Карфаген для дегенератов

Даунтаун, 2005г.

      Машина замедлилась, собираясь остановиться на Олив, хотя Найнс не заметил, чтобы Себастиан дал знак водителю. Перед глазами промелькнули ряды вылизанных в грибную форму платанов, безликие небоскрёбы со стеклянными балконами и сполированные в простые формы фасады старых зданий. Всё, чтобы вписаться в хайтек. Level сверкал серебристым названием с угла, а вход прятался сбоку: между тренажёрным залом, забитым людьми, которые хотели, чтобы на них пялились через стекло и кафе, где они пили одну чашку кофе, потому что только её себе и могли позволить.       — Решил сжалиться? — подал голос Найнс. — Осторожней, Тереза таскает одинаковые серые костюмы только ради тебя.       Последние две ночи Себастиан вёл себя отстранённо и холодно, настолько вежливо, что его слава превращались в отторгаемый всей природой Найнса белый шум. Не реагировал, если можно было не отвечать. Стискивал зубы. Вглядывался. Перемена оказалась болезненно резкой, хотя мелочи начали проявляться давно. Оставалось только ждать и сдерживать характер: повторять заумные мантры, радовавшие Александра, поощрявшего видимый только им прогресс.       Молчание. Ну разумеется.       — Мы едем сегодня в «Нуар» или нет?       — Нет. Сегодня неподходящая ночь для искусства… мистер Родригез.       С именем играешься, кусок ты князя. Найнс замер, стискивая зубы, пережидая напавший как приступ гнев. Кожа зудела так, будто ещё мгновение и начнёт слезать, как ошпаренная кипятком. Рёбра сдавливали внутренности, и сквозь них сочился рык загнанного под пяту Зверя.       Пять… четыре… три…       В отсчёте всё ещё слышался ровный, успокаивающий голос Александра, и неизвестно как долго Найнс будет использовать этот костыль, ведущий его к… спокойствию, хладнокровию и выдержке.        «Попробуй дышать. — Тот говорит с идеально-дружеской улыбкой, легко. Просто совет, Александр никогда не настаивает. Он выглядит слишком умным, чтобы настаивать. И не делая — делает. И улыбается. — Ты удивишься, как смертные привычки могут влиять на нас».       Александр смотрит на него, как на потерянного и буйного из-за обиды подростка, напрашиваясь на кулак. Но из него не выбьешь ту правду, что он видит. И потому остаётся лишь продолжить отсчёт.       Два… один.       — Хорошо. — Найнс не узнаёт свой ровный пресный камарильский голос. — А для чего тогда эта ночь подходит… мой князь?       Себастиан сощурился, его руки начали медленно сжиматься в кулаки, но он постарался это скрыть, продолжая тянуть молчанку. Машина остановилась; они вышли на относительно тихую улицу. Вдалеке на холмах ревели байки, за пару кварталов взвизгнули тормоза, а из-за угла раздались звуки поножовщины. Найнс сверлил взглядом прямую спину Себастиана, перевшего к отелю, а затем к лифту как таран и даже не повернувшего голову к улыбчивой кукле на ресепшене. Все, кто пытались приблизиться, замирали на полпути, отпугнутые дисциплиной. Лифт полз наверх под ненавязчивую поп-классику прошлого десятилетия и с перезвоном открылся.       Внутри пентхаус ожидаемо дорогой и стилистически кастрированный, как лоснящийся жирный евнух. Есть всё, что от такого места ожидаешь и всё это лишь дорогой заменяемый хлам. И светлые деревянные панели и кипенно-белый рояль и стеклянные столы и кожаные диваны. Ещё и баба какая-то в коротком телесном платье, делавшем её голой. Омерзительно-красивая, заткнёт даже Грейс Келли. Но зачем здесь пара лишних глаз?       Себастиан сдёрнул с себя пиджак и швырнул на кресло как тряпку. По полу прокатились сорвавшиеся с рубашки запонки, одна из которых хрустнула у Найнса под ботинком.       — Позвольте, я повешу, — проворковала гуль, на что Себастиан не обратил внимания и подошёл к двери на балкон, сделанной посреди панорамного окна.       Башня просматривалась отсюда как на картине. Наверное, всё же этот отель — элизиум, молодым тореадорам такое могло бы понравиться. И гуль тоже: с её искренним наслаждением от окружения. Она сбросила лямку платья и кокетливо водила босой ногой по белому ворсистому ковру.       — Вы, должно быть, мистер Родригез, — гуль улыбнулась, радушно подаваясь на Найнса всем телом и вниманием. — Я Аманда…       — Заткнись, — он отмахнулся и последовал за Себастианом на балкон. — А ты лучше начинай объяснять, что за херня с тобой происходит, пока я не познакомил твою рожу с каждой поверхностью этого сраного…       Аманда визгливо ахнула, бросилась к ним, но замерла и попятилась, когда от неё отмахнулся уже Себастиан.       — Позже, — холодно ответил он, закатывая осиротевшие рукава белой рубашки. — У нас есть ровно два часа. Наслаждайтесь. Этот пентхаус стоит столько, что из потраченных денег можно сложить башню.       Найнс оскалился, всем видом показывая, что он не из тех, кто любит потянуть ожидание и угрозу новых знакомств для княжеской рожи с радостью выполнит.       — Принеси нам выпить, Аманда.       Через пару минут на кофейном столике появляются почти шарообразные бокалы для красного вина. Найнс фыркнул больше сам на себя, раздражённый тем, что теперь знает кое-что из этикета: ведь гарпия-Камилла «всегда рада помочь новому члену котерии князя почувствовать себя в своей тарелке на официальном мероприятии». Аманда подобрала волосы заколкой и разложила на столе иглы и трубки. Смотреть, как она сцеживает кровь, было неприятно и скучно. Найнс попытался догадаться, что за вите у Себастиана в предпочтении. Блондинки? Слишком просто. Аристократки — вероятнее. Больше в голову ничего не приходило. Что кровь — это жидкое золото Найнс почуял издалека. Себастиан выпил свою порцию залпом, закинув её в рот резким неотточенным, не свойственным ему движением.       — Я настаиваю, чтобы вы насытились, — Себастиан указал на второй бокал. — Это поставит нас в равные условия.       — Да подавись ты. — Найнс взял кровь с кислой усмешкой и выпил за пару глотков, немного разочарованный, что не нашёл в себе выдержки посмаковать редкий образец вите. — Доволен?       Себастиан только поджал губы, всё так же сохранявшие больной оттенок после встречи с охотниками.       — Как на счёт классической музыки?       — Делай, что хочешь, — отмахнулся Найнс, падая в кресло.       Лучше пусть Себастиан сядет за рояль, чем они попробуют снова о чём-то говорить прямо сейчас. Рано или поздно два часа пройдут и ситуация прояснится.       В отвратной игре на клавишах проходит почти час. Найнс абсолютный профан в классике, но чувствует, что Себастиан играет кошмарно. Его исполнение можно сравнить разве что с пьяным караоке. Даже мелодичные отрывки звучат как стоны повешенных, и это самому исполнителю тоже ясно. Но он не останавливается, только крепче стискивает зубы. Под мёртвую музыку Аманда умудряется плавно танцевать, пока на кухне в микроволновке греется готовая еда. Гуль по указке Себастиана выпила два стакана воды и съела таблетки как хороший послушный скот, наверняка считая это искренней заботой.       В пиджаке, повешенном в шкаф, разрывается мобильник.       — Ответишь? — Найнс малодушно надеялся, что это прервёт адский концерт.       Гулкое монотонное жужжание затихает разве что на пару секунд и возобновляется.       — Нет. — Себастиан захлопнул крышку рояля и тот с треском просел в пол. — Спой нам, Аманда.       Гуль не спрашивает, что бы им хотелось, разогревается на паре коротких мелодий и вдруг заводит «Кармен». Найнс едва ли не хватается за голову: сперва отвратный классический концерт, теперь опера.       — Да у тебя в программе одно говно за другим.       Аманда спотыкается на полуслове и с несчастным выражением холёного личика глядит на Себастиана и едва не плачет.       — Поешь и иди домой. Нашему гостю, похоже, не угодить. — Когда гуль уходит и начинает чем-то шуршать на кухне, Себастиан снимает галстук, расстёгивает пару блестящих перламутром пуговиц и садится на скрипнувший диван. — Ещё полчаса. Не пытайтесь уничтожить этот вечер раньше времени.       В тягостном больном молчании истекает отмеренное Себастианом время. Найнс больше не считает успокаивающие пятёрки. Он по горло сыт непониманием и тревогой. В чём настоящая причина того, что он здесь? Терпит… этого. Каждый раз приходится срывать слой за слоем, чтобы просто поговорить.       — Всё! Вот твои грёбаные полчаса! — Найнс вылетел с кресла и навис над флегматично смотрящим в окно Себастианом. — Или объясняйся или!..       — Ещё пять минут.       Врёшь! По сжатым кулакам с синюшными костяшками тянет секунды на две. Найнс пнул свободное кресло — оно разнесло хлипкие панели и упало на тумбу с цветами. Вода в вазе забулькала и полилась на пол.       — Держите в узде ваш взрывной характер, мистер Родригез! — голос Себатсиана дрожит от сдерживаемого гнева.       Да пошёл ты со своей вежливостью! Она трёт как наждак и бесит. В руках сминается мягкий ворот рубашки. Вздёрнуть на ноги. Ткань затрещала, на пол с глухим стуком посыпались пуговицы.       Цок-цок-цок.       Себастиан вырывается. Банальная подсечка валит горизонт. Кофейный стол не выдерживает веса, и брызги стекла рассеиваются по полу, отражая мириадами граней огненно-золотой свет ламп. Осколки мелодично шуршат, но вскоре стонут под ногами Себастиана. Тот быстро отошёл, может, хотел вообще уйти, отыскать в себе силы остановиться и продолжать их тягомотную ссору. Найнс поднялся и отряхнулся по-собачьи. Не сильно помогло, осколки залезли везде как песок.       — Уже раскис? — На краю сознания слышен тягостный вздох Александра. Да, не дозрел, не может, не хочет сидеть и разговаривать. Этот постоянно разговаривает и всегда получается дрянь. Нужен Себастиан. С ним можно даже и… с ним можно… Кровь Каина! Найнс зарычал: — Это всё ты! Я не знаю, что у тебя опять. Плевать, потому что это всё ты заварил! По любому.       Ярость во взгляде Себастиана прожигает до костей. Он использует кровь и Найнс тоже себе не отказывает. Вот и поговорят. Давно пора. Они налетают друг на друга как глыбы камня, сталкиваются и разлетаются в разные стороны. Неспортивно, грязно. Найнс отпихивает Себастиана в рояль с силой, что оставляет от некогда блестящего благородного инструмента вопящие последнюю песню щепки. Это прекрасный звук и он вызывает в горле злой сдавленный смех. Найнс увернулся от метившей в сердце деревяшки и оскалился, глядя как Себастиан выползает из горы мусора. Его рубашка повисла на бёдрах едва держащимися вместе лоскутами, будто пожухлые лепестки. От одного движения она упала на пол. Себастиан долго не отрывал от неё взгляд, его задора не хватило и на минуту драки, он снова стал холоден, поднял голову и сощурился вдаль — на башню, было нетрудно догадаться. И вдруг в его застывшем лице за долю мгновения что-то изменилось, будто треснуло от сведённых как в приступе резкой боли бровей. А потом он взвыл, хватаясь за голову и теряя опору. Найнс попятился. Когда Себастиан посмотрел на него снова — это уже был не он. Зверь вырвался. Пробил стену и бесконечные слои вежливой штукатурки, вскинулся в триумфе своей свободы и набросился.       — Твою мать! — только и успел выплюнуть Найнс, сбегая от расчётливой смертоносной атаки, метившей в горло.       