Образ

      Когда Адриан очнулся, то не сразу понял, какое сейчас время суток, где он находится, в каком обличии и почему всё тело ломит так, словно его целиком пропустили через мясорубку. Трижды.       С его губ сорвался сиплый стон, но конечности, будто налитые свинцом, всё также не слушались, однако чуткая Маринетт сразу же подскочила со своего места и в торопях засуетилась вокруг него. Адриан ощутил, как она с некоторой опаской положила руку под его голову, немного приподняла её с подушки и с заботой приставила к его губам край стакана. Нуар начал пить с такой жадностью, что добрая часть столь желанной воды полилась мимо рта по подбородку. Капли стекали по шее и груди, прокладывая влажные дорожки на его коже, поэтому он вдруг со страхом осознал, что костюма на нём не было.       Герой Парижа ощутил навязчивое желание поднять руки к лицу, чтобы убедиться в отсутствии маски, к которой настолько привык, что воспринимал её как свою вторую кожу. Быть может, он мог бы накрыться одеялом, задушить себя подушкой или десантироваться в ближайшее окно, но всё это в его состоянии сейчас было недоступно. Адриан смог лишь резко распахнуть глаза и задышать чаще, от чего взволнованная Маринетт нервно отняла стакан от его рта и в панике забегала взглядом по его лицу, силясь прочесть мысли раненого.       — Костюм…       — П-прости, мне пришлось его снять. Я не снимала маску с голосовым динамиком и ничего такого не видела, честно!       Этого было достаточно, чтобы Адриан тут же успокоился и обмяк в её руках. С её помощью он осушил весь стакан, после чего немного удивленная его доверием девушка со всё той же бережностью уложила его обратно, накрыв лоб парня мокрым и прохладным полотенцем.       — У тебя подскочила температура, пока ты был в отключке. Сейчас всё относительно в порядке.       — Сколько?       Он всё ещё смотрел на неё горящими зелёными глазами, в которых читались слабость и боль, но она не прерывала их зрительного контакта, отвечая на его взгляды сочувствием.       — Ты проспал сутки. Уже вечереет.       — Вот черт…       Он скривился от столь плохих новостей и мысленно помолился на то, чтобы за время его отсутствия армия Акум не разнесла Париж, так как всеобщий герой совсем не по-геройски едва не откинул лапы. А у этого котика уже далеко не девять жизней…       Мари достала из тумбочки у кровати небольшое розовое полотенце и стала молча стирать с его тела пролитую воду, но Нуар заметил, как дрожит её нижняя губа, а опухшие глаза говорили о том, что она не так давно перестала плакать и, похоже, практически не спала всё то время, пока его организм жадно восстанавливал свои силы. Парень ощутил, как сердце болезненно сжалось от того, что ему снова пришлось увидеть её в таком состоянии, и причиной всему в очередной раз был он. Нуар или Адриан. Какая между ними теперь разница, если оба умудрились причинить ей одни лишь неприятности?       Он каким-то невероятным усилием воли обхватил её руку пальцами, прижал к своей груди, от чего болезненно прошипел и заставил Маринетт защебетать о том, что ему лучше сейчас вообще не двигаться.       — Тебе повезло, что год назад я проходила курсы молодых медсестёр и хотя бы знала, что делать. Но не стоит сводить всю мою работу на «нет». Ты должен понимать, что всё это не заменит тебе больницу, Нуар.       — Прости.       Он сказал это так тихо, что Маринетт уловила эти слова только по движению его губ. Она не вложила в кивок ни единой эмоции, но голос всё ещё дрожал, как бы она не силилась это замаскировать.       — Ты всегда берёшь ответственность за других. Это было жестоко, мне казалось, что, если ты умрёшь, Париж мне этого не простит. Но люди забыли, что ты не бессмертен и можешь быть уязвим, я в том числе. Поэтому извиняться надо мне.       Он отрицательно мотнул головой, насколько это было возможно в его состоянии. Адриан и сам не знал, за что конкретно просил прощения: Мари, похоже, была до смерти напугана, пока горе-герой валялся в отключке, но то, что он сделал с ней несколько лет назад, Младший Агрест себе не может простить до сих пор. Он испортил ей жизнь, даже сейчас портит, и простого «прости» не будет достаточно для искупления его вины.       — Знаешь… — она неназойливо высвободила своё запястье из его пальцев, отложила полотенце в сторону и улыбнулась, хотя её улыбка была наполнена лишь болезненной горечью. — Не то, чтобы я тебя разглядывала, пока ты спал, не подумай. Это вышло случайно. То есть специально. Я имею ввиду не совсем это, боже, что я несу… — она забавно, как в старые времена, поморщила носик, тихонько постучала по щеке пальцами, словно хотела подбодрить саму себя. Собиралась с мыслями.       — Когда я пыталась снять костюм, я просто… Просто… — голос Маринетт сорвался, а глаза наполнились слезами. Адриан несколько опешил, как тогда, в ту ночь, перед тем, как исчезнуть из её жизни. В голове не было слов, чтобы поддержать её. Он смог лишь приподнять ладонь и тыльной стороной пальцев провести по её скуле. Девушка, ощутив его тактильную поддержку, шумно всхлипнула, не глядя тыкнула пальцем в сторону его груди: — Шрамы…       Адриан совсем забыл, что его модельное тело с идеальной кожей в далёком прошлом. Это можно было бы назвать издержками его профессии, но он уже давно не придавал этому большого значения, пока его конечности были на месте. Бывало, что он и сам себе в здравом уме швы накладывал. Первое время даже в больницу обращался, мол, Одержимый успел потрепать, пока он мирно прогуливался по Городу Любви, но вскоре, года так через два, его тело стало месивом из кривых рубцов. И он испугался. У врачей вполне могли пойти подозрения на его счёт, с тем учётом, что походил он уже не на простого прохожего, а на чью-то личную боксерскую грушу. Да и фамилия его известна парижанам до сих пор. Приходилось выкручиваться самому под чутким руководством Системы. Стоит отдать должное, он не пожалел, что внёс в программу Плага знания о медицинской помощи.       — Послушай...       Он перешёл на шёпот, пока девушка глубоко втягивала в себя воздух. Постепенно она окончательно взяла контроль над своими эмоциями. Нуар продолжал с мягкостью смотреть на неё, изучая знакомые черты лица, которые он уже давно не имел права видеть.       — Всё, что я делаю — это не только ради Парижа. Я не занимаюсь самопожертвованием, понимаешь? Это мой наркотик. Не нужно никого винить в моём безумстве: ни себя, ни других.       Её глаза, ещё немного мутные от слёз, удивлённо расширились, но в них промелькнуло понимание. И, кажется, немного осуждение.       — И близкие не волнуются о тебе?       — Не думаю, что такие остались, Принцесса.       Она потерянно уставилась на свои руки, будто не знала, куда деть свой взгляд. Мари совсем не понимала, как реагировать на тот факт, что знаменитый во всех кругах Нуар был настолько одинок, что даже перестал бояться за свою жизнь и принял произошедшее с ним как норму. Все почему-то воспринимали его как знаменитость, как достопримечательность города, но, похоже, мало кто осознавал опасность сотрудничества с ним.       — Это безрассудство.       — Благодаря которому весь Париж может спать спокойно. — Адриан прервался, чтобы перевести дыхание. Девушка заботливо перевернула компресс на его лбу, но терпеливо молчала, критично окидывая его ранения взглядом. Тем временем Нуар, словно сраженный осознанием своего священного долга, вдруг гордо улыбнулся.       — Чего я стою в сравнении с целым городом? Я уверен, на моём месте любой поступил бы также. Даже ты.       — А если погибнешь?       — Такой же безрассудный дурак, как я получит эту маску по почте. Я позаботился об этом. Не так важно, кто именно её носит, Нуар — лишь образ, Моя Леди.       Девушка, похоже, ни чуточки не разделяла его энтузиазма. Она хмурила брови с таким усердием, словно хотела пробить ими сквозную дыру в своем собственном полу. Все те сказки, которые он ей рассказывал, имели свою логику, но Мари с поразительной искренностью не желала в это верить. Адриан это заметил и тихо рассмеялся, начав за здравие, но натужный кашель моментально перебил его веселье, от чего он вновь растянулся на кровати и устало прикрыл глаза.       — Не нужно так на меня смотреть. Я всё ещё жив благодаря тебе. Может, Париж об этом никогда не узнает, но для меня ты тоже героиня.       Он не видел, как лицо Маринетт исказила мрачная грусть. Ей абсолютно не льстило его отношение к себе. Её душило осознание того, что столь мирный и тихий мирок Маринетт Дюпэн-Чен оказался на деле дешёвкой. Пока девушка не знала, какой круассан с начинкой ей попробовать у отца в пекарне, Нуар занимался самоуничтожением, чтобы она могла это себе позволить.       Какая из Маринетт после этого героиня?       Она неожиданно поднялась со стула. Ей казалось, что мышцы одеревенели и практически не слушались, а голос заменился на безжизненный динамик дешёвой китайской игрушки.       — Тебе надо отдохнуть. Поспи немного.       Кажется, парень совсем не заметил этих изменений в ней. Ранения хоть и не представляли больше угрозы, но он всё ещё потерял слишком много крови. Ему и правда тяжело дался этот разговор.       — В городе всё спокойно?       — Да. У меня подруга — журналист. Если бы что-то случилось, мой телефон бы уже гремел на весь дом. Если что, я тебя разбужу, хорошо? Наберись сил, тут тебя никто не найдёт.       Маринетт осторожно направилась в сторону выхода из комнаты. Она явно спешила и мысленно молилась, чтобы Нуара вновь как можно скорее сразил сон. Времени оставалось всё меньше, а она, наконец, поняла, что может со всем этим делать.       — Маринетт?       Девушка, которая практически закрыла за собой дверь, вновь её нервно распахнула. Нуар с этого ракурса не мог увидеть, как цвет её лица из бледного резко сменился на ярко-красный. Она едва не споткнулась о порог двери и абсолютно неестественным фальцетом вскрикнула:       — Т-ты знаешь моё имя?       На этот раз, похоже, растерялся парень. У него совсем из головы вылетело, что Адриан не знаком ей в этом обличии, хоть и общение с ней давалось с такой простотой, что он расслабился и потерял бдительность.       — Ну… Ты ведь дочка лучшего в Париже кондитера. Я раньше бывал у вас иногда, почему-то запомнил тебя.       Маринетт коротко кивнула, а Нуар незаметно выдохнул с облегчением. Ему повезло, что у неё сейчас не было времени, чтобы копаться в смысле сказанного. Они как-то даже слишком просто ушли от этой темы в разговоре.       — Тебя что-то беспокоит?       Нуар улыбнулся ей с поразительной искренностью. Она вдруг в глубине души осознала, что где-то уже видела эту улыбку. Только вот где…       — Нет. Просто хотел сказать спасибо.