Аварийный выдох

— Поощрение, оно, знаешь ли, в некоторых случаях гораздо результативнее, чем порицание… — Громов подтянул не соображающего и не сопротивляющегося Макса к себе за волосы, заглядывая в круглые глаза с неестественно расширенными зрачками. — Поощрение наркотиком, который он не просил — дело, конечно, дрянное. Я стараюсь не давать мефедрон, потому что он уродует лицо, но от кокса покладистости не жди, как и от фена… Речь Громова была практически бессвязная, не удивительно, учитывая то, сколько он выпил, но в нем звучало такое неприкрытое бахвальство, что тянуло блевать. Не нужно было вообще понимать человеческую речь, чтобы догадаться по тону, как он горд собой. — Тогда зачем? — Ларс палился своим прицельным взглядом в сторону пресмыкающегося любовника, что на самом деле выглядел как виноватый пёсик, взглядом вымаливающий прощение хозяина. Олесь пытался заглянуть ему в лицо, пытался найти в нем хотя бы отблеск узнавания и понимания ситуации, но нет… Макс едва ли не скулил, преданно глядя на Громова широко открытыми глазами. — Зачем? Ну, знаешь, этот прекрасный питомец достался мне совершенно бесплатно. Он уже немолод, как могло показаться. Еще год-два, может, три, и от его былой красоты останутся лишь крохи. Она померкнет, проявятся возрастные изменения… — Громов лукаво покосился на Ларса и потрепал Макса по светлым кудрям. — Знаешь, он ухаживает за собой. Самостоятельно, без приказа. Часами сидит в ванной комнате, а на полках у него баночек и тюбиков больше, чем у бабы. Видимо, привычка. Он же шлюшка, вот и боится потерять свои позиции. Знаешь особенность шлюшьей иерархии? По карьерной лестнице там не столько поднимаются, сколько спускаются, пока не станут залежавшимся на полке товаром, и тогда… Трасса, в лучшем случае. Олесь почувствовал, что у него внутри все скрутилось узлами и захолодело, но он старался изо всех сил, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул. — Наркотики ускорят процесс старения, — спокойно откликнулся Ларс, но в его сдержанном тоне была столь неприкрытая и жуткая агрессия, что сомневаться в том, что из глубины запыленного сознания выползает липкое безумие, было бессмысленно. — О, если ты думаешь, что он так часто заслуживает поощрение, то ты ошибаешься, — Громов криво усмехнулся и вдруг обернулся, выискивая взглядом охранника. — Жора, принеси мне, пожалуйста, еще коньячку. Ларс кинул короткий взгляд на удаляющегося за дверь охранника, потом скользнул по возвышающимся двум другим в полной боевой готовности… На поясах обоих болтались на ремнях черные чехлы для пистолетов. Олесь, как отупевший осёл, забыл слово «кобура» и теперь зачем-то судорожно пытался его вспомнить, отвлекая себя от панических мыслей о надвигающейся буре. — И… где ты взял этого парня? — возвращая хотя бы видимый контроль над собой, поинтересовался Ларс, плотнее прижимая к груди дрожащего всем телом Олеся. — Подарил один мелкий воришка, который угнал у меня два бензовоза… На колено хозяина легла белая узкая ладонь. Тонкие женственные пальчики чуть сжались, будто привлекая внимание. Олесь видел, что Ларс неотрывно следил за каждым движением Макса, но когда расстегнутый манжет белой рубашки пополз вниз к локтю, обнажая изящные запястья с выступающими косточками… Боже, как же он палился… — Знаешь, бензовоз стоит недешево… Две цистерны — вместительностью двадцать кубических метров каждая, а к тому же еще и сама машина… Конечно, мальчик был как вежливый подарок, хотя скорее всего