Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

      Десятый месяц был уже на самом пороге, когда Комацу Сэйджи всё-таки удалось подавить серьёзное восстание, вспыхнувшее в самом сердце страны. Сёгуну и его верным вассалам понадобился не один день, чтобы отловить всех затеявших бунт смутьянов и насадить их отрубленные головы на пики, которые теперь стояли вдоль стен замка. Увидев, какое жуткое наказание постигло непокорных, столица, а вместе с ней и вся страна, погрузились в молчание. На протяжении недели Комацу не получал ни одного письма, в котором бы его предупреждали об очередном восстании, вспыхнувшем теперь и на другом конце страны. Раньше же такие вести приходили едва ли не ежедневно.       Такой исход воодушевил Сэйджи, подарив ему слабую надежду на то, что враги испугались такого беспощадного настроя правителя страны и оставили попытки подорвать его власть. Впрочем, надежда эта прожила недолго: на восьмой день пришла весть от одного из северных княжеств, которое объявляло, что более не намерено подчиняться человеку, который позабыл о сострадании и прощении в своих жалких попытках усидеть на троне. Княжество отказывалось платить налоги с урожая, тем самым покушаясь на совсем небольшую часть государственной казны, что заставило Комацу усмехнуться. Что за жалкая угроза?       Северные земли никогда не приносили серьёзного дохода ни стране, ни даже даймё, который ими управлял. На что они рассчитывали, объявляя себя независимым от власти сёгуна княжеством? Уж не могли же они всерьёз уверить себя в том, что правитель закроет глаза на такую дерзость только лишь из-за того, что те земли были бедны? Если так, то даймё, отправивший ему письмо, сущий глупец. Однако как бы ни были не плодородны северные земли, их отказ повиноваться сёгуну спровоцирует соседние княжества на бунты, а уж в это и без того неспокойное время такого нельзя было допустить.       «Быть может, не церемониться с этими ублюдками и отправить туда наёмников?» — размышлял сёгун, восседая в широком зале на мягкой подушке.       Просторная комната была предназначена для встреч, однако сегодня Комацу был здесь один. В зале, который буквально дышал на него богатством, оставленным Токугавой Мацуо, седоволосый мужчина чувствовал себя особенно уверенно. Его не смущало даже осознание, что он занимает замок человека, голова которого теперь нанизана на одну из пик, стоявших у ворот. Разве же он должен стыдиться этого? Всё, чем когда-либо владел Токугава, перешло теперь к Комацу Сэйджи, поскольку первый поддался слабости в самый ответственный момент, а он выстоял. Здесь нечего стыдиться.       Поднеся к губам чашу, над которой поднимался пар, мужчина отпил горячий чай и прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как внутри разливается тепло. Холод проникал сквозь отнюдь не тонкие стены замка и постепенно начинал пробирать до костей. Боясь разболеться в такое неудачное время, Комацу велел Камэ готовить ему травяные настои, которые должны были согреть его и наполнить силой. От приятного привкуса ромашки и шиповника, оставшегося на языке, Сэйджи довольно улыбнулся. Его верная служанка всегда знала, как угодить хозяину.       Солнце давным-давно село за горизонт, поэтому зал был уставлен лампами, которые отдавали комнате своё тепло. Если бы не неприятности, омрачавшие его спокойное правление, Комацу мог бы даже насладиться такой прекрасной атмосферой. Однако вместо этого он ощущал только раздражение и беспокойство. Так как же ему поступить? Убить тех, кто осмелился восстать против него, или же, прислушавшись к Асакуре Кэтсеро, попробовать подкупить их доверие?       Ему неприятно было признавать, что в словах молодого даймё, который еще не так давно был ему ненавистен, смысла было больше, чем во всех его решениях за последние полгода. Не зря провинция, которой вот уже два года управлял клан Асакура, была самой богатой и мирной. Из тех земель Комацу не получил ни одного письма с жалобой или требованием, Кэтсеро прекрасно управлялся со всеми делами. Впрочем, всё это не мешало ему также предавать, пусть и ненароком, своего сюзерена.       Сэйджи был всё еще неимоверно зол на Асакуру за то, что тот смел отправлять в замок императора деньги и зерно. Он также чувствовал, что за непозволительной щедростью вассала стояло что-то еще, но у него не было никаких доказательств того, что Кэтсеро является тем самым зачинщиком восстаний, которого они с Такаги ищут. А уж в его, Комацу, положении тыкать пальцем в небо, когда речь шла о единственной в стране уравновешенной и богатой провинции, было нельзя. И от этого Сэйджи сердился на молодого даймё еще сильнее.       Он понимал, что тот был хитрее его и, возможно, умнее, а значит при желании мог обвести сюзерена вокруг пальца, как бы последнему не хотелось это признавать. К тому же Комацу одолевала неожиданная для него самого зависть, которую он прочувствовал, увидев, какой идеальной стала жизнь Асакуры. Человек, которого презирали и ненавидели на протяжении всей его жизни, внезапно обрёл уважение общества, а в доме его царили тишина и покой. По крайней мере до тех пор, пока Такаги не поприветствовал всё семейство головой Токугавы.       Вспомнив эту отвратительную сцену, Сэйджи фыркнул и отпил еще чая. Неудивительно, что Юи и Иошито после такого отказались присутствовать на обеде. С одной стороны, это сыграло на руку Комацу, который фактически оставил вассала без поддержки родных, но с другой… разве же ему это помогло хоть сколько-нибудь? Нет. Асакура не позволил себя прогнуть, даже когда давление со стороны Такаги стало невыносимым. Безусловно, он теперь ощущал себя по-другому. Сэйджи хорошо знал это пьянящее чувство, нашептывающее на ухо о превосходстве над остальными людьми. Вероятно, Кэтсеро тоже познал его, оттого и вёл себя столь дерзко с правителем страны, которому обязан всем.       И в этом была его слабость. Все люди допускают ошибки, а уж те, кто уверен в своём величии, ошибаются гораздо чаще. Молодой даймё уже допустил оплошность, позволив Токугаве Мацуо проболтаться о его общении с императором. Кто знает, сколько еще совершённых им ошибок всплывёт в ближайшее время? Однако есть вероятность, что ошибки эти ударят по Комацу Сэйджи даже сильнее, чем по его вассалу.       Громкий стук в дверь заставил Комацу вернуться из своих мыслей в реальность, которая окружала его мягким светом ламп. Не очень довольный тем, что его отвлекают в столь поздний час, мужчина всё-таки дал позволение войти и с удивлением увидел, что на пороге стоял его советник. Невысокий воин вошел в зал и запер за собой сёдзи, удерживая на тонких губах дружелюбную улыбку.       — Простите за беспокойство, Комацу-доно, — поклонился Такаги Рю и сделал несколько шагов вглубь комнаты. Сэйджи смотрел на него всё с тем же удивлением. — Я хотел предупредить вас, что мне нужно будет уехать на неопределённое время в дом Хасэгавы Исао. Вы же помните его?       В последнее время он, подумал Комацу, слышит это имя слишком часто, чтобы иметь возможность забыть. Сначала во время обеда в доме Асакуры, потом по возвращению в замок, когда Такаги объявил, что собирается жениться на дочери бедного самурая… А теперь советник намеревается навестить будущего зятя, невзирая на то, что куда больше нужен ему здесь?       — Зачем вам туда ехать? — поинтересовался сёгун, не скрывая своего недовольства.       — Хочу познакомиться с будущей женой и уладить некоторые моменты с её семьёй, — уклончиво ответил Рю и улыбнулся сюзерену, который только приподнял бровь и хмыкнул. — Вы же понимаете, с такими семьями приходится быть крайне осторожными, чтобы не переплатить им больше, чем стоит союз.       — Ты будто о товаре говоришь, а не о невесте, — усмехнулся Комацу.       Намерение Такаги жениться до сих пор казалось ему сущим безумством и блажью. С другой стороны, осуждать его он не мог: в конце концов мужчина умудрился перекупить дочь Хасэгавы и тем самым дал господину надежду на то, что брачный союз между кланом Асакура и кланом Комацу всё-таки будет заключен. Кэтсеро так и не дал ответа на повторное предложение сёгуна выдать Наоки за его младшего брата, но Сэйджи не терял надежду на то, что всё разрешится благополучно. Возможно, Асакуре просто нужно больше времени, чтобы оценить все выгоды этого союза.       — Ну так она и есть товар, — Такаги пожал плечами и присел на татами напротив сюзерена, не прекращая улыбаться. — Я не столь сентиментален, как тот же Кэтсеро, который подбирает невест «сердцем».       Сказав так, Рю негромко посмеялся. Сэйджи же фыркнул, отмечая про себя справедливость его довольно жестоких слов. Сам он в своё время тоже выбирал жену сердцем, и ни к чему хорошему его это не привело.       — Всё не могу взять в толк… — пробормотал сёгун, делая очередной глоток чая, — зачем тебе эта девчонка? Ты же ничего не получишь от брака с ней. Ни денег, ни влияния у этого Хасэгавы нет.       — Почему же не получу, Комацу-доно? — советник будто бы удивился и быстро заморгал, однако Комацу знал, что в этом жесте не было ни капли искренности. Очередная маска, считать которые он уже устал. — Женившись на ней, я подарю вам возможность выдать Наоки за брата Кэтсеро. Этот союз крайне важен для усиления ваших позиций, а потому ради нашего же блага нельзя позволить Асакуре уклониться от него.       Подумав о чём-то своём, Такаги слабо поджал губы и наклонил голову, глядя в стену позади сюзерена с таким вниманием, что мужчина невольно оглянулся. Впрочем, там не было ничего, кроме нарисованного тушью горного пейзажа, который успел приесться Комацу за два года.       — К тому же ваша племянница в их доме сможет стать куда более надёжными «ушами и глазами», чем ваш шпион, кем бы он ни был. Думаю, Кэтсеро доверяет брату больше, чем вассалам или даже собственной жене, — говоря так, Рю потирал подбородок, на котором росла жидкая тёмная бородка.       — Вот только Асакура не дурак и понимает, что Наоки будет шпионить, — заметил Комацу, Такаги же пожал плечами, словно это было сущей ерундой. — Что, скажешь, это не имеет значения?       — Конечно, не имеет. Ему предлагают породниться с сёгуном. Если он верный вассал, который служит вам верой и правдой, он не откажется от брака. Если он всё-таки предатель, — с нажимом произнёс советник, — то он тем более не откажется от брака, боясь вызвать тем самым подозрения. Так или иначе, но Наоки выйдет замуж за Иошито, нравится это Кэтсеро или нет.       Седоволосый сёгун ухмыльнулся, желая проникнуться такой же уверенностью, как и Такаги.       — Его просто нужно подтолкнуть к принятию решения, — продолжал советник, смотревший перед собой пустым взглядом. — Избавившись от преграды в лице милой Кёко, мы сделали полдела. Теперь нужно надавить на него, напомнив, что если вы потеряете власть, он также потеряет всё своё богатство. Вы зависите друг от друга, как бы ему ни хотелось думать иначе.       — И как ты предлагаешь его подтолкнуть? Отправить очередное письмо, на которое он не ответит просто потому, что не хочет?       Комацу не нравилось чувствовать себя просящим, а именно в такое положение и ставил его вассал. Складывалось впечатление, будто это Асакура диктует ему условия их союза, но ведь было же в точности да наоборот!       — Нет, зачем же, — Такаги замотал головой. — Если Кэтсеро изображает из себя знатока правил и законов, поставьте его в положение, в котором он не сможет с вами спорить. Призовите его в замок, отделите от семьи и уже здесь напомните, кто он есть на самом деле.       — И кто же он? — Сэйджи и сам вскинул брови, заинтригованный услышанным.       — Честолюбец. Кэтсеро может изображать из себя семьянина сколько угодно, но в действительности всё, чего он хочет, — это больше влияния. Если сумеете убедить его в том, что брак Иошито и Наоки выгоден ему, он не станет размениваться на рассуждения о симпатиях, — немолодой мужчина широко улыбнулся и пожал плечами. — Эта семейка проще, чем пытается казаться.       Комацу задумался. Призвать Асакуру в замок, чтобы отсечь его от семьи и иметь возможность влиять на его решения? Это было куда удобнее, чем отправлять письмо за письмом, на которое вассал даже не спешил отвечать. Да и согласно закону, тот не имел права отказать сёгуну только лишь из-за своего нежелания. План казался безупречным.       — Пожалуй, в этом есть смысл. Думаю, я так и сделаю, — с минуту обдумав сказанное, согласился Сэйджи и ухмыльнулся советнику.       Всё-таки Такаги прекрасно знал своё дело несмотря на то, что зачастую использовал необычные методы. Воин в ответ благодарно склонил голову.       — Можешь отправляться в дом Хасэгавы, — продолжил Комацу, чьё настроение значительно улучшилось. — Но не задерживайся. Ты нужен мне здесь.       — Я постараюсь управиться как можно быстрее, господин. Надеюсь, не будете возражать, если я приеду обратно с невестой.       Не стирая с лица довольную улыбку, Такаги Рю поднялся с татами на ноги и еще раз глубоко поклонился сюзерену. Сэйджи взглянул на него снизу вверх, всё так же ухмыляясь.       — Конечно, нет. Мне, признаюсь, интересно посмотреть на девушку, которая едва не нарушила все мои планы, — сказал он, ни капли не лукавя. Неспроста Асакура Иошито привязался к незнакомке настолько, чтобы отказываться от племянницы сёгуна.       — Думаю, она произведёт на вас неизгладимое впечатление, — с уверенностью заявил Такаги и, поклонившись в третий раз, отступил к дверям. — Я вернусь так быстро, как только смогу, а вы призовите Кэтсеро в замок как можно скорее. Страну, да и нас с вами, надо спасать. С вашего позволения, Комацу-доно.       Откланявшись, разодетый в кимоно насыщенного синего цвета Такаги Рю вышел из зала, оставляя правителя наедине с его воодушевлёнными мыслями. И почему он раньше не додумался призвать Асакуру сюда? В замке контролировать его будет гораздо проще, чем на расстоянии сотни километров, а самое главное — тот даже не сможет оспорить необходимость находиться рядом с господином днём и ночью.       «Утром же отправлю этому ублюдку письмо с требованием явиться сюда», — решил Сэйджи и глубоко вздохнул, ощущая, как с плеч спал тяжёлый груз. Кэтсеро давно пора было отплатить сюзерену за два года спокойствия, в котором он жил, пока Комацу седел всё больше и больше, пытаясь удержать страну в своих руках. Настало время затребовать от него исполнения долга.

