***
Не Цинхуа внимательно осматривал Не Хуайсана каждый день, отмечая ухудшения и улучшения. А-Вэй возился тут же, под присмотром А-Сюин, пока его отец следил за тренировкой наследника. Служанка с беспокойством поглядывала на своего господина, отмечая чрезвычайную худобу и бледность. — Ну, что я могу сказать, — бормотал Не Цинхуа, особо внимательно осматривая запястья второго Не — после того, как они с Минцзюэ обнаружили порезы на руках, из покоев убрали все острые предметы, а Мэймэй почти круглосуточно находилась при господине. И это пошло на пользу, потому что новых шрамов на руках не появлялось. — Получше, получше… Слышишь, А-Сан? Переставай валять дурака, А-Сан, твои дети в тебе нуждаются. К вечеру все обитатели Цинхэ размещались в главном зале на ужин, и именно в вечернее время по Нечистой Юдоли начинают ходить сплетни. Не Чжицзян смотрит на разошедшихся Старейшин свысока, усмехаясь: они обсуждают, сможет ли Не Хуайсан хоть когда-то прийти в себя или до конца жизни будет прикован к постели, не в силах вернуться к нормальной жизни? Не Чжицзян отводит глаза, смотрит на возвышение, где на троне восседает Не Минцзюэ с младшим сыном на коленях, и его губы искривляются. Не Хуайсан, скорее всего, уже не помеха, младший выродок — тоже, кому ж нужен будет урод, а вот старший сын, наследник… С этим еще предстоит разобраться, если он хочет, чтобы его дочь вышла замуж за главу клана и стала матерью наследника. Старейшина переводит взгляд на сидящего в одиночестве Не Хуана: он сосредоточен на ужине, его сабля, Чжэнъи*, лежит на коленях, без ножен, так, будто наследник готов в любую секунду напасть на врага. Не Чжицзян с интересом разглядывает его, а затем хмыкает. Малец силен, он видел его на тренировках и, судя по словам учителей, достаточно умен, но не ему тягаться со Старейшиной, не ему…***
Не Минцзюэ сидел у постели брата, расчесывая его волосы гребнем, когда в покои забежала зареванная А-Сюин. Чуя неладное, Чифэн-цзюнь тут же вскочил, хватая девушку за руку и выводя из покоев: он не хотел тревожить Хуайсана. — Что случилось? — быстро спросил старший Не, и А-Сюин, задыхаясь от слез, попыталась все рассказать. Она сидела с Не Вэем, когда ее отвлекла Мэймэй, у которой что-то случилось на кухнях — буквально на секунду! — а малыш будто испарился! Они с Мэймэй с ног сбились, обыскивая всю Юдоль, но не нашли и следа… А-Сюин понимает, что это ее вина, и готова принять любое наказание, только пожалуйста, глава Не, помогите найти маленького господина! Не Минцзюэ поднял на уши всю Юдоль, прервав все тренировки адептов и заставив их прочесывать каждый уголок резиденции. Не Вэя нигде не было. — Цинхуа! — лекарь тут же поставил на стол шкатулку с какой-то тертой травой и подошел к главе клана. — Ты сможешь сделать амулет? — Какой амулет требуется, Минцзюэ? Что-то случилось? — А-Вэй исчез. — Не Цинхуа нахмурился, а затем сосредоточенно начал рыться в ящиках, в которых хранил артефакты для ритуалов. Нахмурился. — У меня нет чертополоха, Минцзюэ, боюсь, ничего не выйдет. — Я пошлю за этим проклятым чертополохом прямо сейчас же, если это поможет найти моего сына! — Он должен быть собран в новолуние, а до него еще с десяток дней! — Тогда мы можем обратиться к лекарю из Гусу, как там его… Не важно! К лекарю из Юньмэна, из Ланьлина, из Цишаня, да откуда угодно, лишь бы найти… — Не Цинхуа посмотрел на главу с жалостью и состраданием. За что ему все это? Сначала супруг, впавший в непонятное забытье, теперь исчезнувший сын… В лекарское крыло вдруг протиснулся Не Хуан и помялся