лишь моя прихоть. Никогда не видел таких сладеньких и строптивых. — Строптивых? — выдохнул Ларс, глядя на Громова полыхающими мрачным жаром глазами. — О да, — мужчина наконец-то оторвался от изучения обращенного к нему лица Макса и посмотрел в сторону гостей. Близорукость и обманчивый играющий свет от камина скрыли от хозяина реакцию Ларса, и он продолжил достаточно беззаботно. — Видел бы ты его не под наркотиками. Но с тем, что он сладенький, ты бы явно спорить не стал. Он наклонился ниже, схватил своими грязными лапами Макса за подбородок, насильно поворачивая лицом к гостям. Убрал одной рукой упавшие на лоб влажные от испарины светлые пряди… Олесь попытался поймать расфокусированный взгляд отца, но он блуждал по стенам и потолку, а на губах застыла дебильная сонная улыбка… Мальчик слышал, как шумно выдохнул Ларс, чувствовал, как бешено забилось его гнилое черное сердце, и незаметно сжал пальцами его пальцы в молчаливом знаке поддержки. — Валентин Степанович, — участливо произнес охранник, устанавливая перед Громовым на столик бутылку коньяка и два бокала. — Будешь? — гостеприимно предложил хозяин, наливая коньяк. — Нет, благодарю, — Ларс отмахнулся, сел удобнее, заставляя и Олеся чуть сменить позу… Его телодвижения привлекли внимание Макса. Гуляющий по гостиной взгляд соскользнул к лицу мальчишки, зацепился за его шею… Олесь коснулся пальцами своего ошейника, чуть оттянул, будто полоска кожи стала вдруг его душить, а отец все смотрел и смотрел на этот собачий аксессуар и вдруг растерянно моргнул. Один раз, второй, прогоняя пелену с глаз. — …хороший коньяк можно отличить по запаху и цвету… — Громов не замечал никого и ничего, нахваливая своего друга винодела, но никто его не слушал. Макс судорожно выдохнул сквозь стиснутые зубы, метнулся взглядом к лицу Ларса, но даже не дал ему возможности насладиться зрительным контактом, поспешно опустил глаза в пол, от чего мужчина разочарованно откинулся на спинку кресла. — …то, что ты не пьешь, это, конечно, может, и плохо, да вот только… Олесь намеренно звякнул металлическим кольцом на ошейнике, привлекая внимание отца, и тот вновь вскинул на них мутные обдолбанные глаза, только в этот раз испуганно прячась за длинной рваной челкой. Губы его дрожали, зубы то и дело вгрызались в нижнюю, будто он пытался сдержать рыдания, а Ларс с жадностью смотрел только на него и был весь как натянутая до предела тетива арбалета… — …понимаешь, пить — это в нас заложено природой… Из широко распахнутых глаз Макса по щекам побежали неудержимые слезы. Он отчаянно и задушенно всхлипнул, и безнадежно возвел глаза вверх, судорожно заморгал, пытаясь успокоиться. Да, черт возьми! Прав был Олег, что Макс не сдержит эмоций. Блядь, да он на грани истерики! И ему стоило кинуть всего лишь один умоляющий взгляд в сторону Ларса, чтобы и тот сорвался. Олесь даже не успел отреагировать, когда его буквально подняло в воздух и со всей возможной аккуратностью уложило на пол между деревянным столиком и креслом. Он только повернул голову, чтобы не ткнуться носом в ковер, и заметил промелькнувшую молнию… А еще заметил взгляды, которыми обменялись Ларс и отец, догадавшись, что так проявлялось их умение общаться без слов, потому что в ту же секунду Макс тоже рухнул на пол, и пусть движения его были немного раскоординированы, он сумел перекатиться к Олесю… Мальчик почувствовал на щеке его хмельное дыхание, ощутил запах ягодного шампуня и крема, и мягкие, но удивительно сильные руки прижали