Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

      К облегчению всех обитателей поместья Асакура, Комацу Сэйджи покинул дом своего вассала, не пробыв в нём и двух дней. На следующий день после его приезда страну охватили слухи о мятежах, вспыхнувших в самом сердце страны — в её столице. Испугавшись переворота и возможного захвата власти, Комацу со свитой спешно отправились обратно в Эдо, невзирая на грянувший той же ночью шторм, принёсший с собой ледяные ветра и жуткие ливни. От этой бури содрогались даже стены большого поместья, но больше, чем гнева природы, сёгун опасался только гнева людей, а потому смело понёсся в свой дворец сквозь непогоду.       Асакура Кэтсеро только радовался столь скорому прощанию с сюзереном. Впрочем, тревожные вести взволновали и его. Если противники Комацу настолько обнаглели, что осмеливаются собирать мятежи в столице, значит, дела правителя совсем плохи. Сэйджи тоже это понял, а потому попросил вассала всерьёз обдумать предложение о свадьбе Иошито и Наоки и принять правильное решение. Комацу нужны были влиятельные родственники, которые помогут закрепить его право на власть. Кэтсеро же посоветовал ему достигнуть соглашения с главами тех семей, которые сейчас рьяно оспаривают его правление. Лишать брата надежды на счастливый брак Асакуре не хотелось.       Всё внезапно начало идти из рук вон плохо. Торговцы и даже крестьяне наглели с каждым днём, по-видимому, предчувствуя грядущие в стране перемены, из-за чего количество жалоб на столе молодого даймё росло. Все последние два дня он только и делал, что перечитывал одно письмо за другим до тех пор, пока они не слились в неразрешимое нечто у него в голове. Ему больше не хотелось вникать в проблемы этих людей и выносить какие-то решения. Всё, чего он хотел — это зажить прежней спокойной жизнью. Однако вместо этого у него появлялось всё больше поводов для беспокойства.       Кэтсеро знал, что должен срочно что-то решить с помолвкой Иошито. Ему необходимо было знать ответ Хасэгавы здесь и сейчас, но как назло тот не отвечал ни на одно письмо. Дошло до того, что Асакура, не выдержав неизвестности, отправил одного из своих вассалов в дом Хасэгавы, требуя не возвращаться без ответа, но того отослали, так и не внеся никакой ясности в договор двух семей.       Впрочем, сказать так было бы неправильно. Кэтсеро прекрасно понимал, что означает это молчание со стороны Хасэгавы, однако категорически не желал с этим мириться. Ему нужен был ответ. Здесь и сейчас. И обязательно положительный. Он не может позволить племяннице Комацу стать членом его семьи, ведь так в стенах его дома станет на одного шпиона больше. Подобной опасности мужчина не собирался себя подвергать. Хватит и того, что Юи уже догадывается о его секрете.       К досаде Асакуры, юная девушка, которая всегда отличалась излишней наивностью, в этот раз будто бы видела его насквозь. Было ли это следствием близости, к которой они пришли за два года мирной жизни, или же просто её возросшим недоверием к нему, но она не ошиблась, когда подловила его на лжи в день приезда Комацу. Кэтсеро даже спустя два дня помнил, как всё внутри похолодело, когда жена обвинила его во лжи. Тем же вечером, сразу после долгого обеда с сюзереном, он задумался о том, что, возможно, стоит поделиться с ней хотя бы толикой правды, но быстро эту мысль отмёл. Пусть уж лучше дуется на него за то, что надумала сама, чем ненавидит за правду.       Убеждая самого себя в правильности принятого тогда решения, Асакура торопливо собирал вещи в дорогу: сидеть в доме и ждать ответа, который, очевидно, ему так никто и не спешил давать, больше не было сил. Он собирался встретиться с Хасэгавой лично, чтобы всё разъяснить. Уж его-то мужчина точно не отошлёт, как неудавшегося гонца. Исао объяснится перед ним, хочется ему того или нет. В конце концов, на кону стояла судьба семьи.       Закончив забрасывать в мешок вещи, которые могут пригодиться в дороге, молодой мужчина остановился перед чёрным сундуком и поджал губы. Он не надевал эти доспехи вот уже два года. Во время поездок в ближайшие земли Кэтсеро предпочитал ограничиваться обычной походной одеждой, под которую надевал лёгкую кольчугу, однако сейчас так рисковать было нельзя. Если страна начинает утопать в мятежах, он должен передвигаться полностью вооружённым.       Вздохнув, Асакура наклонился и отпер крышку сундука, позволяя дневному свету коснуться блестящей поверхности черных пластин, скреплённых золотыми шнурами. Вид последних заставил желудок мужчины перевернуться: он хорошо помнил их пропитанными кровью врагов. Оставалось надеяться на то, что в этот раз они останутся совершенно чистыми. Настраивая себя на лёгкую дорогу, Кэтсеро выложил на пол содержимое сундука, после чего воззрился на него с неудовольствием. Всё это множество пластин предстояло еще умудриться закрепить на теле, и он не испытывал радости при мысли, что ему придётся делать это самостоятельно.       Решив воспользоваться помощью той, что не сможет ему отказать, как бы ей этого ни хотелось, Асакура выглянул в коридор и, перехватив служанку, которая испугалась такого внезапного появления хозяина, велел ей привести Юи. Пожалуй, решил он, двух дней должно было хватить, чтобы она перестала на него обижаться. Тем более, что ему предстоит уехать из дома.       Прислуга выполнила приказ на удивление быстро: не прошло и десяти минут, как на пороге его покоев появилась Такаяма. Едва взглянув в её красивое и обычно светлое лицо, Кэтсеро понял, что двух дней оказалось мало для прощения. Юи глядела на него с обидой и осуждением, сложив руки на груди, и, похоже, совсем не собиралась проходить вглубь комнаты.       — Помоги мне надеть доспехи, — попросил мужчина, не собираясь давать ей шанса высказать своё недовольство. — Сам я буду слишком долго возиться.       Юи скользнула слегка обеспокоенным взглядом по разложенным на татами пластинам и, поколебавшись, сделала несколько шагов вперёд. Остановившись у открытого сундука, она посмотрела на мужа в упор, очевидно борясь со своим желанием задать вопрос, который разрушит её упрямое молчание. Но нет, как бы девушка ни была на него обижена, в этой ситуации она, знал Кэтсеро, не позволит себе смолчать.       — Зачем они вам? — промолвила всё-таки Такаяма, оглядывая его обычное черное кимоно, которое мужчина всегда надевал под доспехи.       — Я еду к Хасэгаве. В стране сейчас не слишком спокойно, поэтому лучше быть готовым ко всему, — ровным тоном произнёс Асакура и нагнулся, чтобы поднять с пола самую тяжелую часть доспехов — кирасу — и надеть её на торс.       Продолжая хлопать глазами, Юи всё же подступилась ближе и дотронулась до распущенных шнуров, которые надлежало крепко затянуть. Пока её тонкие пальцы завязывали первые шелковистые шнуры, Кэтсеро наблюдал за женой, слабо ухмыляясь. От одного её присутствия становилось немного спокойнее на душе.       — Как вы думаете, почему он до сих пор не ответил? — спросила она, не поднимая глаза.       Асакура, до этого изучавший взглядом её струящиеся по плечам и груди волосы, отвлёкся:       — У меня есть предположение, но оно тебе не понравится.       — Неужели Хасэгава-сан может отказать? — изумлённая его ответом, Юи всё же посмотрела на мужа, который коротко кивнул. — О, нет. Я так надеялась…       — Возможно, его еще можно переубедить. Я поговорю с ним, — сказал даймё, вкладывая в свои слова столько уверенности, сколько в нём даже не было. — В противном случае мой брат действительно меня убьёт.       Ему не хотелось думать о том, какое лицо будет у Иошито, когда он скажет, что вместо утончённой Кёко его невестой станет разнузданная и явно презирающая их всех Наоки. Навряд ли он ему такое простит.       — Постарайтесь, пожалуйста. Я так хочу, чтобы ваш брат был наконец счастлив, — Такаяма вздохнула и затянула два шнура так сильно, что пластины впились в рёбра мужчины.       Поморщившись, Кэтсеро попытался сделать глубокий вдох и, убедившись, что кираса не мешает дышать, снова кивнул. Она могла бы и не просить об этом: он приложит все силы, чтобы не допустить помолвку его брата с Наоки. Держать под пристальным присмотром и её, и Аску будет несколько утомительно.       — Как твоя мать? — поинтересовался он, изображая равнодушие. Фудзивара до сих пор не узнал ничего, что помогло бы ему понять, чем занимается теща за его спиной.       Юи от такого вопроса приуныла: со дня, когда Кичиро едва не упал в онсэн на прогулке, она была сердита на Аску. Однако её обида была несравнима с гневом Асакуры, который не переставал пожирать его изнутри.       — Продолжает утверждать, что Кичи от неё убежал, — проворчала девушка, подбирая с татами широкие наплечники. — Я уже не знаю, чему верить. Она злится, что я ей не верю, а я думаю только о том, что Кичи чуть не погиб из-за её невнимательности.       Кэтсеро хорошо её понимал. Он распорядился, чтобы служанки в отсутствие Юи никогда не оставляли малыша наедине с его бабушкой. Подобное недоверие разъярило Аску, однако ему было наплевать на её недовольство. Жизнь его сына была важнее всего в то время, как её жизнью он вполне готов был поступиться. Вслух он это, конечно же, произнести не рискнул: Такаяма всё пыталась хоть как-то оправдать мать, но получалось плохо. Понаблюдав за тем, как жена мучается, пытаясь разгадать ложь матери, молодой даймё убедился в том, что правду ей знать не стоит. Что бы Фудзивара ни пытался до него донести, он чувствовал Юи лучше.       — Кичиро не стал бы лгать, — в который раз повторил мужчина, и девушка удручённо согласилась.       — Конечно, не стал бы. Он же еще такой маленький. А вот матушка не любит признавать свои ошибки, так что…       Так и не договорив, она закусила губу и отступила, оценивая, правильно ли закрепила наплечники на нём. Асакура увидел, как она борется с неприятными чувствами. Ей не нравилось не доверять родной матери, однако и закрыть глаза на чуть не произошедшее несчастье девушка не могла. Вторые наплечники и наручи она прикрепила к его доспехам, сохраняя молчание. По-видимому, ей с трудом давалось обсуждение Аски.       — Вы так и не зашли к Кичи тем вечером, — вымолвила Такаяма после нескольких минут тишины. Теперь в её голосе вновь звучало осуждение.       Молодой даймё покривился, поняв, что постепенно они подбираются к теме, говорить о которой ему совсем не хочется. Ко дню, когда Комацу приехал в их дом. Это было всего два дня назад, но с тех пор на мужчину обрушилось столько проблем и поводов для беспокойства, что казалось, будто прошла уже не одна неделя. Однако нет, именно два дня назад он пообещал, что зайдёт проведать сына, но обещание своё так и не сдержал. После долгого допроса, который завершился угрозами Такаги, ему не хотелось никого видеть или слышать. Особенно Юи и Иошито, которые поспешили бы обрушить на него еще больше недовольства.       — Я очень устал в тот день, — сказал Асакура в надежде, что этого будет достаточно.       Впрочем, конечно же, нет. Девушка поджала губы и покачала головой, не веря его словам:       — Просто скажите, что пытались избежать разговора со мной. Это честнее. Да и объясняет, почему вы не пришли к нему и вчера. Он очень расстроился.       Мужчина шумно выдохнул, недовольный не столько её бурчанием, сколько совестью, которая будто бы ударила его под дых. Со всеми делами и заботами он совсем не успевал уделять время ребёнку, которому был нужен. Этим Кэтсеро, к своему неудовольствию, напомнил себе собственного отца, который не обращал на сыновей внимания, если их не нужно было наказать.       «Я поступаю точно так же, как отец», — подумал про себя глава семьи и провёл языком по внутренней стороне щеки, чувствуя, как эта мысль жжёт грудь.       — Я не хотел его расстраивать. Мне жаль, — негромко произнёс он, встречаясь взглядом с Юи, которая всё еще была расстроена. — Я обещаю, что проведу с ним время, когда вернусь от Хасэгавы. Обещаю.       — Ему нужен отец, а не обещания. А пока Иошито-сан проводит с ним времени больше, чем вы. Я не хочу, чтобы Кичи считал вас чужим, — Такаяма говорила мягко, однако слова её всё равно были неприятны ему. — Просто будьте рядом с ним. Рядом с нами. Не в этой комнате в окружении бумаг, а с нами.       Сказав это, Юи приподнялась на носочки, чтобы закрепить на шее мужа обод-нодава, защищающий горло. Почувствовав, как её пальцы заскользили по шее, Асакура осторожно положил руку на тонкую талию и улыбнулся. Хоть она и пыталась его отчитать, на сердце всё-таки потеплело.       — Мне и самому этого очень хочется, — пробормотал он, наклонившись ближе к её губам.       Девушка, однако, не отвлеклась: закончив с ободом на его шее, она опустилась на пятки, не дав ему возможности себя поцеловать. Кэтсеро разочарованно хмыкнул.       — Вы расскажете мне о том, как прошёл тот обед? — поинтересовалась Такаяма, закончившая наконец с его доспехами. — И что значила та… голова?       Воспоминание о гнилых останках Токугавы Мацуо вынудило её поморщиться, а его нахмуриться. Услужил же ему этот ублюдок, Такаги, вытащивший из мешка то, что только подорвало доверие Юи к нему.       — Это была голова Токугавы. Такаги убил его.       