Qinghe Nie de hua

Не Хуайсан побледнел. Смел ли он? Стоило ли рассказывать эту постыдную тайну брату, не станет ли он смотреть на Хуайсана после этого, как на грязь под ногами? Этого юноша точно не переживет! Пусть сейчас Минцзюэ думает, что он просто бесполезный и жалкий, но дагэ обращается с ним, как с мужчиной, а ну как, после того, как все узнает, сошлет на женскую половину? Этого никак нельзя было допустить! — Что за особенность? — рыкнул раздраженный Минцзюэ. Он быстро уставал от недосказанностей и всяких тайн, и сейчас был довольно рассержен и на брата, и на лекаря. — Да говори же уже, Хуайсан! — Дагэ… — Хуайсан замялся, неосознанно комкая в руках кусочек ханьфу, и Минцзюэ нестерпимо захотелось ударить брата по рукам. — Это… Я не хотел говорить, матушка… Матушка не велела… — Твоя матушка, Хуайсан, — желчно усмехнулся Не Минцзюэ, — имела удивительную особенность не думать обо мне, защищая тебя. Конечно, ведь я был не ее родным сыном, зачем бы ей было заботиться еще и обо мне? А теперь и ты решил, что я недостоин знать что-то важное, что имеет отношение к тебе, так? — Дагэ! — вспыхнул Не Хуайсан. Мать любила Минцзюэ так же, как любила и его самого, она не делала различий между своим и чужим ребенком. Она хотела уберечь! — Вот что, дитя, — наконец отвлекся от трав Не Цинхуа, — выйди-ка, а мы со старшим господином наедине потолкуем. Проку от тебя ровно никакого. Хуайсан выдохнул, повел плечами и бросил виноватый взгляд на лекаря. Он не хотел оставлять старика наедине с разгневанным братом, но тот не оставил ему выбора, впихивая в руки пиалу со свежим отваром и мягко подталкивая к выходу. Прижавшись с той стороны к двери, юноша закрыл лицо руками. Да, не так он ожидал провести этот вечер. Следовало сменить ханьфу, выпить отвар и вернуться к гостям, потому что Минцзюэ явно задержится в лекарском крыле, а оставлять прибывших заклинателей одних все же не следует. В лекарской же комнате стояла гнетущая тишина. Не Минцзюэ сложил руки на груди и смотрел на Не Цинхуа исподлобья, недовольно постукивая пальцами по своему предплечью. Лекарь же выглядел абсолютно умиротворенным, но глаза его были серьезны. — Молодой господин не такой как все, глава. Еще с рождения, когда почившая госпожа родила его, мы поняли, что он — особенный. Ваш отец приказал не говорить никому, об этом знали лишь он, госпожа Не и двое лекарей, принимавших роды. Моего брата тоже уже нет в живых, так что теперь об этом знаем только я да молодой господин. Ну, теперь будешь и ты, глава. — Это опасно? Почему он истек кровью на приеме? Какая-то незаживающая язва? — тут же быстро спросил Минцзюэ. Лекарь покачал головой. — Это не опасно, и это не язва, хотя истекает кровью Хуайсан ежемесячно. Твой брат несет в себе признаки девы и мужа, Минцзюэ. Другими словами, у него есть и нефритовый стебель* и яшмовые ворота*. Мы никогда не видели подобного прежде, но должно быть, это не единственный случай, поскольку я видел тексты, косвенно указывающие на подобных детей, родившихся в древности. Мы пока не знаем, все ли в его организме так, как у женщин, сможет ли он понести ребенка, но если есть признаки цветения, думаю, что Хуайсан будет способен родить дитя. Прошу тебя, Минцзюэ, прошу, как родного сына, если бы у меня он был, — Не Цинхуа сжал большую ладонь главы Не в своей. — Не калечь ему жизнь. Хуайсан страдает от того, что ты можешь отвернуться от него из-за этого, именно поэтому он не рассказывал тебе ничего. Не совершай опрометчивых поступков. Минцзюэ выглядел так, будто его по голове тяжелым мешком ударили. Он уставился в стену невидящим взглядом, лихорадочно пытаясь все осознать. — То есть, эта кровь?.. — Верно, сейчас у Хуайсана время цветения. Я советовал ему отдохнуть, но он твердил, что нужно работать, что для ордена так важен это прием… Совсем о себе не заботится. — Мне нужно… Нужно идти, — Минцзюэ сделал два шага назад, ткнулся в стену и вздрогнул. Он ожидал не этого. Ранение, синяк, да что угодно, но только не правда о том, что его младший брат — какая-то химера! Не Цинхуа покачал головой. Ему лишь оставалось надеяться, что глава клана не совершит никаких импульсивных поступков, способных привести к большим бедам.

