Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

      Шпионом Фудзивара Хидэо стал не по своей воле. Конечно же, кто-то скажет, что у него было право выбора, ведь не бывает так, чтобы человек не мог отказать. Выбор, скажет кто-то, есть всегда. Принять предложение или отказаться от него. Согласиться исполнить приказ или же отвергнуть его. Да, выбор есть всегда. Но порой сделать его не так просто. Особенно если обратная сторона принятию — смерть.       Фудзивара, некогда такой же презираемый всеми наёмник, как и Асакура Кэтсеро, уважал своего сюзерена. Вместе они прошли не одну войну, и хоть достаточно долгое время они встречались исключительно на поле битвы, где боролись спина к спине, Фудзивара всегда знал, что он и тогда еще наследник клана Асакура сделаны из одного теста. Они оба ненавидели тех самых благородных воинов, которых превозносила вся страна. В тех благородных воинах, знали они, не было ни капли благородства, сплошное бахвальство да высокомерие. И оттого Фудзивара чувствовал себя еще более виноватым, склоняя голову перед Комацу Сэйджи, который потребовал от вассала стать его глазами и ушами в доме Асакура.       Это случилось на следующий день после того, как Комацу и его свита вернулись от императора, даровавшего своё благословление, которое сделало мужчину сёгуном. Фудзивара, помнил он, очень удивился, когда Комацу Сэйджи, которому надлежало теперь только праздновать да рассылать по всей стране требования присягнуть ему, призвал бывшего наёмника к себе в покои, чтобы что-то обсудить. Уже на подходе к комнате Комацу мужчина понял, что ничего хорошего ему этот разговор не светит. И это удручало, ведь тем же утром его обрадовало предложение Кэтсеро уехать вместе с его семьёй. Однако, приближаясь к покоям сёгуна, Фудзивара понял, что радость его была преждевременной.       Так и оказалось. Комацу не выказывал особого уважения к бывшему наёмнику. Усадив его на дзабутон напротив себя, он сказал прямо:       — Мне нужен шпион в доме Асакуры. Думаю, вы, Фудзивара-сан, справитесь с этой задачей лучше, чем кто-либо другой.       Такая просьба… Нет, не просьба, приказ. Такой приказ поразил мужчину до глубины души. Шпионить за единственным человеком, который относился к нему, как к равному? Который предлагал разделить с ним кров и еду? Нет, это было немыслимо. Он хоть и был наёмником, который убивал ради горстки монет, но такое задание — это уже слишком.       — Вы не поняли, Фудзивара-сан, — оборвал его Комацу, когда мужчина начал было делиться своими сомнениями в правильности подобного поступка. — Я не прошу вас об этом. Я вам приказываю. Выбора у вас нет.       Выбор у него был. Хидэо знал, что у него есть два пути: согласиться выполнить приказ или же… погибнуть в каком-нибудь несчастном случае, который сёгун наверняка организует, чтобы тот не проболтался Асакуре о его намерениях. И Фудзивара согласился. Из страха. Из желания пожить еще хоть чуть-чуть. Он только начал ощущать вкус жизни. Только оправился от смерти родных, на могилах которых поклялся жить долго, чтобы успеть сделать всё, что не успели они. Умирать было рано. Ну, а шпионаж… Что ж, ему это было не впервой.       Однако с каждым днём, что Фудзивара Хидэо жил под крышей поместья Асакура, предательство давалось всё тяжелее. Кэтсеро довольно быстро сделал его своей правой рукой и даже порой интересовался его мнением по тому или иному вопросу, когда не мог принять решение. Юи относилась к нему, как к старшему брату: всегда заботливо спрашивала, хорошо ли он себя чувствует, как ему спалось, да и вообще, нравится ли ему жить в их доме. Эта девушка, со стыдом признался Фудзивара, быстро завоевала место в его сердце. Впрочем, конечно же, он никогда и ни за что не посмел бы оскорбить своими чувствами ни её, ни Кэтсеро, который часто закрывал глаза на частое общение этих двоих.       И тем не менее, несмотря на ненависть к себе, Хидэо каждый месяц отсылал в замок сёгуна подробный отчёт о том, что происходило в доме Асакура. Спасало его совесть лишь то, что ничего особенно там и не происходило. Старший Асакура днями и ночами занимался делами, связанными с управлением землями; его жена ухаживала за сыном, который рос не по дням, а по часам, ну, а Иошито погрузился в чтение и тренировки, которые позволяли ему не терять боевую форму. Такие отчёты ничем не могли быть полезны Комацу, а потому Фудзивара надеялся на то, что сёгун вскоре избавит его от участи шпиона. Но вот месяцы, а затем и годы шли, а Хидэо всё так же отсылал ему отчёты.       Тяжелее всего, признался Фудзивара, ему было тогда, когда он понял, что его сюзерен что-то скрывает. Причём не только от него, но ото всех. Целых полгода Кэтсеро, который до этого смело делился сомнениями относительно любого связанного с управлением землями дела, хранил молчание. За те шесть месяцев он ни разу ничего не рассказал ему, ни разу не выслал за пределы поместья по личному поручению. Тогда Фудзивара испугался, что Асакура-старший раскрыл его и суровое наказание не заставит себя ждать. Его убьёт либо Комацу, либо Кэтсеро. Третьего, верил он, не дано.       Но Асакура, несмотря на своё странное поведение, так и не пришёл к Хидэо, чтобы обвинить его в шпионаже. По крайней мере, поправил себя мужчина, тогда не пришёл. После того, как первая волна паники прошла, Фудзивара понял, что должен узнать тайну, которую так тщательно оберегает сюзерен. Но не ради того, чтобы донести на него Комацу, нет. А чтобы защитить людей, которые за два года стали ему настоящей семьёй.       В доме, знал Фудзивара, был еще один шпион. Он догадался об этом, когда совершенно случайно перехватил письмо в черном конверте, которое предназначалось вовсе не ему. Письма в черных конвертах присылал Комацу. Так он надеялся защитить послание от прочтения его на просвет: вскрывать конверт бы побоялись, а вот подсветить его и попытаться разобрать содержимое вполне могли. В тот вечер Фудзивара, выскользнувший из дома, чтобы отдать ждущему у ворот гонцу очередной отчёт, получил из его рук черный конверт.       Стоило сказать, что Комацу весьма редко присылал ему письма, поэтому Хидэо тогда почти задрожал от напряжения. Что опять он от него хочет? На какую еще подлость подпишет? Вернувшись к себе, мужчина разорвал конверт и вытащил небольшое письмо.       «Надеюсь, твоя возня с конём будет ненапрасной. Я жду результатов в ближайшее время», — гласило письмо, от которого всё внутри Фудзивары перевернулось. Что значили эти слова?       Он до сих пор не мог их понять. Однако по крайней мере одно ему стало понятно — в поместье есть еще один человек, который шпионит для Комацу и, судя по всему, работает он усерднее, чем сам Хидэо.       Этот человек, решил Фудзивара, не остановится ни перед чем, чтобы узнать тайну, которую скрывает хозяин дома. Он выдаст её сёгуну, и глазом не моргнув. Вассал, конечно же, не знал, что именно скрывает ото всех Асакура-старший, но догадывался, что секрет его вряд ли обрадует Комацу Сэйджи.       После этого письма Хидэо начал искать правду еще активнее, но на этот раз он делал это не ради разоблачения сюзерена, а ради его защиты. Возможно, идя по тому же следу, что и второй шпион, он отыщет его и приведёт к Асакуре, чтобы тот решил судьбу их обоих. Он расскажет ему всё, что делал эти два года. Во всём признается. Примет наказание, которое заслуживает. Однако перед этим он обязан поймать за руку человека, который собирается навредить их семье.       Вот только как раз в тот момент, когда Фудзивара решил копать глубже, Кэтсеро заподозрил, что за ним шпионят. Каждый день Хидэо будто ходил по лезвию бритвы: пытаясь отыскать шпиона самостоятельно, он то и дело попадал в поле зрения Асакуры. Любому было бы понятно, что долго он не продержится.       И тогда Фудзивара решил подыграть сюзерену, который в приступе своей подозрительности обратил внимание на тещу. Аска, решил тогда Хидэо, была идеальным вариантом для отвода глаз от него самого: благодаря Юи женщине ничего не угрожало. Кэтсеро бы ни за что не решился отнять жизнь у тещи. Ну, а сама она едва ли смогла бы подтвердить или опровергнуть обвинения мужчины, вступив с ним в спор. Движимый этими мыслями, Фудзивара подделал письмо, которое вскоре принёс Асакуре как доказательство того, что Аска является шпионкой. Ему было совестно, но поделать он ничего не мог. Ему нужно было выжить, чтобы поймать второго шпиона.       Той ночью, когда раненого Иошито принесли в поместье, Фудзивара, стоявший тогда на крыльце и наблюдающий за тем, как вассалы тащат младшего Асакуру, увидел, как кто-то выскользнул с территории поместья через приоткрытые ворота. Позабыв обо всём, мужчина наскоро оседлал коня и бросился следом за ним. Но, увы, ему так и не удалось никого отыскать. Всё, что он нашёл той ночью, — это тела разбойников, которые напали на Иошито. Лес был пуст. Или же ему так показалось.       После возвращения в поместье Фудзивара узнал, что отныне никто не имеет право покидать дом без разрешения главы семьи. Это сильно огорчило мужчину: он надеялся, что сможет отправиться на поиски шпиона еще раз, а то и два или даже три, но запрет Кэтсеро лишил его этой возможности. Поэтому и только поэтому Фудзивара рискнул попросить у сюзерена разрешение выезжать с территории поместья, прикрывшись чуть более благовидным предлогом — осмотром окрестностей. Впрочем, просьба его была тут же отвергнута, но это, господин, конечно же, знает уже и сам.       Фудзивара закончил свой долгий рассказ, когда в лесу воцарилась сплошная тьма и тишина. Выдохнув, он прикрыл глаза, готовый принять любую участь, и стиснул челюсти. Не получилось у него прожить долгую жизнь. Он не смог выполнить обещание, данное родным.       — Мне очень жаль, что я предал ваше доверие, — выдавил из себя мужчина, обращаясь к Асакуре, который наверняка сверлил его презирающим взглядом. — Поверьте, я не хотел, но иного выбора у меня не было. Вы правы, мне очень хотелось жить, поэтому я натворил столько всего. Можете убить меня. Полагаю, только это я и заслуживаю после такого обмана.       Он сидел с закрытыми глазами и считал про себя, гадая, на какой секунде его жизни придёт конец. Но вот он досчитал до ста, а сердце всё еще ухало в груди. Не понимая, почему сюзерен медлит, Хидэо приоткрыл глаза и посмотрел перед собой.       Асакура всё так же восседал на коне, держа перед собой катану, однако теперь та не была направлена на его шею. В темноте было не разглядеть, но Фудзивара понял, что мужчина обдумывает услышанное.       — Вы докладывали обо всём, что происходило в моём доме, с самого первого дня? — переспросил Кэтсеро, и Хидэо не оставалось ничего, кроме как кивнуть. — О чём же вы писали в то время Комацу? Описывали ему, как я управляюсь с землями и как часто сплю с женой?       Вассал вмиг покраснел и снова опустил глаза:       — По правде говоря, ведь не было ничего другого, о чём я бы мог ему сообщить. Я имею в виду управление землями, а не то, как часто… кхм, то есть о госпоже я, конечно же, ничего не писал.       — Что ж так? — Асакура фыркнул, а Фудзивара почувствовал, что от стыда загорелись даже уши. — Если уж решились оповещать Комацу обо всём, могли бы и об этом написать. Уверен, он бы взбесился.       Хидэо не понял, что имеет в виду сюзерен, а потому вновь воззрился на него, нахмурившись.       — Я не очень понимаю, о чём вы, господин…       — Неважно. Старые счёты, — усмехнулся молодой даймё. — Так значит, с вашей подачи Комацу знает обо всех моих внутренних делах? Обо всём, что я имел глупость вам рассказать?       Приметив его превратившиеся в щёлки глаза, Фудзивара удручённо кивнул и поджал губы. Сказать ему больше было нечего. Он виноват, а значит, должен ответить за преступление. Катана, смотревшая прямо в грудь, подтверждала это.       — У вас есть предположения, кто может быть вторым шпионом? Кого Комацу мог завербовать, кроме вас?       — Нет, господин. Пока что, увы, нет, — мужчина покачал головой. — Я надеялся поймать его за руку при передаче письма гонцу, но до сих пор мне это ни разу не удалось. Возможно, он узнал, что письмо от Комацу перехватили, и стал осторожнее.       Асакура скривил губы, задумавшись. Направленная на вассала катана задрожала в его руке, но Фудзивара был уверен, что дрожь эту вызвал не страх, а злость. Еще бы. Он бы тоже был зол на его месте. Два шпиона под крышей — это уже чересчур.       — Человек, который улизнул из поместья три дня назад, — Кэтсеро вновь поднял на мужчину острый взгляд, — вы совсем ничего не разглядели? Это был мужчина? Женщина? Хоть что-то вы должны были видеть.       — Мне жаль, Асакура-доно. Я не помню. Было темно, а он выскользнул слишком быстро, вы же помните, какая той ночью была суматоха и сколько людей бегало туда-сюда.       Стоило ему замолчать, как сюзерен разочарованно вздохнул и потёр переносицу. Да, он был совершенно бесполезен.       — Мне начинает казаться, что жизнь наёмника была куда проще, — проворчал Асакура, и Фудзивара удивился, когда кончик катаны перестал упираться ему в грудь: молодой даймё отвёл меч в сторону. — Вот что мы сделаем, Фудзивара-сан. Сегодня я вас не убью.       Хидэо оцепенел и стиснул поводья, отчего конь недовольно заворчал. Он ослышался? Наверняка.       — И завтра, возможно, тоже, — продолжал тем временем Кэтсеро, глядя прямо в расширенные от изумления глаза вассала. — Но послезавтра я могу с лёгкостью изменить своё решение. Всё будет зависеть от вас. От того, насколько вы будете полезны мне. Вы же хотите жить, Фудзивара-сан?       — Я… — Фудзивара чуть не прикусил язык, спеша ответить. — Да, господин.       — Прекрасно. В таком случае вы поможете мне найти ту крысу, что Комацу подослал в мой дом. Сделаете это — останетесь в живых. Считайте, искупите свою вину. Будете медлить — убью вас без колебания.       Мужчина со шрамами на лице не верил своим ушам. Нет, он не был шокирован жесткостью условий, которые выставил сюзерен. Его, скорее, поразило, что тот собирался дать ему… второй шанс? Но почему?       — Н-но… но почему? — озвучил Фудзивара единственный вопрос, который теперь крутился в голове. Кэтсеро при этом приподнял бровь. — Почему бы вам просто не убить меня? Я же вас предал.       Конечно, глупо было спрашивать о таком. Ему бы радоваться, что голова до сих пор на плечах. Однако Хидэо хотел знать, чем на самом деле заслужил возможность искупить вину. Асакура несколько мгновений изучал его взглядом, а затем хмыкнул, качая головой.       — Чем лучше я вас узнаю, Фудзивара-сан, тем больше вы меня удивляете, — произнёс он, вздыхая. — Я не смогу поймать шпиона в одиночку. Могу постараться, но, боюсь, что пока я буду разбираться, что к чему, кто-нибудь из-за него пострадает. Вы же будете мотивированы найти этого человека, потому что хотите жить. Это желание заставляло вас лгать мне в лицо на протяжении двух лет. Думаю, оно также поможет вам в поисках.       У Фудзивары не было слов. Он сидел верхом на коне и смотрел в заострённое, строгое лицо сюзерена. Это точно не сон?       — Однако, — голос Асакуры стал чуть громче, — если вы меня подведёте, и этот человек нанесёт вред кому-то из моих родных… ваш испытательный срок закончится. Да и не только ваш, если уж быть совсем честным. Если вы не найдёте мне эту крысу в кратчайшие сроки, я вырежу всех слуг и вассалов.       От угрожающего тона молодого даймё кожа Фудзивары покрылась мурашками. Вырежет всех?       — Считайте, что от вашей хорошей службы будут зависеть жизни всех обитателей поместья. Ну что, такие условия вас вдохновляют на свершения?       Медлить с ответом было нельзя. Хидэо чувствовал, что с каждой секундой, что он обдумывает угрозу сюзерена, он теряет остатки его благоволения. Он сможет выполнить это задание. Сможет найти второго шпиона, несмотря ни на что. В конце концов разве не этим он занимался в последний месяц?       — Я разоблачу этого мерзавца, Асакура-доно, — заявил наконец Фудзивара и даже приподнял подбородок, ощутив, как внутри просыпается нечто похожее на гордость. — Даю вам слово. Чего бы мне это ни стоило, я найду его и искуплю свою вину. Не сомневайтесь.       Кэтсеро с полминуты глядел на него испытующим взглядом, после чего неохотно кивнул и медленно убрал катану обратно в ножны. От сердца Хидэо отлегло. Значит, он всё-таки сможет встретить сегодняшний рассвет.       — Я рад, что мы с вами поняли друг друга. Надеюсь, вы сдержите своё слово, и мне не придётся убивать ни вас, ни кого бы то ни было еще.       Хоть сделать это, сидя на лошади, было трудно, но Фудзивара глубоко поклонился молодому мужчине. Тот, как показалось ему, посмотрел на него с толикой уважения в глазах.       — Ладно. Давайте закончим то, зачем пришли. Обыщем тут всё. Может, найдём и следы этого вашего шпиона, — Асакура натянул удила и заставил коня отступить от обрыва.       Вассал не стал спорить и послушно последовал за ним вглубь леса. Он всё еще не до конца верил в произошедшее, а потому ехал молча. Впрочем, и Кэтсеро, очевидно, думавший о своём, больше не произнёс не слова. И тем не менее, Фудзивара Хидэо почувствовал, что с души упал камень. Наконец-то он раскрыл все карты, теперь ему нечего бояться. Кроме, разве что, возможности стать причиной гибели двух десятков человек в поместье. Но за это мужчина не переживал. Он точно знал, что на этот раз оправдает ожидания своего господина.

***

      Взошедшее над горизонтом осеннее солнце принесло с собой густой туман, который опустился на окрестности плотной дымкой. В доме, как и снаружи него, становилось всё холоднее, из-за чего слуги, бегающие по дому, кутались в несколько одеяний, но и они едва помогали. Раздосадованные обитатели поместья Асакура, стараясь сохранить тепло в доме, спешно запирали все двери и сёдзи, чтобы завывающий снаружи ледяной ветер не проник внутрь.       На кухне с самого утра кипела работа: одни служанки не отходили от печей, готовя сытные супы-набэ, другие же мариновали овощи и проверяли запасы риса, чтобы убедиться, что поместье готово даже к самой долгой и холодной зиме. Хозяйка дома, наблюдавшая за всем происходящим со стороны, удивлялась царившей суете. Ни разу за два года жизни здесь она не видела, чтобы слуги так слаженно и вместе с тем торопливо работали.       Кутаясь в тёплое хаори, Асакура Юи переминалась с ноги на ногу возле кухни и не решалась потревожить служанок, которые и так сбивались с ног. Удивительным было и то, что женщины так старались всё успеть, что даже не замечали стоявшую почти что на пороге госпожу, которая надеялась, что рано или поздно на неё обратят внимание. Впрочем, простояв так почти пятнадцать минут, Юи поняла, что надеяться на их внимательность и учтивость не приходится. Вздохнув, она переступила порог кухни и принялась выискивать взглядом старшую служанку.       Мэй, немолодая женщина с забранными в низкий хвост седеющими волосами, руководила процессом приготовления супов и риса. Она так громко отдавала приказы младшим служанкам, что те чуть ли не роняли крышки и ложки, но старались шевелиться быстрее. Пробираясь к ней сквозь дюжину женщин, из которых разве что две заметили, что на кухню вошла госпожа, юная девушка почувствовала неудовольствие. Недовольна она была отнюдь не тем, что почти никто не обратил на неё внимание, нет. Хозяйке дома не нравилось слышать требовательные крики Мэй и испуганные писки молоденьких служанок, некоторые из которых чуть не плакали.       — Мэй-сан, — мягко позвала старшую служанку Такаяма, остановившись в метре от неё.       К её удивлению женщина раздраженно цокнула языком и, не оборачиваясь, отмахнулась от девушки, чьи брови медленно поползли вверх:       — Не сейчас. Не видишь, я занята? Вместо того, чтобы болтать тут, иди нарезай овощи для набэ. Хозяин скоро вернётся.       Юи захлопала глазами, изумлённая услышанным. Она никогда не мнила себя «госпожой» в полном смысле этого слова, но такое пренебрежительное обращение сложно было оставить без внимания. Особенно если учесть, что вся прислуга ходила на цыпочках вокруг Мэй.       — И что, что он вернётся? — поинтересовалась Юи теперь уже с вызовом в голосе, и женщина, почувствовал неладное, обернулась. — Из-за его возвращения надо весь дом на уши поднимать и кричать на всех?       Немолодая женщина, облаченная в темно-синее одеяние, вмиг побледнела и склонила голову перед Такаямой. Остальные служанки, заслышав строгий голос госпожи, последовали её примеру.       — Ох, Юи-сама, простите меня, невежу, — принялась лепетать Мэй, не поднимая головы. — Я совсем не хотела вас оскорбить, поверьте.       — А если бы это была не я? — девушка сложила руки на груди и нахмурилась. — Вы бы продолжили кричать на своих подчинённых?       Мэй словно проглотила язык на несколько мгновений в то время, как младшие служанки принялись тихонько перешептываться. Юи видела, как некоторые из них едва заметно кивают, отвечая госпоже за старшую служанку. Работа на кухне полностью встала, только ароматный бульон кипел на огне, наполняя кухню паром.       — М-мне жаль, госпожа, — выдавила наконец из себя Мэй и с осторожностью подняла голову, чтобы посмотреть на всё еще сердитое лицо Такаямы. — Простите, пожалуйста. Просто столько всего надо успеть, что голова идёт кругом.       — Даже если так, вы не должны кричать на остальных девушек, — заметила Юи и махнула рукой, позволяя служанкам распрямиться. — Уверена, они и так стараются изо всех сил.       — Да, госпожа. Конечно, вы правы, — Мэй вздохнула и провела тыльной стороной ладони по лбу, смахивая с него капельки пота. Она выглядела крайне уставшей и взволнованной. — Это было лишним с моей стороны.       Такаяма успела пожалеть утомлённую суетой служанку, а потому не стала томить её еще и своим недовольством. Согласно кивнув, она снова махнула рукой, позволяя младшим служанкам вернуться к работе, после чего вновь повернулась к женщине:       — Пожалуйста, Мэй-сан, не поступайте так больше. В доме сейчас и так напряжённая атмосфера.       Мэй, одёрнув синее кимоно, еще раз виновато склонила голову.       — Не волнуйтесь, госпожа. Это больше не повторится, — повторила она, сжимая от стыда ткань одеяния. — Впредь я буду себя сдерживать.       Мэй совсем не была похожа на Камэ. Сколько бы Юи ни сравнивала двух женщин, она, к своему стыду и сожалению, понимала что в старшей служанке нет той душевной теплоты и житейской мудрости, которой была переполнена Камэ. Подумав о женщине, от которой она за два года не получила ни одной весточки, молодая девушка загрустила.       — Спасибо, — тихонько ответила она, подавив нарастающую грусть, и попыталась мягко улыбнуться напряжённой служанке. — На самом деле, я пришла сюда не для того чтобы отчитать вас, конечно же. Я хотела попросить вас приготовить поднос с завтраком для господина Иошито. Отнесу я его сама.       Немолодая женщина немного побледнела и поджала губы в ответ на просьбу юной госпожи. Как и в прошлый раз, она не была в восторге от того, что хозяйка дома вызывается выполнять работу прислуги.       — Юи-сама, прошу меня простить, если мои слова покажутся вам дерзкими, — начала Мэй, сделав глубокий вдох, — но не кажется ли вам, что подобным должны заниматься служанки? Ваша матушка уже выражала своё неудовольствие тем, что мы потакаем вашему желанию помогать нам. Да и господин Асакура… Ох, уж он-то точно не обрадуется, узнав, что вы выполняете нашу работу.       — Господин Асакура ничего не сделает, узнав о моём желании помочь, — Юи отчего-то почувствовала себя уязвлённой. Значит, матушка решила высказывать своё недовольство не ей, а напрямую прислуге? — Ну, а моя мама… Она не хозяйка в этом доме, а я — да.       На этот раз её голос прозвучал так строго, что Мэй окончательно растерялась. Не понимая, кому подчиняться, она тяжело вздохнула и покачала головой. Такаяма-младшая, впрочем, продолжая стоять прямо напротив, и, скрестив руки на груди, ждала. Навязчивое желание матери управлять её жизнью и желаниями не на шутку её обидело.       — Простите, госпожа, — с хорошо различимым сожалением в голосе проговорила Мэй, качая головой. — Я бы с радостью выполнила ваш приказ, вы же знаете, но не могу так рисковать. Дело даже не столько в вашей матушке, сколько в господине. Если он рассердится, узнав об этом, кому-нибудь из нас непременно не поздоровится.       Изящные брови Юи приподнялись от удивления, а служанка стыдливо потупила взгляд. Медленно повторяя про себя её слова, хозяйка дома оглядывала глазами кухню, в которой вновь кипела работа. Может ли быть, что все так спешат, потому что боятся вызвать гнев Кэтсеро? Припомнив напряженную атмосферу, что царила в доме уже четыре дня, Такаяма вполне могла в такое поверить.       — Не может же он… — начала было бормотать Юи, но быстро умолкла, приметив, какой взволнованной была служанка. — Что ж, если вы так боитесь, полагаю, мне не стоит вас просить о таком…       Мэй благодарно поклонилась девушке, однако та уже смотрела не на неё, а вглубь себя, переваривая всё услышанное. Насколько же сильно они с Иошито разозлили Кэтсеро, что теперь все обитатели поместья вынуждены жить в страхе?       — Не переживайте, госпожа. Кто-нибудь из служанок отнесёт господину Иошито завтрак, как только мы всё приготовим, — внезапно заговорила старшая служанка, вырывая Такаяму из грустных мыслей. — А вам нужен отдых. Слишком многое свалилось на вас за последние дни.       Поспорить с этим Юи не могла: она провела без сна все три дня, что Иошито был без сознания, да и сегодня ночью с трудом сомкнула глаза. Утомлённая собственными переживаниями, она с трудом сдерживала слабость, которая накатывала волнами.       — Быть может, вы правы, — сдалась в итоге девушка, вздыхая. — В таком случае, пожалуйста, позаботьтесь о господине Иошито.       — Обязательно, Юи-сама, — ободряюще улыбнулась ей Мэй. — Отдохните у себя, а чуть позже я принесу вам завтрак и, если захотите, подготовлю всё, чтобы вы смогли погреться в онсэне.       Благодарно кивнув, Такаяма медленно отступила назад, провожаемая поклонами служанок, и вышла из кухни. В коридоре было не менее суетливо, чем на кухне, но обращать внимание на бегающих слуг и вассалов Кэтсеро сил уже не было. Хотелось только вернуться в тёплую постель и позволить себе наконец забыться глубоким, исцеляющим сном. Возможно, когда она проснётся, ей не будет так грустно на душе?       Юи усомнилась в этом. Шагая к своим покоям, она размышляла обо всём, что в последние дни заставляло её чувствовать себя несчастной. Таких вещей, событий, поступков становилось всё больше и больше, и ей было страшно представить, что ждёт их дальше. Возможно, это бы не волновало её так сильно, если бы она ощущала поддержку Кэтсеро, однако и он отдалялся с каждым днём, отчего девушка расстраивалась всё сильнее. Сможет ли она хоть что-то исправить?       Обняв себя за плечи, Юи поджала губы, запрещая себе думать о плохом, но непрошенные мысли продолжали лезть в голову. Мэй была права. Самое лучшее сейчас — это лечь спать, чтобы избежать копания в собственных страхах. Вечером же, когда Асакура-старший вернётся, у неё будет шанс поговорить с ним и развеять все опасения. Юи очень надеялась на то, что оскорблённый её обманом мужчина всё же согласится на разговор. В конце концов, разве он хоть раз отвергал её?       «Но в этот раз я перешла черту», — напомнила она себе и застыла на пороге собственных покоев, так и не отодвинув перегородку. Чувство вины, и без того поедающее её на протяжении четырёх дней, вмиг усилилось, прогнав сонливость, но не усталость. Ощущать себя не только уставшей, но и безумно виноватой было ужасно. Такаяма сжала пальцы в кулачки и с неуверенностью посмотрела на пустынный коридор.       Редко кто из прислуги заходил в эту часть дома без необходимости, вот и сейчас девушка стояла здесь в полном одиночестве, почти ненавидя себя. Она обязана сделать всё, чтобы вернуть доверие и благосклонность мужа. Без его неустанной поддержки Юи начинала чувствовать себя ничтожной. И конечно же, она знала, что нужно сделать, чтобы заслужить прощение.       Убедить Иошито согласиться на брак с девушкой, которую он нисколько не любит. Даже думать о таком было противно. Но был ли у неё иной выбор? Вздохнув, Такаяма отошла от двери, за которой скрывались её покои, и, с трудом держась на ногах, двинулась дальше: комната Иошито находилась в самой глубине дома. Он сам выбрал её при возвращении в поместье и довольно редко покидал, если только того не требовал особый случай.       Приближаясь к его покоям, юная девушка не представляла не только как она будет его убеждать, но даже как начать разговор: вчерашние бестактные слова и обвинения не шли из головы. Впрочем, возможно, она напрасно об этом размышляет: с Иошито станется прогнать её, стоит ей появиться на пороге его спальни. Мысль об этом несколько рассердила Юи, которая в глубине души считала, что если уж кто из них двоих и должен злиться, так это она.       «Как можно быть таким бесчувственным ослом?» — она задавалась этим вопросом со вчерашнего дня и до сих пор так и не сумела найти оправдание такой грубости. Разве же может он обвинять её в том, что она никак не может забеременеть? Если уж Кэтсеро не попрекает её этим, то его брат тем более не должен. Хватит и того, что она чувствует свою вину вот уже целых два года.       Расстроившись пуще прежнего, Юи остановилась перед дверьми, за которыми лежал наверняка презирающий всех родных Иошито, и сделала глубокий вдох. Ей нужно было подготовиться к тому, что она может услышать из его уст. С другой стороны, вряд ли он может сказать ей что-то хуже того, что сказал вчера. Подумав об этом и поджав губы, девушка тихонько постучала в запертые сёдзи. Будь что будет.       Асакура-младший ответил не сразу. Такаяма простояла на пороге не меньше минуты, прежде чем мужской голос лениво позволил ей войти. Медленно отодвинув сёзди, Юи, скрепя сердце, шагнула вперёд и остановилась в шаге от дверей, которые тут же прикрыла. В комнате царил полумрак из-за наглухо закрытых сёдзи, сквозь которые с трудом пробивался и без того тусклый солнечный свет. Освещать ему, однако, было нечего: комната Иошито была как всегда пустынна. Со вчерашнего дня здесь появилась разве что небольшая стопка книг, которые мужчина неторопливо почитывал, когда у него находились на это силы.       Сам хозяин комнаты лежал всё в той же белоснежной постели, теряясь на её фоне в белом дзюбане. Застыв у самого входа, девушка заметила, что сегодня Асакура-младший был не таким бледным, но его уставший взгляд говорил о том, что сил у него едва ли стало больше. Он восстанавливался довольно медленно, из-за чего Юи снова почувствовала себя виноватой.       — Поставь сюда поднос с едой и уходи, — небрежно бросил мужчина, даже не смотря на того, кто вошел в комнату: он был поглощен книгой. Девушка растерялась, не зная, что ей делать, поэтому спустя еще несколько мгновений Иошито недовольно вздохнул и перевёл взгляд на дверь: — Ты что, огло… А, это ты.       При виде невестки Асакура-младший недовольно фыркнул и, закатив глаза, отвернулся. Юи при этом обиделась еще сильнее. Убрав за уши пряди длинных волос, она без особого желания поклонилась мужчине и сделала еще два шага вглубь комнаты. Иошито не отреагировал.       — Доброе утро, Иошито-сан, — вежливо начала девушка, волнуясь. Молодой самурай вновь ничего не ответил. — Как вы себя чувствуете? Вам лучше?       Иошито скривил губы, продолжая прятать глаза в книге, которую, была уверена Такаяма, он вовсе не читал. Это было ему свойственно — скрывать свои эмоции. Этим он очень отличался от брата, который зачастую не сдерживал себя, но зато довольно быстро успокаивался. Иошито же переваривал чувства тихо и долго, из-за чего мало кто мог сказать наверняка, что происходит у него на душе.       — Если тебя Кэтсеро подослал, можешь передать ему, что моё состояние его никак не касается, — с хорошо различимой прохладой в голосе проговорил Асакура-младший. — А еще, что я не передумаю ему на радость. Пусть сам женится на той шлюшке, если хочет.       Юи нахмурилась, поняв, что со вчерашнего дня его настроение ничуть не улучшилось. И как она должна убеждать его, если он воспринимает в штыки любое слово? Девушка огорчилась. Чем она заслужила такое отношение?       — Её зовут Наоки и, возможно, вам не стоит так говорить про неё, — с осторожностью произнесла Такаяма, а Иошито, хмыкнув, покосился на невестку. — Вы ведь её толком не знаете.       — Мне не нужно её знать, чтобы понять, что она готова лечь под кого угодно, — заявил он, стреляя взглядом. — Даже под Кэтсеро. Что такое? Ты не знала, что она чуть не затащила его в постель?       Ему хотелось уязвить её посильнее, и у него это получилось. Не понимая, о чём Иошито говорит, Такаяма нахмурилась и покачала головой, отрицая услышанное. Асакура-младший усмехнулся и, чуть присев в постели, отбросил книгу в сторону.       — Это случилось в день, когда мой братец впервые приехал в дом Комацу Сэйджи. Помнишь? Он уезжал, чтобы наладить отношения с союзниками твоего отца, — мужчина криво улыбнулся. — Которого он до этого убил. Не припоминаешь такого? Странно. Видимо, ты на самом деле позабыла, что сотворил Кэтсеро, раз так послушно выполняешь его просьбы образумить меня. Но я-то мыслю здраво, так что не старайся.       — Вы действительно так считаете? — спросила Юи, не выдержав его наступления. — Что мыслите здраво?       — Конечно. Я не слеп, в отличие от тебя, — тут же отозвался Иошито с еще большим вызовом в голосе. — Я не позволю Кэтсеро помыкать мной. То, что ты перед ним стелешься, — это твой выбор, хоть и довольно странный, если учесть, что он убил всех, кого ты любила. Скажи, когда ты с ним спишь, о чём ты думаешь?       Такаяма вспыхнула, но не от стыда, а от злости, которая вмиг заставила её сжать кулаки. Асакура, увидевший это, вновь только усмехнулся:       — Понимаю. Тебе нравится быть его игрушкой, ведь он дарит тебе иллюзию защищенности. Это Кэтсеро умеет, да.       — Это не иллюзия, — возразила девушка, сделав еще шаг вперед. Иошито приподнял бровь в ответ. — Он оберегает нас всех. Не только меня и Кичиро, но и вас. Вы могли бы быть хоть немного благодарны ему. Посмотрите, как вы живёте сейчас: в тепле и уюте. Вам не нужно думать о том, что вы должны выполнить какое-нибудь грязное поручение, чтобы заработать на тарелку риса. Вокруг вас бегает дюжина слуг, которая сделает всё, стоит вам только попросить. Боги, да вам даже не нужно утруждать себя работой — Кэтсеро взял всё на себя! Вы на самом деле считаете, что всё, что ваш брат вам дал, — иллюзия?       Она выдержала долгий холодный взгляд, которым смерил её в ответ мужчина. Он, поняла девушка, совсем не ожидал такого дерзкого ответа, однако Юи было наплевать на то, оскорбится Иошито или нет. В конце концов, он своими словами причинил ей немало боли.       — Мой брат мне ничего не «давал», — едко выдавил из себя Асакура-младший, прищурившись. — Мы вместе прошли войну. Я заслужил это всё не меньше, чем он. Я должен быть ему благодарным? За что? За то, что он уничтожил нашу семью? За то, что моя жена умерла из-за его недальновидности? Мой ребёнок?       — То, что случилось с Сумико-сан и вашим ребёнком ужасно, но… — попыталась было прервать его Юи, но мужчина громко шикнул на неё и поднял палец, веля ей замолчать.       — Умолкни. Не смей произносить имя Сумико, — процедил он, направляя на неё указательный палец. — Не смей произносить имя Кёко. Даже моё имя не произноси. Ты виновата во всём не меньше моего брата, потому что стелешься под него, пытаешься заслужить его прощение и при этом даже не понимаешь, какой лицемеркой себя выставляешь.       Волна небывалой обиды нахлынула на юную девушку, которая почувствовала, что вот-вот расплачется от его ядовитых слов. За что он так с ней?       — Но в чём я виновата? — надрывисто спросила Такаяма, к горлу которой уже подступали слёзы. — Я, как и вы, сделала всё, чтобы помочь Кёко, но разве же есть моя вина в том, что она не захотела принять вашу помощь? Я обманула мужа ради этого…       — Какой кошмар, ты обманула мужа! — воскликнул Иошито так громко, что слова отразились от стен и прозвучали в несколько раз резче. — Ты на самом деле считаешь, что по сравнению с тем, что сделал с твоей жизнью Кэтсеро, твой маленький обман так уж страшен? Нет, Юи. Он использует тебя точно так же, как использовал всю жизнь меня. Что он потребовал в обмен на прощение? Убедить меня в том, что я должен жениться на Наоки? Ты хоть понимаешь, как гнусно звучит это требование?       Юи, к огромному своему огорчению, понимала. Ей трудно было смириться с мыслью, что она вынуждена обманывать и хитрить, чтобы вновь заслужить благосклонность мужа. Однако произнести это вслух девушка не могла, а потому ограничилась опущенными в пол глазами.       — Ты ведь не лицемерка, Юи, — продолжал тем временем Иошито, и голос его проникал в самое сердце. — Ты добрая, справедливая девушка. По крайней мере, была такой не так давно. Я уважал тебя за это. Но почему сейчас ты идёшь на такую подлость?       — Я всего лишь хочу помочь Кэтсеро, — пробормотала она, наполняясь сожалением. О чём она только думала?       — Кэтсеро сам со всем справится, поверь мне. Он не из тех, кто опускает руки, когда что-то идёт не так, как он хочет. Уж за кого, а за него ты беспокоиться не должна, — отрезал мужчина, понизив голос. Судя по всему, этот спор стоил ему всех накопленных сил, потому что следующие слова он произнёс еле слышно: — Не иди у него на поводу. Всё равно я не соглашусь, а ты возненавидишь себя. Пусть Кэтсеро сам расхлёбывает кашу, которую заварил.       Совершенно разбитая, Такаяма немного подумала, прокручивая в голове весь их разговор, но в конце концов кротко кивнула. Иошито был прав. Она не должна совершать подобную подлость только ради того, чтобы Асакура простил ей небольшой обман. Решив так, девушка почувствовала небывалое облегчение. Ей не придётся идти против самой себя. Вздохнув, Юи устало опустилась на татами в паре шагов от Иошито, который следил за каждый её движением и выражением лица.       — Простите меня, — произнесла она, подогнув под себя ноги, и склонила перед молодым самураем голову. — Мне стыдно за то, что я собиралась сделать.       Она не видела, как изменилось выражением лица Иошито: из разъярённого оно превратилось в такое же усталое, как у неё. Поняв, что тема исчерпана, мужчина кивнул и опустился обратно на подушку, которая поддерживала его поясницу. Юи, выпрямившись, посмотрела на него виноватым взглядом.       — Главное, что ты вовремя одумалась, — сказал Асакура-младший и тяжело вздохнул. — Обидно было бы потерять последнего человека, которому я доверяю. Пришлось бы остаться в одиночестве.       Юная девушка смущенно улыбнулась и покачала головой:       — Я не оставлю вас в одиночестве, будьте уверены. Ни вас, ни Кэтсеро. Снова услышав имя брата, Иошито раздражённо закряхтел и прикрыл глаза, не зная, куда от него спрятаться.       — Уж его-то тебе точно нельзя оставлять в одиночестве. Он же тогда совсем зазнается.       Юи хихикнула, не удержавшись, а слёзы, которые уже было навернулись на глаза, вмиг исчезли. На сердце впервые за несколько дней стало легко, да так, что она смогла вздохнуть полной грудью. На пару минут между ней и Иошито воцарилось молчание, которое никто из них не счёл неловким. Наоборот, оно было нужно им обоим, чтобы привести разрозненные мысли в порядок. Когда же Асакура-младший нарушил тишину, его голос стал гораздо спокойнее:       — Извини за то, что наговорил вчера. Про то, что ты не можешь забеременеть. Я так хотел осадить Кэтсеро, что наплевал на твои чувства. Мне жаль. Ты, конечно, ни в чем не виновата.       Такаяма благодарно ему улыбнулась. Винить себя меньше от его слов она не стала, но получить извинение было приятно. Всё-таки не так уж и часто перед ней извиняются.       — Спасибо. Хорошо бы это действительно было правдой, — пробормотала девушка и поджала от досады губы. — Я всё гадаю, когда Кэтсеро скажет, что не может так рисковать продолжением рода, и заведёт наложницу.       Несмотря на боль в плече и ключице, Иошито громко фыркнул, да так, что Юи распахнула от удивления глаза: настолько насмешливо прозвучало его фырканье.       — Никогда, — с уверенностью заявил Асакура-младший и воззрился на невестку со смешком в глазах. — Он скорее женит меня и даст еще троих наложниц вдобавок, чтобы продолжение рода стало сугубо моей проблемой, чем заведёт наложницу себе. Как бы мерзко мой брат себя не вел порой, но тебя он любит. Да так, что даже настойчивая Наоки не сумела заставить его забыть о тебе.       Не зная, как реагировать на такое откровение о племяннице Комацу, Такаяма чуть нахмурилась и постаралась выдавить из себя улыбку. Она и не думала, что между её мужем и девушкой, которая может стать частью их семьи, было что-то подобное.       — Не переживай, Юи, — на этот раз голос Иошито звучал успокаивающе. — Всё наладится. Кэтсеро не сможет долго на тебя сердиться.       — За вас я переживаю не меньше, — Юи скользнула осторожным взглядом по виднеющимся из-под дзюбана бинтам. — Я очень боялась, что вы умрёте. Это были ужасные дни.       — Это ерунда, — отмахнулся мужчина, зевая. Невестка широко улыбнулась: молодой самурай, как и всегда, изображал из себя героя. — Были раны и похуже. А тут всего-то — ранение в плечо. Не повезло только, что из-за глупого коня, который меня скинул, стрела сломала мне ключицу, но даже так я остался жив.       — Звучит совсем не как ерунда, — Такаяма нахмурилась, представив, какой кошмар должен твориться под бинтами, однако Иошито лишь развёл руками.       — Зато я поговорил с Кёко. Ничуть не жалею о том, что поехал. Пусть она и отказала мне, но я всё равно рад. Надеюсь, что она не пожалеет о своём выборе.       Юи про себя усомнилась в том, что возможно выйти замуж за Такаги Рю и не пожалеть об этом, но не стала ничего говорить. Разрушать надежды раненого и отвергнутого мужчины было бы слишком жестоко.       — Думаю, у неё всё будет хорошо, — она постаралась произнести это как можно более убедительным тоном. — Она кажется сильной девушкой.       — Повезёт, если так. Но если нет… я ей не завидую, — Иошито посмотрел в стену напротив пустым взглядом, и Юи посочувствовала ему.       «Должно быть, он очень сильно за неё беспокоится», — поняла она и с сожалением поджала губы. — «Как жаль, что всё вышло именно так».       — Как ты думаешь, почему она согласилась на брак с Такаги? — молодой самурай обратился к ней спустя еще несколько минут молчания. — Я был ей настолько не интересен?       Подобный вопрос, заданный уязвлённым тоном, заставил девушку невольно улыбнуться: наконец-то Иошито снял свою маску и не постеснялся предстать перед ней обиженным. Это значило, что конфликт между ними действительно исчерпан.       — Не думаю, что дело в том, что вы были ей неинтересны, — мягким голосом ответила Такаяма и улыбнулась парню одним лишь взглядом. — Вы росли в окружении братьев, у вас никогда не было сестры, поэтому вы, возможно, не понимаете, какие большие надежды возлагаются на дочерей. Особенно если семья небогата. У дочерей нет права выбора, в отличие от сыновей. Мы делаем то, что от нас ожидает семья. В случае с Кёко всё, наверное, еще сложнее.       Юи на мгновение замолчала и посмотрела в пол, думая о том, в каком невыгодном положении оказался клан Хасэгава. Практически в таком же, в каком была её семья три года назад. Как и Исао, Акира тогда искал способы выжить, и его, как и Исао крепко держали за горло, заставляя делать то, что он совсем не хотел. Девушка вспомнила, как скрежетал зубами отец, осознав, что ему не оставили выбора: выдать дочь замуж за убийцу Джуичи было единственным вариантом. Да и её саму подобная участь привела в настоящий ужас.       Вот только ей несказанно повезло, что Асакура Кэтсеро впоследствии оказался совсем не таким жутким человеком, каким порой хотел казаться. Кёко навряд ли повезёт так же: Такаги Рю, знала она, был во много раз страшнее, чем могло показаться на первый взгляд. Да и на второй, и на третий, пожалуй, тоже.       — Но ведь я предлагал ей помощь, — Иошито не переставал недоумевать, глядя в стену. — Говорил, что защищу и её, и её родных. Почему она мне не поверила? Почему её отец нам не поверил? Хотя почему отец не поверил, я не удивляюсь: мой братец тут же отозвал предложение, узнав, во что вляпался Хасэгава. Тоже мне…       — Вы в самом деле собираетесь мучить себя всеми этими вопросами? — снисходительно посмотрела на него Юи. — Зачем? Едва ли вам кто-то даст на них ответы. Просто примите её решение, смиритесь с ним. Рано или поздно, но вам станет легче, я обещаю.       Асакура-младший скривил губы и с сомнением покачал головой, очевидно, сомневаясь в том, что ему когда-нибудь полегчает. Да и обещать такое она не могла.       — А если она всё-таки пострадает? Кто знает, на какую жизнь обречёт её семья вкупе с Такаги. Ты права, у меня не было сестры, но у меня была мать, которая страдала каждый день из-за моего отца. Мы все видели, как он мучил её, и ни у кого не хватило ума и сил вступиться за неё. Ни у кого, кроме Кэтсеро…       Поправив самого себя, мужчина хмыкнул и покачал головой. Юи, которой очень редко что-то рассказывали о предыдущей хозяйке дома, прислушивалась к каждому слову. Она помнила, как жестоко поступил с ними отец, вынудив детей вынести приговор родной матери, и считала это настоящей дикостью, однако прошлое было не изменить. Что могут понимать дети о смерти? О предательстве? Если уж на то пошло, то в случившемся с Кэйко виноваты не её сыновья, а только её муж.       — За Кёко тоже некому будет вступиться, — подытожил Иошито и плечи его поникли, а голос стал еще тише. — И эта мысль меня убивает.       Юная девушка хорошо его понимала. Она сама в последнее время много размышляла о том, как сложится судьба той, которую она почти не знает.       — Давайте не будем думать о плохом. Вполне возможно, всё обойдётся, и её жизнь в замке сёгуна будет не такой уж плохой, — предположила Такаяма, а Асакура-младший невесело скривил губы. — Вам нужно начать заботиться о себе. И, желательно, перестать огрызаться на брата. Кэтсеро правда желает вам добра, пусть он и ошибается порой.       — Как мне перестать на него огрызаться, если он меня раздражает? — в очередной раз закатил глаза мужчина. — Если я начну с ним разговаривать сейчас, он опять заведёт разговор о женитьбе, а мне это не нужно, так что…       Он продолжил объяснять невестке, почему не может согласиться с решением брата, которое тот принял за него, но Юи отвлеклась на громкий топот в коридоре. Кто-то бежал сломя голову, по коридору, приближаясь к покоям. От чужого топота всё внутри девушки неожиданно напряглось, а сама она перестала слушать рассуждения Иошито. Впрочем, и тот довольно быстро умолк, поняв, что происходит что-то неладное.       — Что за… — только и успел пробормотать молодой самурай, когда Юи вскочила на ноги и со страхом посмотрела на пока что запертые двери.       Те распахнулись, не успел Асакура-младший закончить предложение, и на пороге его комнаты возник вассал Кэтсеро — Хираи. Добежав до места назначения, высокий мужчина попытался поклониться, но вместе этого согнулся и тяжело задышал.       — Там… стоят… двое… у… ворот… — выдавливал из себя Хираи, задыхаясь, пока Такаяма стояла, боясь моргнуть или вздохнуть. — Кажется… ранены…       — К-кто? — голос Юи дрожал: страх захватил её целиком. — Асакура-сан и Фудзивара-сан?       Хираи быстро замотал головой, но легче ей от этого не стало. Иошито за её спиной попытался было присесть на футоне, но резкая боль в плече тут же отбросила его, пыхтящего, обратно на подушку.       — Нет… господин еще не… приехал, — вассал с трудом выпрямился и постарался сладить со сбивчивым дыханием. — Это дети Хасэгавы Исао. Девушка и парень. Они умоляют впустить их.