Девушка побледнела и сглотнула, неосознанно подступая ближе к мужу. Наблюдая за её реакцией, Асакура мог только гадать — рада она смерти бывшего сёгуна, причинившего ей столько боли, или же огорчена. С другой стороны, он и сам не мог сказать, что испытал при виде той головы. Безусловно, гибель Токугавы была хорошей новостью, однако то, как обращались с его останками, было в высшей мере кощунственно.       — А почему… — с трудом говорила Юи, быстро моргая. — Почему они привезли его… нет, это… в наш дом?       — Такаги просто бахвалился. Ничего больше.       — И всё-таки это ужасно. Я имею в виду, как с ним обошлись. С его головой, — Такаяма потупила взор. — Никогда не думала, что буду жалеть кого-то, вроде Токугавы-сан, но… Это уже слишком. Вам так не кажется?       — Я с тобой согласен. Какой бы мразью Токугава ни был, с останками умершего так обращаться нельзя, — сказал Кэтсеро, приобнимая за талию жену.       Девушка поникла от мыслей о такой жестокости и положила голову ему на грудь, спрятанную под кирасой.       — Надеюсь, он найдёт покой, — прошептала она, прикрыв глаза, когда Асакура погладил её по шелковистым волосам.       Он бы предпочёл, чтобы его бывший сюзерен вечность мучился в аду за то, что сотворил с его семьёй, однако вслух ничего не сказал. Какая теперь разница? Токугава мёртв. Они живы.       «И тем не менее даже мёртвый он умудряется создавать мне проблемы», — с недовольством подумал Кэтсеро, припомнив претензии Такаги и Комацу. Токугава знал о его делах с императором. Вот только сам он действительно был не в курсе того, что бывший сюзерен прятался в стенах императорского дворца. Теперь же, когда он обо всём узнал, это порождало всё больше и больше вопросов в голове мужчины. Зачем императору понадобилось укрывать у себя человека, чья жестокость разорвала на части его страну?       — Комацу-сан так быстро уехал, — проговорила Юи и выскользнула из объятий, следя за лицом мужа. Тот постарался надеть на себя непроницаемую маску и наклонил голову. — Думаете, его власти что-то действительно грозит?       — Думаю, да, — на этот вопрос он мог ответить честно. — Если он не забудет о своей гордости и не исполнит хотя бы часть требований противников, править ему будет сложно.       — Но ведь новой войны не будет, так?       Она усилием воли заставляла себя говорить спокойно, несмотря на страх, который Кэтсеро хорошо видел в её глазах.       — Нет. Никто не допустит новой войны. Особенно Комацу, ведь во второй раз выиграть ему будет еще сложнее. Поэтому он прислушается к требованиям людей, пусть и неохотно.       Девушка выдохнула от облегчения и кивнула. Ничто не пугало её больше, чем очередная битва за власть, в которой в первую очередь погибнут отнюдь не генералы. Ободряюще улыбнувшись жене, Асакура закрыл крышку сундука и подхватил узел с вещами, которые собрал в дорогу.       — Не переживай. Присматривай за Кичиро и ни о чём не думай. Страна справится со всем и без тебя, — усмехнулся мужчина, на что Юи лишь слегка изогнула губы в улыбке. — Проводишь меня до ворот?       — Но вы ведь еще не рассказали мне о том, как прошёл ужин, — возразила она. — Мне бы хотелось знать, как Комацу-сан отнёсся к вашей помощи императору. Да и вообще…       — Ты слишком любопытная, — Кэтсеро закатил глаза и направился к дверям, сжимая пальцами тяжёлый узел. — Очевидно же, что всё прошло хорошо. У него нет ко мне претензий, и у тебя тоже не должно их быть.       Девушка что-то проворчала за его спиной, но молодой даймё не стал оборачиваться и переспрашивать. Вместо этого он отворил сёдзи и вышел в шумный коридор, по которому сновали его вассалы и служанки. Все как один поспешили склонить головы при его появлении, чем потешили самолюбие хозяина дома. За это он любил свою новую жизнь еще сильнее.       Для того чтобы попасть во двор, где его уже должен был ждать запряжённый конь, ему нужно было пройти через половину поместья, что было особенно утомительно в тяжёлых доспехах, которые гремели на каждом шагу. Юи поспевала рядом, явно успокоенная разговором с ним, благодаря чему с души спал хотя бы один камень.       — Доброе утро, господин Асакура, госпожа Асакура, — то и дело кланялись им служанки, отчего настроение Кэтсеро улучшалось с каждым пройденным шагом.       Он в жизни не мог представить, что его когда-нибудь будут так уважать. Воистину, деньги и власть способны изменить отношение людей даже к отъявленным негодяям.       — Куда это ты собрался? — внезапно послышался громкий голос, заслышав который хозяин дома и его жена остановились у самого парадного входа.       Иошито стоял в нескольких метрах и с подозрением изучал его обмундирование.       — Еду к Хасэгаве, — коротко ответил мужчина и тут же пожалел, потому что брат, услышав знакомое имя, направился к нему быстрым шагом.       — К Хасэгаве? А доспехи зачем? Что ты собираешься сделать? — требовательным тоном засыпал его вопросами Иошито.       — Поговорить с ним по поводу помолвки, — Кэтсеро старался сохранять терпение, но удавалось плохо. В основном потому что Иошито, как и Юи, играл с ним в молчанку на протяжении двух дней. — Сейчас, значит, ты со мной разговариваешь?       — Я тоже поеду с тобой, — заявил он, не обращая внимания на брошенный в него упрёк.       Эта затея совсем не понравилась Асакуре-старшему. Он не знал, как будет объясняться перед ним Хасэгава, и не был уверен, что брат должен это слушать. Тем более, что вероятность столкнуться в том доме с Кёко была слишком велика.       — Нет, ты останешься здесь. Присмотришь за Юи и Кичиро.       — Еще чего! Я им не нянька. У тебя полно вассалов и слуг, которые могут за ними присмотреть. А я еду с тобой, — Иошито выглядел чересчур решительно, из-за чего Кэтсеро поджал губы и посмотрел на юную девушку.       Та предпочитала не вмешиваться в спор. В кои-то веки ему могла пригодиться её способность пререкаться, но она молчала, не желая принимать чью-то сторону.       — Послушай, Хасэгава меня даже не ждёт. Он может здорово разозлиться, если я притащу еще и тебя, — сказал мужчина, однако он заранее знал, что этот спор ему не выиграть. Слишком уж сильно Кёко запала в душу его брату.       — Не разозлится. Нет ничего такого в том, что я хочу знать, чем не угодил ему. Или Кёко, — произнеся имя девушки, Иошито немного понизил голос. — Я еду с тобой, хочешь ты этого или нет.       — Ты можешь как-нибудь образумить этого идиота? — обратился Асакура к жене, которая только округлила глаза и с явным нежеланием встревать посмотрела на Иошито.       Иошито и Юи были похожи больше, чем Кэтсеро хотелось бы. Они оба жили не холодным разумом, но чувствами, которые порой бурлили через край. Возможно, именно поэтому эти двое всегда изливали своё недовольство на него вместе, отчего мужчине порой бывало очень тяжело давать им отпор. Вот и сейчас он видел, что девушка колеблется, но соглашается с Иошито, вновь заставляя мужа проигрывать им.       — Мне кажется, что было бы лучше, если бы Иошито-сан поехал с вами, — проговорила она, оправдывая опасения старшего из братьев. — Всё-таки речь идёт о его браке.       — Вот именно, — кивнул Асакура-младший, довольный поддержкой невестки. Старший при этом укоризненно покосился на жену. — Я еду, и мне наплевать, кто там будет против. Жди здесь, я надену доспехи и приду. Не вздумай уезжать без меня.       Полный уверенности, он развернулся и направился к себе, чтобы облачиться в такие же черно-золотые доспехи, что и старший брат. Кэтсеро провожал его крайне недовольным взглядом: несмотря на то, что служанки и вассалы склоняют перед ним головы, родные вели себя чересчур своевольно. И это навряд ли можно было изменить.       — Хотя бы раз ты могла поддержать меня? — проворчал Асакура, поворачиваясь к Юи, которая пожала плечами и виновато улыбнулась. — Ему там нечего делать. Его присутствие только всё осложнит, если Хасэгава всё же отвергнет предложение.       — Хотите сказать, что на его месте вам не было бы интересно, почему вас отвергли? Вы бы спокойно сидели здесь в ожидании вестей? — Такаяма продолжала мягко улыбаться, но негодование Кэтсеро это нисколько не уменьшало. — Он должен услышать всё сам. Иначе ему будет сложнее смириться. К тому же… Возможно, ему удастся еще раз встретиться с Кёко.       — Зачем им встречаться? Никому не будет от этого легче.       — Ему будет, — настойчиво сказала девушка, и Асакура фыркнул. — Они понравились друг другу, и даже если им не суждено быть вместе, эти воспоминания его потом утешат.       — Воспоминания о том, что человек не смог заполучить, не могут утешить, — возразил Кэтсеро, отворачиваясь от жены, которая посмотрела на него слишком уж снисходительно. — Наоборот, они будут грызть его и вгонять обратно в траур, только теперь по Кёко.       — Вы как будто о вещи говорите, а не о человеке. Это с вещами не нужно прощаться, а с людьми — необходимо. Иначе он никогда не сможет смириться с произошедшим, как и со смертью Сумико-сан, — Юи словно нарочно немного повысила голос и приблизилась к мужчине, который смотрел в сторону и качал головой, не соглашаясь с ней.       Впрочем, в несогласии была и толика стыда, ведь он действительно относился к Кёко не как к девушке, у которой могут быть свои мысли и чувства к его брату. Она скорее была его искуплением за всю боль и горе, которые он причинил Иошито на пути к своим целям.       — Ему это нужно. Просто поверьте и сделайте так, как он хочет, — девушка примирительно обхватила предплечье Кэтсеро и заглянула в его помрачневшее лицо. Он чувствовал себя так, будто его отчитали за намерение уберечь брата от еще большего разочарования. — Да и возможно, всё будет хорошо. Вдруг Кёко увидит его и упросит отца разрешить им пожениться.       Асакура хмыкнул, с трудом веря в подобное. О чём столь юная девушка вообще сможет упросить отца? Жизнь — это не сказка, в которой все находят своё счастье, как бы Юи этого ни хотелось.       — Позвольте ему поехать с вами, он со всем справится, вот увидите, — не отступала девушка, пытаясь поймать взгляд мужчины.       Когда же Кэтсеро наконец на неё посмотрел, она приподнялась на носочки и быстро коснулась губами его губ. Поцелуй был мимолётным, но и отвечать на него хмурому Асакуре не особо хотелось.       — Два дня не разговариваешь со мной, обижаясь на то, что сама надумала, а как только моему брату что-то понадобилось, спешишь меня целовать, — медленно произнёс он, смиряя её укоризненным взглядом.       — Я просто не хочу, чтобы вы ссорились, — ответила Такаяма, улыбаясь. — Вы ведь всё-таки братья, а не сюзерен и вассал.       — Ну вообще-то… — собрался было оспорить её слова Кэтсеро, но тут же умолк, когда из-за угла вышел Иошито. — Ладно, неважно. Всё равно вы не успокоитесь.       Он наблюдал за тем, как спешно идёт к нему младший брат и старался примириться с мыслью, что встреча с Хасэгавой будет нелёгкой. Асакура-старший мог сохранять хладнокровие, если это было необходимо, а вот Иошито — нет.       — Всё будет хорошо, — повторила Юи и вновь потянулась к щеке мужа, чтобы оставить на ней лёгкий поцелуй.       «Эта девчонка чертовски хорошо знает, как меня убедить», — с недовольством сказал себе Кэтсеро, но всё-таки приобнял жену за талию.       — Ласкаться будете в спальне, — проворчал Иошито, становясь рядом с братом и немного порозовевшей невесткой. — Поехали. Я хочу знать, что происходит.       По-видимому, накрученный собственными переживаниями, Асакура-младший обошёл Кэтсеро и, распахнув парадные двери, вышел на крыльцо. Хозяин дома посмотрел ему в спину тяжёлым взглядом и сжал челюсти. Такой боевой настрой ему не нравился. Тем не менее, мужчина двинулся следом за братом и нагнал его на нижней ступеньке.       — Постарайся выглядеть не таким обиженным в доме Хасэгавы. Навряд ли ему понравятся твои претензии, — посоветовал он, следя за напряжённым лицом Иошито.       — У меня нет никаких претензий к нему, — бросил тот, не сбавляя темпа. — Я просто хочу знать, чем не угодил Кёко.       Шумно выдохнув, Кэтсеро на ходу оглянулся на поспевающую за ними жену и прищурился, выражая ей своё неудовольствие. Несмотря на то, что они еще даже не отправились в путь, Иошито уже вёл себя излишне вызывающе.       «В доме Хасэгавы нужно будет присматривать за ним как следует», — понял Асакура, подойдя к гнедому коню, который фыркнул, завидев хозяина. — «Нельзя допустить скандала».       — Моего коня тоже приготовьте, да поживее! — приказал Иошито конюхам. Те побежали в конюшню, а сам парень повернулся к брату: — Поверить не могу, что ты собирался поехать к Хасэгаве, ничего не говоря мне. Кем ты себя возомнил?       — Если будешь продолжать мне хамить, я точно поеду без тебя, — строго сказал Кэтсеро, нагружая коня сумкой с припасами и вещами в дорогу. — Я считал и до сих пор считаю, что тебе там делать нечего.       — Но Кёко…       — Кёко тебе никто, — отрезал мужчина, вставая перед Иошито, который поджал губы из-за его слов. — У неё есть отец, и только ему решать, выдавать дочь за тебя или нет. Навряд ли твои притязания на неё обрадуют Хасэгаву. Поэтому я собирался поехать один.       — Да за кого ты меня принимаешь? — Иошито почти задохнулся от возмущения и сдвинул брови. — Я, что же, по-твоему, начну с порога предъявлять свои права на неё? Да я…       Договорить Асакура-младший не успел, потому что в то же мгновение Юи, натянуто улыбающаяся рядом с братьями, громко воскликнула:       — Ой, Иошито-сан, глядите! Вот и ваш конь готов, — она вытянула руку и указала пальцем на рыжее животное, которое весьма неохотно следовало за конюхом. Конь как будто не хотел отправляться в путь и воротил мордой, мешая молодому слуге вести его к хозяину. — Какой-то он недовольный. Может, успокоите его?       Иошито был раздражён не меньше: бесцеремонно прерванный невесткой, он угрюмо на неё воззрился, не обращая внимания на своего коня, который продолжал возмущаться.       — А может, ты помолчишь и не будешь лезть в мужской разговор?       — Едва ли этот разговор можно назвать «мужским», — заметил Кэтсеро, чувствуя, что обида младшего брата начинает изливаться на всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. — Чем качать права, шёл бы ты лучше успокоил коня. Если, конечно, не хочешь полететь с него.       Иошито смерил родственников хмурым взглядом, но последовал совету брата. Едва он отошёл, Асакура-старший запрокинул голову и посмотрел на серое небо, моля всех богов, которые только существовали, о терпении. Скорбящий Иошито нравился ему куда больше, чем влюблённый.       — Спасибо тебе за то, что мне придётся терпеть его выходки все два дня, — сказал Кэтсеро, обращаясь к Юи, которая с беспокойством смотрела на молодого парня. Тот с трудом успокаивал коня, рвущегося даже из его рук.       — Стой же, глупое животное! — восклицал Иошито, стискивая поводья. — Стой!       — Господин, подождите, пожалуйста, не тяните так сильно, — просил конюх, пытавшийся помочь ему удержать коня.       Асакура, наблюдавший за нелепой сценой, потер переносицу и в очередной раз вздохнул. Да что с его братом было не так? Впрочем, ответ был и так ему известен. Иошито не хотел мириться с отказом, а потому готов был пойти на всё ради того, чтобы изменить решение Хасэгавы. По крайней мере, это стремление их объединяло. Осталось только договориться о методах. Если способы убеждения Иошито приведут обе семьи к конфликту, Кэтсеро не останется ничего, кроме как принять предложение Комацу. Снова припомнив Наоки, мужчина покачал головой. Этого нельзя было допустить.       — Он очень переживает, — тихо проговорила Юи. Голос её звучал расстроенно. — Будьте к нему снисходительнее.       Каждый в своих мыслях, супруги стояли на месте и смотрели, как Иошито урезонивает рыжего коня. Потихоньку тот перестал брыкаться, угрожая лягнуть мужчин копытом, а через пару минут и вовсе успокоился. Кэтсеро услышал, как Такаяма выдохнула от облегчения, сжимая его предплечье.       — Наконец-то, — буркнул Асакура-младший и, держа коня за поводья, встал рядом с братом, который не переставал качать головой. — Что это с ним? Может, он заболел?       Хозяин дома пожал плечами, с недоверием заглядывая в большие глаза животного. Оно казалось одичавшим, что неудивительно, если учесть, как долго его никто не объезжал.       — В стойле он вёл себя спокойно, господин, — робко сказал конюх, отчего бровь Кэтсеро чуть приподнялась.       Не то чтобы такое поведение животного, которое несколько месяцев стояло без дела, его удивляло, но внутреннее чутьё подсказывало, что всё не может быть так просто. Иошито тем временем уже забрался на приноровившегося к его железной хватке коня и нетерпеливо потянул на себя поводья:       — Поехали. Не хочу прибыть к Хасэгаве посреди ночи.       — Так говоришь, как будто не из-за тебя мы задержались, — хмыкнул старший брат, но Иошито, глядевший внутрь себя, его уже не слушал.       — Будьте осторожны, — попросила Юи и снова привстала на носочки, чтобы обнять Асакуру за шею. — И терпеливы.       Кэтсеро с сомнением фыркнул: вот как раз терпения ему сейчас и не доставало. Впрочем, не стоило лишний раз беспокоить девушку. Приобняв её и поцеловав в лоб, мужчина кивнул в ответ на её просьбу.       — Присматривай за Кичиро как следует, — велел он, выпуская жену из объятий. — Если что случится, обращайся к Фудзиваре.       — Хорошо, господин.       Её спокойствие немного заглушило растущие в груди Асакуры опасения. Как бы ни прошла встреча с Хасэгавой, он вернётся к семье, и рядом с ними всё постепенно наладится. Удерживая в голове эту приятную мысль, молодой даймё взобрался на гнедого коня, который поприветствовал его ржанием, и подмигнул смотрящей на него снизу Юи. Та расплылась в еще более широкой улыбке и слегка поклонилась.       — Через пару дней будем дома. Я напишу, как только мы поедем обратно, — произнёс Кэтсеро громким голосом, так, чтобы все служанки, окружившие хозяев дома, его услышали.       Как и ожидалось, те низко поклонились, заверяя, что подготовятся к их возвращению наилучшим образом. Приятное чувство превосходства вновь захлестнуло мужчину, который смотрел на слуг и жену сверху вниз. Если он хочет, чтобы всё так и осталось, ему придётся приложить усилия. Размышляя об этом, Асакура натянул поводья своего коня и заставил его повернуться мордой к воротам, у которых уже дожидался брат.       — Поехали. Нечего терять время, — приказал Кэтсеро не столько Иошито, который тут же кивнул, сколько страже у ворот.       Тяжелые деревянные створы распахнулись перед мужчинами, открывая им вид на хорошо знакомую тропинку, идущую сквозь лесную чащу. Пришпорив коня, Асакура обошёл брата и помчался прямо вглубь леса, не оглядываясь на закрывающиеся за ними ворота. Так было проще. Сейчас он должен сосредоточиться только на встрече с Хасэгавой, от которой зависело слишком многое.

***

      Поместье клана Хасэгава располагалось неподалёку от обширных земель Асакура. Доехать до него можно было за один день, не очень торопя коней. Однако братья Асакура стремились покончить со всем побыстрее, а потому неслись во весь опор вдоль полей и холмов. Иошито с силой хлестал рыжего коня, стараясь не отстать от брата, который скакал далеко впереди и вел его за собой. За весь день, что мужчины провели в пути, они не обмолвились ни словом: Кэтсеро, видимо, был всё еще сердит из-за своеволия брата, а сам Асакура-младший с трудом мог думать о чём-то, кроме Кёко.       Он чувствовал себя настоящим глупцом, угодившим в ловушку, из которой уже поздно было выбираться. Каким-то совершенно невообразимым образом девушка, которую он видел на протяжении всего одного дня, запала в сердце так, что Иошито позабыл обо всём. Две недели он ждал письма от её родителей, и если в первые дни он был уверен, что всё сложится прекрасно, то теперь надежды таяли с каждой минутой. Он понимал, что, скорее всего, едет к Хасэгаве за отказом.       Но почему? Чем он им так не угодил? Асакура-младший прокручивал в голове всё, о чем говорил с Кёко во время омиай, и не мог отыскать ответ. Всё было чудесно. Когда они гуляли по саду в сопровождении Мивы и Юи, Кёко буквально сияла. Иошито помнил её тёплую улыбку и узкие, похожие на лисьи, глаза, которые она прятала, смущаясь его взгляда. Он не проявил к ней ни грамма неуважения и даже не коснулся её руки, о чём сейчас очень жалел. При мысли о прикосновении к белоснежной коже всё внутри молодого самурая переворачивалось.       Неужели Кэтсеро ощущал то же самое по отношению к Юи? Иошито вновь посмотрел на спину брата, который в очередной раз пришпорил гнедого коня. После женитьбы на ней Кэтсеро стал совсем другим. Он как будто… успокоился? Весь гнев, которым напитывал их с детства отец, иссяк, как только его брат получил то, чего, по-видимому, желал всем сердцем. И теперь Иошито наконец мог его понять. Он точно знал, что заполнить пустоту внутри него и растворить без остатка злость не сможет никто, кроме Кёко.       При мысли об этом, Асакура-младший почувствовал укол совести. Ведь рядом с Сумико он ощущал себя совершенно иначе. С той было спокойно, и, конечно же, он её любил, но…       «Но не так», — с трудом признался Иошито себе, вздыхая.       Что же это за сумасшедшее чувство, которое заставляет его во весь опор гнать коня ради встречи с той, что уже наверняка его отвергла? Неужели любовью зовётся именно это? Если так, то она уже причиняла ему невыносимую боль. Не зная, как справиться с накатывающими на него чувствами, Асакура-младший пришпорил своего коня, пытаясь догнать Кэтсеро. Тот, будто услышав его немую просьбу, резко натянул поводья и оглянулся на брата.       — Здесь дорога слишком сильно размыта, придётся ехать в объезд, — крикнул он Иошито, который был еще слишком далеко.       Парня эта новость не обрадовала: поехать в объезд значило потерять полдня, а его терпение было не настолько велико. Впрочем, нагнав старшего брата и взглянув на то, что когда-то было дорогой, ведущей с холма, он понял, что выхода у них не было. Кони не только не пройдут по этой грязи, но и скинут всадников. Рыжий конь при виде крутой и скользкой тропы возмущённо фыркнул и отступил назад.       — Но мы потеряем время… — удручённо пробормотал Иошито, вздыхая из-за такой несправедливости.       — Потерять время или сломать шею — выбор весьма простой, — отозвался Асакура-старший и отвёл послушного коня подальше от размытой дороги. — Подальше есть другая тропа, поехали.       Делать было нечего: повинуясь брату, парень направил коня за ним. Настроение при этом оказалось где-то на уровне выгребной ямы. И почему им так не везло с этой помолвкой?       — Эй, Кэтсеро, — окликнул Иошито брата, проехав за ним сотню метров. Тот бросил на него вопросительный взгляд, аккуратно ведя коня рысцой по узкой дороге. — Как ты думаешь, почему Хасэгава молчит?       — Понятия не имею.       — Лжёшь. У тебя точно есть предположения, иначе бы мы не мчались сейчас во весь опор, — Асакура-младший поравнялся с ним. — Ты считаешь, он пытается таким образом обозначить отказ?       Кэтсеро пожал плечами, но в следующее мгновение натянул удила, поворачивая налево: дорога шла сквозь чащу леса.       — Возможно. Но мне не понятно, почему он не заявит об этом напрямую, — вымолвил мужчина, смотря перед собой.       Деревья обступили их, погружая в полутьму: солнце с трудом проникало через высокие кроны. Иошито не показалось это добрым знаком. Всё шло наперекосяк. В лесу царила абсолютная тишина, которую прерывал только лёгкий шелест листьев и редкое пение птиц. Были ли они здесь единственными людьми? Подумав о ворах и убийцах, которые могут скрываться за деревьями, Асакура-младший коснулся рукоятки катаны. Однако пройдя половину дороги и завидев впереди широкое поле, он немного успокоился.       — Ты считаешь… — медленно проговорил Иошито, когда они почти вышли из чащи. — Считаешь, плохой идеей бороться за Кёко?       Кэтсеро почему-то усмехнулся:       — С кем ты собрался бороться? С её отцом?       — Не смейся. Ты ведь так и делал, чтобы заполучить Юи, — парень оскорбился его снисходительному тону. — Не важно, с кем я буду бороться. Что мне делать, если я хочу жениться именно на ней?       Асакура-старший отвлёкся от дороги и внимательно посмотрел ему в глаза. От этого взгляда Иошито стало не по себе, но он с вызовом ответил брату.       — Зависит от того, насколько несговорчив будет Исао, — произнёс Кэтсеро, помедлив. Его тёмные глаза продолжали сверлить младшего брата. — Не ожидал, что она настолько тебе понравится.       В голосе Асакуры звучало недовольство, которое Иошито хорошо прочувствовал. И он понимал почему: такая симпатия была опасна.       — Юи сказала, что мне придётся смириться, если Хасэгава откажет. Но что, если я не хочу мириться с этим? Не смотри на меня так. Я спрашиваю у тебя, потому что знаю, что ты меня поймёшь.       — Юи не просто так это сказала, — Кэтсеро помрачнел, но всё-таки отвернулся. — Мне бы не хотелось, чтобы ты повторил мои ошибки.       — И всё же, — настаивал молодой самурай. В груди разгорался огонь: разве он о многом просит? — Я не собираюсь убивать её отца, не надо так бояться.       Асакура-старший недоверчиво хмыкнул и покачал головой, отчего Иошито стиснул челюсти.       — Если Хасэгава откажет, тебе действительно придётся с этим смириться. Другого выхода нет. Я приложу все усилия, чтобы его убедить. Возможно, даже соглашусь побольше заплатить, хотя предложение, которое я ему сделал, и так щедрее некуда. Однако… — Кэтсеро надавил на последнее слово, — если он всё же откажется от союза, не смей перечить ему. И уж тем более не вздумай с ним бороться.       — Почему? — Иошито задал этот вопрос с вызовом, услышав который старший брат резко натянул поводья, останавливая коня. — Почему я не могу бороться за Кёко?       Рыжий конь остановился следом, а два всадника посмотрели друг на друга с напряжением.       — Потому что я не позволю тебе унизить нашу семью, — выждав несколько мгновений, сказал Кэтсеро. — Я так долго восстанавливал репутацию клана не для того, чтобы ты прослыл насильником и убийцей. Эта девчонка того не стоит.       — А Юи, значит, стоила? — возмутился младший брат, сжимая кулаки. — Не будь лицемером. Тебе просто не хочется, чтобы я тебя опозорил.       — Не хочется, — согласился Асакура. — Но дело не только в этом. Юи не просто так попросила тебя смириться. Я принёс ей много боли.       — Но она тебя простила!       — А с чего ты взял, что Кёко тебя простит, если ты поступишь так же бесчеловечно? — губы Кэтсеро изогнулись в невесёлой улыбке, хотя глаза пристально смотрели на него. — Ты провёл с ней всего лишь один день. Ты толком не знаешь её.       