Collision

Гарри с Зейном уже ушли, а у Луи есть незаконченное дело, о котором он собирается позаботиться. Да ладно. Его план может и впрямь логичный и гениальный, но это не совпадение, что он придумал способ избавиться от Гарри и остаться самому с Найлом. Луи гораздо умнее этого, спасибо большое, и хотя это на самом деле отличный способ подтолкнуть Зейна и Гарри к началу прекрасной дружбы… У него есть свои мотивы для такого решения. Сегодня он, наконец, поговорит о этом. После бессонной ночи в его непокорной голове сплошной бардак из мыслей, которые он не может контролировать, мыслях о Гарри, его мягких волосах и пухлых губах, и очевидно, что с этим нужно что-то сделать. И раз уж ему так повезло находится в компании купидона, будет более чем правильно ею воспользоваться. Найл знает, что делать. Найл знает, что нужно сказать, чтобы успокоить Луи. Может даже знает, как прогнать эти мысли с концами. Найл видел много любви и Луи уверен, что он сможет унять горячее беспокойство в его желудке; конечно же он скажет что, нет, Луи, ты просто нервничаешь на пустом месте. И для того, чтобы это произошло, Гарри должен быть в другом месте, потому что, во-первых, на данный момент, Луи и Гарри будто привязаны друг к другу, нравится им это или нет, и, во-вторых, это выглядело бы довольно странно для Луи запираться где-то одному с Найлом в укромном месте. Он разберётся с этой проблемой Гарри сегодня. Он устал ходить в вечном состоянии замешательства и растерянности. Пришло время прояснить некоторые вещи. И поэтому, как только они попрощались с парнями и снова зашли внутрь, Луи хватает Найла за руку и тянет его за собой. — Нам нужно поговорить. Сейчас. Наедине. Найл поднимает бровь, но все же покорно пожимает плечами. — Окей. Конечно. Это все согласие, что требовалось Луи, перед тем как он тянет купидона вверх по ступенькам в ближайшую пустую комнату. (Ему слишком лень обыскивать весь замок в поисках их спальни, ладно? Он не в настроении для этой охоты за сокровищами.) — А нам вообще можно здесь находиться? — спрашивает Найл, когда Луи закрывает за ними дверь. Они сидят в каком-то маленьком зале с большими красными шторами, обволакивающими стены, мягкими диванами им под стать, и книжными полками, засставленными до самого потолка. Обычная комната, думает Луи. Но всё же неплохая, уютная и комфортная, располагающая к душевным разговорам. — Все будет нормально, — пренебрежительно говорит он и садиться на один из двухместных диванчиков, приглашая Найла сделать тоже самое. — Это не должно занять слишком долго. — Ладно, — мычит Найл и садится рядом с Луи. — Это напряжение меня убивает. В чем дело? Луи на мгновение смотрит на серьезное лицо Найла, не зная с чего начать. — Это… Это Гарри, — наконец говорит он. — Я запутался. — А, — Найл растягивает слово, голос понимающий и совершенно не удивленный. Будто он ожидал этого уже очень давно. — Конечно. Что именно тебя волнует? — Что ж, — Луи чешет шею, — как ты уже знаешь… Мы немного сблизились в последнее время. И, типа, я даже не знаю, почему это происходит—я ведь его ненавижу, да? Ну или. По крайней мере он мне не нравится в этом плане. Найлу удается держать лицо полностью нейтральным, ободряюще кивая Луи, чтобы тот продолжил, и он так и делает. — Окей. Недавно я начал замечать эти… Чувства? Ну ты понимаешь. Это не проблема, но я знаю, что они там. Типа, я хочу поцеловать его или обнять, когда ему грустно, и я чувствую—я чувствую, будто скоро взорвусь. И поэтому я немного растерян. Насчёт того, что эти чувства значат. — Окей, — спокойно передразнивает его Найл с едва заметной улыбкой на лице. — И на что это похоже они значат, Луи? Щеки фэйри горят и он уверен, что его лицо стало красивого розового оттенка. Он отводит взгляд. — Я знаю, что это звучит как… Ты—ты понимаешь. Но это невозможно. Этого не может быть и поэтому я не понимаю, что они значат. — И почему же это невозможно? Голос такой мягкий и понимающий. — Потому что—потому что это неправильно, — говорит Луи, почти умоляюще глядя на купидона. — Так не должно быть! — Что не должно быть? — Любовь! — Луи медленно начинает заводиться, во-первых, потому что Найлу это не кажется чем-то серьезным, а во-вторых, потому что он задаёт вопросы в таком свете, что заставляет всё выглядеть… просто. А это не так. Для него это не просто. — Любовь… Любовь мягкая. Любовь невинная. Любовь добрая, нежная и милая. Как у Зейна и Лиама! Это ведь любовь, верно? А мы с Гарри, мы… Это никак не может быть любовью. — Но, Луи, — Найл причмокивает губами и качает головой. — Луи, Луи, Луи. Любовь имеет много обличий. Нет никакого четкого списка, которому ты должен следовать, чтобы пережить её. Я знаю, как легко упростить любовь до той, что есть у Зейна с Лиамом. Сделать её сказочной и волшебной, наполнить детским очарованием. Но это не всё, из чего она состоит. Любовь это не сказка, Луи. Мы слишком сложно устроены для этого. Что это. Что это. Он не хочет драматизировать, но Луи чувствует будто ему… лгали. Луи чувствует, будто вся его жизнь это ложь. Он всегда был уверен в одном: любовь это лекарство