его к креслу. — Па… — прошептал Олесь, испуганно выглядывая из-за его плеча, пытаясь узнать, как там Ларс. — Тише, Лесь! — шикнул отец, прикрывая глаза. Грохнули выстрелы, раздались крики… В обшивку кресла впилась шальная пуля, и Макс дернулся, буквально волоком оттащил сына в сторону, к стене. Потом Олеся за плечо перехватил Ефимов, заставил спрятаться за книжным шкафом… Олесь не хотел прятаться. Он знал, что где-то там его придурошный Ларс, один против трех вражеских вооруженных охранников и самого Громова, когда в самом доме еще множество других крепких вооруженных мужиков. И, наверное, стоило поступить не так, наверное, это прямая дорожка в могилу, но они уже, черт возьми, были здесь, в этом доме, в этой кровавой бане! — Нет, стой! — заорал Макс, когда мальчик слепо рванулся вперед. — Он разберется сам! — Отпусти! Олесь дернулся еще раз, и его не смогли удержать на этот раз. Мальчишка всем телом плашмя ударился о паркетный пол, но тут же вскочил, не обращая внимания на боль. Теперь он видел Ларса. Видел, как белоглазый демон в ту же секунду свернул шею одному охраннику, а потом перехватил его пистолет и, не целясь, выстрелил в другого, третьего… На лице его застыло отрешенное выражение мрачной решимости, и казалось, будто он на самом деле знает, что делает… — Ах ты ж сука! — зашипел Громов, забирая пистолет из рук убитого охранника. Ларс выстрелил ему в плечо, и изо рта хозяина вырвался хриплый звериный полурев-полувопль. Пистолет выпал из ослабевших пальцев… Следом раздался еще один выстрел — в голову. В гостиную вбежал очередной охранник, вслепую пальнул в пустоту, и Олесь вдруг понял, что крик боли раздался откуда-то сзади, и по пояснице вверх пробежал неприятный холодок, страх за отца… Он резко обернулся и облегченно выдохнул — пуля попала в руку Ефимова. Нахуй его. Всех нахуй! — Ларс! — отчаянно прошептал Олесь, понимая, что ничем не сможет помочь. Он беспомощный, как котенок. И не известно, сколько еще охранников в доме, да и, скорее всего, давно уже нажали тревожную кнопку, и скоро их всех убьют, а потом закатают в асфальт. — Олесь, скройся! — рявкнул Ларс, перезаряжая пистолет найденным в кармане убитого охранника магазином. — Нет! — закричал Олесь и, не обращая внимания на зовущего его отца, Олега и Ефимова, кинулся к любовнику. — Я помогу! Он рухнул на колени рядом с телом охранника и зашарил по карманам. Обнаружился еще один магазин. — Вот! — крикнул он, кидаясь к Ларсу. — Дай мне пистолет! — Ты возомнил нас Бонни и Клайдом? — фыркнул мужчина, надавливая мальчишке на макушку, вынуждая спрятаться за диваном. — Сиди и не высовывайся. — Но… Ларс одарил его ласковой улыбкой и, обойдя диван, вышел из гостиной в коридор. — Все живы? — тихо спросил Олесь, почему-то чувствуя себя ответственным за состояние группы, будто Ларс назначил его своим помощником или что-то вроде того. — Да… — болезненно выдохнул Ефимов. — Блядь, Одержимый настоящий псих! Лейли, если бы ты мне еще тогда, год назад прямо сказал, кого искать… — Захлопнись! — истерично вскрикнул отец. — Не смей называть меня Лейли! — Ты сам так назвался! Олесь тяжело поднялся на ноги вопреки приказу не высовываться и вернулся к шкафу. Помочь он Ларсу ничем особо не помог, ведь магазин тот бы и сам нашел, поэтому возвращался немного смущенным. Он не знал, что увидит и услышит, немного боялся посмотреть отцу в глаза, но… Макс сидел в углу, обхватил колени руками. Светлые волосы его упали на лицо, и, пусть он слышал, что сын