Иошито, однако, не хотел соглашаться с ним. Тогда во время омиай ему показалось, будто он знает эту девушку уже много-много лет. Думала ли она так же? Наверняка. Все беседы с ней проходили легко и беззаботно, а от улыбки замирало сердце.       — И не надо меня убеждать в обратном. Такая слепая влюблённость ни к чему хорошему тебя не приведёт, — старший брат словно прочитал его мысли и покачал головой. — Не совершай опрометчивых поступков, за которые придётся расплачиваться твоей семье. Поверь, если ты сделаешь то же, что и я в своё время, ты себя возненавидишь.       Молодой самурай опустил глаза в землю, обдумывая слова Кэтсеро. Он не желал верить в их правдивость, однако что-то внутри подсказывало, что брат был недалёк от истины. Что, если он всё-таки ошибается? Вдруг Кёко действительно его не простит, и он уничтожит то хорошее, что между ними было? Пусть это и продлилось всего один день, но сердце, казалось, билось только благодаря воспоминанию о той встрече. А если он его опорочит? Ради чего его сердце будет биться тогда?       — Ладно, — выдохнул Иошито в конце концов и посмотрел на брата, который наклонил голову набок. — Это была дурацкая затея, ты прав. Пусть всё будет так, как должно быть. Я не буду оспаривать решение Хасэгавы. Но пообещай, что ты сделаешь всё возможное, чтобы с ним договориться.       — Естественно, я сделаю всё, — кивнул Асакура-старший и сжал поводья. — Поверь, я не меньше тебя заинтересован в том, чтобы этот союз всё-таки был заключён. Но не ценой сломанных жизней.       Иошито качнул головой и слабо пришпорил коня: Кэтсеро уже отвернулся и двинулся вперёд. Следуя за ним рысцой, парень ощущал муки совести. И как только он мог подумать об этом? Неужели позабыл, как страдала Юи из-за его брата? Он не может заставить Кёко страдать так же, иначе, как и сказал Кэтсеро, он себя возненавидит.       Дальнейшая дорога до поместья клана Хасэгава прошла в полном молчании: мужчины неслись по широким и узким тропам, надеясь нагнать то время, которое потеряли из-за размытой дороги. И им повезло: ещё до того, как скрытое за облаками солнце село за горизонт, впереди замаячила крыша небольшого дома. Завидев её, Иошито слегка потянулся вперёд, как будто это помогло бы ему увидеть тех, кто там обитает, и едва не рухнул с лошади, которая в этот же момент споткнулась о крупный камень. Асакура-старший при виде этой сцены в очередной раз что-то проворчал.       — Глупое животное! — воскликнул Иошито, пытаясь перевести дух, но сердце неумолимо билось о рёбра: то ли от страха упасть наземь, то ли от радости, что они вот-вот встретятся с Хасэгавой. — Как только вернёмся домой, избавлюсь от этого коня!       Рыжий конь возмущенно заржал, словно понял угрозу всадника, но больше не спотыкался, а целеустремлённо мчался к поместью. Приближаясь к дому Хасэгавы Исао, Иошито с интересом оглядывал зелёные холмы и ручей, который спускался с одного из них, наполняя воздух свежестью. Его журчание приятно гармонировало с шуршанием листвы, которое доносилось из расположенной неподалёку рощи. Однако несмотря на красивую природу, окружавшую поместье, от глаз парня не укрылась его удивительная скромность: высокая ограда, защищавшая территорию дома от непрошеных гостей, износилась и даже кое-где подгнила, как и деревянные ворота, которые не выглядели очень надёжными. Любому, кто проехал бы мимо этого поместья, стало бы понятно, что семья здесь живёт небогатая.       Впрочем, Иошито это нисколько не смущало. Какая ему разница, сколько денег у отца Кёко, если он сам не испытывает в них недостатка? В сердце закралась стыдливая надежда на то, что в попытке избежать нищеты Исао всё же согласится выдать за него дочь.       Перейдя маленький и весьма хлипкий мост, который был перекинут через ручей, мужчины остановились у высоких ворот. Кэтсеро первый спрыгнул с коня и громко постучал, поглядывая на темнеющее небо. Судя по ветру, на них надвигалась очередная буря, и провести её под открытым небом было нежелательно. Иошито спустился на землю и, удерживая коня за поводья, встал рядом с братом. Сердце заколотилось, стоило ему услышать шуршание и чьи-то шаги за воротами.       — Говорить буду я, — предупредил его Кэтсеро и встал перед братом как раз в тот момент, когда створы ворот едва приоткрылись.       В узкой щели появился чей-то глаз, который сначала прищурился, взглянув на братьев, а затем распахнулся.       — Асакура-доно? Вы ли это? — донёсся из-за ворот изумлённый голос Хасэгавы.       Иошито удивился, что к воротам подошла не стража. С другой стороны, разве у беднеющего самурая могли быть деньги на охрану?       — Я, — ответил ему Асакура-старший приторно-доброжелательным голосом. — Извините за вторжение без приглашения, но не будете ли вы так добры впустить нас? Мы с братом хотели бы побеседовать с вами касаемо предложения, которое я вам делал.       На мгновение Иошито подумал, что Хасэгава им откажет: даже через маленькую щелку было заметно, что он нахмурился. Кэтсеро был прав, утверждая, что визит его не обрадует.       — Я понимаю, что это невежливо, заявляться в такой час, да еще и без предупреждения, но вы отослали всех моих гонцов, и я хотел бы знать, почему, — не отступал старший брат. — Поверьте, мы приехали только поговорить. Ничего больше.       — Асакура-доно, я… я не знаю, — выдавил из себя Исао, явно взволнованный речью гостя. — Уже достаточно поздно, я не смогу обеспечить вам достойный приём.       — Нам не нужен особый приём, Хасэгава-сан. Мы хотим только обсудить ваше решение, вот и всё, — терпеливо повторил Кэтсеро.       У Иошито же терпения уже не хватало. Он сделал было шаг к воротам и приоткрыл рот, намереваясь попросить ответа здесь и сейчас, но Кэтсеро выбросил перед ним руку, запрещая вмешиваться. От такого Асакура-младший недовольно зарычал, но отошёл.       — Ну хорошо, — всё с той же неуверенностью проговорил Хасэгава и приоткрыл створы еще шире, так, чтобы мужчины увидели его лицо, испещрённое морщинами. — Но правда, мне даже на стол подать нечего, да и вся семья уже спит…       — Это не страшно. Нам нужно поговорить только с вами. Это не займёт много времени, не беспокойтесь. Кормить нас тоже не нужно.       С последним Иошито мог бы не согласиться — всё-таки пустой желудок уже прилип к затёкшей спине, — но спорить с братом было себе дороже. Исао в конце концов кивнул и открыл перед ними ворота так, чтобы мужчины могли войти на территорию поместья. Едва оказавшись на ней, Асакура-младший поджал губы, приметив, что и дом находился в таком же печальном состоянии, что и ворота. Он был в три раза меньше их родового гнезда, но тем не менее не выглядел опрятным: то тут, то там чернели стены, а ступени крыльца не выглядели надёжными. Коновязь, к которой братья поспешили привязать своих коней, и та выглядела хрупкой.       Сам Хасэгава Исао тоже не выглядел так же торжественно, как во время омиай. В полутьме Иошито разглядел, что высокий самурай одет в довольно блёклое и заношенное кимоно синего цвета, поверх которого было наброшено серое хаори. На лице виднелась тень беспокойства и смущения: очевидно, Исао стыдился места, в котором он жил.       Кэтсеро, который уже бывал в его доме, в отличие от брата не стал вертеть головой по сторонам, а направился прямиком ко входу в поместье. Иошито сдвинулся с места, только когда тот на него шикнул и кивнул на Хасэгаву, веля пошевеливаться. Впрочем, даже на ходу парень не перестал осматриваться. Прямо возле ворот стояли конюшни, из которых доносилось редкое фырканье лошадей, а чуть вдалеке располагалось одноэтажное строение. Вероятно, в нём жили слуги, но выглядело оно ничем не лучше поместья и, казалось, давным-давно пустовало.       — Проходите, пожалуйста, — сказал Исао, поднявшись на крыльцо и распахнув перед мужчинами дверь.       Внутри дом выглядел таким же старым, как и снаружи. Деревянные доски под ногами скрипели, бумага-васи, которой были оклеены сёдзи, пожелтела, да и стены выглядели отсыревшими, напоминая о жуткой буре, что прошла вчера. Иошито понял, что смотрит на жилище Хасэгавы удручённым взглядом, когда Кэтсеро ткнул его локтем:       — Сделай лицо попроще. Они прошли по узкому коридору, который был наполнен запахом мокрой древесины, и наконец остановились перед залом.       — Подождите меня здесь, пожалуйста, я всё-таки постараюсь принести что-нибудь перекусить, — извиняющимся тоном проговорил Хасэгава и указал рукой вглубь комнаты.       Братья, кивнув, вошли внутрь совершенно пустого зала и присели на пол. Ноги гудели от долгой езды, поэтому Иошито, как и его брат, отказался от сидения на коленях и просто скрестил ноги.       — Здесь всё такое… старое, — тихо сказал младший брат, как только Исао зажёг масляную лампу и скрылся в тёмном коридоре. — Их дела настолько плохи?       — Становятся хуже с каждым днём, — вздохнул Кэтсеро, оглядывая небольшую комнату. — Поэтому он и попросил побольше денег за дочь: восстановить всё это недешево. Молчу уже о пропитании.       — Тогда я тем более не понимаю. Ему же нужны деньги, так в чём проблема дать благословение и получить их? — нахмурился Иошито. Асакура-старший пожал плечами. Он знал не больше брата.       Исао вернулся к ним спустя десять минут с подносом, на котором стоял небольшой кувшин, да пара тарелок с закусками.       — Вот, пожалуйста. Здесь немного, но прошу меня простить. Если бы я знал, что вы приедете, я бы подготовился получше, — стыдливо объяснил Хасэгава, ставя поднос перед гостями.       — Не страшно. Как я и сказал, мы приехали не ради еды, — Иошито всё не переставал удивляться, как умело его брат приглушал смущение хозяина дома.       — Понимаю вас, — кивнул Исао и криво улыбнулся, видимо, подбирая слова.       Пока он это делал, Кэтсеро взял кувшин за горлышко и плеснул немного тёплого сакэ Хасэгаве, себе и младшему брату. Последний с радостью принял чашу и пригубил из неё. У сакэ был приятный мягкий вкус. Скользнув внутрь, оно быстро принялось согревать парня, который только сейчас понял, насколько его утомила дорога. Два года мирной жизни сильно снизили его выносливость, и Иошито этим не гордился.       — Давайте не будем томить друг друга ожиданием, — осторожно произнёс Асакура-старший, едва отхлебнув сакэ. Исао в тот же миг сглотнул. — Исходя из вашего долгого молчания, я так понимаю, что вы всё же отвергаете моё предложение о свадьбе Кёко и Иошито?       Младший брат оцепенел в ожидании ответа и уставился на седого мужчину, не моргая. Тот поджал тонкие губы и кивнул. Внутри молодого самурая всё рухнуло.       — Простите, Асакура-доно, я не знал, как вам об этом сообщить. Боялся вашего гнева, — голос Хасэгавы отчего-то дрожал.       Кэтсеро улыбнулся краешком губ и поставил чашу с сакэ обратно на поднос:       — Могу я поинтересоваться, чем моё предложение вас не устроило? Оно было недостаточно щедрым?       — Нет-нет! Что вы… оно было очень щедрым. Гораздо более щедрым, чем заслуживала моя семья.       — Тогда в чём же дело?       «Я тоже хотел бы знать», — пыхтел про себя Иошито. Он не желал мириться с мыслью, что его планам на Кёко не суждено было сбыться.       — Понимаете ли… — Исао опустил глаза, по-видимому, не зная, как объясниться перед гостями. — Приём в вашем доме был чудесным, и моя Кёко была бы более чем счастлива выйти за господина Иошито, но…       — Но? — не выдержал младший брат, за что Кэтсеро тут же стрельнул в него недовольным взглядом. Впрочем, ему было наплевать.       — Но Кёко не выйдет за вас, — теперь мужчина смотрел на него с сожалением в глазах. — Мне жаль, но через день после того, как мы вернулись с омиай, мне поступило другое предложение. Я не хочу вас оскорбить, Асакура-доно, ваше предложение было по-настоящему щедрым, но то, второе предложение… Я не могу от него отказаться.       «Он что, издевается?!» — закипал внутри Иошито.       — Могу я спросить, что же это за предложение, из-за которого вы пренебрегаете желанием вашей дочери? — у Кэтсеро терпения было больше, но даже его голос дрогнул от раздражения.       Исао совсем смутился и принялся заламывать руки:       — Мне пообещали новый участок земли неподалёку от столицы и ежемесячное содержание всей моей семьи, пока земли не начнут приносить доход. Это очень выгодное предложение, Асакура-доно. Мои земли уже истощены, если я останусь на них, я обеднею. Вы видите, во что превратился мой дом без ухода, а когда денег совсем не останется, мы будем жить всё равно что в сарае. Я не могу допустить этого.       — Так вы хотите земли? — приподнял бровь Асакура-старший и улыбнулся. — Это не проблема, Хасэгава-сан. У меня много плодородных земель. Если желаете, я могу выделить вам участок. Вдобавок к моему предложению, разумеется. Ежемесячное содержание вам не потребуется: я отправлю к вам своих слуг с припасами.       Иошито знал, что и первое предложение было непозволительно щедрым. Согласие Кэтсеро добавить к нему еще и кусок земли со слугами превращало сделку в расточительство. Однако Асакуре-младшему было всё равно: он готов был поступиться частью состояния ради Кёко. Вот только Исао отчего-то заёрзал на месте.       — Спасибо, Асакура-доно, но я уже принял предложение того господина. Я не могу ему отказать. Да и не мог, если честно.       — Это почему же? — удивился Кэтсеро.       «Да, почему?» — возмутился Иошито, сжимая кулаки. Ему захотелось ударить мужчину, который никак не осмеливался дать честный ответ.       — Потому что мужчина, который пожелал жениться на моей дочери, слишком могущественный. Он важный человек в стране, отказать ему — значит навлечь еще большие неприятности на мою семью.       Асакура-младший приоткрыл рот, намереваясь высказать свои сомнения в лицо Хасэгаве, но так и остался сидеть с открытым ртом, услышав невеселый смешок брата. Тот сидел, смотря перед собой пустым взглядом, и качал головой.       — Как же зовут этого «могущественного человека», могу я узнать? — поинтересовался он. Иошито же показалось, что Кэтсеро уже понял, о ком идёт речь.       Хозяин дома вздохнул и пригубил еще сакэ, но полминуты спустя вымолвил:       — Такаги Рю, господин. Он советник сёгуна, как вы, наверное, знаете. Я не могу ему отказать.       Иошито округлил глаза и посмотрел неверящим взглядом на брата, который схватил с подноса чашу и сделал еще один щедрый глоток. Такаги Рю? Тот самый Такаги Рю, что гостил в их доме еще вчера? Тот, что напугал их, вытащив из мешка гнилую голову Токугавы?       — Что значит «вы не можете ему отказать»? — вырвалось у Иошито. На этот раз Кэтсеро не стал его одёргивать. — Пусть он и советник, но он старше вашей дочери раза в три. Вы считаете его подходящей парой для Кёко? Вы должны ему отказать. Что он вам сделает? Убьёт?       Стоило последнему слову сорваться с языка, как в комнате повисло звонкое молчание. Хасэгава и Кэтсеро уставились на парня такими многозначительными взглядом, что Иошито стало не по себе. Не может же Такаги и правда убить эту семью из-за отказа!       — Именно это он и сделает, Иошито-сан, — тихо сказал помрачневший Исао.       — Почему? У него не будет на это никаких прав. Он не может уничтожить семью только за отказ выдать за него Кёко!       — Всё не так просто, господин Иошито, — чуть повысил голос Хасэгава. Кэтсеро же смотрел на него пронзительным взглядом. — Такаги-доно дал мне понять, что выбора у нас нет. Я не хочу рисковать родными и перечить ему. Вы бы рискнули на моём месте? Для советника сёгуна мы всё равно что челядь, хоть и принадлежим к самураям.       — Вы будете под нашей защитой! — продолжал давить Иошито, но в следующее мгновение заметил, как дёрнулся Кэтсеро от такого заявления. Какого чёрта?       — Господа, я глубоко уважаю вашу семью, но даже вы не убережёте меня и моих родных от гнева этого человека. На его стороне сам сёгун! Вся армия! В конце концов вы сами поймёте, какую ошибку совершили, приняв нас под крыло. Я не могу так рисковать.       — Никакая это не ошибка, мы защитим и вас, и Кёко, и…       — Иошито, замолкни, — приказал Кэтсеро, отчего брат уставился на него шокированным взглядом. — Не давай обещаний, которые мы не сможем сдержать.       — Что это значит? Почему это мы не сможем их сдержать? — воскликнул Асакура-младший и повернулся корпусом к брату, который уже закатил глаза.       На лицо главы клана легла огромная тень. Неужели все его хвалёные старания закончатся здесь и сейчас?       — Потому что вы тоже не сможете идти против советника, — объяснил Хасэгава. — Иошито-сан, я прекрасно понимаю, что моя дочь вам понравилась, но… Это невозможно, простите. Я не хочу подвергать опасности ни вас, ни мою семью.       — А подкладывать дочь под этого ублюдка вы, значит, хотите? — Иошито чуть не задохнулся от злости и вскочил на ноги. Кэтсеро выругался и встал следом. — Отдадите её какому-то старику только ради того, чтобы он вас не перебил? Вы ей жизнь сломаете! Он ей жизнь сломает!       — Иошито, сядь и заткнись, — зашипел на него брат и схватил за плечо, намереваясь силой усадить обратно, однако тот скинул руку.       — Не буду я садиться! И затыкаться не буду! — кричал парень, со злостью смотря то на Кэтсеро, то на Исао. — Я не позволю так с ней поступить!       Хасэгава побагровел от его возмущений и тоже поднялся на ноги:       — При всём моём уважении, Иошито-сан, не вам решать, как мне обращаться с дочерью! Я — её отец, я отвечаю за неё, и только я решаю, за кого моя дочь выйдет замуж. У вас нет прав так выражаться в моём доме!       — Вы хотя бы её спросили? — не желал успокаиваться Иошито. — Она сама-то желает стать женой человека, которому она в дочери годится? Дайте угадаю: вы поставили её перед фактом?       — Это не ваше дело, Иошито-сан! — загромыхал Исао и сделал несколько шагов к братьям. — Кёко сделает так, как я ей велю, хотите вы этого или нет. Вы ей никто. У вас нет никаких прав на неё. Так что не устраивайте сцен под крышей моего дома.       Асакура-младший втянул воздух сквозь стиснутые зубы и попытался было подойти к мужчине вплотную, но Кэтсеро, стоявший между ними, резко оттолкнул его в сторону, а затем схватил за шиворот.       — Пошёл вон отсюда, — процедил он младшему брату, нависая над ним. Иошито увидел, как на его лице взыграли желваки, а глаза наполнились яростью. — Иди на улицу и жди меня там. Живо!       Его приказ разнесся эхом по всему дому и заставил вздрогнуть даже Иошито, который смотрел в лицо брата с ненавистью. Тем не менее, он не рискнул перечить разъярённому Кэтсеро и, высвободившись из цепкой хватки, вылетел из душной комнаты, скрипя зубами. Как Кэтсеро только посмел? Он, что же, собирался позволить его невесте выйти замуж за какого-то старика? Немыслимо!       Пробираясь по запутанным коридорам, Иошито, тяжело дыша, топал по старым доскам, заставляя их скрипеть и чуть ли не проваливаться под его поступью. Хотелось уничтожить этот дом, сжечь дотла, вместе с ублюдками, что здесь обитают.       — Ненавижу его, ненавижу, — повторял молодой самурай, толком не знавший, о ком он сейчас говорит: о Хасэгаве, о брате или же о Такаги, который так фальшиво улыбался ему на крыльце дома.       Внезапно он вспомнил и драку со старым ублюдком, которую Кэтсеро затеял два года назад только из-за того, что тот посмел сказать что-то Юи. Так значит, ради Юи он готов совершать такие безрассудные, глупые поступки, а ему самому говорит понять и простить? Не бывать этому!       — Ты — самая настоящая мразь, Кэтсеро, — кипел Иошито, но не успел он дойти до парадных дверей, как его остановил девичий голос.       — Иошито-сан?       Кёко. Несомненно, этот голос принадлежал ей. Развернувшись на месте, молодой самурай уставился в тёмный коридор, пытаясь разглядеть силуэт девушки. Та стояла в нескольких метрах от него и хлопала глазами. Сердце Иошито подпрыгнуло, да так и застряло в горле.       — Это правда вы? — тем временем спрашивала молоденькая девушка.       Она сделала три шага к нему, и Асакура-младший смог разглядеть её ночное одеяние — белый дзюбан, спускающийся до самых щиколоток. Её прямые длинные волосы, струящиеся до середины бедра, были перекинуты за спину. Лисьи глаза же глядели с изумлением не меньшим, чем отвечал ей Иошито.       — Я-я, — запинаясь, проговорил он.       — Но… что вы делаете здесь? — она приподняла тонкие брови и приоткрыла бледные губы. — И что… что за были за крики?       К собственному стыду молодой самурай вспомнил рык, которым одарил его Кэтсеро, прогоняя из комнаты. Неудивительно, что она услышала его, такое и зверей в лесу напугало бы.       — А, это… это был мой брат, — сказал Иошито и потёр шею. Он был не в силах оторвать от неё взор. — Простите, мы, наверное, разбудили вас. Мы приехали, чтобы поговорить с вашим отцом о помолвке.       Лицо Кёко вмиг погрустнело. Или же ему это показалось? Так или иначе, но девушка обняла себя за плечи и опустила глаза в пол.       — Значит, вы уже знаете, — прошептала она. Асакура-младший сглотнул. — Мне жаль. Простите, что так получилось.       — Вы не виноваты. Не извиняйтесь. Я понимаю, от вас мало что зависело.       — Это правда, — закивала Кёко, но всё-таки посмотрела на него.       От этого взгляда, который, казалось, смотрел в самую глубь, всё внутри Иошито перевернулось. Разве же это справедливо? Вот она, стоит в какой-то паре шагов от него, а всё, что он может делать, — это мириться с узколобостью её отца. И лицемерием собственного брата.       — Вы мне очень понравились, — немного помедлив, произнесла она и порозовела. Сердце парня пропустило добрых два удара. — Спасибо за ту чудесную прогулку по саду. Я её никогда не забуду.       — Я тоже, — вымолвил он. Кёко улыбнулась, но какой-то очень печальной улыбкой. Нет, нельзя всё так оставлять. Вот же она. Прямо здесь. Плевать он хотел на законы и чьи-то угрозы. — Послушайте, вы действительно согласны выйти замуж за того человека? За Такаги?       Девушка легонько пожала плечами и снова кивнула:       — Да. Так будет лучше для моей семьи.       — А для вас?       — Что? — непонимающе нахмурилась Кёко.       — Как будет лучше для вас? — повторил Иошито и сделал шаг ей навстречу. Она при этом занервничала, но отступать не стала. — Вы думаете, что будете счастливы в браке с человеком, который настолько старше вас?       Девушка немного насупилась и посмотрела в сторону, видимо, совсем не понимая, зачем её о таком спрашивают:       — Разве это важно?       — Конечно, важно! Только ваше счастье и важно! — воскликнул парень, однако тут же поспешил понизить голос: ему не хотелось, чтобы Кэтсеро, услышав его из комнаты, коршуном на него налетел. — Послушайте, я знаю, что это прозвучит безрассудно и, возможно, бестактно, но я хочу жениться на вас. Я сказал об этом вашему отцу, но он отказывается даже думать об этом.       Кёко покраснела еще сильнее и поспешила потупить взгляд, делая шаг назад.       — Не соглашайтесь на этот брак. Выходите за меня. Мы обеспечим вам защиту. Я обеспечу вам защиту, — остановить чувства, которые выливались в слова, было уже невозможно и Иошито приблизился к девушке, невзирая на её смущение. — Пожалуйста. Если я вам так понравился, зачем же соглашаться на брак с каким-то стариком?       — Так будет лучше для моей семьи, — вновь повторила она, однако в этот раз в её голосе не было такой уверенности.       — Я дам вашей семье всё, что нужно. Всё, что захотите. Только, пожалуйста, выходите за меня, а не за Такаги.       Эмоции, хлещущие через край, захватили его настолько, что Иошито, сам того не понимая, наклонился к лицу молоденькой девушки. Та не успела даже охнуть или отступить: парень положил руку на её щеку и припал к тёплым губам. В первые секунды Кёко не шевелилась и хлопала ресницами: он ощущал, как они щекочут его лицо. Однако Асакура не собирался отступать: опустив ладонь на её шею, он попытался углубить поцелуй, и девушка неумело ответила. Иошито чувствовал, как она дрожит в его руках, но продолжал целовать, наслаждаясь теплом, что разливалось внутри. Поцелуй, каким бы неловким он ни был, пробудил внутри него целую бурю, подобную той, что громыхала снаружи.       — Иошито! — грозный голос брата прорвался сквозь бурю чувств с опозданием: он услышал его только тогда, когда Кэтсеро схватил его за плечо и отдёрнул от девушки. — Какого чёрта ты творишь?       Открыв глаза, Асакура-младший увидел, что брат смотрит на него с еще большей яростью. Впрочем, куда важнее было то, что Хасэгава стоял рядом с ним. Седой мужчина смерил дочь неверящим взглядом, а гостя — презрительным.       — Совсем из ума выжил? — старший брат оттащил его в сторону и посмотрел на Кёко. На лице той почему-то сверкали слёзы. — Кёко-сан, простите его. У него, похоже, окончательно рассудок помутился. Хасэгава-сан, примите мои извинения.       Всё еще опьяненный прекрасным чувством, которое было порождено поцелуем, Иошито улыбнулся девушке, однако та спешно отвернулась.       — Пошли, — Кэтсеро толкнул его в сторону выхода. — Шевелись, или я за себя не ручаюсь.       И снова он не решился спорить с братом. Повинуясь ему, молодой самурай, немного разочарованный тем, что Кёко больше на него не смотрела, направился к дверям. Как только они перед ним распахнулись, открывая вид на пустынный двор, Иошито попытался было обернуться, чтобы хотя бы взглядом попрощаться с юной девушкой, но Кэтсеро силком вытолкнул его наружу и закрыл перегородки, лишив брата такой возможности.       — Ты — идиот, — заявил глава семьи, шагая по двору рядом с ним. — Зачем ты это сделал? Зачем поцеловал её?       — А ты бы на моём месте не поцеловал? — усмехнулся младший брат и посмотрел на него. — Я знаю, что значит для тебя Юи. Так вот Кёко значит для меня то же самое. Я не собираюсь так просто сдаваться, слышишь?       — Идиот, — повторил Кэтсеро и покачал головой. — Какой же ты идиот. Я уже жалею о том, что познакомил вас.       — А я не жалею, — решительно сказал Иошито, подойдя к рыжему коню, который подрёмывал у коновязи. — Я не позволю выдать её за Такаги, хочешь ты этого или нет.       Асакура-старший только цокнул, не в силах продолжать спор и быстро отвязал гнедого коня от столба, желая уехать раньше, чем усилится буря. Младший брат сделал то же самое, но прежде чем взобраться на лошадь, посмотрел на небольшое поместье. Наверняка Кёко до сих пор стояла, пытаясь осознать то, что между ними произошло. Да, он нисколько не жалел. Ни о знакомстве с ней, ни о поцелуе. Он пойдёт дальше. Она будет принадлежать ему, кто бы им не противостоял.