***

Хуайсан с огорчением смотрел на свое парадное ханьфу, испорченное безобразным кровавым пятном сзади. Это был его любимый наряд, а теперь его придется сжечь! Жизнь к нему несправедлива. Юноша вдруг подумал о происходящем в лекарском крыле. Как там Минцзюэ? В ярости? В растерянности? Считает ли его безобразным и недостойным быть частью клана Цинхэ Не? От подобных мыслей становилось плохо, малодушно хотелось зарыться под одеяло и никогда не покидать пределы своих покоев, но он не имел права на подобную слабость, гости все еще сидели в парадном зале, и не было никого, кто мог бы заменить Хуайсана. Он задумался, вытаскивая другое парадное одеяние. Жаль, что он не из Цишань Вэнь, весело подумал юноша, на алом кровь была бы не так заметна. Но темно-серое тоже было неплохо, хотя он бы предпочел черное. Проявить такое своеволие на празднике Хуайсан, естественно, не мог, поэтому пришлось надевать что-то, соответствующее расцветкам клана. Погрузившись в свои мысли по поводу цветов ханьфу, он не заметил, как перестал быть единственным человеком в своих покоях. Минцзюэ смотрел на брата, привалившись к стене, смотрел внимательно, будто пытаясь заметить что-то под нижним одеянием. Он намеренно громко хмыкнул, заставляя Хуайсана подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Д-дагэ? — Хуайсан чувствовал себя голым, стоя перед братом в одном только нижнем ханьфу и тонких льняных штанах. — Покажи мне. — Минцзюэ сделал пару шагов к шкафу, около которого стоял брат. — Показать? Что? Дагэ, я не понимаю… Не-лаоши тебе все рассказал? — Покажи. Мне. — сквозь зубы процедил Не Минцзюэ, выходя из себя от лепета Хуайсана, от вида его растерянного лица. Теперь он подмечал, что брат не выглядел мужчиной в полном смысле этого слова: изящные бедра, мягкие изгибы там, где должны быть стальные мускулы, нежность чуть пухлых щек, нетронутых щетиной… Так вот почему у него ничего не выходило с саблей, ничего не получалось с золотым ядром! В его теле боролись сразу две энергии, создавая диссонанс, препятствуя любой возможности стать толковым заклинателем. — Разденешься ты уже или нет?! Хуайсан чуть отступил, напуганный яростью брата. Он и раньше видел дагэ, когда тот злился, но никогда еще прежде весь гнев Минцзюэ не был направлен лишь на него одного. Чуть всхлипнув, он замотал головой, закрылся руками. Хуайсан не будет делать ничего такого! — Сам напросился! — рыкнул Не Минцзюэ, хватая Хуайсана за руку и буквально разрывая ханьфу на груди брата. Жалобно треснув, льняное одеяние разошлось по швам, клочками оседая на полу. Дернув штанину вниз, глава клана обнажил пах Хуайсана. Запахло кровью. Младший Не сжался, глаза повлажнели, а из груди вырвался задушенный писк. Раньше брат никогда не позволял себе подобного! Что же случилось, до чего он додумался, пока шел от лекарского крыла в комнату Хуайсана? — Дагэ! Дагэ, пожалуйста, прошу тебя, прекрати, дагэ! — Хуайсан закрыл лицо руками, заплакав от стыда и горечи. Но Минцзюэ уже отпустил его, увидев все, что ему нужно было. Неприкрытый теперь штанами вялый член не скрывал кровоточащего входа в тело. Входа, которого там быть не должно было. Старший Не отступил, все еще не до конца осознавая то, что он увидел. Это была правда? Его брат?.. Минцзюэ перевел взгляд на ревущего Хуайсана, сидящего на коленях посреди обрывков нижнего ханьфу. Оторванные рукава на его плечах выглядели смешно и жутко одновременно, и Минцзюэ пробило каким-то ощущением стыда и раскаяния. Он раздел, разорвал одежды собственного брата, который находился в трудной ситуации, который от рождения был стыдлив, просто чтобы убедиться в своей правоте! — Хуайсан, я… Я… — старший Не часто задышал, не в силах найти слова извинения. Он развернулся, саданул кулаком по стене и вылетел из покоев брата, оставляя подавленного и всхлипывающего Хуайсана позади. Что же он натворил?