***

      Когда покрытые грязью и потом нежданные гости поднялись на крыльцо огромного поместья, Юи, встречавшая их у самого порога, охнула от ужаса. Парень и девушка, что остановились у дверей и склонили головы перед хозяйкой дома, не имели ничего общего с теми красивыми и гордыми людьми, которые приезжали на омиай. Белое одеяние молодого самурая было пропитано кровью, которая медленно проистекала из правого бока, заставляя мужчину сереть с каждым шагом, что он делал по направлению к Юи, зажавшей рот ладонью.       Хасэгава Таро опирался на сестру, которая и сама с трудом ступала босыми ногами по холодному крыльцу, и тяжело дышал. Понимая, что он вот-вот рухнет и неминуемо потянет за собой Кёко, девушка велела Хираи подхватить парня и отвести его в любые свободные покои.       — А вы позовите лекаря, — приказала Такаяма, обращаясь к Мэй, что смотрела на гостей округлившимися глазами, обомлев. — Скорее же!       Мэй, вздрогнув, кивнула и торопливо побежала в дом, чтобы отыскать лекаря, который следил всё это время за состоянием Иошито. Однако стоило Хираи приблизиться к Таро, чьи глаза уже начали закатываться от бессилия, как юная девушка, всё это время цепляющаяся за одеяние брата, запротестовала. Испуганная приближением Хираи, она резко отступила на два шага, из-за чего опирающийся на неё парень потерял равновесие и рухнул на крыльцо с глухим стоном.       — Помогите ему, — попросила Юи, и Хираи спешно наклонился к раненому, чтобы помочь ему подняться с пола. — Осторожно, не торопитесь. Он совсем без сил.       — Н-нет, н-нет… — всё это время бормотала Кёко, вжимаясь спиной в колонну. — Н-нет…       Тем не менее, шокированная всем происходящим, она не спешила мешать Хираи, благодаря чему тот, провозившись с её братом пару минут, всё-таки сумел поставить его на ноги. Юи с ощущением настоящего бессилия наблюдала за тем, как оба мужчины медленно исчезают в глубине дома. Несложно было представить, какая суета царила внутри, да и то ли еще будет.       Стоя на крыльце в окружении нескольких служанок и трёх вассалов Кэтсеро, Такаяма-младшая с беспокойством посмотрела на ворота, которые всё еще были распахнуты настежь, и гадала, как скоро объявится муж. Веля впустить нежданных гостей, она понимала, что нарушает все возможные правила, чему глава дома, очевидно, несильно обрадуется. Вассалы и те выглядели напряженнее обычного, и Юи прекрасно понимала, что ими движет страх получить выговор от своего сюзерена. После произошедшего с Иошито впускать в дом незнакомцев, за которыми вдобавок еще и кто-то гонится, было безмерно глупо. Но поступить иначе девушка не могла.       Оторвав взгляд от парадных ворот, рядом с которыми ходили из стороны в сторону стражники, Такаяма вновь посмотрела на дрожавшую у колонны Кёко. Та, казалось, не видела ничего из того, что происходило вокруг: взгляд её был совсем пустым, как если бы она смотрела внутрь себя. Что она там видела? У Юи защемило сердце, стоило ей посмотреть на голые ноги, что виднелись из-под хаори, которое было ей велико. Вероятно, оно принадлежало Таро.       — Кёко-сан, — тихонько обратилась к гостье девушка и сделала два шага навстречу ей. Та никак не отреагировала. — Кёко-сан, пойдёмте со мной, пожалуйста. Я вам помогу.       — Госпожа, не нужно к ней приближаться, — холодно высказался стоявший рядом Ямамото — вассал Асакуры — и неожиданно выступил перед Юи, преграждая ей путь. — Она не в себе. Вдруг еще набросится на вас?       — Не оставлять же её здесь, — возмутилась Такаяма и попыталась было обойти мужчину, но тот выбросил руку, снова останавливая её. — Что вы делаете?       — То, что должен. Моя обязанность — защищать вас и всех, кто живёт в этом доме, поэтому я не могу позволить вам подвергнуть себя опасности, — ответил вассал глубоким басом, не терпящим возражений, однако хозяйка дома только нахмурилась. — С ними обоими должен разбираться Асакура-доно, а не вы. Дождёмся его, тогда и…       — Отойдите, — прервала его Юи и строго посмотрела на выброшенную перед ней руку, которая, пожалуй, была размером с неё саму. — Никакой опасности нет. Ей самой нужна помощь, разве вы не видите?       Мужчина промолчал, лишь дёрнул бровью, и Такаяма, вздохнув, решительно ринулась в обход, однако и эта попытка была пресечена: не касаясь молодой госпожи, воин перехватил её и вновь вырос перед ней. От такой невозможной наглости девушка сжала кулачки и топнула ногой, сердясь с каждой секундой всё больше.       — Пропустите меня к ней, сейчас же, — настойчиво потребовала Юи, смотря на вассала с недовольством. — Вы не имеете права мне что-то запрещать.       — Я ни в коем случае ничего не запрещаю вам, госпожа, а только защищаю, — сказав так, Ямамото слегка поклонился, но хозяйка дома от этого нисколько не оттаяла. — Эта девушка не отвечает за себя в данный момент. Посмотрите на неё. Она даже не понимает, где находится. Если она набросится на вас…       — Ничего такого не будет! — воскликнула Такаяма, глядя прямо в глаза непреклонному самураю. — Да, она не в себе, но это не отменяет того факта, что ей нужна помощь. Она не причинит вреда никому.       — Простите, Юи-сама, но подобные вопросы должен решать господин Асакура. Мы не можем впускать в дом кого попало без его позволения. Для начала давайте дождёмся господина, а уже потом…       — Да она умрёт от холода! — от бессилия Юи опять топнула ногой по ледяному полу, и девушка у колонны вскрикнула от испуга. — Ямамото-сан, прошу, уйдите с дороги.       Слуги и вассалы, ставшие свидетелями этого противостояния, начали перешептываться за спиной госпожи. Взволнованная состоянием Кёко, Юи не сразу поняла, что обсуждают они отнюдь не правильность поведения Ямамото, а то насколько эгоистично поступает она сама. Эгоистично?! Возмущенная услышанным, Такаяма-младшая обернулась через плечо и смерила упрекающим взглядом двух служанок. Те, приметив, что на них смотрят, спешно умолкли и опустили глаза в пол.       — Вы тоже против того, чтобы впустить её в дом? — спросила она, складывая руки на груди. Головы и плечи служанок совсем поникли. — Почему?       Больше никто не перешептывался. Все стояли молча, но бросали друг на друга такие смущенные взгляды, что Юи стало не по себе. Они все знают что-то, чего не знает она.       — В чем дело? Говорите же. Почему вы не хотите помочь ей?       Однако никто из них не нашел в себе смелости, чтобы ответить. Вместо них слово в очередной раз взял Ямамото, к которому девушка повернулась, стоило его басу пронзить тишину:        — Асакура-доно сурово накажет нас всех, если мы пропустим её в дом. Нам и так грозит выговор за то, что мы приняли этого парня, но он ранен. Он не сможет нанести вред, даже если очень захочет. А эта девушка повредилась рассудком, от неё можно ожидать чего угодно. Если Асакура-доно, вернувшись, поймёт, что мы впустили в дом чужачку, которая, к тому же, не в себе, пятьдесят ударов розгами покажутся нам блаженством.       — Какие пятьдесят ударов? О чем вы? — Такаяма вздохнула и подняла глаза к небу, ощущая абсурдность этого оправдания. — Асакура-сан не будет никого пороть. С чего вы взяли, что вам это грозит? Да, возможно, он будет недоволен, но… я с этим справлюсь сама. Никому из вас не придётся страдать из-за моего решения.       — Простите, госпожа, но едва ли вы сможете сдержать своё слово, — Ямамото поджал губы, а взгляд его посуровел. Теперь он глядел на девушку не как на хозяйку дома, но как на маленькую капризную девочку. — После вашей последней выходки меня как раз и наградили пятьюдесятью ударами. У меня и без того не спина, а одна открытая рана. Если такое повторится…       Глаза Юи широко распахнулись, едва смысл сказанного дошёл до неё.       «Неужели?.. Как такое возможно?..» — подумала она, не сумев даже закончить мысль, настолько пугающей она была.       Кэтсеро наказал его за проступок розгами?       Не в силах что-либо произнести, девушка отшатнулась. Стоявший прямо перед ней Ямамото виновато склонил голову:       — Простите, что вы вот так это узнали. Асакура-доно запретил обсуждать наказание с вами, но… мы не хотим, чтобы кто-то еще пострадал. Поймите и вы нас. За такое… — мужчина мельком глянул на Кёко, которая не шелохнулась, — нас и выгнать могут. А куда нам идти сейчас?       — Почему он это сделал? — Юи не слышала просьб вассала, она пребывала в своих пугающих мыслях. — Почему он наказал вас розгами? Он никогда никого не наказывал подобным образом.       — Не наказывал, — Ямамото кивнул и опустил глаза. — Но после того, что случилось с Иошито-сан, он очень рассердился. И я, и Хираи… нас обоих так наказали. Асакура-доно дал понять, что не потерпит больше своеволия.       Юи продолжала смотреть на вассала широко открытыми глазами и прокручивала в голове одну его фразу за другой. Как она не заметила? Как не услышала, что кого-то наказывают так жестоко? Теперь, вспоминая ушедшие дни, она начала понимать, почему атмосфера в доме так внезапно изменилась. Страх наполнил поместье в тот день, когда Кэтсеро, ослеплённый гневом, решил продемонстрировать силу и непреклонность. Такаяма сглотнула, не зная, как к этому относиться.       — Господин едет! — завопил один из стражников, чей голос разнёсся по широкому двору и достиг ушей остолбеневшей на крыльце Юи. — Господин едет!       Все вокруг начали суетиться. Служанки, застывшие рядом с госпожой, торопливо убежали в дом, чтобы подготовить всё ко встрече хозяина (или же они пытались избежать встречи с ним?), а вассалы, включая Ямамото, наоборот, направились к распахнутым воротам. Едва они сбежали по ступеням крыльца, Такаяма обнаружила, что рядом с ней не осталось никого, кроме Кёко, которая теперь сидела на полу, почти обнажённая.       Длинные волосы девушки были спутаны и торчали клочьями, на лице виднелись дорожки от слёз, рассекающие слой грязи на бледных щеках. Тонкие, но изящные губы посинели, как и пальцы на руках и ногах, а сама Кёко была настолько бледной, что вполне могла сойти за призрака. Пользуясь тем, что больше никто не преграждает ей путь, Юи медленно подступила к девушке и опустилась на колени перед ней.       — Кёко-сан? — позвала её хозяйка дома, но гостья и не моргнула. Казалось, она и не дышит вовсе: так медленно вздымается её грудь. — Кёко-сан, не бойтесь. Здесь вы в безопасности, я обещаю. Здесь никто не причинит вам вред.       Юи боялась смотреть на двор. Сидя на крыльце рядом с гостьей, она слушала, как цокот копыт разрушил прежде умиротворяющую тишину, а затем исчез, когда мужчины спрыгнули со своих коней. Она могла догадаться, что происходило у самых ворот. Для этого можно было даже не поднимать голову.       Кэтсеро наверняка тут же оповестили о случившемся, не успел он спуститься с коня. Такаяма представляла, как, кланяясь, вассалы пытаются оправдать самих себя, рассказывая всё в таких неприглядных для неё самой красках, что в итоге весь гнев обрушится на неё одну. По грубому ругательству, которое донеслось до её ушей со двора, девушка поняла, что так оно и случилось.       Всё так же не поднимая голову, но касаясь пальцами заледенелой коленки Кёко, Юи с дрожью ждала, пока звук шагов настигнет её вместе со злостью Асакуры, который сыпал проклятьями, приближаясь к крыльцу.       — Юи! — воскликнул он, поднявшись на нижнюю ступеньку, и девушка сделала глубокий вдох, приготовившись к худшему. — Какого черта, стоит мне только отлучиться…       Ругаясь, Кэтсеро взбежал на крыльцо и навис над женой так внезапно, что она зажмурилась, едва услышав его голос над ухом:       — Что ты здесь устроила? Я тебя спрашиваю. Нисколько не церемонясь с ней, Асакура грубо схватил Такаяму за предплечье и силой поднял её с пола, да так, что та охнула от боли. Со страхом приоткрыв глаза, она увидела над собой пылающего гневом мужа, чей строгий взор заставил всё внутри похолодеть от страха. Что ж, она знала, что именно так всё и будет, разве нет?       За его спиной стояли вассалы, включая Фудзивару, который с интересом поглядывал на сидевшую на крыльце Кёко. Последнюю нисколько не озаботили крики мужчин, она смотрела пустым взглядом в стену напротив и изредка моргала.       — Где твоя голова? — продолжал возмущаться в лицо жене Асакура, пока та старательно отводила глаза, пытаясь справиться с противоречивыми эмоциями и чувствами. — Отвечай же!       — Г-господин, — с осторожностью попытался вмешаться Фудзивара, заметив, с какой силой сюзерен сжимает тонкое запястье Юи. — Не стоит так…       — А вы заткнитесь, — рявкнул на него Кэтсеро, и Хидэо вместе с остальными вассалами отступили на шаг и упёрлись глазами в пол. — Ты… ты… Я поверить не могу, что ты совершила такую глупость!       Юная девушка, которой хотелось плакать от боли в руке, поджала губы и ответила на острым взгляд мужа:       — Помочь раненым — это разве глупость?       — Если эти раненые — чужаки, за которыми гонится не пойми кто, еще какая глупость, — процедил мужчина, немного понизив голос. Звучать менее угрожающе он от этого не стал. — Что за своеволие? Зачем ты их впустила?!       — Затем, что им нужна была помощь, — упрямо вымолвила Такаяма и попыталась забрать ноющее запястье у Асакуры, но тот лишь крепче его сжал. — И они не чужаки, вы их знаете. Они были в нашем доме. Это же Кёко и…       — Да мне наплевать, кто это, — произнёс сквозь зубы Кэтсеро и наклонился так близко к её лицу, что девушке пришлось отодвинуться. — Хоть сам император. Ты не имеешь никакого права впускать кого-то на территорию поместья.       — Почему это? — возмутилась Юи, а вассалы за спиной сюзерена обменялись испуганными взглядами. — Разве это не мой дом?       — Нет. Это мой дом. Ты живёшь здесь только благодаря тому, что моё терпение еще не иссякло, и я не выкинул тебя на улицу, — молодой даймё повысил голос, из-за чего девушка сжалась на месте. — Но если ты продолжишь совершать такие непростительные глупости, это вполне может случиться.       Грубые слова оглушили Такаяму настолько, что она не сразу нашлась, что ответить. Перебирая в голове один возможный ответ за другим, она часто дышала, пытаясь справиться с чувствами, что обрушивались на неё, подобно цунами. Обида, злость, разочарование — все они попеременно овладевали ей, пока она смотрела в мрачные глаза мужа, в которых не мелькала и капля жалости.       — Где второй? — не выпуская запястье Юи, Кэтсеро повернулся к вассалам.       — Его отвели в дом, Асакура-доно, — сказал Ямамото и виновато поклонился. — Он сильно ранен, ему нужен был лекарь, поэтому…       — Прекрасно, теперь мы не только впускаем в дом чужаков, но еще и лечим их, — Асакура усмехнулся, однако все присутствующие поняли, что ему было нисколько не смешно. — Может, мне постоялый двор открыть здесь, а? Для всех униженных и оскорблённых?       Самураи стушевались и принялись что-то невнятно бормотать в то время, как Юи бросила осторожный взгляд на Кёко. Та уже не смотрела бесцельно в стену: затуманенные лисьи глаза глядели прямо на Такаяму, не моргая. Девушка тихо охнула от того, насколько безжизненным был этот взгляд вкупе с синими губами и бледной кожей. Казалось, она вот-вот умрёт от чего-то, что уничтожало её изнутри.       — Значит так, — Кэтсеро продолжал тем временем наседать на вассалов, — если не хотите лишиться своего места, вышвырните их. Немедленно.       — Нет! — воскликнула Юи и быстро перевела взгляд с Кёко на мужа. — Вы их не выгоните!       — Да неужели? — процедил тот, приподнимая бровь. — Хочешь поспорить? Или вылететь из дома вместе с ними?       — Господин Асакура… — Фудзивара опять попытался вступиться за юную девушку, но сюзерен, цокнув, одним лишь взглядом велел ему умолкнуть.       Такаяма же насупилась и, вложив в голос всю уверенность, которой она отнюдь не обладала, заявила:       — Если посмеете выгнать тех, кому отчаянно нужна помощь, я с радостью уйду вслед за ними, потому что не смогу смотреть вам в глаза после такого. Если вы настолько жестоки и бесчеловечны, пожалуйста, прогоняйте их, но знайте, что я вам никогда этого не прощу.       Она сделала еще один рывок в попытке забрать ноющую руку у мужа, и тот резко выпустил её, из-за чего Юи покачнулась на месте, отступив. Черные глаза Асакуры смерили её насмешливым взглядом, на который сама она, впрочем, не постеснялась ответить вздёрнутым подбородком.       — Ты смеешь выставлять мне условие? — спросил он, понизив голос так, чтобы самураи за спиной его не услышали.       — Это не условие. Это факт, — ответила девушка и сделала шаг к Кёко, которая тряслась от холода, но следила за её движениями. — Кёко и её брату нужна помощь. Если вы прогоните их, они умрут, причем за считанные часы. Зачем поступать так жестоко с людьми, которые ни в чем перед вами не провинились? Что они вам сделали? Они приехали сюда, чтобы попросить о помощи.       Молодой даймё фыркнул и потёр переносицу, качая головой. Он выглядел устало, но Юи и не думала отступать. Если отступит сейчас, двое человек умрут ни за что.       — Вот именно. Они приехали, чтобы попросить о помощи, — повторил за ней Асакура. — А ты не задумалась, почему они это сделали? Что с ними случилось? От кого они бежали? Нет? Ты даже не знаешь, кто идёт по их следу, а между прочим, этот кто-то вскоре заявится сюда, желая закончить начатое. Ты готова подвергнуть опасности всё поместье из-за своей жалостливости? Поставишь под угрозу жизни всех, кто здесь живёт? Свою жизнь? Кичиро?       С каждым словом голос мужчины становился всё громче, а смелости у Юи всё меньше. Она слушала его, мотая головой, будто отмахиваясь от каждого неприятного слова. Тем не менее, в глубине души, где-то очень, очень глубоко, она понимала, о чём он говорит.       — Конечно, ты о таком риске не подумала. Потому что не ты отвечаешь за жизни всех этих людей, а я, — сказав так, Кэтсеро выдержал паузу, а затем утомлённо отступил в сторону. — Делай, что хочешь. Пусть остаются, мне наплевать. Но когда человек, который сделал это с ними, появится у ворот, не беги ко мне в ужасе.       — Может, он и не появится, — вымолвила девушка, смотревшая, как муж медленно отходит к распахнутым парадным дверям.       — Может, и не появится. Однако я бы на твоём месте не рассчитывал на такое везение. Если он вырезал всю их семью, а я не сомневаюсь, что так и есть, он не остановится.       Окинув недовольным взглядом всех, кто стоял на крыльце, Асакура напоследок хмыкнул и переступил порог дома, чтобы скрыться в его коридорах. Юи, которая снова осталась наедине с вассалами, обняла себя за плечи и посмотрела под ноги, чувствуя себя отвергнутой.       — Госпожа, вам тоже стоит вернуться в дом, — Фудзивара Хидэо подал голос спустя несколько мгновений, в течение которых все стояли молча. — На улице очень холодно. Да и этой девушке хорошо бы согреться. Не ровен час, умрёт от холода. Эй вы, помогите девчонке!       Высокий самурай махнул соратникам, двое из которых выступили вперёд и, переглядываясь, подступились к Кёко. Та, однако, никак не отреагировала на их приближение. Юи усомнилась в том, что она понимает, где находится. Какой же кошмар должен был случиться с ней, чтобы она впала в такое состояние? И действительно ли человек, который сотворил такое, придёт сюда? Кожа Такаямы покрылась мурашками, но виной тому был вовсе не пронизывающий до костей ветер.       — Пойдёмте, госпожа, — Фудзивара указал ладонью на всё еще распахнутую дверь, сквозь которую только что удалились Кёко и двое вассалов. — Обдумаем всё внутри.       Юная девушка покорно направилась в дом, с трудом сдерживая слёзы, которые так и рвались наружу. Почему она чувствует себя такой ничтожной? Разве она не сделала то, что должна? Не понимая, что не так, Юи тяжело вздохнула и позволила мыслям и чувствам раствориться в тепле дома, который теперь не казался таким уж родным.

***

      Вернувшись в свои покои после долгой поездки, которая оказалась более чем бесполезной, Асакура Кэтсеро, скинув с себя доспехи, рухнул на разложенный футон как был — в пропитанном потом и пылью черном кимоно. Настроение было отвратительным, а от усталости тело начало казаться чужим, поэтому мужчина отложил все раздумья на потом и забылся глубоким сном, который лишил его всех чувств. Он проспал с самого утра и до позднего вечера, когда был разбужен треском сёдзи, которые дрожали от сильных порывов ветра.       Приоткрыв покрасневшие глаза, хозяин дома даже не сразу понял, где он находится: в комнате было темно и тихо. Сев на футоне, Асакура потёр лицо ладонями и шумно выдохнул, когда мысли начали атаковывать его, сонного, одна за другой. Лучше бы он не просыпался. Все проблемы, что разом обрушились на него, заставили его пожелать исчезнуть из этого мира.       Как он должен со всем этим справиться? Кэтсеро выбрался из постели и зажёг масляную лампу, чей свет мягко озарил широкие покои. Покачиваясь на ноющих ногах, он заметил, что доспехи, которые он сбросил прямо на пол еще утром, были почищены и убраны в сундук. Хмурясь, мужчина посмотрел на незапертые двери. Кто-то заходил, пока он спал?       Не испытывая по этому поводу ни одной приятной эмоции, молодой даймё запер двери изнутри и опустился на дзабутон возле столика. Горы писем на том меньше не стали, и Асакура, не особо задумываясь, взял самый верхний конверт и вскрыл его. Читая длинное послание от некого торговца, который долго и нудно жаловался на чересчур высокие налоги, Кэтсеро не погружался в суть проблемы. Взяв в руки кисть и тушь, он принялся писать ответ торговцу, обязуя его этим письмом предоставить доказательства того, что тот и в самом деле не справлялся с наложенным на него бременем. Ему было неинтересно, что торговец ответит, и уж совершенно точно он плевать хотел на те мелкие гроши, которые тот пытается зажать. Ему нужно было только укрыться от собственных пугающих мыслей.       Подавляя голодные боли в животе, Асакура взял второе письмо из стопки и снова пробежался по нему пустым взглядом. На этот раз крестьянин жаловался на хозяина, который заставляет его работать день и ночь, а ведь он, писал крестьянин, не раб. Ему платят сущие копейки за обработку огромных земель и избивают, когда он жалуется хозяину на слишком тяжелый труд. Кэтсеро покачал головой и вновь взялся за кисть. Хозяину надлежало явиться к нему в поместье для личного разговора.       Третье письмо было похоже на первое, но с одним отличием — написавший его торговец оправдывал своё бедственное положение не высокими налогами, а восстаниями, которые лишили его возможности закупать товар из других земель. Из-за этого, писал второй торговец, ему не хватает денег даже на мешок риса, что уж говорить о налогах. Он просил отсрочку и обещал вернуть всё, что не доплатит, как только торговля станет вновь возможна. Молодой даймё, прочитав такие клятвенные обещания, хмыкнул, но позволение дал. Надо будет только не забыть проверить, что, когда придёт время, долг действительно будет возвращен.       Четвертое письмо Асакура вскрыть не успел: едва рука потянулась к стопке в очередной раз, как в дверь неуверенно постучали.       — Убирайтесь, — коротко ответил он, не желая знать, кто стоит в коридоре. — Я занят.       На несколько мгновений в комнате снова воцарилась тишина, и Кэтсеро было подумал, что нежеланный гость ушёл, однако стоило ему всё же взять в руки четвертое письмо, как в дверь снова постучали. Ну это уже была наглость.       — Я неясно выразился? — повысил голос мужчина, недовольно хмурясь. — Или вы испытываете моё терпение?       В ответ молчание. В третий раз никто не постучался, но хозяин дома продолжил смотреть на запертые сёдзи напряжённым взглядом. Кто знает, что там происходит? Вздохнув, Асакура бросил письмо обратно на стол и, раздражённо рыча, поднялся с дзабутона, чтобы направиться к дверям. Отперев их, он распахнул перегородку, которая наполнила коридор тихим шуршанием, и уставился на гостя.       Фудзивара Хидэо стоял в шаге от господина, переминаясь с ноги на ногу, и вздыхал. При виде вассала (можно ли его теперь так называть?) Кэтсеро поджал губы. Проблемы, от которых он так старательно убегал, сами явились к нему на порог.       — Что вам надо? — коротко спросил Асакура, надеясь, что этот разговор не продлится долго.       Мужчина перед ним почесал затылок:       — Простите, что беспокою вас, господин. Знаю, сейчас не лучшее, время, но… тут вот послание для вас.       