***

      Никто не ожидал, что братья Асакура вернутся домой на рассвете. Слуги, готовящиеся встретить хозяев ближе к вечеру, мирно спали в своих постелях, как и конюхи, которых мужчины, влетевшие через ворота во двор, не застали на месте. Чертыхаясь и переругиваясь то ли друг с другом, то ли со стражами, которые побежали будить слуг в дом, мужчины наделали столько шума, что даже Юи, укутавшаяся в одеяло чуть ли не с головой, услышала сквозь сон их ругань.       Вырванная из приятного забытья, юная девушка нехотя открыла глаза и принялась осматривать комнату, еще наполненную утренним сумраком. Кичи спал на соседнем футоне, тихонько сопя и раскинув руки и ноги в стороны. В отличие от мамы, его совсем не беспокоили доносящиеся со двора крики.       «Что там происходит?» — спросила себя Юи, потирая глаза. Желание положить голову обратно на подушку и окунуться в сон было настолько велико, что она почти ему подчинилась. Однако в тот миг, когда Такаяма поддалась сонливости и улеглась, что-то во дворе загрохотало. Испугавшись, Юи подпрыгнула на месте и распахнула глаза, смотря на запертые сёдзи. Вслед за грохотом последнюю надежду на крепкий сон развеял яростный крик, который, девушка тут же это поняла, принадлежал её мужу.       Спешно выбравшись из постели, Юи подбежала к дверям и, распахнув их, выглянула в коридор: слуги тоже услышали голос хозяина и уже бежали во двор. Всё еще сонная, девушка хотела было последовать за ними, но резко остановилась, вспомнив, что Кичи остался в спальне один. Не зная, как поступить, Такаяма топнула ногой, разрываясь между желанием узнать, что же всё-таки происходит, и боязнью оставить малыша без присмотра. На её удачу из-за угла появилась Мэй: та бежала по коридору, удерживая полы наспех повязанного кимоно.       — Мэй-сан! — воскликнула Юи и выбежала в коридор прямо перед запыхавшейся женщиной. Та оторопела от неожиданности, но через секунду склонила перед девушкой голову. — Мэй-сан! Что случилось? Что это за шум?       — Ох, госпожа, я и сама не знаю. Другие служанки говорят, что господин Асакура и господин Иошито о чём-то спорят во дворе, — задыхаясь, ответила Мэй, пытаясь убрать с лица седые пряди, выбивающиеся из прически. — Сильно спорят.       — Спорят? — медленно повторила Юи, взволновавшись еще сильнее. Значит ли это, что встреча с Хасэгавой Исао прошла совсем не так, как Иошито того хотелось? — О, нет… Мэй-сан, не могли бы вы, пожалуйста, присмотреть за Кичи? Он спит, но я не хочу оставлять его одного. Пожалуйста.       Она чувствовала, что ей следовало немедленно вмешаться в ссору, которая только нарастала: из глубины дома девушка слышала, как надрывался во дворе муж. Внутри всё похолодело от такой ледяной ярости.       — Конечно, госпожа. С радостью, — закивала Мэй и улыбнулась.       Юи торопливо поклонилась ей и, не успев поблагодарить, помчалась во двор. То, что она бежит по дому босиком и в одном дзюбане, Юи поняла, только пробежал половину пути, когда прохладный ветер захлестал её, бегущую по открытой галерее, по лодыжкам. Чем ближе она подходила к парадному входу, тем больший страх окутывал её тело: Такаяма не знала, как ей удастся управиться с двумя взрослыми мужчинами, но надеялась, что те проявят благоразумие. Пока же они кричали друг на друга так, что даже слуги боялись выходить на улицу.       — Ты совсем обезумел! Из-за какой-то девчонки, которую ты даже толком не знаешь! — твердил Кэтсеро в момент, когда Юи всё-таки ступила босыми ногами на крыльцо.       С верхней ступени она увидела, как муж, стоявший посреди двора, почему-то держится за лицо. Иошито же, побагровев от злости, держится от него на расстоянии несколько метров и сжимает в руке непонятно откуда взявшийся боккэн.       — Не будь мразью, Кэтсеро, — горланил Иошито, не решавшийся отчего-то приближаться к брату, который согнулся на месте. Юи охнула, увидев, как на землю под ногами мужа закапала кровь. — Ты не можешь позволить Хасэгаве так поступить с ней и со мной!       — Да при чем тут ты? — восклицал Асакура-старший, пока девушка, слетев по ступеням крыльца, мчалась к ним со всех ног. — Это их дело, не твоё! Я не могу никак повлиять на его решение, как ты не понимаешь?       Такаяма перебегала двор, то и дело охая, когда валяющиеся на земле камешки впивались в её босые ступни. Однако даже эта тупая, но всё же сильная боль не останавливала её. Юи подбежала к мужчинам в ту же секунду, когда Кэтсеро сделал широкий шаг в сторону брата, и ухватила его за плечо.       — Прекратите! — потребовала она, вырастая перед мужем. Тот не сразу понял, что перед ним стоит не служанка, и с силой оттолкнул девушку в сторону.       Вскрикнув, она покачнулась на месте и уцепилась за предплечье Асакуры, который только в последний момент схватил её за запястье, спасая от падения на холодную землю. Впрочем, о возможном падении Такаяма уже не беспокоилась: её внимание привлекла струйка алой крови, которая текла по левой части лица Кэтсеро.       — Что… что случилось? — только и сумела вымолвить Юи, смотря широко распахнутыми глазами на мужа. — У вас же бровь рассечена!       — Спасибо этому идиоту! — рявкнул Асакура-старший и сплюнул на землю попавшую в рот кровь.       — Ты сам виноват! — противостоял ему Иошито, чей дрожащий голос вынудил девушку оглянуться и нахмуриться. — Нечего вести себя, как лицемер. Сделай так, как я сказал!       — Не буду я ничего делать! И ты не будешь! Я не позволю тебе поставить всё под угрозу!       — Значит, когда ты чего-то или кого-то хочешь, ты это получаешь, а стоило мне захотеть того же… — задыхался от возмущения младший брат и сделал несколько шагов к Кэтсеро, который смотрел на него, тяжело дыша.       — Это не одно и тоже. Не сравнивай. Если я сделаю так, как хочешь ты, он нас закопает! Да-да, не только Хасэгаву, но и нас! Я не собираюсь рисковать всем только ради того, чтобы ты мог трахать какую-то смазливую девку!       «О боги», — Юи зажмурилась, боясь представить, как разъярится от этих слов Иошито, но прогадала: тот резко умолк. Приоткрыв один глаз, девушка увидела, как Асакура-младший смерил брата взглядом, полным ненависти, и отступил еще дальше.       — Ты нисколько не изменился. Ты всё такой же ублюдок, каким и был при рождении. Только о собственном благополучии и думаешь, — тихо проговорил он и отбросил боккэн в сторону. — Я не позволю так поступить с Кёко. Если ты не хочешь мне помочь, я сделаю всё сам.       — Это как же, интересно? Выкрадешь её из дома? — усмехнулся Кэтсеро, но Юи видела, что слова брата сильно его задели. — И куда пойдёте? Будете жить в каком-нибудь сарае без денег и еды? Долго ваша любовь продержится, а?       — Асакура-сан, пожалуйста, — прошептала Такаяма, надеясь успокоить хотя бы его. — Он не в себе, неужели вы не видите?       — Я вижу. Я прекрасно вижу, что я в этой семейке всегда крайний, — теперь мужчина обратил свой гнев на неё. — Что, снова будешь защищать его? Вперёд. Ты же всегда на его стороне.       — Это не так, — замотала головой девушка и хотела было взять его за руку, но Асакура отмахнулся от неё. — Пожалуйста, успокойтесь. Я не принимаю ничью сторону. Вы оба неправы.       — Нет, я как раз-таки прав, — фыркнул молодой даймё, отступая от родных. — А вот вы… А знаете, что? Идите вы оба к чёрту. Мне до смерти надоел ваш «союз» против меня. Сидите вместе и перемывайте мне кости, сколько влезет. Только не бегите ко мне, как только что-то потревожит ваше драгоценное спокойствие.       Продолжая закрывать ладонью окровавленную часть лица, Кэтсеро, смерив жену и брата разочарованным взглядом, развернулся и направился в дом. Юи смотрела ему в спину и чувствовала, как ноет сердце. Он был очень расстроен.       — Кэтсеро, — попробовала позвать его Такаяма, но тот только дёрнул плечом и взлетел по ступеням на крыльцо. — Да что же это…       — Пусть проваливает, — сказал Иошито с прохладой. Юи же обернулась и посмотрела на него с осуждением. — А что? Знала бы ты, как гадко он себя повёл!       — Как бы он себя ни повёл, это не повод говорить ему такое! И уж тем более бросаться на него с кулаками! — топнула ногой девушка, сжимая кулачки.       — Это он меня спровоцировал! — Асакура-младший принялся изливать гнев на невестку, но та замотала головой и сделала шаг в сторону дома. — Юи, он отозвал предложение Хасэгаве. Он позволит Кёко выйти замуж за того старого ублюдка, по-твоему, это справедливо? Это честно? Да будь на месте Кёко ты, он бы ни за что не допустил такого!       — Иошито-сан, — строго произнесла Такаяма, обнимая себя за плечи. Стоять на улице в тонком дзюбане было холодно. — От ваших криков ничего не изменится. Никому от них не будет лучше: ни вам, ни Кёко, ни тем более Кэтсеро.       — Наплевать мне, будет ему лучше от моих криков или нет. Я хочу, чтобы он предотвратил тот брак, — упрямо повторил Иошито. — Он может, просто не хочет рисковать своим положением!       «Ему совершенно бесполезно что-то объяснять», — девушка вздохнула и прикрыла глаза. Она поняла, что он её совсем не слушает. Вместо того, чтобы спорить с ним, стоило отправиться в дом и попробовать успокоить мужа, который наверняка кипел сейчас не меньше брата.       — Пожалуйста, давайте прекратим этот спор, — попросила Юи, чувствуя, как замерзает от ветра. — Вам нужно поесть и отдохнуть. Давайте пойдём в дом.       — Не пойду я туда. До тех пор, пока Кэтсеро не согласится сделать так, как я сказал, я не ступлю под крышу этого дома.       Юной девушке хотелось заплакать от бессилия: оба брата были неимоверно упрямы. Однако в рассуждениях Иошито здравого смысла было гораздо меньше, поэтому на этот раз поддерживать его ей не хотелось.       — Как хотите, — выдохнула она, признавая поражение. — Можете обижаться, как дитя, вот только это ни к чему не приведёт.       — То есть ты с ним согласна? — возмутился парень и сделал два шага к ней, но Такаяма отступила. Она надеялась прекратить спор, а не разжечь его заново. — Ты бы была счастлива, если бы твоя семья продала тебя какому-то старому извращенцу?       — Конечно, нет. Но что вы можете поделать? Ведь это решение её семьи. При всём желании Кэтсеро не может заставить господина Хасэгаву сделать так, как хотите вы.       — Он может. Просто не хочет руки марать, — Иошито усмехнулся, и девушке этот смешок совсем не понравился.       Уж не имеет ли он в виду насилие?       — Иошито-сан, — тихо сказала она, не спуская с него глаз. — Не говорите таких ужасных вещей. Если вы готовы пролить кровь ради Кёко, это не любовь.       — Можно подумать, мой братец не убил твоего отца, чтобы оставить тебя себе, — посмеялся Асакура-младший. Юи же поджала губы и отступила еще дальше. — Или не прикончил твоего брата. Или не убил твою служанку, которая слишком много болтала. Он пролил ради тебя крови больше, чем ты представляешь. И ты права, это не любовь. Это помешательство. Ты для него как вещь, которую он хотел тем сильнее, чем яростнее тебя у него отнимали.       — Вы хотите теперь сделать больно и мне? — сглотнула она застывший в горле ком. Непрошеные воспоминания обрушились ледяной волной. — Зачем говорите такое?       — Затем, что это правда. Он совершил столько подлостей ради тебя, а ради Кёко не хочет и пальцем пошевелить. Хотя ей помощь сейчас нужна больше, чем кому бы то ни было, — говорил Иошито, часто дыша. — Но пусть так. Пусть Кэтсеро и дальше печётся о своём положении. Я же не собираюсь всё оставлять, как есть. Я сделаю так, что у Хасэгавы не будет выбора, кроме как выдать дочь за меня.       Такаяма глядела на него, не веря своим ушам. Неужели он серьёзно? Неужели он верит, что сумеет привязать к себе кого-то силой?       — Если вы навредите её семье, она вас не простит. Так и знайте, — вымолвила юная девушка и, не желая больше с ним препираться, повернулась к нему спиной.       