Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

      Признаться честно, Асакура Кэтсеро не сильно удивился, когда посреди ночи в дверь его покоев кротко забарабанил один из вассалов. Лежа на футоне и сверля задумчивым взглядом потолок, мужчина размышлял о том, как же сильно его презирают боги, что из раза в раз ставят перед ним невозможный выбор. Защитить собственную мать или же вынести ей приговор? Проглотить гордость и простить заклятого врага или растоптать его? Покорно исполнять приказы господина, который ни во что его не ставит, или же выступить против него, рискуя всем? Ни один его выбор не был похож на предыдущий, однако все они неминуемо заставляли его сталкиваться с неприятными последствиями.       Поэтому когда вассал на пороге его спальни принялся извиняться за то, что побеспокоил его в столь поздний час, Кэтсеро понял, что ему придётся в очередной раз сделать выбор. Вот только был ли он готов встретиться с последствиями? Надевая поверх ночного одеяния темно-серое хаори из шерсти, Асакура с сомнением заглядывал вглубь себя. Как ему надоело выбирать из двух зол. И как же, черт побери, осточертело нести ответственность за всё в одиночку.       Такаги Рю должны были сопроводить в гостевой зал, поэтому, одевшись, мужчина быстрым шагом направился в другое крыло поместья. Ветер снаружи завывал с такой силой, что его свист был слышен даже через толстые стены, и хозяин дома понадеялся, что непогода не разбудит никого из его родных. Это решение он должен принять сам, без их давления и призывов к совести. Если уж ему всё равно придётся делать непростой выбор, он должен быть взвешенным.       Сонные служанки в гостиной уже расставляли на небольшом столике закуски, когда Асакура зашел в зал. Они казались взволнованными и бросали друг на друга неуверенные взгляды, очевидно, не понимая, почему их подняли в столь поздний час. Кивнув в ответ на глубокий поклон женщин, Кэтсеро устало опустился на дзабутон и принялся ждать. Ночной гость должен быть уже поблизости, а он так и не принял решения.       — Господин, мы подогрели сакэ, — тихо проговорила старшая служанка — Мэй, вынуждая Асакуру перевести взгляд со стены на неё. Та стояла, склонившись, и указывала ладонью на кувшин посреди стола. — Можем ли мы еще что-то сделать?       Две служанки, стоявшие по обе стороны от Мэй, не смели поднять глаза на господина, который лениво покачал головой:       — Нет, можете идти пока.       Женщина кивнула, и все трое попятились к выходу, согнувшись. Асакура провожал их равнодушным взглядом до самой двери, но стоило им ступить в коридор, как он опомнился.       — Подождите, — повысил он голос, обращаясь к Мэй. Та будто бы испуганно застыла на месте и посмотрела на него, округлив глаза. — Проследите, чтобы моя жена не выходила из своих покоев, пока я не закончу здесь.       Немолодая служанка слегка замешкалась, однако пару мгновений спустя закивала:       — Конечно, господин. Я присмотрю за ней, не беспокойтесь.       Прислуга наконец удалилась, оставив сёдзи приоткрытыми в ожидании гостя. Оставшись наедине со своими мыслями, Кэтсеро глубоко вздохнул и, не дожидаясь прихода Такаги, плеснул себе в чашу тёплое сакэ. Нервы были натянуты как струна. «Поверит ли Такаги, если я скажу, что их здесь нет?» — спросил себя Асакура, делая щедрый глоток. Сакэ скользнуло внутрь, согрев горло и грудь, однако волнение никуда не делось. И с чего вдруг он так беспокоится за каких-то чужаков? Ему стоит волноваться не за них, а за себя, ведь Такаги Рю вполне может превратить его жизнь в ад, если пожелает.       Стоило об этом подумать, как в коридоре послышались шаги. Бросив недовольный взгляд на распахнутые сёдзи, хозяин дома прислушался к ним: были ли они неуверенными? Осторожными? Неторопливыми? Нет, тот, кто направлялся на встречу с ним, шагал быстро и уверенно: звук его каблуков эхом разносился по дому, из-за чего Кэтсеро понадеялся, что Мэй ответственно отнесётся к его приказу. В том состоянии, в каком сейчас находилась Юи, девушке не стоило встречаться с Такаги. Он и так потратил весь вечер на то, чтобы успокоить её.       