***

      Повинуясь осенней прохладе, нещадно наступавшей на западные земли, природа окрашивалась в золотые и красные цвета. Утешая грустивших по ушедшему лету людей, густые леса, поля и кустарники примеряли на себя осенние наряды, превращая спокойные летние пейзажи в буйство красок. Пожалуй, именно за возможность лицезреть такие красоты Асакура Юи и любила это непостоянное время года.       Несмотря на ветра, которые становились холоднее с каждым днём, юная девушка с радостью прогуливалась по небольшому, но завораживающе красивому саду. Плотная ткань кремового кимоно с трудом защищала девушку от холода, однако та почти не замечала мурашек, которые то и дело пробегали по спине и рукам: всё её внимание было направлено на сверкающие золотом деревья, листья которых медленно осыпались на землю, и маленького мальчика, неспешно шагающего перед мамой.       Покачиваясь, Кичиро шёл по узкой тропинке с кленовым листом в руках и задирал голову, чтобы понять, откуда на него сыплется такое богатство. Юи, умилённая детским любопытством, мягко улыбалась и не спускала с него глаз, идя следом. Они обошли весь сад уже пять раз, но малыш, сражённый любопытством, всё не хотел уходить и каждый раз просил маму сделать еще кружок. На шестой раз Такаяма прочувствовала пробирающий до костей холод и поёжилась, но уводить увлечённого сына в дом не спешила. Чем больше времени он проведёт на свежем воздухе, гуляя, тем меньше будет бегать по дому потом, подарив маме минутку отдыха.       Позади молодой девушки и её сына тихим шагом шли две служанки, готовые в случае чего исполнить любую просьбу хозяйки. Впрочем, Юи никогда не утруждала их своими поручениями, и если бы не требование Кэтсеро повсюду ходить в сопровождении прислуги, она бы с радостью отпустила их заниматься другими, не менее важными делами. Тем более, что к шестому кругу по саду женщины явно замёрзли не меньше, а то и больше своей госпожи.       — Мама, смотри! — раздался восторженный писк Кичиро. — Смотри, смотри!       Девушка и две служанки охнули, увидев, как маленький мальчик, углядев что-то в крохотном зазоре между двумя кустами, помчался к нему, покачиваясь. Пробежав три метра, малыш остановился и присел на корточки, протянув руку к чему-то, что скрывалось в тени.       — Смотри, какой красивый! — лепетал ребёнок, указывая пальчиком на наполненный красками цветок, растущий из тёмной земли.       Юи, присевшая рядом с сыном, широко улыбнулась, увидев пурпурно-розовые лепестки и ярко-жёлтую середину цветка, который в полном одиночестве стоял посреди высившихся над ним кустов и деревьев.       — Да, очень красивый, малыш, — согласилась юная девушка и погладила мальчика по плечу. Однако в следующий миг Кичиро потянулся пальчиками к нежному растению и сжал его стебель, намереваясь сорвать, отчего Такаяма испуганно охнула: — Нет, Кичи, не нужно его срывать. Пусть растёт.       — Но он ведь красивый, — с недоумением протянул малыш и захлопал глазками, глядя на маму.       — Это не значит, что ты можешь его сорвать. Если сделаешь это, он умрёт за один день, — сказала Юи и взяла ручку сына в свою, отводя её от покачивающегося на лёгком ветру цветка. — Пусть растёт и радует нас своей красотой, пока не придут холода.       Ребёнок явно засомневался в правильности услышанного, но, подумав с полминуты, кивнул и подвинулся к маме. Отчего-то в этот момент девушка отчетливо увидела в сыне черты Кэтсеро. Последнему тоже порой приходилось напоминать о неумолимой хрупкости множества вещей, которые его окружают.       — Мы можем ходить к этому цветку каждый день и любоваться им, — говорила Такаяма, поглаживая Кичи по непослушным черным волосам. — Так ведь будет лучше, чем лишить его жизни, правда?       Малыш снова кивнул и обнял маму за руку в то время, как большие карие глазки продолжали изучать пурпурные лепестки, дрожащие на ветру. Служанки, стоявшие по обе стороны от госпожи, улыбнулись покорности ребёнка, заставив Юи немного смутиться. Наверное, они считали её рассуждения глупыми и наивными, но даже если и так, девушка старалась не принимать такое отношение близко к сердцу. Всё, чего ей хочется, — это помочь Кичи усвоить одну-единственную истину, без которой он не сможет стать по-настоящему благородным человеком. Любое живое существо на этом свете, будь то человек, животное или растение, имеет право на жизнь. И отнимать у него это право никто не смеет.       — Госпожа, вы, наверное, замёрзли, — произнесла заботливым голосом одна из служанок, наклоняясь к Такаяме, которая продолжала сидеть на корточках в опасной близости к холодной земле. — Быть может, стоит пойти в дом?       — Да, пожалуй, — согласно кивнув, Юи осторожно поднялась с земли, удерживая Кичи за ручку.       Впрочем, не успели женщины, возвращающиеся в тепло и уют, пройти и половины пути, как впереди замаячила беспокойная мужская фигура. Высокий мужчина в плотном темно-сером одеянии шагал из стороны в сторону и читал короткое письмо, которое вынуждало его хмуриться и вздыхать.       — Фудзивара-сан! — воскликнула Такаяма и приветливо помахала рукой самураю.       Тот вздрогнул от неожиданности и устремил взгляд своих раскосых чёрных глаз на госпожу и служанок. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, кто с ним поздоровался, но едва осознание пришло, как он поспешил глубоко поклониться девушке, которая, широко улыбаясь, уже направлялась к нему.       — О, госпожа, — проговорил он, убирая письмо во внутренний карман кимоно. — Не ожидал увидеть вас здесь в такую прохладную погоду.       — Что-то случилось? У вас такой озабоченный вид, — вымолвила Юи, остановившись в паре шагов от самурая.       Кичиро прильнул к ноге мамы и поднял любопытные глазки на мужчину, который казался ему таким же высоким, как и вековые деревья. Приметив детский взгляд, Фудзивара улыбнулся малышу и помахал ему рукой так же дружелюбно, как до этого махала ему госпожа. Мальчик расплылся в улыбке, после чего Хидэо всё-таки обратился к девушке:       — Ничего особенного, госпожа. Хотел отправить письмо в еще одну семью. Ну, знаете, по поводу помолвки… Вот теперь стою перечитываю, прежде чем отослать с гонцом, — отвечая, мужчина выглядел неловко, из-за чего Такаяме стало стыдно за столь бесцеремонный вопрос. — Не хочется, чтобы мне в очередной раз отказали из-за не слишком красивого слога. Впрочем, в моём случае едва ли дело будет в слоге.       Поджав тонкие губы, Фудзивара опустил взгляд, но уже в следующую секунду постарался изобразить улыбку, которая казалась скорее печальной, чем радостной.       — Асакура-сан сказал мне, что та семья вам отказала, — с грустью в голосе произнесла Юи и нахмурилась. — Мне очень жаль, что они так решили. Но вы всё равно не должны отчаиваться! Однажды вы найдёте ту, кто не будет вас судить так поверхностно, я в это верю.       — Какие добрые слова, госпожа, — смутился Хидэо и, могла поклясться девушка, даже покраснел, отчего неловко стало и служанкам, которые стали невольными свидетелями этой сцены. — Навряд ли я их заслужил, но всё-таки очень надеюсь, что всё будет именно так, как вы сказали.       — Обязательно будет, — улыбнулась Юи, утвердительно кивая. — Если вы так переживаете, я могу прочитать ваше письмо и заверить вас в том, что слог у вас прекрасный.       Почему-то от этого предложения улыбка на лице Фудзивары застыла, превратившись в гримасу. При виде такой реакции Такаяма испытала лёгкое удивление и захлопала глазами.       — Н-нет, госпожа, благодарю вас за такую заботу, однако… Понимаете… — начал запинаться Хидэо, почесывая затылок и переминаясь с ноги на ногу. — Мне будет совсем уж стыдно потом вам в глаза смотреть. Поэт из меня так себе*, но я вложил в это письмо всю душу, и хотел бы, чтобы его прочитала только моя будущая невеста. Надеюсь, вы не сочтёте мой отказ оскорблением. Простите, пожалуйста.       Ну конечно! Как же глупо с её стороны было предложить свою помощь с письмом! Настала очередь Юи испытывать небывалую неловкость и стыд. Зажмурившись на пару мгновений, хозяйка дома вздохнула и замахала перед собой руками в попытке хоть как-то отказаться от своих слов:       — Нет-нет, это вы меня простите. Что я вообще говорю, сама не понимаю. Конечно же, вы совершенно правы. Лезть в такие личные письма очень некрасиво. Извините, пожалуйста, я не подумала.       — Ничего, Юи-сан, — расплылся в теперь уже искренней улыбке самурай. — Я понимаю, вы хотите помочь мне. Я очень это ценю, спасибо. Но я постараюсь как-нибудь сам со всем управиться. А то как же глупо я буду выглядеть, если вы поможете мне сочинить изящное стихотворение, а я на встрече с невестой не смогу придумать ничего более красивого. Точно решат, что я безумец какой-нибудь.       Сказав так, Фудзивара смущенно посмотрел вниз и увидел, что маленький мальчик продолжает изучать его любопытным взглядом. Если бы Такаяма могла в этот момент прочитать мысли воина, стоявшего в двух шагах от неё, она бы, возможно, еще сильнее взволновалась, узнав, что Кичиро обладает тем же пронзительным взглядом, что и его отец. Однако Юи видела лишь лёгкое замешательство на лице Хидэо, которое казалось естественным в его ситуации.       — Уверена, что вы со всем справитесь. Не переживайте так сильно. Как я уже сказала, вы обязательно найдёте ту, кто оценит вас по достоинству, — постаралась она успокоить мужчину, не замечая его искривившейся улыбки.       Фудзивара, слегка помедлив, перевёл взгляд с малыша на его маму, которая сияла уверенностью, и склонил голову.       — Благодарю вас, госпожа. Ваши слова и советы всегда утешают мою израненную душу, — бормотал он, пока шрамы на его заливающемся краской лице белели. — Начинаю чувствовать себя живым после бесед с вами.       Юи негромко посмеялась, не сводя с него глаз:       — Тогда не стесняйтесь, приходите в любое время, если нужен будет мой совет. Я с радостью вам помогу.       — Н-не думаю, что Асакура-доно будет рад, если я буду постоянно приходить к вам за советом, но всё же благодарю вас.       Выпрямившись, Хидэо заглянул за спину девушки, и Такаяма, ничего не подозревая, сделала то же самое: служанки так и стояли на месте, не смея шелохнуться без приказа госпожи. Тем не менее, их обеих начала бить лёгкая дрожь, а губы и ногти медленно сидели от холода.       — Ох, думаю, нам пора возвращаться в тепло, — вздохнула хозяйка дома, испугавшись за несчастную прислугу. Как можно быть такой безответственной госпожой?! — Не хочу, чтобы кто-то заболел. Если позволите, Фудзивара-сан…       — Конечно, госпожа. Давайте я вас провожу, — предложил Хидэо и развернулся лицом к поместью, которое было уже на расстоянии вытянутой руки. — Время сейчас неспокойное, так что, думаю, вам не стоит гулять с малышом в одиночестве.       Брови Юи приподнялись от удивления, а сама она, быстро моргая, устремила взгляд на Фудзивару:       — Но ведь я не никогда не гуляю одна. Служанки всегда рядом.       Они прошли мимо кленов, которые обсыпали дорожку к дому красно-золотистыми листьями, но никто, кроме Кичиро, не заметил красоты, застывшей в мгновении. Выпустив руку мамы, ребёнок побежал вперёд, намереваясь схватить так много ярких листьев, сколько сумеет унести. Юи же не стала его останавливать: до крыльца дома оставалась пара шагов.       — Служанки не защитят вас, если кто-то вздумает напасть, госпожа, — сказал Фудзивара, подойдя к крыльцу. Такаяма нахмурилась, всё еще не понимая, о чём идёт речь. — Вы, наверное, знаете, что происходит в стране?       — Вы про восстания? — вымолвила девушка, глядя на мужчину с искренним недоумением.       — Да, и про них тоже, — утвердительно кивнул Хидэо, поджимая тонкие губы. — Конечно, сёгун и его вассалы пытаются держать ситуацию под контролем, но число предателей растёт с каждым днём. Убийцы, воры и насильники разбежались из своих земель по всей стране, пытаясь спастись от правосудия Комацу-доно, и кто знает, куда они забредут в поисках еды или места для ночлега. Два дня назад три бывших наёмника пробрались в дом одного старого даймё, который жил не так далеко отсюда, и убили его. Они забрали всё, что могли бы продать, в том числе жену и дочерей того человека, и исчезли.       И Юи, и служанки испуганно переглянулись, не веря своим ушам. Неужели эта жуткая история может быть правдой? И как это могло произойти неподалёку от их дома? Кожа начала покрываться мурашками, и девушка поспешила обнять себя за плечи, пока взгляд её был устремлён на Кичи, который спокойно подбирал с земли кленовые листья.       — Асакура-доно не сказал вам, чтобы не пугать лишний раз, но мне кажется, что вы должны знать, — с сожалением продолжил Фудзивара. — Я очень надеюсь, что здесь ничего не случится, всё-таки господин Асакура позаботился об охране поместья, однако лучше проявить осторожность.       — Вы правы, Фудзивара-сан. Лучше быть готовыми ко всему, — согласилась Такаяма, отчасти жалея, что узнала такие страшные вести. Едва ли она теперь сможет чувствовать себя в безопасности.       — Я тоже так считаю, поэтому постарайтесь не ходить нигде в одиночестве. Если господин Асакура будет занят, говорите мне, я с радостью буду вас сопровождать.       Юи, услышав его предложение, мягко улыбнулась и кивнула, хотя страх так никуда и не делся. Внезапно захотелось вбежать в дом и запереться в спальне до тех пор, пока ей не скажут, что опасность миновала. Но нет. Это было бы настоящей трусостью. Всё, что требуется, — это соблюдать дополнительную осторожность, вот и всё.       Пока мама пребывала в сомнениях, Кичиро собрал целую охапку разноцветных кленовых листьев и подошёл к девушке, чтобы протянуть ей получившийся букет. Юи и стоявшие позади служанки выдохнули от умиления, из-за чего глаза мальчика засверкали от радости. Фудзивара при этом позабавлено хмыкнул, наблюдая, как госпожа снова присела на корточки и поцеловала малыша в лоб.       — Маленький господин очень похож на Асакуру-доно, — заявил Хидэо, и Такаяма улыбнулась ему. — Так же беззаветно вас любит.       Настала очередь Юи смущаться. Впрочем, это продлилось недолго: совсем закоченев в саду, девушка поблагодарила Фудзивару за всё и поспешила укрыться в поместье. Отпустив служанок прямо с порога заниматься своими делами, девушка направилась к себе неспешным шагом. Кичиро шёл рядышком, всё так же покачиваясь, и зевал, утомлённый долгой прогулкой.       Сегодня в доме было непривычно тихо, но Юи этому не удивлялась. Служанки, знала она, собирались весь день подготавливать поместье к холодам: доставали и отбивали тёплые одеяла, мариновали только недавно поспевшие овощи, заготавливали древесину и хворост, чтобы разжигать огонь в особенно холодные зимние ночи. Кэтсеро также отправил большую часть вассалов выполнять различные поручения в ближайших деревнях, отчего большой дом ненадолго опустел и затих. Девушка отчасти этому радовалась: наконец всё погрузилось в умиротворяющую тишину вместо того, чтобы тонуть в суете.       Однако размышления о небывалом спокойствии в поместье прервались, как только Такаяма, завернув за угол вместе с Кичиро, увидела, что у дверей её покоев стоит Иошито. Тот выглядел так же плохо, как и в день, когда братья вернулись из дома Хасэгавы Исао с отказом. Он был бледен, немного исхудал, а под глазами появились тёмные мешки из-за бессонницы, которая его одолевала. При виде парня Юи испытала жалость, но не решилась её показывать: в конце концов, Иошито терпеть не мог, когда его жалеют.       — Иошито-сан? — негромко окликнула она Асакуру-младшего, который тут же поднял глаза, заслышав её голос.       — Наконец-то, — проворчал он, когда девушка остановилась возле него. — Где тебя носило?       Такаяма захлопала глазами, не понимая, чем заслужила такую грубость. Кичиро тоже смотрел на дядю с беспокойством и прижимался к маме.       — Мы гуляли, — ответила невестка и нахмурилась, увидев, как фыркнул Иошито. Он казался раздражённым настолько, что любое слово могло вывести его из себя. — Что-то случилось? Зачем вы здесь?       — Нужна твоя помощь, вот зачем, — Асакура-младший сложил руки на груди и задрал подбородок. — Впустишь, или мне так и стоять здесь?       Юи тяжело вздохнула, заметив его боевой настрой, но спорить не решилась. Кивнув, молодая девушка подошла к сёдзи, за которыми находились её покои, и приоткрыла перегородку, пропуская Иошито внутрь. Тот наскоро огляделся в коридоре и, убедившись, что ни одна живая душа не видит их, зашел в комнату. Кичиро, устало зевая, последовал за дядей, как и Такаяма, у которой было дурное предчувствие.       На протяжении нескольких дней Иошито не проявлял желания разговаривать хоть с кем-либо в поместье, демонстрируя свою обиду на брата и, судя по всему, на невестку, которая впервые оказалась не на его стороне. Теперь же он начал искать её внимания и общения, но Юи не чувствовала воодушевления: очевидно, Иошито задумал что-то, из-за чего она вновь рискует оказаться меж двух огней.       В широких покоях царил полумрак, поэтому девушка поспешила зажечь пару масляных ламп, чей мягкий свет наполнил комнату уютом. Кичи тем временем улёгся на мягкий футон и прикрыл глазки, сморенный долгой прогулкой. Иошито же так и стоял посреди спальни, сверля упрямым взглядом стену.       — Чем я могу помочь вам? — с осторожностью поинтересовалась Юи, присев у небольшого столика.       Молодой самурай, помедлив, последовал её примеру и прислонился спиной к стене. Он не смотрел ни на невестку, ни на сопящего на постели племянника. Он тонул в своих мыслях, которые, видела Юи, не давали ему возможности выплыть на поверхность и сделать «глоток свежего воздуха».       — Я хотел попросить тебя кое о чём, — начал Асакура-младший таким тихим и неуверенным тоном, что девушке пришлось немного наклониться к нему и упереться локтями о столик. — Сразу скажу, что не жду от тебя понимания или одобрения, потому что сомневаюсь, что хотя бы кто-то способен меня сейчас понять. И всё же…       Он повернулся к невестке, позволив ей разглядеть его измождённое, посеревшее лицо:       — Я хочу помочь Кёко избежать брака с Такаги, поэтому собираюсь поехать в дом Хасэгавы сегодня вечером.       Сказав так, Иошито скользнул взглядом по лицу девушки, по всей видимости, ожидая осуждения, которое должно было на нём отобразиться. Однако Юи только несколько раз моргнула, осмысляя услышанное. Она не была удивлена его решением и не спешила осуждать, чем, судя по всему, сбила парня с толку.       — Как вы сможете ей помочь? — выждав с полминуты, спросила невестка. — Вы же не собираетесь никому навредить?       Внутри неё зрели странные, непонятные ей самой чувства. С одной стороны, ей хотелось бы предостеречь Иошито от ошибки, которую он собирался совершить, но с другой…       «Вполне возможно, что это никакая не ошибка», — сказала она себе, испытывая чувство вины.       — Нет. Я не буду похищать её, если ты об этом, — Асакура-младший покачал головой и совсем уж невесело ухмыльнулся. — И отцу её тоже не буду угрожать. Я просто хочу поехать и еще раз поговорить обо всём. Быть может, мне удастся его переубедить.       — Вы считаете, это возможно?       Как и Иошито, Юи питала надежду на то, что Кёко всё же удастся избежать брака с Такаги. В конце концов, боги не могут быть настолько жестоки. Ей очень хотелось так думать.       — Я думаю, что могу попробовать. Если я ничего не сделаю, то буду корить себя всю жизнь, понимаешь, о чём я?       Девушка кивнула. Иошито шумно вздохнул и, вновь прислонившись затылком к стене, прикрыл глаза.       — Меня удивляет, что ты понимаешь меня лучше, чем родной брат. Впрочем, чему тут удивляться? Мы с ним всегда были слишком разные, — проговорил он таким тоном, что у Юи начало щемить сердце.       — Кэтсеро просто не может рисковать… — она попыталась было оправдать мужа, но умолкла, так и не договорив.       — Чем? Своим титулом и уважением общества? — хмыкнул Асакура-младший, поняв, почему она осеклась. — Раньше он об этом не заботился. А сейчас он готов поставить на карту жизнь невинной девушки, лишь бы его самого не поймали за руку…       Последняя фраза заставила Такаяму недоумевать. О чём это он говорит? Однако Иошито внезапно замолчал, будто осознав, что сболтнул что-то лишнее, отчего девушка еще сильнее взволновалась.       — Иошито-сан, — тихо вымолвила она, боясь даже спрашивать. Молодой парень же обреченно на неё посмотрел, догадываясь, что его осечка не осталась незамеченной. — Вы ведь знаете что-то, в чем Кэтсеро не хочет мне признаваться, так?       С настороженностью Юи наблюдала за тем, как Асакура-младший нахмурил брови и едва заметно кивнул, подтверждая её опасения. Девушка судорожно выдохнула и опустила глаза. Что-то внутри оборвалось, повергая её в пучину страха.       — Он рассказал мне кое-что в тот день, когда мы вернулись из дома Хасэгавы, — сказал Иошито, бросая взгляд на племянника, который продолжал мирно спать. — Рассказал, потому что я не оставил ему выбора. И честно говоря, лучше бы я не знал того, что творится на самом деле.       — Почему? В чём дело? — быстро спросила Юи.       — Поверь, тебе лучше не знать. Да и я обещал Кэтсеро, что не проболтаюсь.       — Вы не можете просто так обмолвиться о том, что мой муж к чему-то причастен, а потом замолчать, — сразу возразила девушка, и Иошито закатил глаза. — Если что-то угрожает нам, я хочу знать об этом. Пожалуйста, не мучайте меня этой недосказанностью.       Несколько мгновений Асакура-младший сидел в задумчивости и переводил взгляд с невестки, которая чуть не прыгала на месте, на племянника, не слышавшего спор взрослых. В конце концов, когда Юи уже отчаялась получить от него хотя бы какой-то ответ, он тяжело вздохнул и повернулся к ней.       — Я расскажу тебе, но ты должна будешь вести себя так, будто ни о чём не знаешь. Иначе Кэтсеро глаз с меня не спустит, а мне это сейчас не надо. Я должен помочь Кёко, а не бороться с ним. Поняла? — невестка быстро закивала, смотря на него во все глаза. — Пообещай, что будешь молчать.       — Обещаю! — выпалила она. Сердце в груди билось с такой силой, что грозилось выпрыгнуть в любой момент. — Господин не догадается, что я знаю.       Еще пару мгновений Иошито сверлил её взглядом, желая убедиться в искренности обещания, но в итоге вымолвил:       — Ну хорошо. Я тебе верю, так что не вздумай нарушить слово.       — Иошито-сан, пожалуйста! — взмолилась Юи, у которой уже не было сил бороться с чувствами. — Просто скажите.       Воздух в комнате стал таким душным, что и девушке, и мужчине захотелось приоткрыть сёдзи, чтобы впустить немного свежего воздуха, но они продолжали смотреть друг на друга с беспокойством. Такаяма ощущала, как её щеки горят от нетерпения.       — Кэтсеро шпионит для императора. По просьбе последнего, конечно же, — Иошито понизил голос так, что Юи была вынуждена напрячь слух. — Император попросил его об этом, когда понял, что Комацу не справляется с управлением страной.       — Он предаёт сёгуна? — девушка распахнула глаза. — В очередной раз?       — Едва ли это является предательством, — парень покачал головой и выбросил перед собой руку, пытаясь остановить её нарастающую панику. — Но Комацу точно сочтёт его изменником, если прознает, что Кэтсеро оповещал императора о его планах, потому что именно благодаря этим сведениям противники Комацу начали восставать по всей стране. С подачи императора и моего дорогого братца, который с чего-то вдруг решил, что ответственен за действия сёгуна, страна теперь тонет в восстаниях.       — Я не понимаю… — пробормотала Юи, хлопая глазами. — Зачем Кэтсеро это делает? И как долго?       — Около полугода. Как раз тогда и начали вспыхивать самые серьёзные бунты, помнишь? После того, как император узнал, как именно Комацу управляет страной, он, судя по всему, захотел сместить его чужими руками, — Иошито хмыкнул, но на этот раз без привычной обиды и злости. — Как я понял, Кэтсеро и сам не ожидал, что последствия его шпионажа будут такими разрушительными.       — И что теперь будет?       Асакура-младший пожал плечами в ответ в то время, как Такаяма смотрела на него, не моргая.       — Кэтсеро сказал, что не планирует больше шпионить за Комацу и снабжать императора сведениями. Не ровен час, Комацу выйдет на него, и тогда нам всем несдобровать. Поэтому он не хочет помогать Кёко: Такаги уже поймал её отца за руку. Хасэгава Исао был одним из тех даймё, которые не желали поддерживать правление Комацу и помогали организовывать бунты. Если Кэтсеро вступится за Хасэгаву, Такаги сделает всё, чтобы найти связь между ними, а найдя её, сообщит Комацу. И тогда голова моего братца покатится по насыпи вместе с нашими головами.       Юи вздрогнула, представив, как голова её мужа катится по земле, подобно полусгнившей голове Токугавы Мацуо, к которому не проявили ни капли уважения даже после смерти.       — Не говори Кэтсеро, что я тебе всё рассказал, — снова напомнил Иошито, следивший за тем, как невестка бледнеет на месте. — По крайней мере, не сейчас. Сначала я должен помочь Кёко.       — Вы действительно верите в то, что он больше не будет предавать сёгуна? — медленно промолвила девушка, которая не слышала его, утопая в сомнениях. — Он ведь терпеть не может Комацу-сан. Вдруг он солгал вам о том, что не будет помогать императору смещать его с трона?       Мужчина усмехнулся, но ему, видела Такаяма, было отнюдь не весело:       — Я не верю обещаниям Кэтсеро. Он редко когда их сдерживает, уж я-то знаю. Однако сейчас на кону стоит судьба семьи, и я не думаю, что он рискнёт всем из-за ненависти к Комацу. Поэтому и отдаёт на растерзание Кёко и её семью. Для него это малая плата за ошибку, которую он совершил.       — Но как можно… — Юи задыхалась от кипящих внутри чувств, — как можно заставлять других платить за твои ошибки? Кёко же ни в чём не виновата!       — Теперь ты понимаешь, почему я так зол на него, — заявил Иошито и наклонился к невестке, которая была шокирована его рассказом. — Пойми меня правильно, я не считаю, что мой брат — корень всех зол в данной ситуации. Нет. Виноват только Комацу, который не способен управлять страной мирными способами. Но Кэтсеро слишком держится за своё положение, он боится его потерять, потому что всегда стремился к такой жизни. К жизни всеми уважаемого даймё. Он попал в ловушку собственного честолюбия, из которой не может выбраться. А я ему помогать не собираюсь. Я помогу Кёко, потому что она не должна платить за чужие грехи. И ты мне в этом поможешь.       Юная девушка вскинула глаза на парня и непонимающе нахмурилась.       — Сегодня вечером, как только сядет солнце, я поеду к Хасэгаве. Мне нужно, чтобы Кэтсеро не узнал о том, что я уехал. По крайней мере, до моего возвращения.       — И что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила девушка, с трудом улавливая его мысль.       — Ничего особенного. Просто будь рядом с моим братом всё время, пока я буду отсутствовать. Если ты будешь рядом, он и не подумает искать меня, а я смогу уехать незамеченным. Конюхи и стража не сообщат ему, что я уехал из дома, об этом я позабочусь.       — Вы просите меня обмануть мужа?       — Это не обман, — поспешил успокоить её Иошито, улыбнувшись. — Веди себя, как обычно. Делай, что хочешь, чтобы он не вспомнил обо мне. Когда же вернусь — с Кёко или без, — он, конечно, будет в ярости, но тебя никто ни в чём не обвинит. Кэтсеро даже не поймёт, что ты мне помогала.       — Поймёт, — тут же возразила Юи и обреченно вздохнула. — Он сразу же всё поймёт, как только вы вернётесь. Если не раньше, потому что не представляю, как я смогу удержать в себе все эти жуткие мысли…       — Поэтому я и не хотел теперь говорить. Тебе будет особенно сложно притворяться, что всё хорошо. Но пожалуйста, постарайся, — в голосе Асакуры-младшего послышалась горячая просьба. — Если Кэтсеро обнаружит, что я уехал до того, как я смогу встретиться с Хасэгавой, он попытается вмешаться, и всё пойдёт прахом.       — Но может… Может, просто поговорить с ним еще раз? Попросить? — девушка понимала, что её слова звучат до неприличия наивно, однако ей хотелось верить в то, что Асакура-старший прислушается к её просьбе. — Я могу попробовать, если позволите.       Иошито быстро замотал головой, а на лице появилась гримаса недовольства.       — Нет, — отрезал он, лишая невестку надежды. — Я не могу так рисковать. У меня только один шанс. Кроме того, я уже просил его несколько раз, не помогло. Если попросишь ты, он еще больше разозлится.       Юи почувствовала себя несчастной. Получается, она должна обмануть Кэтсеро, который еще не так давно говорил, как для него важна её поддержка? Это было несправедливо. Но куда несправедливее было бы позволить Кёко заплатить жизнью за ошибки других людей.       — Хорошо, — произнесла в конце концов Такаяма, ненавидя себя за принятое решение. — Я отвлеку Кэтсеро, пока вы будете в отъезде. Но прошу, не говорите ему о том, что я вам помогла. Не хочу, чтобы он считал, что я его предаю.       Асакура-младший понимающе улыбнулся и кивнул, заглядывая в широко раскрытые глаза девушки:       — Конечно, не скажу. Не переживай. Меньше всего мне хочется, чтобы мой братец в приступе своего эгоизма обрушивался еще и на тебя.       Юи с трудом выдавила из себя улыбку, наблюдая за тем, как Иошито поднимается с татами и одёргивает своё серое кимоно.       — Значит, договорились, — сказал парень, отходя к дверям. — Как только сядет солнце, иди к моему брату и будь с ним до тех пор, пока я не вернусь. Я постараюсь вернуться к рассвету, но ничего не обещаю. Могу задержаться на несколько часов.       — Хорошо, — девушка покачала головой, не переставая сжимать пальцами ткань кремового одеяния. Волнение и страх сжали её в тиски, из которых, казалось, было не выбраться. — Будьте, пожалуйста, осторожны. И не…       — Не похищать Кёко и не убивать её родных, — закончил за невестку Иошито и ухмыльнулся, открывая перегородку, которая отделяла комнату от коридора. — Я понял. Обещаю, что не буду делать глупостей, которые совершил бы мой братец.       Такаяма не улыбнулась в ответ на его шутку, но воодушевлённый разговором с ней парень не обратил на это никакого внимания.       — Спасибо тебе. Я рад, что в этом доме есть кто-то, кто способен меня понять — произнёс он и, встав на пороге, посмотрел на Юи: — Я могу представить, что ты чувствуешь сейчас, но не думай слишком много о том, что я тебе рассказал. Кэтсеро ублюдок, но он будет защищать тебя и Кичиро ценой своей жизни, в этом ты можешь быть уверена.       — Я не хочу, чтобы он защищал нас ценой своей жизни, — вымолвила девушка, опуская глаза в пол. — Я всего лишь хочу жить спокойно и мирно.       Иошито отчего-то тихо засмеялся, заставив Юи всё-таки посмотреть на него.       — Для спокойной и мирной жизни Кэтсеро точно не создан. Но не переживай. Всё будет хорошо. Если не будет, я сам его прикончу.       Отшутившись, Асакура-младший махнул на прощание невестке и, не дожидаясь её ответа, выскользнул в коридор и закрыл за собой перегородку. Оставшись наедине с самой собой, Такаяма села, прижав колени в груди, и принялась переосмыслять всё, что происходило в доме за последние полгода. Неужели всё это время Кэтсеро ей лгал? Впрочем, подумала Юи, такую правду она бы с радостью предпочла забыть, Жаль, что забвение не несёт в себе решение всех проблем.       Но нет, она подумает обо всём этом позже. Сейчас нужно постараться обуздать своё волнение и страхи, чтобы помочь Кёко не превратиться в очередную жертву чужого честолюбия.