Шагая босыми ногами по холодной земле, Юи уже не обращала внимания на камешки, что впивались в ступни. Слишком уж сильным было её негодование. Она боялась даже представить, что затеял молодой самурай, но чувствовала, что ничем хорошим это для семьи не обернётся. Да и для несчастной Кёко тоже.       Войдя в дом, девушка на минуту остановилась, пытаясь перевести дух и успокоить сердце, однако переживания только нарастали с каждой секундой. В конце концов она смирилась с тем, что им всем, по-видимому, придётся столкнуться с последствиями неразумного поведения Иошито. Удручённо поджав губы, Такаяма направилась вглубь дома. Если уж один брат отказывается слушать голос разума, значит, надо помочь второму до него достучаться.       Двери в покои Кэтсеро были закрыты, но девушка, подойдя к ним, услышала в комнате шебуршание и редкое ворчание. Глава семьи был у себя. Осторожно постучав в деревянную раму, она, так и не получив разрешения войти, слегка приоткрыла перегородку и заглянула внутрь. Асакура сидел на татами перед маленьким зеркалом и пытался справиться с кровотечением, которое всё не желало останавливаться. Чертыхаясь, он прижимал к вспотевшему от натуги лбу полотенце, но тем самым только загонял грязь в рану.       — Давайте я вам помогу, — произнесла Юи, тихонько протиснувшись в комнату.       Мужчина, удивлённый её внезапным появлением, вздрогнул и воззрился на девушку исподлобья.       — Я сам справлюсь, — коротко отрезал он и повернулся обратно к зеркалу. — Шла бы ты лучше к Иошито, а то ему не с кем меня осуждать.       «Как малые дети!» — вспыхнула Такаяма, не двигаясь, однако, с места. Придирчивым взглядом она наблюдала, как Асакура с силой зажимает порез, пока желваки на его скулах дрожали.       — Рану нужно промыть, — сказала она, выждав еще минуту. — И намазать мазь, если вы не хотите получить заражение.       — Так и сделаю, — хмыкнул мужчина, даже не глядя на жену. — А теперь иди отсюда.       От такой грубости Юи покраснела еще сильнее и пересекла широкие покои, чтобы опуститься на пол рядом с Кэтсеро и выхватить у него полотенце.       — Какого чёрта ты делаешь? — возмутился он. — Я велел тебе уходить. Или ты оглохла?       — А я не собираюсь вас слушаться, — с вызовом заявила она, потянувшись за кувшином с водой. — Порез надо промыть сейчас же. Повернитесь, я всё сделаю.       Асакура с полминуты глядел на жену злобным взглядом, но та нисколько не смущалась. Окунув окровавленное полотенце в кувшин, девушка хорошенько его выжала и потянулась к лицу мужа. Тот дёрнулся, стоило мокрой ткани коснуться лица.       — Что это вы? Боли боитесь? — улыбнулась Такаяма краешком губ, однако Кэтсеро ответил ей ледяным молчанием. — Я аккуратно, не бойтесь.       Она догадывалась, что прямо сейчас мужчина ругает её про себя, но не обращала внимания на его недовольство. В первую очередь Юи приложила полотенце к рассечённой брови, пытаясь очистить её от песка и грязи. Порез был глубокий, и девушка задалась вопросом: с какой же силой Иошито ударил брата, что умудрился так рассечь кожу? В груди родилось сочувствие. Судя по тому, в чем обвинял Кэтсеро брат, мужчина ничем не заслужил такое ранение.       Кое-как остановив кровотечение, Такаяма еще раз окунула полотенце в воду, которая тут же стала розовой. Асакура при этом медленно успокаивался, закрывая глаза всякий раз, как жена прикладывала ткань к его лицу.       — Вот так, — прошептала она, утерев со щеки и шее мужчины последние кровавые следы. — А теперь нужно нанести мазь. Нужный пузырёк стоял здесь же, на столе. Приоткрыв его, Юи немного поморщилась, ощутив едкий запах трав. Впрочем, выбирать было не из чего: задержав дыхание, девушка окунула пальцы в пузырёк, а затем коснулась глубокой раны над бровью мужа. Тот нахмурился от жгучей боли, но промолчал.       — Знаю, что жжётся, но потерпите, — попросила она и приподнялась на коленях, чтобы мягко подуть на порез. — Зато так вы не умрёте от заражения.       — Лишаешь Иошито последней надежды на счастье, — ухмыльнулся Кэтсеро, которому, видела девушка, было совсем не весело.       — Он не желает вам смерти, — сказала Такаяма, качая головой. — Думаю, он просто разочарован тем, как всё обернулось. Отойдёт.       — Вот уж сомневаюсь, — мужчина вздохнул и отполз к мягкому футону, который, судя по усталому лицу, так его и манил. — Он будто рассудка лишился.       С этим Юи была согласна: отверженный Иошито почти обезумел от гнева. Девушке было его жаль, и всё же, считала она, даже разочарование не служило оправданием такому поведению. Где он сейчас? Действительно ли умчался «спасать Кёко» или всё-таки вернулся в дом? Такаяма надеялась, что его разум возьмёт верх над чувствами.       — Хасэгава-сан действительно решил выдать дочь за другого? — она попробовала поговорить о чём-то другом, чтобы не огорчать мужа рассуждениями о брате.       Кэтсеро, впрочем, помрачнел еще сильнее. Прислонившись спиной к стене, он кивнул и пожал плечами.       — Да. Хасэгаве не оставили выбора, и я могу его понять. Потому что у меня выбора теперь тоже нет, — проговорил Асакура, скользя взглядом по девушке, которая наклонила голову и вопросительно захлопала глазами. — Кёко выйдет замуж за Такаги.       Стоило имени мужчины повиснуть между супругами, как Юи округлила глаза и оцепенела. В памяти всплыли все самые ужасные воспоминания, связанные с человеком, за которого теперь должна была выйти другая молоденькая девушка.       — Такаги… Такаги Рю? — пробормотала она, надеясь, что в этой стране есть какой-то другой Такаги, однако Кэтсеро снова кивнул и закрыл глаза. — Но как же… Почему за него? Я имею в виду… разве у него нет жены?       — Она умерла три года назад, — ответил мужчина и вздохнул. — По крайней мере, я так слышал. Не знаю, что делать. Я не хочу такого будущего для Кёко и не хочу, чтобы брат меня ненавидел, но я совершенно ничего не могу поделать.       Такаяма видела, как он морщится, то ли от боли, вызванной порезом, то ли от злости. Ей внезапно стало стыдно за все обвинения, что она не так давно бросала ему в лицо, а потому девушка медленно приблизилась к футону и присела рядом с мужчиной. Тот продолжал сидеть с закрытыми глазами, но приоткрыл их, как только Юи положила голову на его плечо.       — Есть вещи и события, над которыми вы не властны. Иошито-сан придётся это понять рано или поздно, — тихонько вымолвила она, опустив руку на его грудь.       Он был всё в том же черном кимоно, которое надел под доспехи вчера утром. На вороте виднелись следы крови, натёкшей на одежду со лба, а сердце под плотной тканью ровно стучало. Девушка почувствовала, как Асакура приобнял её за талию и прикрыла глаза, пытаясь насладиться этой близостью. Мысли о Кёко не шли из головы. Ей почему-то было совестно из-за того, что она сейчас находится здесь, рядом с мужем в то время, как Кёко надлежит выйти замуж за самого отвратительного человека, которого Юи только знала.       Она могла понять страх, который охватил Иошито. В конце концов, её и саму обуревал ужас, когда Такаги Рю наступал на неё в маленькой комнатке, в которую её привёл отец. Плотоядная, голодная улыбка немолодого мужчины до сих пор снилась ей в жутких снах, а цепкие пальцы мерещились даже наяву. Такаяма вспомнила, какой страх овладел ей несколько дней назад, когда во время тренировки Кэтсеро, сам того не зная, вцепился в неё с такой силой и яростью, что воспоминания о той душной комнате показались слишком реальными. Подумав об этом, Юи еще сильнее прижалась к Асакуре. Она провела наедине с Такаги Рю от силы десять минут, а Кёко вынуждена будет провести с ним всю свою жизнь? Худшей участи и представить было нельзя.       — Бедная Кёко, — прошептала девушка. Кэтсеро погладил её по волосам и выдохнул, молча соглашаясь.       Они сидели так, пока солнце, взошедшее над горизонтом, не залило своим светом широкие покои, освещая изображённые на стенах пейзажи. Юи смотрела, как полоска света медленно ползёт по стене напротив, знаменуя собой утро нового солнечного дня. Природа радовалась даже тогда, когда на сердце у людей было грустно. Это казалось несправедливым.       — Когда я была на месте Кёко, — зашептала она, не отрывая взгляда от нарисованного на стене пейзажа, — мне очень хотелось, чтобы меня кто-нибудь спас. Но сколько бы я ни просила и ни плакала, никто так и не приходил.       — Это разные вещи. Быть проданной на одну ночь и быть выданной замуж — не одно и то же, — сонно отозвался Асакура. — Кёко прекрасно понимает, на что идёт.       Помедлив, Такаяма кивнула. Да, это действительно не одно и то же. В отличие от Кёко, у Юи был шанс на спасение. На сердце стало очень печально, но она не рискнула говорить об этом мужу. Он расценит это как очередную попытку выгородить Иошито, а сеять еще больший раздор ей не хотелось.       — Вам нужно отдохнуть, — проговорила девушка, поднимая голову с плеча Кэтсеро, который тут же кивнул. — Поспите.       Асакура с радостью сполз по стене на мягкий футон и опустил голову на подушку, пока Такаяма убирала со стола мазь и испачканное полотенце. Кувшин с грязной водой она поставила на тот же поднос и поднялась было на ноги, намереваясь дать мужчине отдохнуть, как хриплый голос остановил её:       — Юи…       — Да? — повернулась к нему юная девушка.       Кэтсеро глядел на неё из-под полуприкрытых век и поджимал губы.       — Пожалуйста, будь на моей стороне, — попросил он, выждав несколько мгновений. — Всегда. Я хочу быть уверен в том, что ты меня любишь.       Брови Такаямы немного приподнялись от удивления. Он говорил с несвойственной ему нерешительностью, а в глазах виднелось разочарование подобное тому, каким он смерил их с Иошито во дворе.       — Разве то, что я иногда с вами спорю, говорит о том, что я вас не люблю? — спросила она, улыбнувшись.       — Я хочу, чтобы ты поддерживала все мои решения, — лицо Асакуры не посветлело от её улыбки, что заставило ту померкнуть. — Я не знаю, что будет впереди, но если все мои планы и надежды продолжат рушиться, я должен знать, что хотя бы ты будешь рядом.       — Конечно, я буду рядом. Почему вы сомневаетесь? — хмурилась Юи, смотря на него с непониманием.       — Потому что ты уже выступаешь против меня. Когда устраиваешь сцены во время омиай, когда сбегаешь с обеда с сёгуном, уверившись, что я в чем-то виновен. Даже сейчас ты осуждаешь моё решение не вмешиваться в дела Хасэгавы. Я это вижу.       — Я не осуждаю вас. Ваше решение правильное, и я его принимаю. Просто мне жалко Кёко, вот и всё, — пролепетала Такаяма, опуская взгляд. — А что касается тех ссор… Простите меня. Я была неправа. Я тогда дала волю страху и совсем не подумала о том, что могу вас задеть. Мне жаль.       Она стояла в ожидании хоть какого-нибудь ответа и только по прошествии минуты подняла голову, чтобы встретиться взглядом с мужчиной, который внимательно на неё смотрел.       — Я тебе доверяю, — произнёс он наконец. — И хочу, чтобы ты доверяла мне. Что бы ни происходило вокруг. Потому что я всегда буду действовать ради блага семьи.       Юи послушно кивнула и сжала пальцами поднос. Она чувствовала себя пристыженной.       — Я вам доверяю, господин. Больше, чем кому бы то ни было, — сказала девушка, пытаясь вложить в голос всю свою уверенность. — И я всегда была и буду на вашей стороне, потому что люблю вас.       Договорив, она замолчала и снова уставилась в пол, ощущая, как горят от стыда щеки.       — Хорошо. Я надеюсь на это, — ответил Асакура мгновение спустя и улыбнулся Такаяме, когда она подняла на него взор. — А теперь мне надо поспать. Всё перед глазами расплывается.       Юи поклонилась и направилась к закрытым сёдзи, собираясь всё-таки дать мужчине возможность отоспаться. Выйдя в длинный коридор, в котором не было ни души, девушка вздохнула и направилась к своим покоям. Кичиро, должно быть, уже заждался маму.

