноября

      Они ещё долго носились по дому с дикими воплями индейцев, катая друг друга на спине, внезапно скидывая на кровать или пол и щекоча друг друга до слёз, и радуясь чарующему, кружащемуся в вальсе снегу, как малые дети. Особенно было весело, когда «снежок» упал на снежок из окна, лишь махнув своим длинным шарфом в клетку, благо, сугроб был большой и пушистый, словно облако. Потом за ним в безбрежное море нырнула и ореховая голова, уже через секунды утонувшая в этих белоснежных бесконечных волнах. Они лепили снеговиков, зарывались в сияющие «барашки» снега, кидались друг в друга снежками и делали снежных ангелов. И пускай прохожие смотрели на них, как на идиотов, - им было безразлично. Счастливым людям плевать с высокой колокольни на то, что думают о них другие, совершенно незнакомые им «сосуды».       Фёдор не отвечал на звонки вот уже полчаса. Забеспокоившись, друзья бегом пронеслись до его дома, чудом не упав на стеклянно прозрачном льду. Разогнав всех мимо пролетавших птиц и напугав пару-тройку водителей, они примчались к его дому. Стояли, отдышиваясь и едва стоя на ногах, где-то с минуту. Щёки заметно порозовели, как снегири на зимних ветках берёзы или рябина в январе, шапка у Гоголя сбилась на бок, волосы растрепались, словно колосья пшеницы. Протяжно выдохнув, Коля подсадил Дазая, который спустя мгновенье уже сидел на внешнем подоконнике, отчаянно дыша на замёрзшее стекло, растирая его костлявой, покрасневшей до самых кончиков пальцев рукой и вглядываясь во тьму комнаты. Блики зрачков беспокойно бегали по темноте, пока не наткнулись на что-то живое в самом дальнем углу. Не торопясь заходить в комнату, сваливаться снегом на голову, Дазай тихо наблюдал, как кот. Комок тёмно-синего одеяла нервно ходил из угла в угол, словно его заклинило, затем резко упал на пол подстреленной птицей и часто-часто задрожал, с каждой минутой становясь всё меньше и тревожнее.       Тут шатен не выдержал. Беспрепятственно взломав окно снаружи, он бесшумно пробрался в комнатушку и ухватил беспокойный холодный комок в объятья, пытаясь согреть. В комнату вихрем влетел морозный воздух, принёсший искрящиеся снежинки и свет уличных фонарей. Поначалу «одеяло» успокоилось, перестав шевелиться вообще, затем, пошуршав и развернувшись, оттуда вылезло нечто, напоминающее человека. Глубокие синяки под глазами, лохматые волосы цвета зимнего неба, дрожащие, тонкие губы, фиалковые глаза без тени жизни, - словом, состояние хуже некуда. Дазай ещё крепче обнял друга и, ласково гладя по макушке, прошептал:       -Снова?       Федя часто закивал. Он вновь пытался отбиться от потерявших рассудок от алкоголя родственников. Проиграл, если не считать хоть немного запуганных старших.       -Если… Если кого-нибудь з-завтра приведу – прикончат, - по лицу было видно, что он держится из последних сил. – Но сегодня я з-задал им жару, - усмехнулся он и потряс пустой стеклянной бутылкой для усиления эффекта.       В этот момент в окно пролез мышкой и Гоголь, чуть не сверзившись с подоконника в третий раз и словив микроинфаркт, восходя на гору. Подъём дался ему нелегко, да и кому будет просто лезть по замёрзшей кирпичной стене? Благо, рядом было старое, почти обледенелое дерево, по веткам которого Коля ловко забрался наверх.       Прикрыв окно, он прильнул к другу и закутал его в свой большой клетчатый шарф, как птица крылом – своего птенца.       Тут за стеной что-то заворочалось и забурчало, словно кто-то начинал просыпаться. Групповой разум сработал безотказно: наша компания помогла Феде собраться, одеться, ведь тот «бой» нехило его вымотал, и вытащили его через окно, аккуратно спустив по ветвям дерева, как по лестнице. Без инцидентов, конечно, не обошлось: последняя ветка обломилась под белобрысым, и он упал лицом в снег, почти слившись с ним. Только клетка шарфа, выделяющаяся на снежном, блистающем в свете летящих машин и вечно сутулящихся фонарей, выдавала смеющегося паренька. Фёдор, спустившись вниз, просто упал лицом в шуршащий снег, наслаждаясь морозной свежестью улицы. Но Дазай почти сразу же поднял его и, оперев обоих себе на спину, почти без приключений донёс их до подъезда. На полпути Гоголь подал признаки жизни, слез и вприпрыжку пошёл следом, оставляя косые, почти заячьи следы на дорожке.       