***

      «Братья Асакура ездили в дом Хасэгавы Исао. Подробностей узнать не удалось, однако поездка, кажется, была неудачной, поскольку они поссорились по прибытию. Если узнаю что-то еще, сразу же сообщу вам».       Хозяин дома перечитывал письмо раз за разом и чувствовал, как внутри поднимается волна злости. Фудзивара Хидэо, вручивший ему послание, которое так и не ушло за пределы поместья, смирно сидел напротив и буравил виноватым взглядом пол, пока молодой даймё стискивал тонкую бумагу, рискуя её разорвать. Впрочем, ему действительно хотелось уничтожить это письмо вместе с женщиной, которая его написала. Как смеет она так нагло предавать его?       Асакура ощущал, как ненависть к теще нарастает с каждой секундой, что он изучает её мягкий, изысканный почерк, который совсем не подходит её змеиной натуре. Он дал Аске кров и возможность быть рядом с дочерью, хотя имел полное право бросить её во дворце Токугавы, где она бы прозябала до конца своей жалкой, бесполезной жизни. И вот как она благодарит его за доброту? Продаёт человеку, которого сама же презирает?       Смяв письмо, мужчина отбросил его в сторону и тихо прорычал, прикрывая глаза. Он не представлял, что теперь делать. Вопреки надеждам Кэтсеро на её благоразумие, Аска осмеливалась ставить под угрозу всю семью. Как много Комацу успел узнать от неё? Сколько подобных писем она уже отправила ему? Если бы не Юи, Кэтсеро бы с величайшей радостью прямо сейчас направился в покои женщины и сломал бы предательнице шею.       — Гонец подтвердил, что это письмо надлежало вручить в руки Комацу-доно, — проговорил Фудзивара, поднимая глаза на сюзерена, чьи кулаки были сжаты до белых костяшек. — Судя по всему, она уже давно передаёт эти послания, потому что гонец сказал, что его просят приезжать к воротам поместья раз в месяц.       — Вот же дрянь, — прошипел Кэтсеро и поднялся на ноги так резко, что Хидэо отодвинулся от него. — Раз в месяц? Да что она такого вынюхивала каждый месяц, что отсылала такие письма?       Не зная, куда себя деть, мужчина принялся ходить из стороны в сторону, пересекая комнату широкими шагами. Может, наплевать на жалость и, прижав Аску к стене, заставить во всём признаться? Но что делать потом? Прогнать её из дома? Убить? Нет. Юи его возненавидит.       «С другой стороны, почему она должна ненавидеть меня, если это её мать предаёт нас всех?» — возмутился он про себя, запуская пальцы в короткие волосы. Разве не сможет она понять такое решение? Смириться с ним? Нет, едва ли. Если Юи простила отца, который продавал её за горстку монет, письма матери в адрес сёгуна она сочтёт невинными записками.       — Навряд ли мы это узнаем, господин, — говорил в стороне Фудзивара, но смысл его слов с трудом доходил до Асакуры, чьи кулаки так и чесались от злости. — Не думаю, что она знает больше, чем вы рассказывали госпоже.       — Юи не стала бы разговаривать с матерью о моих делах, — отрезал мужчина, поворачиваясь к вассалу. — Да и она сама ничего толком не знает. Нет. Дело не в Юи.       — Возможно, она подслушивала ваши разговоры с вассалами? Или же читала ваши письма? — предположил Хидэо.       Голос его дрожал от волнения, что показалось Кэтсеро необычным. Фудзивара был отважным воином, с чего бы ему так волноваться? Скользнув по мужчине настороженным взглядом, Асакура покачал головой. Аска не могла подслушать ничего более-менее важного: ему даже не с кем было обсуждать свои планы, и уж тем более он ни с кем не разговаривал о делах с императором. Вассалы помогали ему исключительно с управлением поместьем и землями, а служанки, которые днями и ночами только и делали, что готовили и убирались, знали и того меньше. Разговор с Иошито, который теперь обо всём знал, и тот прошёл мимо Аски. Если бы она тогда подслушивала, то непременно упомянула бы обо всём, что узнала, в письме.       — Нет. Не думаю, — отмёл все домыслы Асакура и остановился посреди покоев, пытаясь собрать мысли в кучу. — Какой-то бред. Ничего не понимаю.       — Быть может, она и не успела сообщить ничего важного Комацу-доно, — сказал Фудзивара, и Кэтсеро уставился на него недовольным взглядом. — Ведь тот не так давно навещал вас и всё прошло гладко, если я не ошибаюсь.       «Гладко, если не считать того, что на меня чуть было не повесили всех собак», — фыркнул про себя молодой мужчина, шумно выдыхая. Может, не только Такаги Рю дал сёгуну повод сомневаться в его верности, но и Аска? Нет. В собственном доме Асакура проявлял предельную осторожность. И всё же исключать такую вероятность было бы глупо.       — Если бы мои руки не были так туго связаны, я бы прямо сейчас её прибил, — буркнул Кэтсеро и потёр переносицу. — Ладно. Сделаем так. Я поговорю с ней позже, а ты продолжишь следить. Если после разговора со мной она попытается отправить еще хотя бы одно письмо, ей несдобровать.       — Думаете, это разумно, господин? — удивился Хидэо. — Я имею в виду, если она будет знать, что вы её подозреваете, она может стать еще более осторожной, и тогда мы не сможем следить за ней.       — Мне уже наплевать, разумно это или нет. Я хочу, чтобы эта змея одумалась прежде, чем даст мне настоящий повод избавиться от неё, — Асакура резко опустился обратно на дзабутон и сложил руки в замок, пытаясь обуздать злость.       Он должен рассуждать здраво, но в данный момент это было почти невозможно. Если письма Аски натолкнут Комацу на мысль, что он решил породниться с кланом Хасэгава не просто так, это породит в голове сёгуна ненужные подозрения. А уж если Такаги объявит Хасэгаву изменщиком, Комацу даже думать долго не придётся: он тут же поймёт, что вассал имеет прямое отношения к восстаниям. И тогда не сносить ему головы.       — Хорошо, господин. В таком случае, я буду присматривать за ней и, если замечу что-то еще, сразу вам сообщу, — произнёс Фудзивара и склонил голову перед сюзереном, который всё тонул в мрачных мыслях. — О, и кстати, Асакура-доно…       Кэтсеро перевёл на него нетерпеливый взгляд и приподнял бровь. Ему хотелось поскорее остаться в одиночестве, чтобы обдумать дальнейший план действий.       — После того, как я забрал письмо у гонца, я встретил госпожу Юи в саду. Она заметила это письмо, поэтому мне пришлось сказать, что я решил отправить послание еще одной невесте, — Хидэо почесал затылок, видимо, смущаясь придуманной наскоро лжи. — Говорю вам, чтобы вы не удивлялись, если она обмолвится об этом.       Молодой даймё хмыкнул, хотя внутри ему было совсем невесело. Ложь нагромождалась одна на другую даже без его участия. Много ли времени пройдёт, прежде чем вся эта ложь обрушится на их и без того хрупкие отношения, похоронив их под собой?       — Вам необязательно было лгать, Фудзивара-сан, — медленно проговорил Асакура, ухмыляясь. — Юи бы не стала спрашивать о письме, если бы вы сами не обратили её внимание на него.       — Возможно, но… Мне показалось, что так будет надёжнее. Не хотелось бы, чтобы она подумала, что я что-то от неё скрываю.       — И тем не менее, вы солгали ей, а значит и мне придётся лгать, — недовольно протянул Кэтсеро. — Постарайтесь больше так не делать. Я не хочу множить ложь.       — Конечно, Асакура-доно. Примите мои извинения, — Фудзивара насупился и склонил голову перед молодым даймё, который лишь дёрнул плечом в ответ.       Всё это его уже не волновало. Все его мысли крутились вокруг Аски, которую необходимо было как можно скорее предостеречь от смертельно опасных ошибок. Хидэо, быстро понявший, что разговор окончен, поднялся с татами и, еще раз извинившись за причинённые неудобства, поспешил на выход. Молодой даймё проводил его тяжёлым взглядом и выдохнул, только когда сёдзи плотно затворились за Фудзиварой.       Что-то было не так. Он это чувствовал. Действительно ли Аска отправляла подобные письма Комацу каждый месяц? В этом не было никакого смысла. В его доме не происходило ровным счётом ничего, о чём стоило бы оповещать сёгуна. Уж навряд ли эта женщина вела бы обычные задушевные беседы с человеком, который бросил её мужа в самый ответственный момент. Кэтсеро попытался вспомнить всё, что творилось под крышей поместья за последние полгода, но примечательным казался только приезд Хасэгавы Исао.       «Как же мне надоели эти игры», — вздохнул мужчина и встал с дзабутона, чтобы открыть настежь сёдзи.       Прохладный воздух хлынул в просторную комнату, наполняя её осенними ароматами и прогоняя туман в голове Асакуры. Солнце медленно клонилось к горизонту, и серые облака, затянувшие небо, начали розоветь. На улице было зябко и сыро, однако яркие цвета, которыми была украшена природа, так и манили выйти из душных покоев и прогуляться. Оглянувшись на стол, заваленный письмами, хозяин дома почувствовал, как от одного их вида голова начинает трещать по швам. Не слишком ли много он на себя взял?       Управление поместьем, прислуживание Комацу, общение с императором. Ходить по лезвию становилось всё труднее, и с каждым днём Кэтсеро всё отчетливее понимал, что от одной из забот следует отказаться. Иошито почти убедил его в том, что, посадив Комацу Сэйджи на трон, он не взял на себя ответственность за все его будущие преступления и ошибки, а значит, он должен отказаться от дальнейшей работы на императора. Тем более, что вреда она ему приносит куда больше, чем пользы. По крайней мере, за этот совет молодой даймё был благодарен младшему брату.       Иошито был неимоверно зол, когда брат рассказал ему правду о том, как обстоят дела на самом деле, и Кэтсеро не мог его винить. Он и в самом деле натворил предостаточно за последние месяцы. И как он только мог принять упрёки императора на свой счёт? Разве же в том, что творит Комацу, есть его вина? Почему они не дадут ему пожить спокойно после того, как он провёл в битвах половину своей жизни?       «А тебе так уж нравится эта жизнь, а? Нравится разгребать чужое дерьмо, только теперь в виде бумажек?» — спросил внутренний голос, к которому Асакура не захотел прислушиваться.       Стоя на пороге между желтеющим садом и широкими покоями, Кэтсеро сложил руки на груди и нахмурился. Он не скучал по войне, но и бесконечные жалобы и прошения ему читать надоело. Хотелось чего-то большего. Внутри него велась настоящая борьба между человеком, который хотел жить спокойной жизнью, и человеком, которым стремился продолжать покорять вершины. Возможно, потому он и согласился шпионить для императора? Ему нужно было почувствовать себя кем-то более важным, чем просто богачом с землями.       Что скажет Юи, если он осмелится когда-либо признаться ей во всём, что натворил? Мужчине хотелось бы надеяться на её понимание. В конце концов она единственная, кто способен понять и принять тот хаос, который всегда царил в его душе. Иошито, хоть и был оскорблён рассказом брата, всё же не отвернулся от него. И даже не решился рассечь ему вторую бровь, хотя как раз к этому Асакура-старший морально приготовился.       Ухмыльнувшись собственным мыслям, Кэтсеро попробовал приподнять левую бровь, и та в отместку наградила его неприятным покалыванием. Рана еще не до конца зажила. Что ж, в отличие от Иошито, Юи навряд ли его ударит, так что он мог бы поделиться с ней хотя бы частью того, что лежит на сердце мёртвым грузом. Она всё поймёт. Не сможет не понять.       «Ты действительно так считаешь? Ты ведь не можешь быть так наивен», — не умолкал внутри голос, в котором, почему-то, звучал смех. Мужчина потёр рукой шею и прикрыл глаза, шумно выдыхая. Семена недоверия, посаженные его отцом в далёком детстве, не только расцветали, но и давали теперь опасные плоды. Был ли это голос Асакуры Шиджеру, который, казалось, всегда был рядом и наблюдал за отчаянными попытками сына выбраться со дна? Или же это были его собственные мысли и чувства? Доверяет ли он своим родным? Доверяют ли они ему? Ответа он до сих пор не нашёл.       Чувствуя, как тяжесть на сердце не только не ослабевает, но и усиливается от таких мрачных мыслей, Асакура бросил очередной взгляд на бурлящий красками сад. Сейчас он живёт жизнью, о которой не так давно не смел и мечтать. Почему же теперь ему этого недостаточно? Зачем он ввязывается в эти интриги, если всё, чего он когда-либо желал, уже было в его руках?       Ему показалось, что если он попытается найти сейчас ответы еще и на эти вопросы, голова расколется от напряжения. Лучше решать одну проблему за другой. И первой — и, пожалуй, самой важной — проблемой была Аска. С ней необходимо было поговорить до того, как она совершит нечто непоправимое. От благоразумия этой женщины зависело слишком многое.       