Хозяин дома вопросительно приподнял бровь, а Фудзивара торопливо огляделся в пустынном коридоре, после чего, убедившись, что их никто не подслушивает, вытащил из внутреннего кармана конверт. В полутьме Кэтсеро не сразу разглядел на нём печать сёгуна, а разглядев её, напрягся. Что Комацу может от него хотеть? Письмо с согласием на помолвку не могло дойти за день.       — От Комацу, — пояснил Хидэо, вероятно, подумав, что сюзерен мог не узнать печать. — Только что гонец привёз.       — Он привёз письмо только для меня? — поинтересовался Асакура с невесёлой усмешкой, забирая письмо, и Фудзивара стушевался на месте. — Для вас посланий не было? Или для вашего соратника?       До настоящего момента он и не подозревал, что в груди клокотала затаившаяся ярость. До сих пор ему удавалось подавлять её, отвлекаться, стараться не думать о том, что по дому ходит не один предатель, а целых, чёрт побери, два! Злость начала медленно подниматься с глубины, на которую он сам её затолкал, но действительно ли стоит давать ей волю сейчас? Кэтсеро опасался, что, выпустив эту злость наружу, не сумеет укротить её до тех пор, пока она не иссякнет.       — Нет, господин, — скромно ответил Фудзивара, пока сюзерен заталкивал своё негодование обратно. — Письмо было только одно, для вас. Если бы мне что-то прислали из замка сёгуна, я бы в первую очередь сообщил об этом вам.       Асакура с сомнением хмыкнул, но продолжать нападки не стал. Слишком много безумств творится вокруг него, чтобы он мог позволить себе потерять контроль. Нужно разбираться со всем постепенно. Решив так, молодой даймё вскрыл конверт быстрым движением руки и вытащил послание, которое, как и предыдущие письма Комацу, было вполне коротким.       «К началу двенадцатого месяца прибудь в замок на службу. Настало время исполнить свой долг», — сухо написал сёгун размашистым почерком, из-за которого содержание записки с трудом поместилось на бумаге.       Странно, но вместо того, чтобы рассердиться еще сильнее, Асакура лишь усмехнулся и покачал головой. У него было предчувствие, что именно этим всё и закончится. Как же иначе? Комацу настолько ему не доверяет, что решил держать его поблизости, несмотря на взаимное презрение.       — Что-то случилось, господин? — спросил Хидэо, не смея заглянуть в письмо, которое Кэтсеро тут же убрал в конверт.       Сделав шаг вглубь комнаты, он махнул Фудзиваре:       — Заходите. Придётся кое-что обсудить.       Самурай, однако, застыл на пороге, будто не решаясь ступить в комнату хозяина. Тот закатил глаза и махнул вассалу еще раз:       — Ну же. Я не собираюсь обсуждать это в коридоре, где ваш соратник может нас подслушать.       Подавив собственное смущение, мужчина зашел в покои сюзерена и затворил за собой сёдзи. Кэтсеро указал ему на второй дзабутон рядом со столом, заваленным, письмами. Фудзивара послушно уселся на подушку и поджал губы. Он чувствовал себя не в своей тарелке.       — Как вы считаете, Фудзивара-сан, почему Комацу проявляет такое повышенное внимание ко мне? — Асакура сел напротив вассала и уставился на него тяжёлым взглядом. Хидэо нервно сглотнул.       — Комацу-доно никогда не объяснял мне причину, — ответил он с осторожностью, а Кэтсеро приподнял бровь. — Не думаю, что он считал себя обязанным это делать. Но если вас интересует моё мнение… Думаю, что ему не понравилось ваше общение с императором за закрытыми дверьми. Возможно, он считает, что вы пообещали что-то императору за то, что он даровал Комацу-доно титул сёгуна.       — И это всё? Единственная причина? Фудзивара неопределённо пожал плечами, смотря куда угодно, но только не в глаза сюзерену. Он чувствует себя виноватым или просто-напросто пытается скрыть что-то?       — Я знаю совсем немного, господин. Да и это больше предположение. Как я говорил, Комацу-доно очень редко что-то писал мне. За последний год он, кажется, не отправил мне ни одного письма, но я был этому рад. Думал, что раз он молчит, значит, мои донесения его устраивают, а теперь… Теперь я думаю, что, может, он писал кому-то другому. Тому второму шпиону.       Асакура прищурился и посмотрел на письма, которыми был завален стол. Сколько подобных писем в черных конвертах пронесли мимо его носа? Сколько отправили? Как он мог всего этого не замечать? Молодой даймё скрипнул зубами и прикрыл глаза. Он утратил всякую бдительность, восседая на этих мягких подушках и наслаждаясь обеспеченной жизнью. Как можно было превратиться в такого слепца?!       — У вас сохранились письма, которые Комацу писал вам в первый год? — в конце концов выдавил из себя Кэтсеро.       Фудзивара с сожалением покачал головой, и мужчина утомлённо вздохнул. Быть может, он ему лжёт? Пытается в очередной раз спастись от расправы, придумывая несуществующего второго шпиона? Кэтсеро не хотел верить в то, что он был настолько слеп, что не замечал сразу двух предателей.       — Но я думаю, Асакура-доно, что мы сможем что-нибудь выяснить, поймав гонца, который доставляет письма из замка. Не думаю, что то письмо про коня было последним. Наверняка будут еще, нужно только подождать, — голос Хидэо звучал увереннее с каждым словом, однако Асакура не разделял его энтузиазма.       — Вы сами сказали, что Комацу редко вам писал. Кто знает, может, следующее письмо он отправит через несколько месяцев? Или год? У вас нет столько времени, Фудзивара-сан, — с раздражением напомнил ему сюзерен. — Месяц — вот ваш предельный срок для разоблачения шпиона. Не найдёте его — убью всех, включая вас.       Ему не доставило удовольствия наблюдать за побледневшим лицом вассала, но он понадеялся, что тот воспринял его слова со всей серьёзностью. Потому что сам Кэтсеро едва ли собирался уезжать в столицу, не избавившись от крысы, которая может в любую минуту нанести вред кому-то из близких.       — Я приложу все усилия, Асакура-доно. Клянусь.       Фудзивара упёрся ладонями в бёдра и поклонился ему. Про себя он наверняка считал срок в один месяц ничтожно малым, но поспорить или выиграть больше времени ни за что бы не посмел.       — Что там с нашими гостями? — спросил Асакура, выждав минуту, в течение которой Хидэо не поднимал головы.       — Девчушка совсем плоха. Думаю, она не понимает, где находится и что происходит, — вассал будто бы сочувственно поджал губы. — Лекарь осмотрел её, на ней ни одной раны за исключением… ну…       Кэтсеро в очередной раз вскинул бровь, наблюдая за тем, как тушуется Хидэо. Не то чтобы он не догадывался о том, что сотворили с девушкой, но смотреть на такую реакцию взрослого мужчины было забавно. Хозяин дома не сдержал ухмылку, которая едва ли была к месту.       — В общем, человек, который напал на них… он её… — Фудзивара сделал глубокий вдох, готовясь произнести что-то очень непростое для него.       — Изнасиловал? — закончил за вассала Асакура, и Хидэо, избавленный от необходимости говорить это, кивнул. — С учётом того, что творится в окрестностях, я не удивлён. Очередные изгои в поисках пропитания и женщин?       — Похоже на то, но наверняка мы не знаем. Девушка не говорит ни слова, а парень без сознания. Не факт, что он выживет. Лекарь говорит, всё очень плохо.       Кэтсеро, который еще не успел взглянуть на второго непрошенного гостя, поджал губы. Неприятно было осознавать, что под крышей дома вот-вот может кто-то умереть. Впрочем, дело было не столько в жалости, сколько в нежелании вновь пускать смерть на порог поместья. Этот дом был построен с надеждой, что под его крышей больше никто не умрёт.       «Интересно, кто из двух братьев выжил?» — подумал Асакура, с трудом припоминая лица молодых самураев, приехавших вместе с сестрой на омиай. Таро и Широ. Их самоуверенный и гордый вид въелся в память в отличие от них самих. А что же стало с их родителями? Хасэгава-старший и его жена всё-таки погибли?       Растерянный и до смерти напуганный — вот каким он видел некогда смелого и справедливого Хасэгаву Исао в последний раз. Кэтсеро слегка нахмурился, почувствовав сожаление, которого совсем не ожидал. Да, ему было жаль Хасэгаву. Такого конца этот человек точно не заслужил.       — В таком случае надо попробовать разговорить хотя бы девчонку, — тихо произнёс Кэтсеро и нехотя поднялся с дзабутона под удивлённым взглядом Фудзивары. — Мы должны знать, кто может прийти по их души.       — Вы правы, господин, — как всегда поддакнул ему Хидэо, но Асакура его не слушал.       Все его мысли были заняты Хасэгавой, который, несмотря на свою смелость, погиб от рук какого-то разбойника. Такого никому не пожелаешь. На смену злости пришла странная грусть, которую Кэтсеро пытался понять на протяжении всего пути от своих покоев до комнаты жены. По словам Фудзивары, Юи взяла на себя смелость оставить Кёко у себя, и уж это, по мнению Асакуры, было несказанной глупостью. Впрочем, чего еще от неё ждать? Раз уж она додумалась впустить в дом незнакомцев, то и в своих покоях с радостью их примет.       — Господин, вы только, пожалуйста, не ругайте Юи-сан, — попросил из-за спины Хидэо, отчего сюзерен бросил на него хмурый взгляд из-за плеча. — Она очень расстроена тем, что случилось с девушкой. Смотрит на неё каждый раз и чуть ли не плачет.       Кэтсеро хотел было ответить, что его жена смотрит так почти на всё, что её беспокоит, но промолчал. Пожалуй, это прозвучало бы слишком бесчувственно.       — Не думаю, что у меня хватит на это сил, — ответил он вассалу, подойдя к прикрытым сёдзи.       Мужчина медленно отодвинул перегородку, не размениваясь на стук, и встал на пороге широкой спальни, которая была залита тёплым светом нескольких ламп. В первую очередь его взгляд упал на девушку, свернувшуюся на постели калачиком, а уже затем на сидевшую подле неё Юи. Последняя была бледнее раненого Иошито и то и дело всхлипывала.       — Она спит? — подал голос Асакура, и Юи вздрогнула, словно не услышав, как отворились сёдзи.       Её блестящие от слёз глаза воззрились на двух мужчин, которые неспешно зашли в комнату и затворили за собой дверь. Кэтсеро сделал несколько шагов к футону, на котором лежала Кёко, и попытался всмотреться в её спящее лицо. Такое же бледное, как у Юи. Веки не дрожат. Даже губы не потеряли синюшный цвет, из-за чего гостья больше была похожа на труп, чем на спящую девушку. Да и дышала она через раз: только выждав с полминуты, Асакура сумел разглядеть, как приподнялась и тут же опустилась её грудь.       — Служанки заварили ей ромашковый чай, чтобы она поспала немного, — тихонько вымолвила Юи. — До этого она просто сидела и смотрела в одну точку на протяжении нескольких часов.       — Она ничего не говорила? Совсем? — разочарованно протянул Кэтсеро, и юная девушка покачала головой.       «Прекрасно. Один на грани смерти, а вторая повредилась рассудком», — с раздражением подумал мужчина, однако вслух ничего не сказал. Его обеспокоило разбитое состояние жены.       — Тот, кто сделал это с ней — настоящее животное, — выдавила из себя Юи и сглотнула. — У неё синяки по всему телу, даже на шее. Как будто её…       Не сумев договорить, Такаяма замолчала и опустила глаза в пол, позволяя слезинкам падать на татами. Асакура оглянулся на Фудзивару, который стоял с таким же несчастным видом, и вздохнул. Если уж эти двое чуть ли не рыдают, страшно было подумать, как отнесётся к таким вестям Иошито. Кэтсеро искренне надеялся, что ему еще никто ничего не сообщил.       — Вы думаете, тот, кто это сделал, действительно может прийти сюда? За ней и её братом? — девушка спросила это с такой осторожностью, будто не хотела знать ответ.       — Не знаю. Возможно, — мужчина пожал плечами, а глаза Юи наполнились страхом. — Тебе нечего бояться. Даже если придёт, живым он отсюда не уйдёт. Я позабочусь.       Впервые за всё время она не стала оспаривать его намерение убить кого-то, а только кивнула. Асакура же задумался, в одиночку ли действовал этот человек? Если да, то как ему удалось избавиться от остальных членов семьи? Уж не убил ли он их во сне? Кэтсеро с трудом мог представить разбойника, который был способен убить в одиночку бравых воинов.       Юи тем временем потихоньку успокаивалась: утерев со щек слёзы, она сделала глубокий вдох и поднялась с татами, чтобы приоткрыть ведущие в сад сёдзи. Приятный прохладный воздух хлынул в душную спальню, помогая девушке прийти в себя. Асакура, наблюдавший за ней со спины, махнул Фудзиваре, веля ему оставить их наедине. Тот мгновенно выполнил приказ, затворив за собой перегородку с тихим стуком.       