В квартире шатена они расположились в огромной гостиной в бежевых тонах на двух больших диванах и ярко – голубом гамаке под потолком, не совсем вписывающемся в интерьер. Они болтали всю лунную ночь обо всём на свете, кидались подушками и смотрели фильмы, но вскоре устали и решили разойтись спать. Коля, немного не дойдя до дивана, уснул на нём головой, а тело покоилось наполовину в воздухе, наполовину на пушистом ковре. Дазай, единственный не уставший, уютно устроился в гамаке и завернулся в одеяло, мирно читая книгу под ночником. Фёдор почти без сил лёг на второй диван и, небрежно накрывшись одеялом, мирно засопел.       Спустя полчаса брюнет бесшумно спустился вниз, по пути нормально уложив любителя шуток на его ложе, тихо усмехнулся и взъерошил неестественно пушистые, как кошачья шерсть, блестящие волосы Фёдора. Тот тихонько фыркнул и перевернулся на бок. «Точно котёнок», - решил обладатель кофейных глаз и продолжил свой путь на кухню. Он был совой, и именно поэтому основные дела делал под покровом ночи. Без зазрения совести достав из буфета печенье и вернувшись в комнату, он вновь провалился в гамаке и продолжил наслаждаться книгой.       В его голове внезапно заговорил чей-то голос. Он был одновременно тёплым огнём очага и ледяным айсбергом. Он завораживал, очаровывал, будто окутывал чем-то тёплым и звал за собой. Он нежно и чуть отрывисто прошептал:       - Ночь… Прекрасное время. Время мафии…       И пропал столь же быстро, сколь и появился. В голове брюнета поселилась мысль: мафия? Что за мафия? Причём тут он? И … почему это слово ему так знакомо?       Тут же перед глазами начали мелькать, быстро сменяясь, странно знакомые кадры, будто из кино: какой-то паренёк с забинтованной рукой и глазом, очень похожий на него… Он или не он? Вот он держит в руке пистолет и с безумным взглядом стреляет в уже и без того мёртвое тело… Вот он стоит в просторном кабинете рядом с высоким, темноволосым человеком, которого он называет «Боссом»… Кто это? Где он? Вот он спорит с низеньким рыжим пареньком, который оказывается намного борзее, чем кто-либо ожидал… Здесь он живо общается с человеком, у которого очень спокойный тон и преданный взгляд, называя его другом… Ода… саку, кажется, да? Ярким пятном вспыхивает кровь на ладони, на коленях – тот же человек.       «Если нет разницы, где быть, перейди на сторону тех, кто спасает людей. Может, ты станешь хоть немного лучше…» Последний кадр – мёртвое тело «друга» на руках. Брюнет широко раскрыл глаза и шумно вздохнул, чтобы обновить воздух в лёгких. И что это было? Какой-то знак? Его фантазия? Галлюцинации? Его будущее? Его жизнь в другую жизнь? Или… прошлое?       Помотав головой, отгоняя дурные мысли, он окинул взглядом притихшую комнату и, широко улыбнувшись и прищурив глаза, шепнул:       - Спокойной ночи. С днём рождения, Федя.       В комнату проникал прохладный ноябрьский ветерок, колыша длинную кремовую штору и не давая задохнуться обитателям комнаты. За окном вновь с неба сыпался танцующий в свете усталых фонарей и бессменно летящих фар волшебный снег, не холодно-колющий, как зимний, а как прощальный подарок людям перед своим концом, тёплый, мягкий и обволакивающий. Улицы блестели зеркальной чистотой льда и игрой света в сугробах. Птицы тихо щебетали на ветвях промёрзших деревьев, словно пели колыбельную уходящей осени. Всё кругом засыпало. Спокойной ночи, осень. Спокойной ночи, Йокогама.