Удерживая эту мысль в голове, глава семьи шумно выдохнул и, заперев ведущие в сад сёдзи, поспешил направиться туда, где теща обитала чаще всего — в покои её дочери. Не представляя, что будет делать, если Юи окажется рядом с матерью, Кэтсеро шагал по просторному коридору и почти не замечал тех редких слуг, которые проходили по коридору мимо него, кланяясь. В доме было спокойнее, чем когда-либо, но мужчина этого совсем не ощущал: он чувствовал себя так, будто находился в центре жестокой бойни.       Подойдя к покоям жены, мужчина на мгновение остановился и приложил ухо к двери, вслушиваясь в то, что происходит в комнате. Голоса Юи слышно не было, но зато звонкие восклицания маленького мальчика проникали далеко за пределы покоев, отчего Асакура, хоть и нехотя, но улыбнулся. Простояв так с полминуты, мужчина неспешно отодвинул сёдзи в сторону и заглянул в залитую светом заходящего солнца спальню.       К его величайшему облегчению, Юи в комнате действительно не было. Вместо неё за Кичиро, который игрался со своими игрушками и неустанно что-то лопотал, присматривали молодая служанка и Аска, сидевшая на расстоянии добрых полутора метров от внука. В отличие от малыша, поднявшего взор своих больших и любопытных глаз на дверь, которая едва успела отвориться, женщины заметили появление Асакуры отнюдь не сразу. Увлечённые какими-то своими мыслями, они подпрыгнули на месте, когда Кичи, расплывшись в широкой улыбке, громко воскликнул:       — Папа!       Несмотря на тяжесть, которая так и не желала сходить с сердца, Кэтсеро наградил маленького сына почти такой же радостной улыбкой. Заметив её, Кичиро тут же вскочил с татами и подбежал к отцу, который уже присел на корточки, чтобы погладить ребёнка по непослушным волосам.       — Ты пришёл со мной поиграть? — пролепетал малыш, сжимая пальчиками яркую игрушку.       В больших детских глазах засверкала такая надежда, что мужчина, скользнувший взглядом от сына к наблюдавшей за ними теще, почувствовал вину. Кичиро был еще слишком мал, чтобы понять и, главное, принять, что взрослые играют в совершенно другие игры, отличные от тех, к которым привык ребёнок. Оторвав наконец взгляд от Аски, Асакура снова улыбнулся сыну и кивнул.       — Я обязательно поиграю с тобой, но сначала мне нужно поговорить с твоей бабушкой, — мягко сказал Кэтсеро, заглядывая в тёмные глаза мальчика, который немного приуныл от этих слов. — Потерпишь совсем чуть-чуть?       Огорченный малыш опустил глаза в пол и кивнул, выпятив нижнюю губу. Действительно ли ему было так одиноко? Пытаясь подбодрить сына, Асакура погладил его по щеке и улыбнулся еще шире:       — Дай мне немного времени. А пока я беседую с твоей бабушкой, придумай, во что мы будем играть. Хорошо?       Кичиро тут же повеселел и на этот раз бодро кивнул, вновь расплываясь в улыбке. Слушаясь отца, малыш побежал к разбросанным на полу игрушкам и начал, бормоча себе что-то под нос, придумывать игру. Молодая служанка, всё это время робко сидевшая на месте, быстро поняла, что ей стоит удалиться: не успел Кэтсеро махнуть ей, веля выйти из комнаты, как девушка уже проследовала к дверям.       Оставшись наедине с Кичиро, который отбрасывал одну игрушку за другой, и Аской, поднявшейся с татами, как только служанка затворила за собой перегородку, хозяин дома стёр с лица улыбку и подошёл к женщине. Та не казалась хоть сколько-нибудь взволнованной. Наоборот, она глядела на молодого даймё с лёгким вызовом в глазах, всем своим видом показывая, что она стоит куда выше него. В любой другой день Кэтсеро, пожалуй, даже не обратил бы внимания на такое высокомерие — оно было для неё естественно и подходило ей, будто вторая кожа. Однако сегодня, едва взглянув в наглые глаза Аски, Асакуру передёрнуло.       Из-за неё всё может пойти прахом. Она может разрушить весь его идеальный мир. Не пойми откуда в душе зародилась ненависть.       — Уделишь мне время? — спросил он таким стальным голосом, что женщина, стоявшая в метре от него, хмыкнула, поняв, что это отнюдь не вопрос.       Продолжая ухмыляться, глядя в глаза зятя, Аска утвердительно кивнула и отступила еще на пару метров от Кичиро, который был поглощен своими игрушками и совсем не замечал взрослых. Мужчина последовал за ней.       — Не знаю, чего ты хочешь добиться своими интригами, но если ты не прекратишь, я выкину тебя из дома, — с хорошо различимой угрозой в голосе прошипел Кэтсеро, наклонившись к лицу женщины. Та, однако, только вопросительно вздёрнула изящные брови. — Не изображай удивление так усердно. Я знаю, что ты шпионишь за мной для Комацу.       Удивлённое выражение так и не сошло с красивого лица тещи. Наоборот, оно усилилось, но одновременно с этим возросло и раздражение внутри мужчины. Эта женщина умудрялась использовать свою невозможность говорить, как защиту, и потому умело строила изумлённый вид. Вот только, подумал Асакура, она совершенно забыла избавиться от своей маски высокомерия.       — Я предупреждаю тебя, Аска. Если ты посмеешь хоть как-то навредить мне, я избавлюсь от тебя и глазом не моргну, — повторил он, глядя на тещу в упор.       Женщина, в чьих забранных наверх волосах уже виднелась седина, медленно покачала головой. Её бледно-розоватые губы больше не улыбались, а между бровей залегла складка. Еще до того, как она выдавила из себя слова, повисшие в воздухе между вынужденными родственниками, Кэтсеро уже знал, как Аска попытается защититься.       — Нет. Юи, — невнятно пробормотала она, отвечая мужчине с тем же вызовом.       — Юи не защитит тебя, если ты поставишь под угрозу мою жизнь и жизнь Кичиро. Она не простит тебе предательство, ты и сама это знаешь, — Асакура понизил голос еще сильнее, потому что сын, выбравший игрушку, подошел ко взрослым и встал рядом, выжидая, когда на него обратят внимание. — Так что если хочешь продолжать и дальше жить в тепле и уюте рядом со своей дочерью, не вставай на моём пути. Я не потерплю этого.       Аска громко фыркнула и, отступив от зятя на шаг, схватила со столика небольшой клочок бумаги и вытащила из ящика кисть и чернила. Кэтсеро наблюдал за каждым движением тещи как коршун, но она нисколько этого не стеснялась. Уверенной рукой облаченная в тёмно-бордовое кимоно Такаяма выводила на бумаге буквы, пока зять и внук стояли молча. Дописав короткое послание, Аска тут же вскочила на ноги и, подойдя к хозяину дома, ткнула бумагой с незасохшими чернилами в его грудь.       Асакура на секунду прикрыл глаза, услышав, как чавкнули чернила, отпечатавшись на его черном кимоно, и спешно отдёрнул бумагу от груди. Большое черное пятно расплывалось на тёмной ткани, грозясь никогда не отстираться, и в этот момент раздражение мужчины достигло своего пика. Как смеет она так себя вести? Однако прежде чем изливать на неё злость, Кэтсеро скользнул разъярённым взглядом по размазанной бумаге, на которой с трудом различались слова:       «Я тебя не предаю. Не смей мне угрожать».       Асакура невесело хмыкнул. Что ж, для женщины, чья жизнь находится целиком и полностью в его руках, это было достаточно смело.       — Я тебя предупредил. Поймаю за руку еще раз — выкину из дома. Будешь выживать в публичном доме, — холодно сказал мужчина и, одёрнув испачканное одеяние, смял короткое письмецо и бросил его Аске, которая, впрочем, и бровью не повела.       Устало закатив глаза, женщина обошла главу семьи и, громко вздыхая, направилась на выход. Она даже не обратила внимания на внука, который захлопал глазами и по привычке сделал несколько шагов следом за ней. Перегородка отъехала в сторону с такими шумом, что малыш резко остановился посреди комнаты и подпрыгнул на месте, когда дверь ударилась о косяк. Недоумевая, что происходит, ребёнок смотрел вслед бабушке еще с полминуты, пока Кэтсеро не опустился рядом с ним и не приобнял за плечи.       — Ты выбрал, во что хочешь поиграть? — заговорил мужчина с сыном дружелюбным голосом, благодаря чему Кичиро отмер и посмотрел на отца.       — А что с бабушкой? — захлопал он глазками.       — Она просто захотела немного отдохнуть. Не переживай за неё, — ответил Асакура и посмотрел на куклу-самурая, которую ребёнок крепко сжимал в руке. — Значит, хочешь поиграть в храбрых самураев?       Малыш промолчал. Переводя взгляд с папы на распахнутую дверь, он переступал с ноги на ногу, явно не зная, как реагировать. Торопливый уход бабушки его, очевидно, огорчил, и Кэтсеро задался вопросом, с каких это пор ребёнок так к ней привязан. Аска всегда была предельно холодна по отношению ко внуку, а уж после того, как по её вине мальчик едва не оказался на дне онсэна, мужчина и вовсе готов был поверить в то, что она ненавидит малыша.       — Мама расстроится, — пробормотал Кичиро минуту спустя и снова посмотрел в пол.       — Почему? — Асакура нахмурился.       — Она расстраивается, когда вы с бабушкой ссоритесь, — вымолвил мальчик, надувая губы. Игрушка в его руках готова была упасть на пол: так уменьшился его энтузиазм.       Мужчина поджал губы. Ребёнок, которому еще не исполнилось и трёх лет, был безусловно прав. Юи так и не сумела привыкнуть к мысли, что два её любимых человека на дух друг друга не переносят, и узнай она о ссоре, произошедшей между ними, она не только огорчится, но и попытается добраться до сути конфликта. А уж этого допустить никак было нельзя.       — А мы ей ничего не скажем, — предложил Кэтсеро и заглянул в сомневающиеся глаза сына. — Если твоя мама ничего не узнает о ссоре, она не расстроится, так что сохраним это в секрете.       — Но… — пропищал Кичиро и посмотрел на папу с еще большей неуверенностью. — Но это же враньё. Я не хочу врать маме. Враньё — это плохо.       — Это не враньё, — Асакура улыбнулся, позабавленный детским мировоззрением. — Мы просто утаим это, чтобы твоя мама лишний раз не переживала. Так мы выразим свою заботу о ней.       Ребёнок простоял молча около минуты, обдумывая услышанное. Сидя рядом с сыном, мужчина с интересом наблюдал, как тот заглядывает внутрь себя, пытаясь понять то, что сказал ему отец. Смотря на него, молодой даймё всё сильнее осознавал, что, несмотря на внешнее сходство, Кичиро пока что совсем не был похож на него. Характер достался ему от матери, и порой это не могло не беспокоить мужчину. Легко ли ему будет жить с такими принципами, когда он вырастет? Юи хотя бы находилась под опекой семьи, а у Кичиро такой опеки после смерти отца не будет: он должен будет возглавить семью. Будет ли это ему под силу?       — Кичиро, — вздохнул Асакура, когда малыш так ничего и не ответил ему. — Иногда бывает так, что мы вынуждены лгать кому-то, чтобы защитить этого человека. Это не плохо. Наоборот, мы делаем доброе дело, оберегая чувства того, кто нам дорог. Мне очень дорога твоя мама, и я совсем не хочу её расстраивать, поэтому нам не стоит рассказывать ей об этой ссоре. Понимаешь, о чем я говорю?       — Мама говорила, что любое враньё — это нехорошо, — заговорил в конце концов мальчик, но в словах его было уже куда меньше уверенности.       — Не любое. Иногда мы врём, чтобы обмануть человека и получить от него что-нибудь. Это действительно плохой поступок. А иногда мы просто не договариваем правду. В этом нет ничего плохого, если мы делаем это ради защиты того, кого любим. Мы можем сказать твоей маме правду и огорчить её, а можем сделать вид, будто ничего не случилось, и она не расстроится. Как ты думаешь, как нам стоит поступить?       Кичиро еще быстрее захлопал ресницами, пытаясь подобрать ответ, но в итоге совсем приуныл. Юи старалась воспитать его честным человеком и учила ни в коем случае не врать, но теперь, когда перед мальчиком встал непростой выбор — обмануть маму или огорчить её, — он не знал, что делать.       — Значит, это не будет считаться враньём? — спросил малыш спустя еще несколько долгих мгновений. Кэтсеро покачал головой, подтверждая его слова. — Это будет значить, что мы заботимся о маме?       Мужчина быстро кивнул и улыбнулся. Хоть и с сомнением, но сын пришел к единственно верному решению, и от осознания этого на смену раздражению, которое вызвала теща, пришло удовлетворение.       — Тогда давай не скажем, — решил Кичиро, и Асакура погладил его по волосам, торчащим в разные стороны. — Нельзя расстраивать маму.       — Я согласен, малыш. Ни в коем случае нельзя, — закивал глава семьи, пока неуверенность спадала с ребёнка. Игрушечный самурай, которого он почти выронил из маленьких пальчиков, теперь был прижат к груди улыбающегося отцу мальчика. — Ну так что, давай поиграем?       Кичиро расплылся в широкой улыбке и протянул папе игрушку, которую тот принял без лишних размышлений и ответил сыну такой же широкой улыбкой.