Предыдущая потасовка в рабочем кабинете Себастиана кажется теперь детской забавой. Зверь пришёл, чтобы убивать. Методично загоняя, набрасываясь, сквозь попытки достучаться и боль. Через несколько кругов по пентхаусу вокруг целы разве что бронированные окна и бетонные стены. Ценой выдранного с ребром куска груди Найнсу удаётся повалить Себастиана на пол, прижать руки и шею. Нужно только переждать. Рано или поздно он успокоится. Но по бездумным звериным попыткам отгрызть ещё что-то в это сложно поверить.       — Скажи, ну! — прошипел Найнс, отпустив сломанную руку Себастиана упасть на пол, и проделав со второй то же самое. Теперь удержать его стало намного проще. Осталось только дождаться, когда Зверь поймёт, что проиграл и уйдёт. — Скажи мне словами что случилось. Чего ты взбесился?       В ответ Себастиан зарычал, неловко дёрнулся и, наконец, обмяк, повернувшись к окну. Его болезненно-острые скулы очертила глубокая тень, а через мгновение лицо высветило рыжим всполохом. Найнс подался к нему в инстинктивной — клятые узы! — попытке защитить. Обернулся к окну — небо закрыло пылевое облако взрыва. Башня пылала, роняя каменные слёзы и изрыгая в небо чёрный яд.       — Твою мать… — Найнс не мог оторвать взгляд от набиравшего силу хаоса. Внутри всё замирало и тряслось: так страшно было видеть как за мгновение нечто огромное и незыблемое превращается в пыль. — Это не я… Ты, правда, подумал, что после всего… — Найнс зло хохотнул. В голове не укладывалось. Только «чёрт-чёрт-чёрт» речитативом. — Конечно же, ты так подумал. Странно, что меня это удивляет! Знаешь, — от осторожного, ласкающего прикосновения к щеке Себастиан отдёрнулся как от удара, — мы сегодня покончим с этим. Давно пора.       Кровать в пентхаусе огромная, занимает треть комнаты, и стоило помочь Себастиану вправить руки, как он отсел как можно дальше. Но сейчас это не важно, нелепая попытка защититься, хотя они оба знают, что сегодня закольцуют узы или убьют друг друга. Жалкая получится потасовка, учитывая, как они ощутимо исчерпались.       — Расскажи, почему подумал на меня, — попросил Найнс, чтобы хоть как-то начать.       Князем теперь тут и не пахнет: Себастиан сжался в комок и кажется, что он не ответит. Проходят несколько минут натянутого молчания, Найнс надеется, что это время потрачено не на попытку сочинить ложь. Хотя не верится, что в таком состоянии вообще можно лгать, но вентру те ещё гады. Возможно, Себастиан сейчас вывернется с ловкостью намазанного маслом змея.       — Мне передали данные с телефона. — Голос у Себастиана тихий и ровный, на грани шепота. Спокойный, почти отстранённый, как в трансе. Сам он едва заметно покачивается, может у него тоже есть наставления вроде «как стать князем, отсчитывая от ста в разговоре с идиотами». — Тебя предупреждали о взрыве за несколько месяцев. Я терпеливо ожидал, когда ты мне скажешь. Тщетно.       Перешли на «ты». Найнс расслабился, ощущая внутри вновь обретённую ясность и равновесие. Он был прав, но больше не злится, остались только отзвуки разочарования, что они до сих пор не могут просто разговаривать друг с другом.       — Телефон. Тот от носферату. — Найнс обошёл кровать и сел вплотную к Себастиану, заставив того опасливо вскинуться. — Я им не пользуюсь: Дамзел мне сотнями угрозы шлёт. И не только она. «Уходи из Башни или тебе пизда!», «Я сказала свали, я серьёзно!», «Ты подохнешь вместе с этими ублюдками!» И всё такое.       — Может, не следовало давать ей свой номер? — кисло заметил Себастиан, расчёсывая пятернёй волосы и сбрасывая мусор на пол.       — А давай ты не будешь делать вид, что не знаешь, как работает информация. Тем более, я не перестал быть бруха. И с моим уходом Анархи не развалятся, хрен тебе.       — Как? Как это возможно, что ты не вчитывался в сообщения? Ты ничего не знал?       Найнс хотел бы, чтобы этот момент был запечатлён на плёнку: то, как Себастиан осознаёт полную картину. Отворачивается, не хочет верить, но верит. Он скорее удавится, чем признает, но и этого пока что достаточно.       — Сказал же. — Найнс провёл кончиками пальцев по предплечью Себастиана и поднёс его безвольную ледяную руку к губам, чтобы оставить на запястье поцелуй. Посмотреть реакцию. Увидеть, как у бездыханной статуи дрожат ресницы. — Себастиан, это не должно повториться. И ты знаешь, что нужно сделать. Я могу вывалить десятки причин, обвинить тебя, что моего мнения ты не спрашивал и просто заставить. Но не хочу. Одна нелепая случайность и кто-то из нас сегодня мог бы встретить окончательную смерть. Посмотри на меня. Я тебе не враг. И я припёрся в Башню не только из-за сказок Александра. Его видения будущего я мог подождать и в своём баре. Я здесь из-за тебя. Я хочу дождаться нового Карфагена с тобой. И ещё надеюсь, что ты поможешь его строить.       — Вентру помогут Бруха строить Карфаген? Возможно, у тебя травма головы.       — Расчёт такой, — ухмыльнулся Найнс. — Будете помогать строить, меньше соблазн ломать.       — Надеешься, что с твоей кровью мне эти идеи станут ближе? Впрочем… это не важно. Любой твой довод, к моему сожалению, будет справедлив. Давай же покончим с этим.       Себастиан оскалился и с решимостью неизбежности схватил Найнса за руку. Только момент испортил. Найнс подтащил его ближе, затащив на колени. Огладил голодно-заострившееся лицо, смахнул деревянную крошку с ключиц. Всмотрелся в тщательно скрытый страх в глубине глаз.       — Не бойся.       — Я не боюсь, — в очередной раз солгал Себастиан, отводя взгляд. — Это глупо.       — Тогда поцелуй меня.       — А это вдвойне глупо. Я ценю этот жест, но он излишний.       — Моде блабла плю де аксьён, — ломая язык, ввернул Найнс, на что Себастиан скривился и застонал.       — Moins de mots, davantage d'actions. Теперь ты будешь некуртуазно выражаться на моём родном языке?       — Всё для тебя, — шепнул Найнс в приоткрытые губы Себастиана.       Кровь из прокушенного языка обволокла рот, солоноватая и будто маслянистая. Ещё мгновение и Себастиан чуть подался вперёд, чтобы их губы встретились. Странное холодное ощущение неестественности происходящего унесло эйфорией обладания. Мысль, что в Себастиане будет связующая их кровь, подтолкнула прильнуть сильнее, схватить за волосы и собственнически толкнуться языком глубже. Мой. Словно так задумано самим Каином! Найнс повалил Себастиана на подушки и хищнически навис, вглядываясь в ошалевшие глаза с расширенными зрачками и чуть приоткрытые окровавленные губы. Как живой. Совершенный. Как в первую встречу — настоящий.       Себастиан облизнулся. Несколько раз его пронзала дрожь, которую он безуспешно пытался скрыть. Найнс лёг рядом на бок и ждал, что прозвучит вердикт, но Себастиан разочаровывающе быстро взял себя в руки и поднялся с кровати.       — Рассвет через час. Мне стоит ответить на звонок и… найти нам новое жилье.       Повисло молчание.       — Себастиан, — Найнс окликнул того уже у двери.       — Что?       — Помоги построить Карфаген.       — Карфаген? — Себастиан закрыл глаза и вздохнул, будто у него глупый ребёнок просил невозможного. — А почему не Рай на Земле? Я же в следующем месяце абсолютно ничем не занят.       — Вот и я думаю, что идея отличная, — развёл руками Найнс. — Перестанешь меня подозревать, и свободного времени появится целый океан. На два Рая хватит.       — Два Карфагена — это уже империя. А знаешь… — глаза Себастиана азартно вспыхнули. — Я пожалуй, найду время, чтобы подумать об этом.