рядом, голову не поднял, никак не отреагировал, будто ему было плевать или будто ему было стыдно. — Па… — Лесь, не время! — грубо оборвал его Макс, не меняя позы. — Парень, он прав, — буркнул Олег, наскоро перевязывая Ефимову руку. — Свои семейные вопросы будете решать, когда выберемся из этого котла! Олесь поморщился, но спорить не стал, прислушиваясь к ставшим уже привычными звукам выстрелов. Он думал, что все будет не так. Почему-то дурацкая фантазия действительно рисовала ему что-то вроде сцен из фильма про Бонни и Клайда или про Микки и Мэллори из «Прирожденных убийц», но явно не так, как сейчас. Ларс будто… будто действительно с холодной расчетливостью выполнял свою работу и не нуждался в помощи. Ларс был убийцей, мошенником и вором, а Олесь — просто глупым влюбленным мальчиком с тонкой душевной организацией… — Пап, ты чего? — услышав жалобный скулеж со стороны Макса, удивленно поинтересовался Олесь, присаживаясь рядом. — Тебя ранило? — Нет, — всхлипнул отец, запуская пальцы в свои растрепанные светлые волосы. — Просто представляю, какой пиздец будет твориться, когда он вернется. — Никакого, — пожал плечами мальчик. — Мы просто уйдем отсюда. — Нет, я хорошо его знаю… — Он тоже думает, что отлично тебя знает, а на самом деле это не так! — горячо заверил Олесь, неуверенно касаясь дрожащего плеча. Отец казался хрупким и миниатюрным, совсем молодым и таким безгранично несчастным. Беспомощным. Выстрелы в доме вдруг прекратились. Все затихло, и ужасающая тишина заполнила каждый темный уголок, забилась в легкие неприятным комком, вдавила барабанные перепонки невидимыми пальцами. Все четверо замерли, прислушиваясь к угрожающему безмолвствованию, буквально ощущая заряженную до предела грозовую тучу, надвигающуюся на них с темного провала дверного проема. Тишина нарушалась только рваным болезненным дыханием раненого Ефимова и судорожными выдохами Макса, будто он действительно очень сильно боялся, когда же Ларс появится в гостиной и… И Ларс пришел. Весь с ног до головы перемазанный кровью, с кучей пистолетов в руках, которые он тут же скинул на диван. Он, не глядя на притаившихся людей, обошел диван, присел напротив гаснущего камина, и подкинул несколько поленьев в огонь, распаляя ядовитые языки пламени. Сел на диван, отпихнув тело Громова в сторону, вздохнул тяжело, как перед тем, как взяться за дело, которое долго откладывал, и вдруг потусторонним, совсем незнакомым голосом приказал: — Макс, иди сюда. — Лар… — Олесь хотел было возмутиться, но ледяная ладонь отца залепила ему рот. — Молчи! — шикнул Макс. — Я разберусь сам! Только не думай высовываться, понял? Он не в себе. Пообещай мне, что не станешь вмешиваться! Олесь кивнул, испуганно глядя в расширенные от ужаса золотистые глаза, и только тогда папа отпустил его, толкнул назад, так что мальчик запнулся и врезался в стену, сполз вниз по стеночке, оказавшись рядом с Ефимовым. Они наблюдали, как Макс выходит из тени, одергивает на себе белую рубашку… Он выглядел таким чистым и незапятнанным по сравнению с измазанным кровью Ларсом, что невольно возникали ассоциации с ангелами и демонами, только вот никаким ангелом Макс никогда не был. — Ты… — Ларс протянул руку, подзывая к себе бывшего (Олесь хотел бы в это верить) любовника, и тот сделал еще один шаг. Его всего трясло, но он все равно прошептал что-то невнятное. — Что? Макс медленно опустился на колени у его ног, затравленно глядя в глаза. — Отпусти моего сына. Пожалуйста. Ларс протянул руку в