***

      Иошито четко следовал своему плану. Стоило последним лучам солнца скрыться за горизонтом, как он без какого-либо шума выехал с территории поместья. Убедить конюха держать язык за зубами и ни в коем случае не обсуждать с кем-либо его отъезд было проще простого. Сложнее оказалось убедить в этом же охрану, которая сторожила ворота: подчиняющиеся исключительно главе семьи, вассалы не обрадовались необходимости лгать сюзерену. Скорее всего, знал Асакура-младший, они не станут его покрывать и расскажут всё Кэтсеро, если тот надумает разыскивать брата. Однако этого не случится, если Юи выполнит свою часть уговора и сделает так, чтобы брат даже не вспомнил о нём.       Иошито очень надеялся, что невестка не даст слабину в последний момент. Хоть она и желала помочь Кёко всем сердцем, но врать девушка не умела от слова совсем. Пришпоривая рыжего коня, который, впрочем, повиновался самураю весьма неохотно, Асакура-младший ругал себя за то, что поделился с Юи правдой о том, чем занимался его брат последние полгода. Делать это прямо перед отъездом было неимоверно глупо. Что будет, если она не сможет сдержать свои чувства и потребует от мужа объяснений?       «А не всё ли равно?» — спустя мгновение подумал Иошито и скривил губы. — «Даже если проболтается ему о том, что всё знает, главное, чтобы Кэтсеро обо мне не вспоминал. Так что если она затеет ссору, так тому и быть. Он заслужил».       Признание брата в шпионаже в пользу императора — пусть и вынужденном и необдуманном — повергло Иошито в шок. Однако причиной тому стало не столько само признание или откровение по поводу всего, что творится в стране, сколько внезапная недальновидность Кэтсеро. О чём он только думал, подсылая к Комацу своего шпиона? Что руководило им, когда он писал письма императору, раскрывая последнему все замыслы сёгуна? Действительно ли это было чувство вины, на чем так настаивал Кэтсеро, или же дело было в самом обычном честолюбии, которое было так свойственно всем в их чертовой семейке?       Размышляя об этом, Иошито понял, что снова начинает выходить из себя. Несколько дней он сидел взаперти, переваривая услышанное от брата, но так и не сумел заставить себя проникнуться сочувствием к нему. Казалось, Асакура-старший и правда жалеет о том, что пошел на поводу у императора, но даже если и так, разве не должен Кэтсеро теперь, как минимум, попытаться искупить своё предательство? И если не перед Комацу, который, к счастью, так ничего и не узнал о делах вассала, так хотя бы перед Кёко?       Но нет. Глава семьи вёл себя так, будто его никоим образом не касаются дела Хасэгавы. Он ничего ему не должен. Ничем не обязан. А расстроившаяся помолвка — что ж, такое случается и он, Иошито, должен это понимать. Именно так завершился долгий и неприятный для обоих братьев разговор, который Иошито еще долго прокручивал в голове, прежде чем понял, что не может согласиться с позицией Кэтсеро. Да и разве он сам бы смирился бы с необходимостью отказаться от Юи? Едва ли.       Несясь по узкой тропинке, которая вот-вот должна была вывести его к спуску с холма, Асакура-младший вспоминал, с каким упрямством старший брат выбивал у дедушки право жениться именно на Юи. В те дни, помнил Иошито, он был уверен в том, что Кэтсеро женится на ней, даже если не получит благословение Тэцуо. Настолько ему было наплевать на мнение семьи, которой теперь и не существовало вовсе. И встретив Кёко, Иошито понял, к чему тогда были все эти споры и скандалы. Прочувствовал всем своим естеством, каждой клеточкой тела, что не нуждается в одобрении семьи, чтобы жениться, в кои-то веки, на девушке, которую он действительно любит.       Молодой самурай был приятно удивлён, обнаружив, что короткая дорога, которой им с Кэтсеро так и не удалось воспользоваться в прошлый раз, высохла, позволяя мужчине спустить с холма без каких-либо опасений. Возможно, это добрый знак? Если на пути не возникает никаких преград, значит, боги одобряют его поступок? Иошито улыбнулся этой мысли и вскинул взор на тёмно-синее небо, в котором горели россыпи звёзд. Луна была полная, яркая, она освещала ему дорогу, давая ему возможность нестись вперёд во весь опор. И он нёсся, гнал коня прочь от родного дома, чтобы оказаться там, куда так отчаянно звало сердце.       В ветхое поместье, крышу которого Иошито увидел несколько часов спустя. Звезды над этим измученным годами домом сияли, казалось, еще ярче, отчего в груди Асакуры зародился тёплый огонёк надежды. Всё должно пройти хорошо, ведь боги благоволят ему. Удерживая эту мысль в голове, он повёл рыжего коня по старому мосту, не отрывая глаз от забора, за которым отчетливо видел огоньки. Значит, они еще не спят.       Спрыгнув с коня у самых ворот, Иошито на мгновение застыл, сверля их неуверенным взглядом. Если он это сделает, назад дороги уже не будет. Что бы ни произошло в этом доме, оно, был уверен самурай, изменит его навсегда. Да что уж там, даже отношения в его семье больше никогда не станут прежними. Кэтсеро взбесится, когда он вернётся домой, а Юи, возможно, начнёт смотреть на него с осуждением. Впрочем, нет. Он не собирается причинять никому боль. Ему нужно только увидеться с Кёко и поговорить с её отцом. Он не будет таким, как его брат или отец, ни за что.       Набравшись смелости, Асакура-младший сжал кулак и постучал в калитку так сильно, что стук должен был разнестись на сотни метров вперёд. Однако прошла одна минута, вторая, третья, но ворота ему так никто и не отпирал. Вокруг царила совершенная, нерушимая тишина. Шелест медленно опадающей листвы и шум бегущего рядом с поместьем ручейка оказались тише, чем биение собственного сердца в ушах Иошито. Почему ему никто не открывает? Не потому ли, что они догадываются, кто может стоять на пороге их дома?       «Хасэгава, наверное, сильно разозлился», — подумал самурай, вспомнив, как мужчина оцепенел при виде парня, целующего его дочь в тёмном коридоре. Теперь, видимо, Исао относился к ночным гостям с еще большим подозрением.       Впрочем, сдаваться Иошито не собирался. Он постучал еще раз, затем еще и еще, и так до тех пор, пока кулак не начал ныть. Он здесь нежеланный гость, ему отчетливо дают это понять. Рыжий конь, стоявший рядом с хозяином, зафыркал и принялся тыкаться мордой в плечо Асакуры, который раздраженно отмахнулся от животного. Внутри поднималась ярость и обида. Как смеют они так бесцеремонно отказывать ему в приёме? Рассердившись, Иошито треснул по калитке еще раз, собрав в кулак всю злость, которая принялась закипать. Однако ответом вновь была тишина.       В течении долгих минут, тянувшихся подобно густой смоле, мужчина сверлил взглядом закрытые ворота, которые были настолько хлипкими, что наверняка сломались бы от резкого толчка. Эта мысль проникла в голову так быстро, что Иошито не успел подумать о последствиях: он сделал три шага назад, намереваясь разогнаться, чтобы навалиться на калитку со всей силы. Что там говорила Юи? Без насилия и похищений? Что ж, за насилие это явно никто не сочтёт. Да и Хасэгава сами будут виноваты: нечего было заставлять его торчать на пороге и колотить в дверь без надежды на какой-либо ответ. Не в том они положении, чтобы вести себя так неуважительно.       Шумно дыша от злости и обиды, молодой самурай уже собрался было снести калитку со своего пути, как неожиданно заслышал осторожные шаги, доносившиеся с той стороны. Неужели поняли, что он не уйдёт просто так? Самое время. Самодовольно хмыкнув, Асакура-младший выпрямился на месте и постарался придать себе решительный вид. Такой, чтобы хозяин дома понял, что они не смогут избавиться от него вот так легко.       — Асакура-сан? Это вы? — к изумлению Иошито голос, который донёсся до него в ночи, принадлежал отнюдь не Исао.       — К-кёко? — только и смог выдавить из себя парень. Вся решительность разом испарилась. — Что вы… то есть, да. Да, это я. Не могли бы вы меня впустить?       — Нет, простите, — Иошито готов был поклясться, что, говоря это, девушка покачала головой и сочувственно опустила глаза в землю. — Отец запретил открывать вам дверь. Что уж там, он запретил даже к воротам подходить, но я… я не хотела заканчивать всё вот так.       Асакура сглотнул и нахмурился, не понимая, о чём она говорит. Что заканчивать?       — Я не понимаю… — пробормотал самурай и почесал затылок. Глаза его ощупывали взглядом хлипкую калитку, надеясь разглядеть сквозь щели Кёко, но в царившей тьме ему не была доступна даже её тень. — Объясните мне.       Из-за двери послышался сочувственный вздох, и Иошито явственно ощутил жалость по отношению к себе. Она жалеет его? Его? Не себя?       — Я знаю, что понравилась вам, — тихо ответила Кёко.       Слишком тихо, потому что Асакуре пришлось наклониться ближе к калитке, чтобы расслышать её голос. Почему так тихо? Она боится, что её услышит отец? Или же, быть может, боится в чём-то признаться себе самой? Будто опьянённый необходимостью дать оправдание всему, что сейчас происходит, самурай уверил самого себя в последнем.       — И вы мне понравились, правда. Но так нельзя. Так не должно быть, — продолжала тем временем Кёко. — Я должна сделать то, что будет лучше для моей семьи. Я должна помочь им.       — Но кто поможет тогда вам? — возмутился Иошито, сжимая кулаки от ощущения жуткой несправедливости. — Вы готовы поступиться своей жизнью, своим правом на счастье из-за того, что ваш отец совершил такую глупую ошибку? Не кажется ли вам, что от вас требуют слишком высокую плату за чужие ошибки?       На минуту между ними воцарилась такая звенящая тишина, что парню в какой-то момент показалось, что девушка, оскорбившись, оставила его стоять на пороге в одиночестве. Но нет, она всё еще была там, за дверью. Тяжело дышала, закусывала губу, стараясь, чтобы никто не услышал, как она плачет. И Иошито действительно ничего не услышал. Только сердце пропустило удар, когда она заговорила вновь:       — Ошибки моей семьи — это и мои ошибки в том числе. Я готова… нет, я согласна сделать что угодно, чтобы мои родители и братья жили спокойно. Это мой выбор. Не моего отца.       — Это глупый выбор! — рассердившись теперь и на неё, процедил Иошито сквозь зубы и приблизился к воротам так близко, что нос касался гниющего дерева. — Ты обрекаешь себя на мучения, ты это понимаешь? Кто сказал, что твоя семья будет в безопасности, если ты принесёшь себя в жертву? Кто? Тебе кто-то дал такую гарантию? Я очень сомневаюсь. Такаги Рю — мразь. Он использует тебя, наиграется, а потом убьёт твоих родных, и глазом не моргнув.       — Нет. Этого не случится, — вымолвила Кёко, и в голосе её сквозила уверенность, разозлившая самурая еще больше. — Я сделаю всё, чтобы моя семья не пострадала. Я готова выполнять любой его каприз.       — Серьёзно? И твоя семья согласна обречь тебя на выполнение капризов какого-то старика до конца твоих дней? Заметь, твоих, не его. Уж он-то тебя явно переживёт, — сказав так, Иошито положил ладонь на дверь и упёрся лбом в деревянную доску, что разделяла их. Так глупо. Между ними едва ли несколько сантиметров, но он всё не решается снести эту дверь. — Пожалуйста, не приноси себя в жертву. Опомнись. Скажи отцу, что вы не обязаны так жить. Я защищу тебя и твоих родных, моя семья достаточно влиятельная теперь, так что я уверен, что мы сможем обеспечить вам безопасную жизнь.       — Я не хочу, чтобы вы защищали меня и мою семью. Да и вы не обязаны, — девушка отозвалась спустя еще полминуты, в течение которых проговаривала про себя услышанное. И всё же, она оставалась непреклонна. — Это мой выбор. Пожалуйста, уважайте его.       Иошито молчал, чувствуя лбом прохладу гниющего дерева. Пальцы его впились в калитку так сильно, что мелкие деревянные щепки проникли под ногти и грозились вонзиться еще глубже, в плоть. Но парень даже не замечал этого. Он стоял, погруженный в отвратительное чувство безысходности. Она не хочет, чтобы он ей помогал. И что он может в таком случае сделать? На мгновение промелькнула безумная мысль: выломать чертову калитку, схватить Кёко под локоть и, невзирая на её вопли и протесты, увезти домой.       Это было так легко сделать. Так соблазнительно легко, что Асакура уперся ладонью в дверь и с силой надавил на неё. Дерево затрещало под рукой. Преграда могла быть сломанная за считанные секунды, и всё же… Иошито не решился её разрушать. Если Кёко так хочет, значит, он должен прислушаться к ней. Это казалось правильным.       — Уезжайте домой, господин, — услышал он дрожащий девичий голос и выдохнул, ненавидя себя. Он согласился сдаться. — Живите полной жизнью. Вы найдёте другую девушку, которая станет вам верной женой. Думаю, что совсем скоро вы обо мне и не вспомните, так будете любить её.       — Ты совершаешь ошибку. Знай это, — Иошито отступил от калитки и вновь смерил её тяжелым взглядом. Силуэта Кёко по-прежнему было не видно. — Я уеду, но…       Он запнулся, не зная, как продолжить. Но что? Он еще вернётся? Навряд ли. По возвращению Кэтсеро глаз с него не спустит.       — Но если тебе нужна будет помощь, хоть какая-нибудь…       — Не надо, господин, — прервала его Кёко и неслышно всхлипнула. Иошито услышал только надрывистый вздох. — Если вы это скажете, то обречете себя ждать меня, а я никогда не приду к вам. Давайте закончим всё здесь и сейчас. Так будет лучше для… вас.       Изо рта Асакуры вырвался неловкий смешок. Эта девушка была проницательна. Как ему бы хотелось привязать себя к ней словами о том, что он всегда придёт ей на помощь. Однако она была против даже такого безобидного жеста. Впрочем, безобидного ли?       — Я надеюсь, что ты не пожалеешь о своём выборе, — произнёс самурай, отступая еще дальше от порога дома Хасэгавы. — Очень надеюсь.       Кёко больше не отвечала. В абсолютном молчании Иошито взобрался на фыркающего коня и, со всей силы ударив его шпорами, понёсся прочь от трухлявого поместья. Он не желал давать себе возможность передумать, поэтому даже не обернулся, боясь, что тогда не сможет уехать. Вместо того, чтобы прощаться с Кёко и её домом, Асакура-младший гнал рыжего коня как можно дальше, хлестал его по бокам и отдавал команды низким, грозным голосом. Лошади это не нравилось, поэтому раз за разом она ржала всё громче и возмущеннее, однако Иошито было наплевать.       Он тонул в злобе на себя и на Кёко. Как может он вот так уезжать, когда очевидно, что ей нужна помощь? Как может она его прогонять, когда так нуждается в защите? Но поворачивать назад он не собирался. Она сделала свой выбор. Он сделал свой. Вот и всё. На этом надо закончить.       Секунды перетекали в минуты, минуты в часы, а он всё так же несся прочь от поместья Хасэгавы, желая уехать даже дальше, чем находился его собственный дом. Хотелось сбежать на другой конец страны, чтобы уже грызущему его желанию вернуться за Кёко не оставалось ничего, кроме как умолкнуть навеки. Чем дальше он уедет, тем меньше будет о ней думать. Так ему казалось. Однако чем глубже Асакура-младший погружался в густой лес, чем ближе подъезжал к родовому гнезду, тем сильнее становилось желание развернуться.       Впрочем, даже если бы он принял такое решение и в последний миг повернул коня назад, уже было слишком поздно. Несясь во весь опор, Иошито совершенно не замечал, что тёмный лес отнюдь не так пустынен. Молодой самурай не слышал цокот копыт, которые следовали за ним по пятам, зная, что еще чуть-чуть, и он их заметит. Иошито и правда заметил слежку за собой, но было слишком поздно: стрела, вырвавшаяся из лука одного из преследователей, пролетела добрую сотню метров и вонзилась в левое плечо парня. Внезапная острая боль заставила Асакуру вскрикнуть и выпустить из рук поводья. В тот же миг сердитый на хозяина конь встал на дыбы, и Иошито полетел на влажную землю, корчась от боли.       Рухнув в траву посреди мрачного леса, он судорожно вздохнул, ощутив, что при падении стрела прошла насквозь, скользнув под ключицу. Тёплая кровь начала пропитывать одежду, да так быстро, что мир перед глазами молодого самурая вскоре помутнел. Кто-то зашаркал возле него, посмеиваясь, и Иошито быстро понял, что смеются они над его глупостью: еще бы, забыл надеть доспехи, которые могли бы спасти его от такой нелепой ситуации.       — Он точно должен быть богатеньким, — заявил один из двух мужчин, которые склонились над ним. Сквозь пелену, которая густела перед глазами, Иошито разглядел их потрёпанный вид и полные ярости и обиды на мир глаза. — Посмотри на его коня, слишком уж хорошие на нём доспехи для лошади какого-то ронина. Но вот что он сам не надел доспехи — это странно.       — Может, он украл коня? Может, он тоже бежит от Комацу? — предположил его соратник, услышав которого Асакура-младший поморщился.       Лучше бы они правда решили, что он нищий ронин. Тогда спросить с него будет нечего. Первый мужчина с сомнением хмыкнул и принялся ощупывать Иошито, пытаясь отыскать мешочек с деньгами или оружие. Однако если первое Асакура-младший забыл взять с собой, когда выезжал из дома, то второе всегда было при нём. Катана, изготовленная годы назад лучшим мастером страны, и вакидзаси к ней в пару. Подарки деда. Оба клинка были вложены в ножны, покрытые чёрным перламутром, а на рукоятках виднелся узор из золота и серебра. Неприлично дорогое оружие. Стоит ли удивляться, что воришки тут же приметили его.       — Угу, и оружие он тоже украл? Смотри, какая изысканная работа! — мужчина стащил катану с пояса Иошито, у которого не было сил на сопротивление, и принялся осматривать её при бледном свете луны. — Нет, он точно богатенький. Просто идиот: забыл надеть доспехи. Эй! Эй, слышишь меня?       Нисколько не церемонясь, он толкнул Асакуру, почти готового потерять сознание, в здоровое плечо. С трудом разлепив веки, Иошито воззрился на вымазанное в грязи лицо немолодого мужчины, который глядел на него с неприязнью.       — Ты кто такой? Из какой семьи? — спросил ронин и шлепнул парня по щеке, заметив, что тот снова пытается закрыть глаза.       — Шел бы ты к черту, — выдохнул Иошито ему в лицо. Силы покидали его с каждой секундой, и даже эти слова дались ему тяжело. — Хочешь ограбить — грабь. Только побыстрее.       — Смотри-ка на него, — усмехнулся второй мужчина и вытащил из-за пояса катану, которая была слишком хороша, чтобы принадлежать такому выродку. Это Иошито понял сразу. — В твоём положении я бы не дерзил. Мы можем и заколоть тебя прямо сейчас.       В этот момент рассудок Асакуры-младшего помутился. Теряя связь с реальностью, которая медленно растворялась перед глазами, он тихо посмеялся. Как забавно. Двое жалких вояк могут его убить только из-за того, что он, позабыв о всякой осторожности из-за Кёко, не надел доспехи. Никогда в жизни он не совершал ошибки глупее. Что скажет Кэтсеро, когда узнает, что брат погиб из-за такой мелочи? Наверное, обзовёт идиотом.       — Слушай, мне кажется, он того… — упирающийся кончиком катаны в его щеку разбойник захлопал глазами и покосился на соратника. Тот согласно кивнул. — Что делать-то будем?       — Заберём его, а там посмотрим, — решительно ответил мужчина и наклонился к Иошито, который к этому моменту уже потерял сознание. — Хватай за ноги, закинем его на коня. Непростой он парень, непростой. За него можно много выручить. Я это чувствую.       — Как же мы за него что-то выручим, если даже не знаем, кто он и откуда? — недоумевал второй воин, но приказ исполнил.       — Потом разберёмся. Держи крепче. Не хватало еще укокошить его до того, как мы сможет что-то поиметь с него.       Ухватив Асакуру-младшего за руки и за ноги, мужчины сделали ровно три шага в сторону послушно стоявших рядом коней, прежде чем острый танто вонзился в висок первому разбойнику. Выпустив руки Иошито, мужчина мешком рухнул на землю, оставив соратника смотреть на него с открытым ртом.       — Что… ч-что… — только и успел пробормотать он за секунду до того, как горло его пронзила стрела.       Булькая из-за заливающей рот и глотку крови, второй разбойник упал на землю рядом с первым и столкнулся взглядом с его мёртвыми глазами. Это было последнее, что он увидел в своей жизни — залитое кровью лицо друга и его пустые глаза.       — Я же тебе говорил, что надо прошерстить лес! — ликовал кто-то, пробираясь сквозь кусты и деревья к трём лежавшим на земле мужчинам. — А ты «нет», да «нет». Никогда ты моему чутью не веришь.       — Дело не в том, что не верю, — поспешил возразить ему друг, ступая рядом. — Просто если Асакура-доно заметит, что нас нет на посту…       — Если Асакура-доно заметит, что нас нет, он, я уверен, забудет об этом, как только узнает, что мы спасли его брата, — заметил соратник и склонился над Иошито. Тот был бледен, как мертвец. От такого сравнения стражник и сам побледнел. — Асакура-сан. Асакура-сан, вы меня слышите? Вы живы?       — Думаю, лучше его в дом поскорее отнести, да лекаря позвать, — сказал второй стражник, подхватывая с земли брошенное оружие господина. — А этих ублюдков оставим здесь, пусть Асакура-доно решает, что с ними делать.       — Ты прав, — согласился молодой мужчина и спешно подхватил Асакуру-младшего под мышки. — Только давай осторожно. Кажется, эти ублюдки его серьёзно ранили. Тут столько крови…       — Сдаётся мне, в доме теперь и подавно не будет спокойно, — вздохнул его соратник. Он обхватил руками икры Иошито, и вместе они подняли парня с земли. Тем не менее, даже вдвоём тащить его было неимоверно тяжело, из-за чего мужчины пыхтели, осторожно шагая в сторону поместья. — Асакура-доно будет в ярости. Может, лучше ты ему скажешь, что его брат умирает? А я сбегаю за лекарем. Не хочу видеть его лицо, когда он узнает.       — Трус, — ответил ему стражник. Впрочем, он прекрасно понимал соратника. Приносить дурные вести господину не хотелось и ему. Особенно после того, как они отпустили Иошито и не сообщили о его отъезде главе семьи. — Давай надеяться, что нас не лишат головы за то, что мы вообще позволили ему уехать.