Бросив на спящую Кёко недоверчивый взгляд, молодой даймё подступился к жене, которая обнимала себя за плечи, прислонившись к перегородке:       — То, что случилось с ней, никогда не случится с тобой. Ты же понимаешь?       Юи оглянулась на него с неуверенностью в медовых глазах, которая не понравилась мужчине.       — Вы думаете, что я переживаю за себя?       — А разве нет? — Асакура прислонился к дверному косяку и внимательно посмотрел на жену. Снаружи царило почти что зимнее безмолвие, на которое не хотелось даже смотреть. — Разве когда ты смотришь на неё, ты не вспоминаешь те дни?       Одетая в простенькое светлое кимоно, поверх которого было наброшено плотное хаори, Юи закусила нижнюю губу и опустила глаза.       — Не просто вспоминаю, — выдавила она из себя бесцветным голосом. — Чувствую. Смотрю на все её синяки и вспоминаю, что у меня были такие же. Но дело не только во мне. Я жалею, что не смогла ей помочь.       — Вы с Иошито пытались ей помочь. Она отказалась от вашей помощи. Никто не виноват в том, что такое произошло с ней и с её семьёй. По крайней мере, ты уж точно не виновата.       Такаяма вновь с сомнением на него посмотрела, однако Асакура ответил ей уверенным взглядом. Не хватало еще, чтобы она корила себя за то, что сделал какой-то ублюдок.       — А что, если… Что, если это сделал он? — с трудом озвучила она вопрос, который озадачил мужчину. Он нахмурился, не понимая, о ком она говорит. — Такаги. Вдруг это был он?       Кэтсеро бросил очередной взгляд на лежавшую на футоне Кёко и стиснул челюсти. Догадка Юи ему не пришлась по душе.       — С чего ты взяла, что это он? — настала его очередь глядеть на неё с сомнением. — Она что-то сказала?       Девушка покачала головой и еще сильнее обняла себя за плечи. В комнате становилось холодно.       — Дело в её шее. В синяках на шее. Тот, кто это сделал, душил её, — Такаяма не знала, куда деть полные стыда глаза, поэтому мужчина бережно обхватил её плечо и наклонился к её лицу. — После той самой встречи с Такаги у меня были похожие синяки. Я тут же подумала о нём, когда увидела, что сделали с ней.       «Синяки на шее?» — Асакура поначалу не понял, что она имеет в виду, и скользнул взглядом по тонкой белой шее. Представлять её, покрытую синяками от чужих пальцев, было неприятно. Юи приметила этот взгляд и смутилась, вжав голову в плечи.       — Не нужно это представлять, пожалуйста, — попросила Юи, но образ руки, крепко сжимающей её тонкую шею, уже плотно закрепился в его мыслях. — Я не хочу, чтобы вы думали о том, что тогда было. Речь ведь не обо мне сейчас.       Если подумать, она никогда не рассказывала в деталях, что именно Такаги сделал той ночью. Кэтсеро знал лишь то, что он не успел закончить начатое, потому что девушка билась за себя изо всех сил. Но вот что Такаги делал с ней тогда, Юи никогда не упоминала.       — Если это всё-таки был он, что вы будете делать? — Такаяма затаила дыхание, заглядывая в прищуренные глаза мужа.       Тот наклонил голову, не понимая, какого ответа она ждёт:       — А что по-твоему я должен буду сделать?       — Я имею в виду, вы ведь не вернёте её Такаги, правда? Если он приедет сюда? — длинные ресницы задрожали, как и тихий голосок.       Асакура нахмурился еще сильнее и отодвинулся от взволнованной девушки, которая тут же вцепилась пальцами в рукав его черного кимоно. Её глаза были полны отчаяния и мольбы, противостоять которым было трудно до невозможности. И тем не менее Кэтсеро не спешил отвечать. Как бы он ни презирал Такаги Рю, потеря даже той пропитанной ложью и лицемерием «дружбы» вполне могла стоить ему головы.       — Это может быть и не он, — Асакура не спешил давать какие-либо обещания. — Не будем загадывать наперёд.       Юи, однако, подобный ответ нисколько не порадовал. Расширив и без того большие глаза, она выпустила его рукав и отвернулась к замёрзшему саду. На деревьях и кустах не было ни одного листочка, лишь голые ветви покачивались под порывами холодного ветра, от которого кожа покрывалась мурашками. Кэтсеро понимал, о чём думает жена, но сказать более ничего не мог. Всякому потаканию должен быть предел.       — Как и всегда, вы думаете только о себе и о своём положении, — в голосе Юи звучала глубокая обида. — Вам наплевать на то, что и с кем сделают, если это равнодушие гарантирует вам безопасность. Не так ли?       Она воззрилась на него осуждающим взглядом, и мужчина закатил глаза:       — Я не обязан заботиться обо всех бедных и несчастных, если ты не забыла. И да, безопасность семьи для меня важнее какой-то незнакомки. Тебе бы тоже не помешало пересмотреть свои приоритеты.       — Едва ли девушку, которая чуть не стала вашей невесткой, можно назвать незнакомкой, — Такаяма сложила руки на груди недовольно поджала губы. — И вас не просят заботиться обо всех. Помогите только ей и её брату. Неужели я о многом вас прошу?       — Принять незнакомцев в доме и обеспечить им уход — этого более чем достаточно, тебе не кажется? — на этот раз голос Асакуры прозвучал гораздо строже. — Да и ты должна быть благодарна за то, что я вообще их не вышвырнул. Просить меня о большем — уже наглость.       — Но ведь… — Юи хотела было продолжить спор, однако раздражённое цоканье мужа и его предупредительный взгляд вынудили её замолчать.       — Хватит. Я понимаю, что тебя напугала эта ситуация, но перестань испытывать моё терпение. Что бы ни случилось с Кёко, к тебе это не имеет никакого отношения, — сказав так, мужчина отодвинул девушку с порога и одним быстрым движением запер сёдзи, отрезая комнату от сада. — Ты ни в чем не виновата и ничего ей не должна. Даже если ты права, и за всем стоит Такаги, тебя это не касается.       — Может, и не касается, но я чувствую её боль! — возразила Такаяма, сложив руки на груди, однако Кэтсеро ответил ей сомневающимся взглядом.       — Навряд ли она сама сейчас что-то чувствует. Отойдя от насупившейся жены, Асакура вновь встал напротив футона и посмотрел на незваную гостью, чьё лицо было закрыто длинными черными прядями. Она едва заметно дрожала от холода, который пропитал собой покои, и очень медленно дышала. Вместо испачканного кровью и грязью хаори на ней было надето теплое кимоно медового цвета, которое Юи наверняка без сожалений отдала девушке. Кэтсеро скользнул взглядом по хрупкой фигуре, спрятанной под одеянием, и вздохнул, припомнив синяки и ссадины, которые он успел заметить еще на крыльце. Неудивительно, что Юи восприняла всё так болезненно: ему самому было неприятно лицезреть немые страдания Кёко.       То ли увидев выражение жалости на его лице, то ли окончательно распереживавшись, но Такаяма, простояв в сторонке пару минут, внезапно подступилась к мужу и мягко коснулась пальцами его плеча.       — Иошито-сан ещё не знает, что случилось с их семьёй. И с Кёко, — расстроенно пробормотала она, и Асакура приобнял её за талию, надеясь хотя бы немного утешить. — Не знаю, как ему сказать. Он наверняка обвинит во всём себя и… вас. Да и меня, что уж там.       — Я сам ему расскажу. Позже. Когда у него мозги на место встанут, — он не хотел даже представлять реакцию Иошито на произошедшее.       Подумав о брате, Кэтсеро недовольно сжал губы, понимая, что нахождение Кёко под крышей их дома может уничтожить последнюю надежду женить Иошито на Наоки. Мало у него было проблем до этого…       — Папа, не надо, — тихий голос Кёко, которая была погружена в глубокий сон, заставил Юи вздрогнуть и еще сильнее прижаться к мужу. Тот нахмурился, пытаясь уловить какой-нибудь смысл в её бормотании. — Не надо…       Выдавив из себя еще пару еле различимых слов, гостья умолкла, однако её дыхание постепенно выровнялось, а бледность начала сходить на нет. Становилось ли ей лучше или же всё дело было во сне, который она видела, Асакуре было всё равно. Его обеспокоенность тем, что на самом деле произошло в поместье Хасэгавы росла с каждой минутой, равно как и понимание, что за всем этим навряд ли стояли разбойники. Опустив взгляд на жену, которая прикрыла глаза, уткнувшись в его грудь, Кэтсеро сглотнул. А вдруг она права? Вдруг всё это дело рук Такаги?       «И что тогда? Начнёшь играть в благородство, выгораживая людей, которых ты даже не знаешь?» — спросил внутренний голос, так похожий на голос отца, что стало неприятно. — «Избавься от них, пока не поздно».       И всё-таки решиться на это мужчина не мог. Одного взгляда на заблудившуюся в страшных воспоминаниях Кёко хватало, чтобы понять, что поступать так жестоко. Лучше уж подождать и посмотреть, явится ли кто за выжившими или нет. Если за всем действительно стоит Такаги, он непременно вскоре окажется на пороге его дома, просто потому что знает, что Кёко и её брату бежать больше некуда.       — Не бойся, — сказал Асакура не то Юи, которая тихонько всхлипывала у него на груди, не то самому себе. — Всё будет хорошо.       Пустые слова. Ничего не значащие обещания. Он это знал, но отчего-то продолжал надеяться на то, что так и будет. Так или иначе, но у них всё на самом деле будет хорошо. Он позаботится. А вот ждёт ли детей Хасэгавы счастливая судьба — большой вопрос.

***

      Когда взмокший и запыхавшийся всадник подъехал на старом коне к окружённому лесом поместью, ночь уже давным-давно вступила в свои права, озаряя ярким лунным светом совершенную тьму. Такаги Рю, облачённый в дорогие доспехи из плотной дублёной кожи, которые были надеты поверх пропитавшегося кровью кимоно, остановил чужого коня в нескольких метрах от высоких ворот и резво спрыгнул на замёрзшую землю.       Советник сёгуна не обратил внимания на недовольное фырканье коня и даже на собственные гудящие от боли ноги: окинув острым взором пустынную тропинку, избитую подковами коней, Такаги двинулся к запертым воротам, держа наперевес длинную катану. Её острое лезвие, обагрённое кровью, тускло заблестело в лунном свете, когда он, сжав пальцы в кулак, три раза громко постучал в тяжёлые ворота. Кто бы ни стоял сегодня на страже, ему лучше поторопиться.       Раздражённый от голода и усталости, Такаги с нетерпением смотрел на всё еще закрытые ворота, за которыми только спустя пару минут раздался звук ленивых шагов. Тяжело вздыхая и бубня под нос, кто-то принялся открывать замок, не стесняясь выражать своё негодование ночному гостю. Но ничего. Такаги был уверен в том, что стоит этому ленивому ослу увидеть, кто перед ним, как он быстро прикусит язык.       — Неужели нельзя в более человеческое время приехать? — заворчал стражник, выглядывая из-за тяжёлой створки ворот. Пара раскосых глаз с осуждением уставилась на выжидающего в паре метрах от него советника. — Что надо?       Такаги Рю, не ожидавший такого приёма с порога, на мгновение опешил и прищурился. Этот глупец, что же, издевается над ним? Неужто он так плохо выглядит, что его никто не узнаёт? Впрочем, после суток, проведённых в дороге, об этом можно было и не спрашивать.       — Позови своего хозяина, — приказал Такаги ледяным тоном, но стражник в ответ только усмехнулся.       — Хозяин спит. Ночь на дворе, или не видишь? Я не буду будить его из-за какого-то незнакомца. Приезжай, как солнце встанет.       Тонкие губы Рю скривились в усмешке несмотря на то, что дерзкий ответ самурая его нисколько не позабавил. Дерзить в этом доме — добрая традиция?       — О, я уверен, что Асакура тут же подскочет на постели, когда ты скажешь ему, кто именно пожаловал к нему в дом, — сказал мужчина, чьё терпение было почти на исходе.       — Да? Очень сомневаюсь, — стражник, который был выше советника на добрых две головы, сонно зевнул. — Ну ладно. И кто же у нас тут пожаловал?       На этот раз Такаги широко улыбнулся, но вновь без какой-либо радости. Однако один факт его всё же насмешил: стража у Асакуры Кэтсеро была настолько же беспардонной, насколько был дерзок сам молодой даймё.       — Такаги Рю, — громко представился мужчина и секунду спустя наконец насладился выражением испуга на лице воина. Тот нервно сглотнул и отступил на один шаг. — Я требую, чтобы ты разбудил своего хозяина и сказал ему, что я прибыл забрать то, что принадлежит мне.