окровавленной перчатке вперед, схватил его подбородок и дернул вверх, заставляя запрокинуть голову и посмотреть себе в глаза. — А ты не изменился, — мрачно процедил он, внимательно изучая красивое лицо. — Все такой же миловидный, беззащитный и глупый. — Не трогай моего сына! — снова взмолился Макс приглушенным голосом. — Если ты меня еще хоть чуть-чуть любишь, то отпусти… Ларс вздрогнул, всем корпусом подался вперед, едва ли не касаясь пухлых искусанных губ, но не поцеловал, а лишь выдохнул устало: — Я люблю тебя так, что у меня дыхание перехватывает, когда я смотрю в твои умоляющие глаза, только вот, ты уж прости, малыш, но твой сын смелее, умнее и, чего уж тут скрывать, теперь и красивее. Да, мои вкусы несколько изменились. Теперь меня привлекают не только очаровательные глупые куколки… — Отпусти его, — прошептал Макс и положил обе ладони на колени мужчины. — Чего ты хочешь? Олесь дернулся вперед, различив в голосе отца заискивающие нотки явно недвусмысленного вопроса, но Ефимов схватил его за локоть здоровой рукой, вынуждая остаться на месте. — Сиди! — прошипел мужчина. — Не мешай им! — Но отец… — Отец твой взрослый человек! Пусть сам разберется! С этим можно было поспорить. Во-первых, Макс не выглядел как взрослый разумный мужчина, способный решать проблемы, а скорее он был слабым и зависимым, его хотелось оберегать как хрупкий цветочек, кутать в одеялко и поить какао с зефирками, а во-вторых, он ни черта не знал о своем сыне и Ларсе. Но мальчику пришлось послушаться Ефимова и остаться на месте. Как бы Ларс ни относился к Олесю, а уж очень хотелось верить, что какие-то чувства к нему он всё же питал, сейчас мужчина был одержим магией своего Лейли. — Хочешь меня? — Макс соблазнительно прогнул спину, не разрывая зрительного контакта. — Пообещай, что отпустишь моего сына, и я клянусь, что больше никогда не сбегу от тебя! Расслабленное лицо Ларса в ту же секунду вдруг нахмурилось, рука рванула вперед, сжала белую шею, и подтащила Макса ближе. — Да ты что, от меня сбежал?! К Молчанову? Добровольно? — Х-хват… ай! Ларс безжалостно отшвырнул его назад, прямо на тело Громова, в кровавую лужу, как какую-нибудь глупую куклу-марионетку, а потом змеей скользнул следом, наваливаясь сверху. — Нет! — вскрикнул Олесь, снова пытаясь вскочить. Он знал, что будет дальше. — Ларс, пожалуйста! Ты же видишь, он не хочет, он… Олесь заткнулся, совсем не ожидая, что в его сторону ткнется дуло пистолета. — Закрой рот! — рявкнул Ларс, одной рукой прижимая Макса к полу, а другой наставляя на мальчика оружие. — Клянусь, я убью любого, кто попробует вмешаться! Можно было бы оскорбиться, замолчать, отвернуться или вообще уйти, но в фальшивых карих глазах Ларса не было в тот момент ни осознанности, ни понимания, где он и с кем. И Макс, несмотря на свое состояние, кажется, прекрасно это понимал. Да-а, он понимал, ведь много лет бок о бок существовал с ним. Он лежал в луже чужой крови, позволяя ей пропитывать собственную белую рубашку, и смотрел в потолок. Не сопротивлялся, когда с него стягивали домашние штаны, когда грубо задирали ноги, когда начали беспощадно трахать, вжимая в пол. Это не был секс, не было наказание, не была плата. Целью было лишь выместить вспыхнувшую обиду. Так ребенок ломает замок из песка того, кто не захотел с ним играть, так Ларс ломал своего любовника за то, что тот сбежал от него. Макс терпел. Он даже не морщился, не стонал, не кричал, лишь смотрел на висящую на потолке люстру да скреб ногтями