***

      В отличие от родового гнезда, который клану Асакура пришлось почти полностью перестроить, горячий источник, расположенный между лесистым холмом и виднеющейся вдалеке лесной чащей, остался таким же, каким он был на протяжении трёх десятков лет. Спрятанный за камнями, кустарниками и невысокими деревьями, он оставался колыбелью тишины и покоя, даже когда в самом поместье работа кипела. И за это Кэтсеро, опустившийся в горячую воду по плечи, любил старый онсэн.       Цикады, испуганные подступающими холодами, больше не пели свои песни, а светлячки не освещали ночную тьму. Вместо них темнота разгонялась масляными лампами, которые слуги зажгли специально для хозяина дома. Их мягкий свет скользил по водной глади и деревьям, которые до сих пор не теряли свой летний окрас. Недавно взошедшая на небо луна тоже проливала свой холодный свет на мужчину, который сидел с закрытыми глазами и наслаждался тишиной. Для того чтобы обдумать всё, что случилось с ним за последние несколько дней, Асакуре нужна была абсолютная, звенящая тишина.       Рёбра всё еще побаливали после падения с лестницы, а бровь нещадно зудела под слоем мази, но Кэтсеро этого не замечал. Он думал о Хасэгаве Исао и о его дочери Кёко, которая должна была выйти замуж за советника сёгуна. Размышлял о брате, взбешённом из-за его совершенно справедливого решения отказаться от соперничества с Такаги за руку Кёко. Об императоре, который держал под своей крышей человека, уничтожившего большую часть его семьи. И, конечно же, о том, какой опасности он подвергает самого себя, обеспечивая императора не только деньгами и рисом, но и сведениями.       Ему повезло, что Комацу Сэйджи не прознал о том, что вот уже полгода он сообщает императору обо всём, что творится в сёгунском замке. Повезло, что Комацу не обнаружил его шпиона. Повезло, что Токугава не проболтался о его письмах императору, в которых были подробно описаны все действия, предпринимаемые сёгуном для подавления восстаний. И уж совсем небывалым везением можно было назвать тот факт, что Комацу так и не догадался о его собственной роли в этих восстаниях. Пока что, по крайней мере, не догадался.       Хасэгаве повезло куда меньше. Такаги Рю, у которого нюх был острее, чем у охотничьей собаки, несомненно поймал неудачливого даймё за руку. Вспоминая, как объяснялся перед ним Исао, Асакура чувствовал себя как человек, в миллиметре от которого пролетела нацеленная на его горло стрела. Хасэгава был одним из многих воинов в стране, который перестал поддерживать правление Комацу вскоре после того, как тот сел на трон. Однако у него не было ни денег, ни влияния, чтобы открыто противостоять новому сёгуну, поэтому Хасэгава обратился за помощью к императору. Не для того, чтобы попросить старика о даровании ему титула сёгуна, нет. Исао был слишком мягок для правителя, оттого его дела и шли всё хуже и хуже.       Тем не менее, он сумел обратить внимание императора, о котором Асакура успел позабыть за полтора года мирной жизни, на то, что Комацу Сэйджи ведёт отнюдь не миротворческую политику. Он убивал всех, кто осмеливался сказать хоть слово против его правления. Он лишал влиятельные семьи их земель, которыми те управляли поколениями, и одаривал ими своих единомышленников. Даже на подавление восстаний он высылал не переговорщиков, как ранее это делал Токугава, а наёмников, которые вырезали мятежников под корень. Комацу отчаянно пытался удержать власть в своих руках и не гнушался ради неё убивать. Естественно, это не осталось без внимания императора страны.       Кэтсеро вспомнил первое за полтора года письмо, которое ему прислал император. Толстое послание с символом императора — хризантемой, — отпечатанной на желтой бумаге. Сердце тогда не просто замерло, а провалилось куда-то в тартарары. Открывать его не хотелось. И всё-таки Асакура вскрыл послание и тем самым будто открыл дверь проблемам, врывающимся в его мирную жизнь бурным потоком.       Император хотел, чтобы молодой даймё пристально следил за каждым действием Комацу Сэйджи. Не ради его, императора, возвращения на трон, а ради предотвращения гибели безвинных людей. Ведь гибли они, писал старик, из-за того, что Кэтсеро усадил сюзерена на трон. Обвинение казалось несправедливым, но чем больше Асакура его обдумывал, тем более отчетливо понимал, что оно было честным. Да, это он вручил Комацу бразды правления. Он убедил императора проявить снисходительность к человеку, кандидатура которого была отвергнута, стоило ему одержать победу в войне. Не будет ли лучше выполнить просьбу императора так, чтобы тот сумел удержать страну от падения?       И Кэтсеро это сделал. Вместе с рисом и мешочком, наполненным золотыми рё, Асакура раз в несколько месяцев отправлял в Киото подробный отчёт о том, как именно Комацу Сэйджи управляет страной и справляется ли он с управлением вообще. Вероятно, вести императора совсем не радовали, потому что вскоре по всей стране начали вспыхивать мятежи. Молодому даймё это не понравилось. Он чувствовал, что император использует полученные от него сведения, чтобы еще сильнее ослабить власть Комацу. Старик действовал исподтишка и чужими руками, благодаря чему сёгуну сложно было доказать, что именно император подрывает его правление. Однако, знал теперь Кэтсеро, он несомненно об этом догадывался.       И это ставило под угрозу уже его жизнь и жизни его родных. Несмотря на то, что он не организовывал восстания, он был в них виновен. Комацу сочтёт именно так, если узнает, что в его замке есть шпион, который доносит обо всём его же вассалу. Именно поэтому Асакура не рисковал отправлять своих подчинённых ни в обитель императора, ни в замок сёгуна: узнай хоть кто-то о том, что Кэтсеро следит за сюзереном, слухи расползутся далеко за пределы поместья, и не успеет мужчина их пресечь, как его голова покатится по насыпи. По этой же причине он проявлял предельную осторожность с Аской: стоит ей подловить его на постоянном общении с императором или, что было бы еще хуже, перехватить одно из писем, и беды не миновать. Любит ли она свою дочь настолько, чтобы не предать ненавистного зятя? Проверять моральные устои тещи Асакуре не хотелось.       С этим необходимо было заканчивать, и как можно скорее. Если Такаги Рю поймал Хасэгаву за изменой, ему не потребуется много времени, чтобы выйти на Кэтсеро. Впрочем, действительно ли Такаги верил в то, что Асакура хоть сколько-нибудь виновен в нарастающих мятежах? Отчего-то Кэтсеро сомневался. Скорее всего, того раздражала несостоятельность Комацу, и он пытался побыстрее отыскать смутьянов, чтобы не подвергнуть опасности своё положение: стоит Сэйджи лишиться титула сёгуна, и Такаги отправится на дно вслед за ним. Впрочем, даже во время поиска виновников всех его бед, Рю не гнушался пользоваться своим положением. Чего только стоит его предложение Хасэгаве: жизнь в обмен на руку (но скорее, тело) его дочери.       Не было никаких земель неподалёку от столицы, которые пообещал обедневшему семейству Такаги. Не было ежемесячного содержания. Была только угроза смерти, которую Хасэгава старался избежать. Исао признался в этом, когда Асакура надавил на мужчину посильнее, пытаясь выведать правду об отказе от брачного союза. Разве же был у него какой-то иной выбор, кроме как расторгнуть так и не состоявшуюся помолвку?       Сидя в горячей воде, Кэтсеро подумал, не стоит ли просветить брата обо всём? Коли уж тот так болезненно отреагировал на отказ Хасэгавы. Впрочем, дёрнув бровью, которая мгновенно вспыхнула болью, мужчина фыркнул. Нет уж. Если он узнает всю правду — а её придётся рассказать, чтобы Иошито осознал масштаб проблемы, — младший брат наверняка его убьёт. И за Кёко, и за авантюру, в которую он попал, сам того не ожидая.       — Кхм… — кашлянул кто-то в нескольких метрах от расслабившегося в воде мужчины.       Асакура неохотно открыл глаза и с трудом вгляделся в ночную темноту. На противоположной стороне источника сидел Иошито, сверливший брата недовольным взглядом. Увидев его, глава семьи приподнял бровь, но тут же нахмурился, ощутив вспышку боли: порез еще даже не начал заживать.       — Что тебе нужно? — лениво спросил он хриплым голосом. — Я думал, ты уже умчался спасать Кёко от «ужасающей несправедливости мира».       Асакура-младший тихонько фыркнул, потупив взгляд.       — Твоя жёнушка сказала, что я должен перед тобой извиниться, — проговорил он так тихо, что старшему брату пришлось напрячь слух.       Кэтсеро хмыкнул. Судя по всему, Юи взяла себе за правило примирять обитателей дома друг с другом.       — Что ж, я слушаю, — ухмыльнулся мужчина, наблюдая за Иошито, который явно боролся с собой.       — Как ты можешь быть таким лицемером, а? Тебе, что же, совсем наплевать на то, что этот извращенец сделает с Кёко? — выпалил младший брат, очевидно, не выдержав его насмешливого взгляда.       — Не очень-то это похоже на извинения, — заметил Асакура и запрокинул голову к ночному нёбу, в котором мерцали редкие звёзды.       — Я извинюсь, когда ты объяснишь мне, почему отступил! Ты же обещал, что сделаешь всё, чтобы убедить Хасэгаву!       — Как я могу пойти против советника сёгуна? — с раздражением поинтересовался Кэтсеро, вновь направляя острый взгляд на брата. — Ты не понимаешь, чем чреват подобный конфликт?       Ноздри Иошито раздувались, а глаза сверлили главу семьи с нескрываемым осуждением. От чего вреда будет больше — от правды или же от лжи?       — Была бы на месте Кёко Юи… — начал было Асакура-младший, но Кэтсеро шикнул, затыкая его.       Он и так прекрасно знал, на что намекает брат, и не хотел признаваться в очевидном. Помог бы он Юи, если бы она была на месте Кёко? Пошел бы против советника, рискуя всем? Даже не раздумывая.       — Не затыкай меня! — оскорбился Иошито, сидевший на земле, скрестив ноги. — Если бы речь шла о Юи, ты бы и глазом не моргнул. Тебе было бы наплевать на последствия, ты бы её спас! Чем же Кёко хуже? Тем, что в ней не заинтересован ты?       Асакура-старший глубоко вздохнул и покачал головой. Он с лёгкостью мог понять разочарование брата и всё же… Оставаться лицемером и эгоистом было не так страшно, как заново выслушивать обвинения Иошито и Юи.       — Дело не в том, что я в ней не заинтересован, а в том, что… — Кэтсеро не смог договорить, поняв, что и простейшее оправдание способно выдать его секрет. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Потребовал от Такаги отозвать предложение? Или я должен силой заставить Хасэгаву выдать за тебя дочь?       — Предложи ему больше денег, больше земель! Предложи им защиту, в конце концов! — воскликнул Иошито. Сквозь пар, поднимающийся от воды, старший брат видел гримасу мучения на его лице. — Только не сиди здесь, делая вид, что тебя это не касается.       — Но меня это действительно не касается, — строго сказал Асакура.       Впрочем, он тут же понял, что брат его не слушает: Иошито был чересчур взбудоражен встречей с Кёко, а поцелуй, наверное, лишил его остатков разума.       — Кэтсеро, пожалуйста. Помоги ей.       — Я не могу ей помочь. Никак. Мне жаль, — он попытался произнести это с сочувствием, которым на самом деле был переполнен, но Иошито только покачал головой. — Никто не может ей помочь. Ни я, ни ты. Всё в руках Такаги.       «Такаги так крепко держит их всех за горло, что стоит Кёко дернуться, как он переломает им шеи одним движением», — подумал про себя Асакура.       — Юи рассказала мне о том, что Такаги едва с ней не сделал, — неожиданно вымолвил Иошито, отчего Кэтсеро поморщился. — И она сказала, что всё время, пока они были в одной комнате, она плакала и умоляла ей помочь. Но никто не пришёл, и ей пришлось спасаться самой. Ответь мне только на один вопрос, братец, и я от тебя отстану. Если бы ты был тогда рядом с той комнатой, что бы ты сделал?       «Что за глупец?» — Кэтсеро тяжело вздохнул и недовольно прорычал. Поставленный перед ним вопрос не просто не нравился ему, он его злил. Злил своей справедливостью и тем, что не оставлял Асакуре выбора, кроме как ответить честно.       — Ну же. Отвечай. Это не сложно. Ответ и так уже написан у тебя на лице, — скорбно пробормотал Асакура-младший, следя за ним.       — Это разные ситуации. Такаги тогда не был советником. Да и Акира не замуж дочь выдавал, так что я имел бы право вмешаться.       — Нет, не имел бы. Потому что Юи тогда тоже не была твоей, как и Кёко сейчас не является моей. Ну, а Такаги… Он что тогда был выше тебя по положению, что сейчас. Ситуации почти одинаковые. Ну так что? Что бы ты сделал?       Кэтсеро посмотрел прямо в глаза Иошито и поджал губы. Тот прекрасно знал, что бы он сделал. И Юи, очевидно, натолкнувшая его брата на этот вопрос, понимала, что иначе её муж ответить не сможет.       — Убил бы его, — выговорил Асакура-старший таким ледяным тоном, что вода в онсэне вполне могла замёрзнуть. Иошито удовлетворённо кивнул, соглашаясь с услышанным. — Но мой ответ тебе не поможет. Я не собираюсь убивать Такаги сейчас, и уж тем более не позволю тебе это сделать.       — Я не прошу тебя убивать его. Просто помоги Хасэгаве отказаться от этого союза, — голос брата был тихим, а плечи поникли. Его вся эта ситуация убивала. — Он ведь тоже не хочет заключать его, я это видел по его лицу.       Конечно же, Хасэгава не хотел его заключать. Ведь он фактически продавал свою дочь в обмен на возможность прожить чуть дольше. Насколько дольше — будет зависеть только от Такаги Рю и от сговорчивости Кёко.       — Я ничего не могу поделать. Мне жаль, — повторил Кэтсеро, казалось, в сотый раз.       Иошито печально улыбнулся и поднялся на ноги, смерив старшего брата разочарованным взглядом:       — Я надеялся на то, что у тебя всё-таки проснётся совесть, но ты предпочитаешь оставаться эгоистичным ублюдком. Раз так, я сам её спасу. А если мне это не удастся, всё будет на твоей совести: и её сломанная жизнь, и моя смерть, если таковая потребуется.       — Не неси чепухи, — Асакура приподнялся из воды. Уж не собирался ли он в самом деле отправиться на смерть ради какой-то девчонки? — Ты рассуждаешь как безумец.       Молодой парень хмыкнул и отступил на пару шагов от брата, который внимательно за ним следил:       — Может, я и безумец, но хотя бы не мразь. Юи тоже рано или поздно разглядит это в тебе, и тогда ты поймёшь, что чувствую я сейчас.       Кэтсеро, не веря своим глазам, наблюдал за тем, как Иошито направился обратно в дом. Он не сомневался в том, что тот выполнит свою угрозу и, собрав вещи, отправится спасать Кёко. Однако в итоге только погубит её своим желанием помочь.       От чего вреда будет больше — от правды или же ото лжи?       Асакура-старший стиснул зубы и сжал кулаки. Он не мог допустить, чтобы единственный оставшийся в живых брат отправился на верную смерть и потащил за собой безвинную девушку. Окликнув Иошито, Кэтсеро схватил с края онсэна свежее полотенце и поднялся из воды. Брат посмотрел на него уставшим взглядом.       — Не спеши геройствовать, пока не услышишь всю правду, — сказал глава семьи, выбравшись из источника. Между братьями теперь не более трёх метров.       — Правду? — тупо повторил Иошито, прищуриваясь.       — Да. Я расскажу тебе, что на самом деле происходит в стране.