на пороге, не поднимая головы. Минцзюэ присел перед старшим сыном. — Что-то случилось? — А-Вэй нашелся. В покои Не Хуайсана они входить не стали: чуть отворили дверь так, чтобы было видно все, происходящее в комнате. Не Минцзюэ облегченно вздохнул, заметив младшего сына, каким-то чудом влезшего на ложе брата и раскидавшего по всей его поверхности неровно оборванные цветы лаванды. Так вот куда убежал Не Вэй! Теперь первый господин Не припоминал, что видел в ли от резиденции лавандовые поля. Но как малыш трех лет от роду мог туда добраться? Как понял, что именно лаванда обладает качествами исцеляющими и придающими сил, дающими выбраться из чертогов собственного разума? Не Цинхуа замер позади Минцзюэ, во все глаза рассматривая фиолетовые цветки. — Минцзюэ, а ведь отвар из лаванды я не пробовал давать Хуайсану… Я просто до этого не додумался, хотя это буквально первое, что должно было прийти в голову… Но как это дитя смогло додуматься? Минцзюэ? — лекарь повернулся к главе и заметил, что по его щекам текут слезы. Перевел взгляд на ложе и с восторгом увидел, как исхудавшая, почти прозрачная ладонь Не Хуайсана опустилась на заплетенные в косы волосы Не Вэя и легко погладила. — А! А! — завизжал от восторга А-Вэй и начал вертеться на животе папы. Затем сгреб брошенные цветы и сложил их все на лицо Хуайсана. Когда из-под копны растений донесся вполне внятный фырк, А-Вэй залился радостным смехом, а потом вдруг наклонил личико совсем низко, почти дотрагиваясь своим носом до носа младшего Не и вполне осознанно выдохнул: — Па. — А-Вэй! — ахнул Минцзюэ, вваливаясь в комнату, и малыш отвлекся, протягивая руки к отцу. Тот, не глядя, подхватил его, усадив на сгиб локтя, а затем задержал дыхание, снимая с лица Не Хуайсана стебельки. Брат смотрел на него с горечью, но вполне живо, не тем потухшим взглядом, что преследовал Чифэн-цзюня в кошмарах на протяжении долгих месяцев. — А-Сан, ты… — Дагэ, — хрипло отозвался Не Хуайсан, а затем приподнял уголки губ в слабом намеке на улыбку. — Я здесь, дагэ. Не Вэй, впервые за прошедшие месяцы услышавший голос своего папы, весело залепетал, и взгляд Не Хуайсана вдруг заледенел. Не Минцзюэ с растущим беспокойством наблюдал за тем, как тот аккуратно, с усилием приподнимается на ложе. — Дай мне сына. — Хуайсан, я не думаю, что это хорошая и… — Дай мне сына, Минцзюэ. — Такому тону Не Хуайсана нельзя было не подчиниться, и глава клана Не нехотя посадил малыша на колени брату. Хуайсан закусил губу, разглядывая вертящегося Не Вэя, пытающегося ухватить за стебелек лаванду, а затем вдруг приподнял личико ребенка, заставляя смотреть прямо в глаза. А-Вэй расплылся в улыбке, бросая изрядно измусоленную лаванду прочь, и снова запищал. В его писке отчетливо проскакивало восхищенное «па». Не Хуайсан медленно прикрыл глаза, откидываясь на подушки, и Минцзюэ поспешил забрать ребенка. — Знаешь, дагэ… Я… Я не хотел жить, потому что не смог бы существовать, зная, что я обрек наше дитя на страдания в этом мире. Но сейчас я смотрел на него и не видел в его глазах боли или муки, только бесконечное счастье и любовь… И я вдруг подумал, что едва не совершил самый страшный поступок в своей жизни, импульсивный и необдуманный, — Не Хуайсан закашлялся, и Минцзюэ подал ему воды. Отпив, он продолжил. — Я не знаю, каково это — жить с душевным увечьем, как у А-Вэя, но… Возможно, мы попробуем? Вместе… И Не Минцзюэ вдруг громко засмеялся. Он смеялся долго, надрывно, то и дело смахивая слезы, катившиеся по щекам, но он абсолютно точно чувствовал внутри облегчение.