пол, когда Ларс брал его без подготовки, без смазки, без жалости, не давая привыкнуть. Олесь на это непотребство не желал смотреть. Он отвернулся к огню и даже не вздрогнул, когда после замечания Олега, что им стоило бы всем сматываться, а не ебаться, прозвучал выстрел, и его мозги украсили кровавой кашей белые стены гостиной. Было уже откровенно наплевать на всё, и мальчик сконцентрировался на попытках не вслушиваться в прерывистое, полное страданий, дыхание отца, покорно дожидаясь вместе с ним, когда же этот кошмар закончится. Смотреть на них было невыносимо. Олесь видел, что между Ларсом и отцом происходит что-то непонятное, и знал, что это что-то очень нехорошее. Макс молчал. Кусал губы, позволяя вытрахивать из себя душу, а когда Ларс наконец-то оставил его в покое, даже не мог самостоятельно подняться. Да он и не пытался, оставаясь лежать раскинув руки и ноги. Олесь не выдержал этого. Ларса хотелось ударить, привести в чувство, вывести на настоящие эмоции, а не на этот полуфабрикат, фальшивку, ведь Олесь знал, черт возьми, что Одержимый не хотел делать Максу больно! Он ведь рисковал всем, он ведь примчался, едва ли вообще появились доказательства, что Лейли жив, он ведь… любит его, да? Так для чего всё это унижение? Мальчик вскочил на ноги и кинулся к отцу, стягивая с себя джинсовку. Накинул на него, прикрывая пах, сел рядом, всматриваясь в лицо. Зрачки как два блюдца, в них отсутствовало осознанное выражение, но ресницы были мокрые от слез. — Па… Макс моргнул. Резко поднял руку, пальцами хватаясь за ошейник на шее сына. — Сними! — потребовал он, подтягивая Олеся к себе. — Сними эту дрянь! — Но… — Эй, эй! — Ларс схватил мальчишку за плечи, заставляя подняться на ноги и отойти. — Давай-ка мы тебя оденем… Он убрал куртку и принялся сосредоточенно надевать штаны на совершенно неподвижного Макса, который выглядел в тот момент настолько потерянным и брошенным, что Олесь вдруг действительно захотел расстегнуть ремешок и снять собачий аксессуар, но не потому, что решил отказаться от своих слов, а просто чтобы не расстраивать отца. Но Макс его опередил. — Ты же обещал. Обещал, что отпустишь его! — Я отпускаю, отпускаю… — немедленно согласился Ларс, закивав. Он принялся одна за другой застегивать пуговицы на вымоченной в крови рубашке любовника, мимолетно касаясь пальцами его поджавшегося белого живота. — Я не держу его. Слышал, Олесь? Ты можешь быть свободен! Макс метнулся взглядом к сыну, глянул на него умоляюще и счастливо, с толикой недоверия, но все же чуть более светло, чем раньше. — Слышал, сынок? Он отпускает! — Да-да, па… — Олесь устало присел на краешек кресла, наблюдая, как Ларс застегивает пуговицы на манжетах отцовской рубашки, потом хватает его за плечи, помогая сесть. Это все было так дико, и, даже если убрать шесть трупов из этой комнаты, даже если выстирать и высушить окровавленную одежду, вылечить простреленную руку Ефимова, кажется, теряющего сознание в углу, лучше все равно не станет. Кровавая баня была здесь ни при чем. Это всё тупое, непонятное и крайне дерьмовое положение, в которое они втроем попали. — А меня? — Макс заискивающе заглянул в глаза Ларса, который как раз надевал на него его же джинсовку. — Меня ты отпустишь? — Конечно, тебя я тоже не держу, — мирно и внятно, как будто объясняя что-то умственно отсталому ребенку, произнес он, придирчиво осматривая результат своих трудов. — Ну вот, на человека похож. Он запустил пальцы во влажные кудрявые волосы и откинул пряди