Новый Карфаген

Мельхиору всё же удаётся. Удаётся выловить Вестника, хотя и спустя три дня после известии о гибели Баала и Решефа. Он говорил об этом с Астартой и та согласилась, что что-то большее в этом всём есть, ведь Мотон едва ли бы осмелился. Даже предлагала порешать всё хитростью. Бог мудрости не привык плести интриги. Да и, почему-то кажется, что с Вестником этого делать не стоит. Пока что. Сначала нужно узнать с кем собираешься играть, а потом уже строить планы, поэтому Мельхиор задаёт один вполне простой вопрос: — Кто ты? Вестник смотрит на него с некоторой насмешкой, а потом пригубляет стакан вина: — Всего лишь слуга. Мельхиор в это больше не верит, а потому бросает холодное: — Всего лишь слугу не удостаивают такой чести. — А ты умён, — Вестник вертит бокал вина в своих руках, — в отличие от других твоих братьев, которые не способны мыслить в некоторых направлениях. И так как ты мне этим нравишься, то скажу честно, я могу путать всех, но не способен солгать, если задан прямой вопрос. Мельхиор не знает, правда это или нет, но готов рискнуть: — Мотон действительно убил Баала и Решефа? — Нет. — Это был ты? — следующий вопрос срывается с губ Мельхиора быстрее, чем тот успевает это осознать. — Нет, хотя не могу сказать, что я не приложил к этому руку, — Вестник криво усмехается. — И в то же время мне действительно жаль, что так вышло. Мельхиор замечает, что непохоже, что «Гавриил» прямо-таки терзается угрызениями совести (если таковая там, вообще, имеется), а уж тем более явно не испытывает жалости. — А кто тогда? — Решеф. Мельхиор смотрит с недоверием, и Вестник пускается в объяснения: — Порой капля любви и заботы действительно способна на многое. Жаль, что Баал этого не понимал. — Ты влюбил в себя Решефа? — Мельхиор начинает понимать, как обстоит ситуация. — Это было довольно легко. — Но зачем? — Потому что всё должно быть именно так. Мельхиор готов взвыть. Непрошибаемая, блин, логика. Но у него есть ещё один вопрос: — Ты сын Элохима? — Нет, а теперь если ты не против, то я займусь делами. Мельхиор кивает и молча уходит. Разговаривать с Вестником — странное дело, вызывающее смешанные ощущения. А на следующий день до Мельхиора и Ямона доходит весть о том, что ночью Мотон покончил с собой в темнице. Стража говорит, что он из чувства гордости не стал дожидаться суда.