***

      Как только Асакура Иошито покинул родовое гнездо и направился в поместье Хасэгавы, Юи, наблюдавшая за ним с крыльца, усомнилась в правильности принятого ей решения. Она видела, с какой неохотой стражники соглашаются не оповещать хозяина дома о том, что его младший брат уехал. Видела, как он, по всей видимости, совсем потеряв голову, не надел поверх дорожного одеяния доспехи, и сомневалась в том, стоит ли его окликнуть и напомнить об осторожности. Она знала, что Иошито только отмахнётся от неё и помчится дальше, желая скорее увидеть Кёко, но даже не представляла, какой кошмар последует за такой небрежностью.       В тот миг, когда стражник ворвался в покои хозяйки дома, девушка крепко спала, положив голову на плечо мужа, который почти мгновенно провалился в сон после дня, проведённого с родными. Кичиро сопел на соседнем футоне и даже не пискнул, когда сёдзи отъехали в сторону так резко, что ударились о косяк. Вздрогнул лишь Кэтсеро, который спал хоть и крепко, но очень чутко. Юи проснулась только тогда, когда стражник бросился на колени посреди её покоев и начал громко причитать, извиняясь за что-то перед господином.       — Асакура-доно! Прошу, простите нас! Мы не знали, что всё так обернётся, клянусь! — чуть не рыдал молодой мужчина, заливая громким голосом половину дома.       С трудом открыв глаза, девушка, не понимавшая, что происходит, посмотрела сонным взглядом сначала на мужа, который уже сидел в постели и хмурился, недоумевая, а затем на стражника. Прошло не менее минуты, прежде чем Такаяма сумела различить среди извинений и рыданий стражника слова, которые тут же избавили её от какой-либо сонливости. Случилось что-то очень плохое. К этому моменту Кэтсеро уже вскочил на ноги и, набросив на тело дзюбан, навис над испуганным мужчиной.       — Ну-ка повтори еще раз, — потребовал Асакура, смотря на вассала таким сердитым взглядом, что стражник сжался на месте.       — И-иошито-сан уехал вчера вечером из дома, просил вам об этом не говорить. А… а теперь… — мужчина запнулся и поспешил отвести взгляд от сюзерена. — Мы нашли его в лесу, неподалёку от дома. На него напали. Он… он ранен.       Едва слова стражника повисли в ночной тишине, Юи почувствовала, как сердце рухнуло камнем вниз, а руки похолодели от испуга. Ранен? Как же так? Она посмотрела на мужа, который был бледнее смерти, и внутри всё перевернулось. Дрожа всем телом, Такаяма медленно поднялась с футона и сделала пару шагов к мужчинам, которые продолжали молчать, погрузившись каждый в свой страх.       — Он сильно ранен? — взволнованная девушка нарушила тишину первой, и оба мужчины перевели на неё взгляд. У Кэтсеро, видела она, дёрнулась верхняя губа от её вмешательства. — Вы позвали лекаря?       — Д-да, госпожа. Лекарь уже в пути, — торопливо ответил ей стражник, пока глава семьи молчал, сверля жену тяжелым взглядом. — У Иошито-сан сильное кровотечение, понимаете ли, стрела пробила плечо, поэтому…       — Так какого черта вместо того, чтобы пытаться ему помочь, вы сейчас сидите передо мной и ноете? — внезапно сорвался Асакура и заговорил так громко, что Кичи беспокойно заёрзал в постели. — Пока лекаря нет, вы должны ему помогать!       — Н-но, Асакура-д-доно, — снова залепетал что-то стражник, вид у которого стал совсем несчастный. — Мы же не знаем…       — Мне наплевать, чего вы не знаете, — Кэтсеро понизил голос, приметив, что малыш сел на футоне и принялся протирать глазки, однако и Юи, и стражнику показалось, что теперь он звучал еще более грозно. — Из-за вашей безответственности мой брат истекает кровью, а вы смеете оправдываться незнанием? Да за такое я вас без головы оставлю.       Мужчина на полу судорожно выдохнул и бросился в самые ноги господина, причитая и умоляя его пощадить, но Асакура уже отступил от него и выбежал из спальни, оставив жену и вассала дрожать на месте.       — А-асакура-доно, простите, — закричал ему вслед стражник и тем самым наверняка разбудил половину дома. Как только сюзерен ушел, так и не обратив на его мольбы внимания, мужчина переключил всё своё внимание на Такаяму. Та нервно сглотнула, видя, как его трясёт. — Госпожа! Госпожа, прошу. Уберегите нас от гнева Асакуры-доно, молю. Мы же ни в чём не виноваты.       Юи только закусила нижнюю губу и быстро закивала, не осмеливаясь произнести ни слова. Конечно, они не виноваты, и Кэтсеро это поймёт, когда немного успокоится. Когда убедится, что с Иошито всё в порядке. Если, конечно, всё будет именно так. Однако если Иошито умрёт, уже ничто не спасёт ни стражу, ни её саму от разрушительного гнева хозяина дома.       «Нет, этого не произойдёт! Всё будет в порядке!» — попыталась успокоить себя Такаяма, но сама она едва ли в это верила сейчас.       Тот взгляд, которым Асакура-старший посмотрел на неё, едва узнав о несчастье, не сулил ничего хорошего ни ей, ни кому бы то ни было в доме. Догадался ли он о том, что все, за исключением его самого, знали об отъезде младшего брата? Что напряжённая и виноватая улыбка, которую девушка удерживала на губах на протяжении всего вечера, — не более чем маска, призванная скрыть не только истинные чувства Юи, но и их общий с Иошито секрет?       — Мамочка, что-то случилось? — залепетал в сторонке сонный малыш, повернувшись к которому Такаяма вновь примерила маску беззаботности. Впрочем, навряд ли она получилась искренней.       — Всё хорошо, малыш. Ложись спать, — сказала она ласковым голосом и подошла к ребёнку, смотревшему на неё с лёгким испугом. — Всё в порядке.       — Что-то случилось с дядей? — насупился Кичи, и Юи вздохнула, не решаясь ни солгать ребёнку, ни сказать правду. Не хватало еще, чтобы и у него внутри поселился такой же страх, который сейчас сковывал её по рукам и ногам. — Почему папа ругался?       — Госпожа, прошу, — снова запричитал стражник за её спиной и, посмотрев на него, девушка увидела, как он упёрся лбом в мол. — Попросите Асакуру-доно нас пощадить. Мы же просто выполняли просьбу Иошито-сан.       Из глубины дома до всех, кто сидел в покоях, донёсся яростный рык главы семьи, и Юи вздрогнула на месте, приобняв малыша за плечи. Кичи тихонько захныкал вместе со стражником, чьи кулаки уже били по татами от безысходности.       — Что с ним произошло? — вымолвила девушка минуту спустя, стоило крикам затихнуть. — Кто на него напал?       — К-какие-то воришки, госпожа. Хотели, видимо, украсть коня и оружие, — выдавил из себя мужчина, выпрямляясь, и шмыгнул носом. — Мы убили их и оставили тела в лесу, потому что спешили спасти Иошито-сан. Там было столько крови, что мы поначалу подумали, что он умер, но нет… Живой. Хотя и на грани.       Договорив, стражник тяжело вздохнул и спрятал обросшее щетиной лицо в огромных ладонях. Такаяма прониклась к нему настоящей жалостью. Уж если кто и должен сейчас так убиваться, так это она сама. Впрочем, всё еще было впереди.       — Не переживайте, я поговорю с господином, — проговорила Юи, стараясь вложить в свой голос хотя бы толику уверенности. — Конечно же, он не должен казнить вас за то, что вы исполнили просьбу его брата.       — С-спасибо, Юи-сан, — мужчина глубоко поклонился девушке, и она попыталась улыбнуться.       — Дяде, наверное, надо помочь, — подал голос Кичиро, чьи большие глаза с беспокойством смотрели в темноту за распахнутыми сёдзи.       Оттуда всё еще доносились голоса, которые теперь принадлежали не разъярённому Асакуре, но служанкам, спешившим исполнить его указания. Юи, вслушивающаяся в эти звуки не менее внимательно, чем ребёнок или стражник, кивнула. Нельзя сидеть здесь, боясь последствий собственной ошибки (предательства?), пока Иошито истекает кровью. Если есть хоть что-то, чем она может ему помочь, надо это сделать.       — Ты прав, малыш, — Такаяма поцеловала сына в макушку. — Я пойду помогу папе и дяде, а ты подожди меня здесь, хорошо? Хираи-сан за тобой присмотрит. Вас не затруднит, Хираи-сан?       Стражник, который не ожидал, что хозяйка дома знает его имя, опешил, однако мгновение спустя быстро закивал:       — Конечно, госпожа. Всё, что угодно. Не переживайте, я глаз с него не спущу.       Кичиро был не так воодушевлён расставанием с мамой, поэтому впился пальцами в её белый дзюбан и замотал головой:       — Я пойду с тобой. Я хочу помочь дяде.       — Нет, Кичи, — Юи отняла от себя цепкую детскую ручку и поцеловала её, качая головой. — Там и без тебя будет много помощников. Лучше поспи, а как проснёшься, так и я уже вернусь.       Ребёнок вновь принялся хныкать и протестовать, но Такаяма была непреклонна. Кичи не должен видеть ни истекающего кровью дядю, ни отца, который наверняка разразится праведным гневом на всех, кто будет рядом. Решив так, она уложила мальчика обратно в постель и, подоткнув ему одеяло, поцеловала малыша в лоб. Кичиро же надулся от обиды.       — Хираи-сан, спасибо вам, — девушка поднялась с постели и набросила на тонкий дзюбан тёплое хаори. Мужчина тоже встал на ноги и склонил перед ней голову. — Я обещаю, что поговорю с Асакурой-сан. Он вас не накажет.       — Не знаю, как и отблагодарить вас, госпожа, — выдохнул Хираи и вымученно улыбнулся.       — Не стоит, — покачала головой Юи и, посмотрев на обиженного малыша в последний раз, направилась прямо к распахнутым сёдзи. — Я постараюсь вернуться как можно скорее, но…       — Ни о чем не беспокойтесь. Я буду с маленьким господином столько, сколько нужно.       Ей захотелось и поблагодарить стражника, и одновременно извиниться перед ним за ситуацию, в которую он угодил по её вине. Если бы она только предупредила Кэтсеро, возможно, ничего бы этого не случилось, и жизнь ни в чем не повинного вассала не стояла бы теперь на кону.       Выскользнув из просторных покоев в тёмный и прохладный коридор, Такаяма спешным шагом направилась к покоям Иошито, откуда и доносился весь шум. Изредка мимо девушки пробегали служанки, неся в изящных, но удивительно сильных руках чаны с горячей водой и полотенца. Все они причитали на ходу и не успевали даже кланяться молодой госпоже, однако Юи едва ли это замечала. Все её мысли были сосредоточены на Иошито.       Ей было страшно подумать о том, что сегодня ночью последний из братьев её мужа может умереть. По её вине. Чем ближе девушка подходила к спальне, в которой лежал истекающий кровью парень, тем сильнее подгибались её коленки. Она не знала, что скажет Кэтсеро. Что уж там, она не знала, как будет смотреть ему в глаза после лжи, которую он, вполне возможно, уже раскрыл.       — Лекарь, лекарь, Асакура-сама! — закричала позади неё служанка, и Юи оглянулась, чтобы увидеть немолодого мужчину, который спешил в покои Иошито вместе с совсем юной прислугой. — Лекарь приехал!       Они пробежали мимо Такаямы и скрылись в комнате, из которой в тёмный коридор лился свет по меньшей мере трёх масляных ламп. Девушка застыла в двух шагах от распахнутой перегородки и сделала три глубоких вдоха, пытаясь собраться с силами. Сердце билось так быстро, что руки начали дрожать, а где-то внутри поднималась паника. Если бы можно было вернуть всё назад и не позволить этому глупцу покинуть поместье! Если бы можно было отговорить его! Дышать стало сложнее, поэтому Юи приложила руку к груди — туда, где колотилось сердце — и чуть не расплакалась. Ужас начал накатывать на неё ледяной волной.       — Госпожа, вы в порядке? — зазвучал прямо возле уха обеспокоенный голос, однако девушке почудилось, будто он доносился издалека. — Принести вам воды? Госпожа?       Кто-то приобнял её за плечи и отвёл в сторону от дверей, за которыми слышался строгий и требовательный голос лекаря. Такаяма боялась вслушиваться в его слова, да и не могла: внезапно стало слишком страшно. Стоило ей покинуть свои покои, в которых было так уютно и спокойно, как пугающая своей жестокостью реальность принялась зажимать её в тиски. О чем она только думала? О чем думал Иошито? Такой конец будет, пусть и жестоким, но справедливым для тех, кто считает себя выше всяких правил и предосторожностей. Именно такими людьми были она и младший из братьев Асакура, и теперь им придётся заплатить за свою гордыню.       Юи не знала, сколько она простояла, утопая в жутких мыслях. Минуту, час, целые сутки? Время для неё словно перестало существовать. Из этой пугающей бездны, которая затягивала её всё глубже и глубже, девушку вытащил голос Кэтсеро. Померещилось, будто он звучит где-то совсем рядом, но придя в себя, Такаяма обнаружила, что сидит на полу напротив покоев Иошито, а Асакура-старший стоит в дверях и разговаривает с утомлённым лекарем. На одежде обоих мужчин виднелись влажные тёмные пятна. Кровь, сразу поняла она.       — Я сделал всё, что смог, Асакура-сама. Но если позволите, я хотел бы остаться в вашем доме на пару дней, чтобы проследить, что ваш брат действительно идёт на поправку, — говорил лекарь, вытирая пот со лба и шеи. — Пока что я не могу вас обнадёжить, увы. Он очень ослаб.       — Делайте всё, что можете и не можете, чтобы спасти его, — ответил Кэтсеро с решимостью, которая не сочеталась с бледностью на его лице. — Я заплачу столько, сколько скажете. Если вам нужны еще лекари, зовите их. Я всё оплачу. Но мой брат должен выжить.       — Я постараюсь, Асакура-сама, — кивнул собеседник и поклонился, прежде чем пересечь порог комнаты и уйти вглубь залитого тьмой коридора.       Юи проводила его растерянным и слегка затуманенным взглядом.       — Что ты тут делаешь? — услышала она ледяной тон Асакуры, который теперь глядел прямо на неё.       Девушка порадовалась, что сидит, иначе от взгляда, которым смерил её муж, подкосились бы ноги. Кэтсеро выглядел измученным: из-за неестественной бледности кожи под глазами ярко выделялись синяки, а скулы и челюсть были настолько напряжены, что лицо заострилось еще сильнее. Он перестал быть похож на человека, который еще прошлым вечером широко улыбался, играя с маленьким сыном. Сейчас он выглядит так же, подумала Юи, как и четыре года назад, когда она впервые увидела его в замке Токугавы. А ведь в то время злость горела внутри него адским пламенем.       — Я пришла помочь, — выдавила из себя Такаяма и с трудом поднялась с пола.       С удивлением она обнаружила стоявшую рядом чашу с водой, которую, похоже, принесла ей служанка, увидев её состояние. Кэтсеро же громко хмыкнул и зашёл внутрь комнаты, не оставив жене иного выбора, кроме как последовать за ним.       Покои Иошито всегда отличались аскетичностью и скромностью. Обычно там не стояло ничего, кроме стола с парочкой дзабутонов и сундука с доспехами, который за два года без войны успел бы покрыться пылью, если бы не служанки. Однако этой ночью по комнате были разбросаны окровавленные тряпки, среди которых была и одежда парня, а возле футона, где лежал посеревший от кровопотери самурай, стояло бессчетное количество баночек с мазями и травами. В пустой чаше у самого изголовья его постели Юи приметила разломанную пополам стрелу, которая была покрыта давно высохшей кровью.       — Боги, — только и смогла промолвить Такаяма и остановилась в двух шагах от постели Иошито. — Как же так…       — Действительно, — тихо пробормотал Асакура, прислонившийся спиной к стене напротив брата. Юи посмотрела на него с опаской. — Ты знаешь, что он может умереть?       Сердце пропустило удар, а затем убежало куда-то в пятки. Неспособная выносить тяжелый взгляд мужа, она опустила глаза в пол и закусила губу. Чувства вины и страха схлестнулись внутри и теперь вели ожесточённую борьбу с ней самой.       — Лекарь же сказал… Я имею в виду… — она и сама не знала, что собирается сказать, да и не могла ничего толком вымолвить: от страха дыхания не хватало, чтобы закончить мысль. — Он же не может…       — Еще как может. Он потерял столько крови, сколько ни на одной войне никогда не терял, — процедил сквозь зубы Кэтсеро, и Юи услышала всё нарастающую ярость в его голосе. — И всё из-за чего? Из-за парочки воришек?       Девушка молчала. Она не знала, как и что ответить на эти вопросы, но чувствовала, что ответов от неё муж вовсе не ждёт. Сейчас лучше помолчать, не распаляя его гнев еще сильнее.       — Весь вечер я недоумевал, что с тобой происходит, — продолжал свой монолог мужчина, и от этих слов Такаяма сжалась на месте и прикрыла глаза, будто могла тем самым спастись от грядущего цунами ярости. — А когда спрашивал, ты говорила, что всё в порядке. Ну так что, Юи, у тебя всё еще всё «в порядке»?       Юная девушка не осмеливалась ни шевельнуться, ни пискнуть. Тем не менее, она вслушивалась в каждое движение и слово Асакуры, который отделился от стены и встал в метре от неё.       — Ты знала, что он уехал, — на этот раз это был не вопрос. Юи открыла глаза и посмотрела на мужа, который сверлил её немигающим взглядом. — Знала и лгала мне в лицо.       — Я не хотела этого, — прошептала она, мотая головой. — Не хотела такого. Я думала, что это будет правильно…       — С какого черта это должно быть правильным?! — повысил голос Кэтсеро, отчего девушка сделала шаг назад и снова посмотрела в пол. Чувство вины раздирало её на части. — Как ты посмела мне лгать? Как посмела потакать его глупостям?       — Я не потакала, — Такаяма всхлипнула, теряя контроль над собой так, что тело снова принялась быть дрожь. — Я хотела помочь Кёко, только и всего. Я думала…       — А мне кажется, ты вообще не думала, — отрезал мужчина, заставляя её умолкнуть. — Кёко? Опять? Ты должна была его образумить или хотя бы рассказать мне о его планах, но нет. Ты опять приняла его сторону. Его. И смотри, что из этого вышло!       Не выдержав давления, девушка расплакалась и хотела было отвернуться от пылающего гневом Асакуры, но крепкая хватка за плечо не позволила ей это сделать.       — Я доверяю тебе, а ты творишь за моей спиной черт знает что, — говорил сквозь зубы Кэтсеро и сжал плечо жены с такой силой, что Юи охнула от боли. — Что с тобой вообще происходит? Почему ты без конца мне лжешь? От Иошито я не ожидаю понимания, он влюблённый идиот, но ты…       — Какого понимания вы от меня ждёте, когда решаете принести в жертву невинную девушку? — выпалила она сквозь слёзы и посмотрела ему в глаза. Асакура непонимающе нахмурился. — Я обо всём знаю. И о вашем шпионаже, и о том, что вы предпочли отдать Кёко на растерзание Такаги, лишь бы он не обнаружил, что вы всё это время творили! Вы хотите, чтобы я поняла такое? В таком случае, это мне надо спрашивать, что с вами происходит.       Совершенно внезапно злость и обида перекрыли все остальные чувства, кипевшие внутри неё. Весь день и весь вечер она сидела, мучаясь, без конца обдумывала слова Иошито о том, во что ввязался её муж. Пусть он не ожидал, что на него посыпятся все эти неприятности, пусть решил больше не помогать императору ничем, но нельзя же просто так отступать и бросать на растерзание тех, кто слабее, пытаясь спасти себя.       — Тебя это не касается, — сухо произнёс Кэтсеро и наклонился к её лицу, часто дыша от злости. — И Иошито это едва ли касалось.       — И тем не менее, коснулось, — Юи и не подумала отвернуться от него, ответив на его пронзительный взгляд неожиданно проснувшимся упрямством. — Вы хотите, чтобы мы делали вид, будто всё в порядке. Будто вы не отнимаете у брата последнюю надежду на счастье. Будто вы не обрекаете Хасэгаву-сан и его семью на боль и страдания. Но мы не будем делать вид, что то, что вы делаете — это нормально. Нет, Кэтсеро. Это подло.       Тёмные глаза мужчины расширились от гнева, и Такаяма ахнула, когда он дёрнул её за плечо с такой силой, что оно зажглось болью.       — Не смей называть меня по имени, — выдавил молодой даймё, но девушка смерила его равнодушным взглядом. — После того, как ты меня предала, ты больше не имеешь на это право.       — Я не предавала вас, господин. Я всего лишь хотела помочь Кёко и вашему брату, — несмотря на уверенность, сквозившую в её голосе, по щекам Юи полились слёзы. В груди неприятно щемило, а на смену обиде уже стремилось сожаление. — Я не знала, что такое случится. Мне очень жаль, но… Я не могла смириться с мыслью, что эта девушка испытает тот же ужас, что и я когда-то. Никто не должен такое чувствовать, разве не так?       Ей больше не хотелось спорить или ссориться. Хотелось только донести до Кэтсеро истину, которая кипела у неё в груди весь день. Быть может, он поймёт? Примет её? Согласится с ней? Но Асакура продолжать с силой сжимать её руку и глядеть на неё со злостью.       — Жизнь моего брата важнее жизни этой девчонки, — заявил он в конце концов, вынудив жену разочарованно выдохнуть.       — Это не так, — она покачала головой и посмотрела в сторону, чувствуя полнейшее опустошение. — Ни одна жизнь не может быть важнее другой. Жизнь Кёко не менее ценна, чем жизнь Иошито-сан. Или ваша. Или моя.       — В таком случае, жизни двух других моих братьев, от чьих тел ничего не осталось, были не менее важны, чем твоя жизнь? — молодой мужчина злобно усмехнулся, но Юи посмотрела на него с сочувствием и усталостью.       Она не видела смысла в этом разговоре: Кэтсеро отказывался понимать кого-либо, кроме себя самого.       — Конечно, — пробормотала она, пытаясь вырваться из крепкой хватки, но муж и не думал её отпускать: пальцы с еще большей силой замкнулись на тонком предплечье. — Как и ваша жизнь не была дороже жизни моего брата.       Едва она произнесла это, как сердце начало обливаться кровью. Слишком давно она не пускалась в воспоминания об отце и брате, и тем неприятнее было напоминать Асакуре о том, что именно он повинен в смерти её родных. Лицо Кэтсеро от этих слов перекосилось, и от неожиданности он выпустил её предплечье.       — Я не хочу с вами ссориться, господин. Правда, не хочу. Но пожалуйста, поймите нас тоже, — Юи не отступила в сторону от мужчины, который теперь смотрел на лежащего без сознания брата, в чьём лице не было ни кровинки. — Иошито-сан очень хотел помочь Кёко и её семье, как и я. И мне жаль, что я вам солгала, но…       — Никаких «но», — прервал её Асакура и отошёл от жены на несколько шагов, становясь рядом с Иошито. — Из-за твоей глупой веры в справедливость и неуместного сострадания мой брат может умереть. Этого бы не случилось, если бы ты была со мной честна. Я считал, что могу тебе доверять, но, видимо, ошибся.       Силы на злость закончились и у него, поэтому глава семьи устало опустился на пол рядом с футоном брата и прикрыл глаза. Несколько минут девушка смотрела то на старшего брата, то на младшего, который лежал, словно неживой, и пыталась подыскать слова, способные прекратить эти глупые обиды. Но слова всё не находились, а на душе становилось всё тяжелее.       — Я люблю вас, — только и смогла вымолвить Юи и сделала было два шага в сторону мужа, как тот воззрился на неё предупредительным взглядом.       — Сомневаюсь, — ответил он. — Любила бы — была бы на моей стороне, а не на стороне всех, кто против меня. Любила бы — не лгала бы мне в лицо.       — Но ведь вы бы не позволили Иошито-сан помочь Кёко, если бы узнали о том, что он собирается сделать, — в отчаянии произнесла Такаяма, не зная, как еще оправдаться.       — Не позволил бы, — кивнул Кэтсеро. — И тогда он был бы в порядке.       — Он будет в порядке, — выпалила Юи, а по щекам снова побежали крупные слезинки. — Он поправится, вот увидите. Я буду помогать, чем смогу, и…       — Ты уже достаточно помогла ему, — Асакура фыркнул и посмотрел на неё со смесью обиды и презрения. — Так помогла, что теперь я рискую потерять последнего брата. Сделай одолжение — оставь меня в покое. Я сейчас не могу ни смотреть на тебя, ни разговаривать с тобой.       — Кэтсеро…       Юная девушка всхлипнула, но мужчина лишь покачал головой и указал ей на всё еще распахнутую дверь.       — Иди к Кичиро. Не хочу, чтобы он оставался один, когда вокруг дома бродит не пойми кто.       По его непреклонному тону Юи поняла, что спорить и пытаться дальше объясняться — бесполезно. Кэтсеро был настолько выбит из колеи ранением Иошито, что не слушал ничего и никого, кроме собственной злости, которая требовала выхода. И поскольку виновник всех бед лежал без сознания на грани смерти, Асакура мог изливать своё разочарование только на жену.       В последний раз посмотрев на Иошито, который еле заметно дышал, лежа под тёплым одеялом, Такаяма глубоко поклонилась мужу, не испытывая ничего, кроме раскаяния. Молодой даймё и бровью не повёл, он не смотрел, как девушка, тихо плача, выходит из комнаты, обнимая себя за плечи. Юи же с каждым шагом всё больше хотелось повернуть назад, чтобы остаться с мужем, однако разум твердил, что если она останется, их обида друг на друга лишь углубится.       Оставалось надеяться только на то, что со временем эта обида растворится, как и прежние. Однако выходя из комнаты Юи отчего-то чувствовала, что на этот раз всё иначе. На этот раз рана была глубже и болезненнее, чем могло показаться с первого взгляда. Что-то изменилось в тот миг, когда она покидала комнату. Внутри поселилось неприятное чувство одиночества, которого раньше не было, и родилось оно в миг, когда Такаяма поняла, что Кэтсеро слышит только себя.       Ему не было дела ни до Кёко, ни до её родных. Он, видела Юи, готов был закрыть глаза на всё, что не касалось его лично. Даже на вопиющую несправедливость, которой является крушение чьей-то жизни. Разве же это правильно? Да, она ошиблась, позволив Иошито уехать, но, в отличие от Асакуры-старшего, она свои ошибки признавала. Он же свято верил в свою правоту, не слушая никого вокруг.       Размышляя об этом, Такаяма понимала, что отдаляется от мужа с каждым шагом, но дело было не в расстоянии между комнатами. Сердце заныло от огорчения. Ничего. Всё будет хорошо. Всё обязательно наладится, твердила она себе, подходя к своим покоям. Когда Иошито пойдёт на поправку, Кэтсеро успокоится и забудет о своей обиде.       Главное их забота сейчас — это Иошито. Он обязательно должен выжить.