со лба, открывая лицо. Макс не отреагировал, жадно всматриваясь в глаза Ларса, будто пытаясь найти в них одобрение и дозволение. — Идем, — прошептал мужчина наконец, помогая ему подняться на ноги. — Машина ждет внизу. — Ты кому-то позвонил? — глухо отозвался Ефимов, про которого все будто забыли. — Почему не едет охрана? — Да кому этот Громов нахер сдался? — отмахнулся Ларс, обнимая Макса за вздрагивающие плечи. — Олесь, помоги ему. Мальчик коротко кивнул, но сперва, прежде чем идти к Ефимову, взял один из сложенных в кучу пистолетов, повертел в руках… — Это старый ПСМ, — слабо пробормотал отец, пальцами цепляясь за пиджак Ларса. Олесь кинул на него беглый взгляд, заметив каплю заинтересованности в обдолбанных зрачках. — Лучше возьми Глок, — Макс ткнул пальцем в неприметный черный пистолет на самом краю дивана. — Этот поновее и не подведет.

***

— Мне пизда, — прошелестел Ефимов, распластавшись по сидению. — Просто пизда. — Ну потеряешь сознание, большое дело! — фыркнул Ларс, вжимая педаль газа в пол. — Сейчас доедем до твоего кореша и… — Я не про руку! Я про ситуацию в целом! Думаешь, меня восстановят в должности теперь, после всей этой херни с Громовым? Даже если я поймаю троих Молчановых, то… Макс, сидящий на переднем сидении рядом с Ларсом, обернулся. — Ты бредишь. Неужели думаешь, что он не стер бы записи из камер видеонаблюдения? Никто не знает, что ты там был. Что мы там были. Олесь устало прикрыл глаза, планируя не вслушиваться, а поспать хоть немного. Впрочем, сделать это ему не удалось. — Я хочу кофе. Голос Макса ворвался в его уже порядком засыпающий мозг, показавшись неимоверно громким и совсем незнакомым. В его воспоминаниях голос отца был ниже, спокойнее, равнодушнее, а сейчас… сейчас его можно было бы охарактеризовать как певучий и чуточку слащавый. Олеся передернуло от отвращения, потому что все это дерьмо, которое он был вынужден выслушивать, на которое он был вынужден смотреть и с которым он был вынужден мириться, было будто бульдозер, крушащий его несанкционированное запрещенное детство. — Па, нам нужно ехать… — сонно прошептал он, но Макс его даже не слышал. Он смотрел только на Ларса, которого, впрочем, ничего не смутило. — Кофе? — мужчина сосредоточенно забарабанил пальцами по рулю, всматриваясь в затянутую туманом дорогу. — Сейчас организуем. Ефимов рядом истерично хохотнул. Кровотечение остановилось, но он все еще очень рисковал заработать сепсис или что-то вроде того. Олесь сжал зубы до скрипа и уставился на отца с возмущением. Он, может, тоже много чего хочет, но он никогда не просил за все их немногочисленные путешествия кофе, чай, в туалет… Ничего, всегда терпел, пока Ларс сам ему предложит! Ларс включил правый поворотник и съехал к первой более-менее приличной заправке, остановился с краю и заглушил мотор. — Олесь, сгоняй за кофе. Мальчишка глухо выдохнул и хотел уже заорать, что не собирается этого делать, но… — Давай, ты здесь самый нормальный, — критично осматривая свою вымоченную в крови рубашку, такой же запятнанный костюм Ларса и, естественно, подразумевая раненного Ефимова, тихо попросил Макс. — Только ошейник спрячь. А лучше сними. Олесь буквально задохнулся от злости и обиды. На себя в первую очередь. Блядь, он впервые увиделся за десять лет с отцом, тот в полубессознательном состоянии лег под Ларса, пытаясь спасти его, вымолить разрешение отпустить сына, а теперь он просто… просто попросил кофе. — Ладно, — сквозь зубы процедил мальчик, гордо вскидывая