от всех бед, от всего плохого. Она приятная, невинная и красивая, как свежий и сильный ветер, поднимающий его ввысь с серого бетона. Он сжимает свои волосы руками, пытаясь найти смысл во всём этом. — Тогда какая она на самом деле? — спрашивает он. — Она несправедливая, — пожимает плечами Найл. — Переменчивая. Жестокая. Как и любая другая эмоция, потому что она и есть всего лишь эмоцией, Луи. Не каким-то спасением. Она почти никогда не бывает тем, что ты хочешь. Люди переживают несчастливую любовь постоянно — невзаимную, манипулятивную, собственническую. Она не всегда приятная, Луи. Я бы даже сказал, что любовь это величайшая боль из всех. И если ты спросишь Гарри, я уверен, что он со мной согласиться. О боже мой. О боже мой. Каждое слово Найла имеет смысл. Оно имеет смысл и звучит так до боли логично, что это ужасает Луи. — Но это невозможно, — безнадежно пытается он, хватаясь за то единственное, что у него есть. — Я—мы ссоримся! Мы постоянно ссоримся! Мы препираемся, кричим друг на друга, мы причиняем боль… — И вы именно то, что нужно вам обоим, — заканчивает за него Найл. — Разве ты этого не видишь? — Мы ненавидим друг друга, — почти шепчет Луи. — Как это может быть тем, что нам нужно? — Ты не ненавидишь его, Луи, — знающе говорит Найл, наклоняя голову. — Ты сам это понимаешь. Тебе нравится, что он с тобой на одной волне. Тебе нравятся споры, тебе нравится вызов. Тебе нравится то, как он открывается для тебя. Ты видишь в нем хорошее, Луи, больше чем кто-либо из нас, и ты его не ненавидишь. Луи молчит. — Вы нужны друг другу, — продолжает Найл. — Потому что тебе нужен кто-то, кто подтолкнет тебя. Гарри нужен кто-то, кто его не боится. Кто-то, кто сможет противостоять ему, кто не будет целовать ему задницу из-за страха, что ему причинят боль. А тебе, Луи, нужен кто-то, кто не относиться к тебе как к чему-то хрупкому. Тебе нужен кто-то, кто не побоится обидеть тебя одним взглядом. — Это неправда, — тихо говорит Луи. — Гарри называл меня слабым много раз. Найл глубоко вздыхает и Луи знает, что он всё усложняет. Он знает. Просто. Этого слишком много, чтобы принять за раз. Он не может просто взять и подумать ах, да, кажется я влюблен в единственное существо, которое думал, что ненавидел. Подумаешь. — Конечно он мог, в прошлом, но ты упускаешь саму суть. Он говорит это лишь с целью задеть тебя, потому что знает, что это твое слабое место, а не потому что он на самом деле так думает. Прямо как когда ты отпускал те комментарии о его силах и происхождении. И к тому же, есть огромная разница между тем, чтобы называть кого-то хрупким и вести себя с ним так, будто он хрупкий. Когда это Гарри пытался остановить тебя от чего-то, потому что считал тебя слишком слабым? Когда он смеялся над твоей уверенностью или не слушал твои идея, потому что считал тебя наивным? Дай мне хотя бы один пример. В очередной раз у Луи нет ответа. Он сильно кусает свой большой палец и закрывает глаза, потому что чувствует что-то горячее и влажное в их уголках. — Так я и думал, — Найл кивает, принимая молчание фэйри за согласие. — Это именно то, что тебе нужно. Тебе нужен кто-то, кто покажет плохое, точно также как Гарри нужен кто-то, кто покажет ему хорошее, потому что они не могут существовать друг без друга. Фэйри чувствует себя невероятно маленьким, сидя на мягком диване. Тысячи мыслей круговоротом проносятся у него в голове и его начинает подташнивать. Это совсем не то, что он планировал изначально; он просто хотел получить подтверждение того, что у него нет на самом деле никаких чувств к Гарри, чтобы он мог спокойно двигаться дальше и отпустить эту ситуацию, но это… Это полная противоположность. Он думает о Гарри, думает о том, как он рассказывает ему вещи, о которых не говорит больше никому, думает о нежных прикосновениях и терпеливых словах, думает, как он заставил того человека плакать и корчиться от боли, потому что он оскорбил Луи, думает о том, как он медленно начал раздавать небольшие комплименты, и о том, как он дал Зейну шанс, потому что Луи хотел, чтобы он увидел хорошее в людях. Луи думает о себе и том, как он хочет знать как можно больше о Гарри, о своей решимости помочь ему, об объятиях и держании за руку, и об этих глупых ебаных поцелуях, как он доверяет Гарри всем, что у него есть, и насколько безопасно он себя с ним чувствует, и. И. И. — Знаешь, — осторожно говорит Найл, — я никогда раньше не видел двух созданий настолько очевидно являвшихся двумя половинами одного целого. О боже, Луи в таком дерьме. — Найл, — скулит он, сдерживая слезы, потому что этого всего слишком много, чтобы просто затолкнуть назад, скрыть, подавить, и такое чувство, будто это накапливалось целую вечность, и блять, — что мне делать? Найл, явно замечая насколько расстроенным делает это его друга, пододвигается ближе и оборачивает руки вокруг Луи, держит его, обнимает, и Луи позволяет, потому что ему кажется, что без тепла другого мягкого тела, приземляющего его, он просто распадётся на кусочки. — Принять это, — говорит купидон, легко гладя Луи по спине, — ты просто должен принять это.