подбородок. — Только ничего скрывать и снимать я не буду. Макс непонимающе моргнул, кинул быстрый взгляд на Ларса, а потом нервно зачесал пальцами назад свои длинные светлые пряди волос и коротко кивнул. — Хорошо. Как скажешь. Олесь взял протянутые купюры, выскочил из машины и в одной легкой рубашке поплелся через покрытую белесой мглой территорию заправки, мимо светящихся яркими огнями колонок, к автоматическим дверям минимаркета. Он решил всё по-своему. Взял американо для Ларса, а для отца, Ефимова и себя захватил чай, и поспешил вернуться обратно, почему-то опасаясь, что они все просто уехали, бросили его. Но уже у самого выхода его окликнула кассирша. — Эй, парень! — позвала она, поглядывая на него чуть жалостливо. — У тебя все в порядке? — А? — Олесь поморщился, непонимающе поглядывая на девушку. — У тебя тут кровь, и… — она указала на свою щеку, а потом пальцами коснулась шеи… Олесь крепче сжал подставку с напитками одной рукой и провел ладонью по щеке, чувствуя засохшую корочку крови. Чьей? Ошейника касаться не было смысла. — Может, полицию вызвать? — приглушенно спросила она, взяв в руки мобильный. — Хочешь, родителям позвоним? Олесь не сдержал кривую улыбку. Ну да, полицию… Которая его в машине дожидается. И родителям. Отцу, например. Он, кстати, тоже в машине. — Нет, спасибо, — хрипло произнес он, отведя глаза. — Я тут с друзьями. — М-м, — девушка кивнула многозначительно и понимающе расслабленно усмехнулась. — Ладно, тогда хорошо вам развлечься. Машина была на месте. Унылая развалюха с неудобными продавленными поролоновыми сиденьями и проржавевшим днищем, и Олесь невольно поймал себя на мысли, что Ларс мог бы взять что-то и получше, пусть даже для этого придется кого-то убить или… Нет. Так нельзя думать. Мальчик мотнул головой, прогоняя дурацкого черта, который обнаглел и разжирел настолько, что уже на левом плече не помещался и катался на спине Олеся как детеныш гориллы, вцепившийся в блестящую мамкину шкуру. — Тебе кофе… — он протянул Ларсу его американо. — Тебе чай. Олесь достал обжигающий пальцы картонный стаканчик и вскинул на секунду глаза, впервые установив с отцом такой прямой зрительный контакт. Макс был… красив. На самом деле красив, пусть даже уже и немолод, да и в душ стоило было бы сходить, но отрицать, что природа на самом деле дала ему все только самое лучшее, глупо. А еще у него, судя по всему, характер был отвратный. В искрящихся золотисто-карих глазах блеснула самая настоящая обида. Голос сделался чуть истеричным, когда он почти оскорбленно протянул: — Но я хотел кофе. — Ты и так на психостимуляторах, какой тебе кофе? — фыркнул Олесь не собираясь отступать. — Ларс, скажи ему! — вскрикнул Макс, оборачиваясь на своего молчаливого и какого-то совершенно отмороженного любовника. Олесь ожидал чего угодно. Вот правда, чего угодно! Мужчина мог принять и его сторону, и сторону Макса, мог отправить Олеся за кофе, мог разозлиться и вышвырнуть все напитки в окно, мог врезать по лицу, но он все так же равнодушно пялился на пустую парковку перед заправкой, устало отслеживая траекторию движения пришибленной бродячей собаки. А потом просто протянул Максу свой стаканчик кофе. — Может, поедем уже? — болезненно простонал Ефимов, поморщившись. Все лицо его было мокрое от испарины, под глазами залегли нездоровые тени. Да, ему нужна была медицинская помощь. — Пап, — мрачно окликнул Олесь, но Макс только руку вскинул, мол, заткнись. Отлично, просто прекрасно. Вот и познакомились.