Асакура осушил чашу ровно за мгновение до того, как Такаги Рю появился на пороге гостиной, сияя широкой улыбкой и доспехами, которые слегка заблестели в свете нескольких масляных ламп. Семенившие позади него вассалы, как и служанки до этого, обменивались друг с другом взглядами, в которых легко читался ужас. Неудивительно: все они знали, что в стенах поместья скрываются чужаки, по души которых могут явиться в любой момент. И тот факт, что за ними явился не какой-то разбойник, а сам советник сёгуна, делал ситуацию еще хуже. Впрочем, подумал Кэтсеро, растягивая губы в неискренней улыбке, не вассалам же придётся нести ответственность перед Такаги, а ему.       — Кэтсеро, я так благодарен тебе, что ты согласился меня принять в столь поздний час, — громко воскликнул Рю, заходя в гостиную. Пожалуй, даже слишком громко. — Да еще и накрыл для меня стол. Вот это гостеприимство!       Асакура поднялся с дзабутона, чтобы поприветствовать советника неглубоким поклоном и заодно убедиться, что вассалы, как и было им велено, забрали у гостя оружие. И действительно: на поясе Такаги не виднелось ни катаны, ни вакидзаси, отчего волнение всё же немного уменьшилось.       — Ты удивил меня своим поздним визитом, — солгал Асакура, не стирая с губ фальшивую улыбку. — Стол не такой уж богатый, но это лучшее, что я мог подготовить в такой час.       — И тем не менее, я польщен, — засмеялся Такаги Рю, присаживаясь на дзабутон напротив молодого даймё. Тот опустился следом и сразу же наполнил чашу гостя еще не остывшим сакэ. — То, что нужно! Я страшно замёрз и проголодался. Видимо, зима уже на пороге. Думаю, в этом году морозы нас не пощадят, как считаешь?       Кэтсеро пожал плечами и махнул рукой застывшим на пороге вассалам, которые сразу же исчезли, притворив за собой сёдзи.       — Не исключено, — равнодушным голосом ответил мужчина. Его мысли были заняты истинной целью визита Такаги, но никак не погодой. — Почему ты здесь, а не в столице? Разве Комацу сейчас улыбается разбираться со всем в одиночку?       — Комацу-доно, — поправил его Рю, отхлёбывая сакэ, от которого его лицо просветлело секунду спустя. — Мне пришлось покинуть его по личному делу. Думаю, ты догадываешься, по какому. Ведь так?       Его маленькие глазки с интересом смотрели на Асакуру, который наклонил голову на бок и вскинул бровь. Что безопаснее — притвориться, будто он ничего не знает, или же сказать правду?       — Полагаю, что речь идёт о свадьбе с дочерью Хасэгавы, — ответил молодой даймё, подумав несколько секунд. Такаги довольно кивнул и отправил в рот маринованный дайкон, который тут же запил сакэ.       — Ты, как и всегда, проницателен. Уже наслышан, небось, о моих планах? — с хитринкой, которая не ускользнула от острого взора Кэтсеро, поинтересовался Такаги. — Надеюсь, твой брат не сильно расстроился из-за того, что Хасэгава отказал ему. Поверь, у меня не было намерения никого обидеть.       «Как бы не так», — хмыкнул Асакура, покачивая головой. Действительно ли он должен участвовать в этой игре? Гость, однако, не спешил снимать маску дружелюбия, и приходилось отвечать ему тем же.       — Иошито, конечно, не обрадовался отказу, но, думаю, он переживёт, — протянул хозяин дома, радуясь, что младший брат его не слышит.       Такаги согласно кивнул и подвинул к себе плошку с рисом, куда принялся накладывать овощи и кусочки жареной рыбы. У Кэтсеро же аппетита не было совсем: он наблюдал за расслабленными действиями советника, понимая, что тот чувствует себя хозяином положения. И вероятно, так и есть.       — Если учесть, что совсем скоро он женится на Наоки, то горевать ему долго не придётся, — довольно заявил Рю, а Асакура поджал губы. — Ты же дал согласие на брак, верно?       — Откуда ты знаешь об этом? И двух дней не прошло, как я отправил согласие Комацу-доно.       Неожиданно для самого себя Кэтсеро ощетинился. Он тут же представил, как шпион (второй шпион — мысль об этом до сих пор не давала покоя) доносит о каждом его действии не только сёгуну, но и его советнику.       — Я не знал, что ты отправил согласие. Но я знал, что ты согласишься, — ухмыльнулся Такаги, а с лица Асакуры, наоборот, исчезло даже подобие улыбки. — В конце концов, выбор-то у тебя небольшой. Ты не рискнёшь разгневать Комацу-доно. Особенно после того, как он узнал о твоей помощи императору. Да и разве же это не честь — породниться с сёгуном, а? Думаю, о таком ты всю жизнь мечтал.       «Едва ли», — снова усомнился про себя молодой мужчина. С нынешним сёгуном он хотел бы иметь как можно меньше общих дел. И желательно никаких родственных связей.       — Глупо выстраивать союзы, исходя из своих чувств, — продолжал рассуждать Такаги, допивая вторую чашу сакэ. — Я говорил тебе об этом не единожды и буду говорить и дальше. Пусть хотя бы брак твоего брата принесёт пользу, раз уж…       — Осторожнее, — предупредительно выговорил Асакура, поднимая палочки на уровень его глаз. — Следи за языком.       — Ах, Кэтсеро, оставь свои угрозы. Ты не хуже меня знаешь, что я прав, — советник нисколько не смутился, заставив хозяина дома недовольно прищуриться. — Если бы ты в своё время выбрал невесту из семьи повлиятельнее, тебе не пришлось бы бороться за место под солнцем, рискуя жизнью.       — Этого мы уже не узнаем, — прохладно ответил Кэтсеро, откладывая в сторону палочки и запивая растущую внутри неприязнь горьковатым сакэ. — Если уж ты такой поборник стратегических союзов, почему решил жениться на дочери Хасэгавы? Вряд ли во всей стране найдётся семья беднее них.       Рю расплылся в улыбке и довольно зажмурился, как будто только и ждал этого вопроса. Асакура же, которому уже до смерти надоело играть по правилам гостя, упёрся локтями в стол и сложил руки в замок. Смысла в фальшивом дружелюбии, решил он, нет.       — А с чего ты взял, что это не стратегический союз? — спросил Такаги, а молодой даймё приподнял бровь. — Стратегия выстраивается для достижения желаемого результата. Комацу-доно горел желанием породниться с кланом Асакура, и я, как верный слуга, сделал всё, что от меня зависело, чтобы это устроить. Грядущая свадьба Иошито и Наоки тому подтверждение. Кёко в данном случае не более чем приятное дополнение. Награда за старания.       Тяжёлый взгляд Кэтсеро прожигал Такаги на протяжении минуты, в течение которой тот продолжал уминать рис и закуски, запивая их алкоголем. Кувшин почти опустел, когда хозяин дома, невесело хмыкнув, перевёл взгляд на запертые сёдзи. Ему достаточно было отдать приказ, чтобы вассалы, охраняющие дверь снаружи, ворвались в гостиную и порешили наглого гостя на месте. Впрочем, нет, он бы с радостью прикончил его своими руками.       — Кстати говоря, — проговорил Рю с набитым ртом, наклоняясь через стол к мужчине, — где она?       Асакура посмотрел на него, даже не стараясь изобразить недоумение или удивление, и Такаги усмехнулся:       — Отрадно, что ты не пытаешься оправдаться. Это даёт мне надежду, что мы решим всё полюбовно.       — Это как же? — спросил Кэтсеро, пожалуй, слишком резко, из-за чего уже ставшая привычной широкая улыбка Такаги замёрзла. — Думаешь, раз я не оправдываюсь, то согласен вернуть тебе девчонку?       — Ну а что тебя остановит? — слегка нахмурился советник. — Тебе не нужен конфликт со мной, а значит, ты её вернёшь. Всё ведь достаточно просто.       Всё действительно было проще некуда, Асакура это знал. Кёко не стоила конфликта с Такаги, не стоила ни одной, даже самой мелкой проблемы, которая неминуемо обрушится на него, если он пойдёт против советника сёгуна. Если рассуждать так, то он, Кэтсеро, должен был молча привести Кёко к Такаги и позволить ему увезти её, куда вздумается. Однако по какой-то причине до сих пор он этого не сделал. Да и не был уверен, что сделает вообще.       — Её отец был предателем. Нищим и жалким самураем, который возомнил, будто он стоит выше сёгуна и может высказывать своё недовольство, — на этот раз с презрением заявил Такаги, морщась. — Он заслуживал смерти, как и вся их семейка. Просто удивительно, что ты собирался породниться с таким человеком.       — Хасэгава был хорошим человеком, — негромко произнёс Асакура, отчасти ругая себя за такую неосторожность. Советнику сёгуна не стоит знать о том, что связывало их на самом деле. — Он просто не желал участвовать в ваших играх. Не думаю, что это такое уж страшное преступление.       — Ты прав, оно не страшное. Оно непростительное, — строго сказал Рю, не открывая взгляда маленьких глаз от молодого даймё, который поджал губы. — Сдаётся мне, ты знал о его делишках. Знал и ничего не сказал своему господину. Отчего так?       Кэтсеро пожал плечами и выпрямился на дзабутоне. Настроение резко ухудшилось, стоило им заговорить о Хасэгаве Исао: он внезапно понял, что ему жаль умершего соратника. Нет, не так. Он по нему скорбит. Мысль эта заставила мужчину удивиться про себя.       — Я не знал ничего наверняка. У меня были подозрения, но их было недостаточно, чтобы доносить Комацу-доно. Если бы я ошибся, вы бы казнили невиновного. Вы ведь нынче казните всех без разбора.       Такаги Рю с сомнением ухмыльнулся и покачал головой:       — Время такое. Но едва ли нежелание клеветать на невиновного тебя оправдывает. Ты собирался принять в своём доме дочь предателя, несмотря на подозрения. Не странно ли? Или тебе было плевать на то, что Хасэгава подрывает власть твоего господина?       — А если и так, то что? — голос Асакуры звучал ровно и спокойно, но лишь благодаря тому, что он сдерживал клокотавшую в груди злость. — Давай не будем притворяться, что из Комацу вышел прекрасный правитель. Его есть за что критиковать, мы оба это знаем. Да что уж там, об этом знает вся страна. Предлагаешь казнить всех?       — Когда Комацу был здесь, ты таким говорливым не был, — Такаги скрипнул зубами, однако Кэтсеро и бровью не повёл.       — Когда Комацу был здесь, я только и делал, что отмахивался от твоих беспочвенных обвинений, — припомнил ему хозяин дома. — Неужто и сейчас мне придётся заниматься тем же?       — Не придётся, если приведёшь сюда девчонку, — быстро ответил советник, сбросив все маски. — Верни её мне, и я забуду о твоей загадочной связи с Хасэгавой Исао. Не вернёшь — будешь лично оправдываться перед Комацу. Ты же получил письмо с призывом в замок, верно? Значит, понимаешь, насколько серьёзно твоё положение. Твой хозяин и так тебе не доверяет. Что он сделает, когда узнает о твоём сострадании к предателю?       — А что он сделает, когда узнает, что ты собирался жениться на дочери этого же предателя?       Такаги приторно улыбнулся:       — Похвалит меня за прекрасную стратегию. В конце концов предатель же всё-таки мёртв. Какая разница, что станет с его дочерью?       Асакура уставился на него с нескрываемой брезгливостью, отодвигаясь от стола. Гость, приметив его недружелюбный настрой, развёл руками:       — Брось, Кэтсеро. Ты знаешь, что проиграешь, если пойдёшь против меня. Не усложняй свою беззаботную жизнь. Еще одна нищая девчонка того не стоит. Просто отдай её, и я обо всём забуду.       С минуту мужчины глядели друг на друга в упор, выражая свою неприязнь не словами, но взглядом. Кэтсеро испытывал жгучее желание прогнать гостя взашей и злился на себя за то, что ему подобное было не дозволено.       — Докажи свои права на неё, тогда отдам, — с вызовом произнёс Асакура. Редкие брови советника сдвинулись при этом, а глаза сощурились. — Что? Думаешь, я позволю себя шантажировать? А говорил, что хорошо меня знаешь. Видимо, не все твои стратегии позволяют добиться желаемого.       — Какие еще права? О чём ты говоришь? — впервые за всё время, что Такаги сидел напротив, Кэтсеро увидел, как он начал терять самообладание. — Она — моя невеста. С одобрения её отца.       — Которого ты убил, — не преминул напомнить хозяин дома. — Ты знаешь законы не хуже меня, Такаги. Ты убил родителей девушки, убил одного из её братьев, ты изнасиловал её. Думаешь, после такого у тебя еще есть какие-то права на неё? Черта с два.       Раздражение, тотчас же отобразившееся на морщинистом лице советника, доставило молодому мужчине удовольствие, которое он тут же запил уже остывшим сакэ. Он был совершенно прав, и Такаги это понимал. Законы позволяли расторгнуть помолвку, если жених каким-либо образом навредил родителям невесты или обесчестил её до вступления в брак. В кои-то веки Кэтсеро, который долгое время видел в этих законах угрозу для самого себя, порадовался, что они существуют.       — Асакура, — на этот раз Рю процедил его имя сквозь зубы. Хозяин дома только ухмыльнулся в ответ и приподнял бровь. — Не играй со мной. Уж не тебе припоминать эти законы. Ты такой же убийца и насильник, как и я.       Кэтсеро слегка поморщился от таких слов, но быстро прогнал их из головы. Если это и было правдой, с тех пор утекло много воды.       — Возможно, припоминать эти законы я и не должен, однако мои права теперь никто не может оспорить. В отличие от твоих, — он подумал о непрошенной гостье и её брате, который мог умереть в любой момент. — Я тебе назвал свои условия. Привези бумагу с печатью сёгуна, где будет четко прописано, что Кёко принадлежит тебе. Приказа сёгуна я ослушаться не посмею и сразу отдам тебе девчонку. Еще и бочонок сакэ вручу в качестве подарка на свадьбу.       — Ты хочешь, чтобы Комацу узнал обо всех твоих подозрительных делишках? Недолго ты продержишься на плаву тогда, — фыркнул Такаги, раздувая ноздри от гнева.       — Комацу я как-нибудь объясню всё, — дёрнул плечом мужчина, понимая, однако, что его план не самый надёжный. — Но вот оскорблять память хорошего человека, отдавая тебе на растерзание его дочь, я не стану. Я не такой ублюдок, как ты.       Немолодой мужчина вскочил на ноги и воззрился на Асакуру сверху вниз, пыхтя от негодования. Сам хозяин дома смерил его в ответ непринуждённым взглядом.       — Я ведь могу и наплевать на твоё позволение, Асакура. Переверну твой дом вверх тормашками, найду девку, и вот тогда вы с ней на пару поплатитесь за унижение, которому меня подвергли!       Кэтсеро отправил в рот кусочек маринованного дайкона, радуясь тому, что наконец-то почувствовал себя хозяином положения:       — Ты, конечно, можешь попробовать, но что-то мне подсказывает, что мои вассалы насадят твою голову на пику раньше, чем ты успеешь сделать три шага без моего дозволения. Не забывай — это мой дом.       — Ты слишком много о себе возомнил, — короткий палец Такаги навис над лицом Асакуры. — Поднялся из грязи в князи и считаешь себя всемогущим?       — Нет. Я поднялся из грязи в князи и понял, что здесь, наверху, еще грязнее, чем в том болоте, из которого я выполз. Если ты считаешь, что можешь безнаказанно убить целую семью, спешу тебя огорчить: тебе придётся за всё ответить.       — Ответить? Это перед кем же? Перед тобой? — Рю громко хохотнул, из-за чего Асакура покосился на дверь, надеясь, что никто из родных не проснулся от шума, который они устроили. — Я — советник сёгуна.       — Передо мной отвечать не нужно. Мне это неинтересно. Ответь перед законом, этого будет достаточно, — сказал хозяин дома, поднимаясь с дзабутона. Несмотря на поздний час, сна не было ни в одном глазу, но в теле чувствовалась усталость. — Я озвучил своё условие. Привезёшь разрешение от Комацу — заберёшь девчонку. До тех пор она побудет у меня. Не беспокойся, мы хорошо о ней позаботимся. Впрочем…       Кэтсеро посмотрел на Такаги сверху вниз, горько ухмыльнувшись:       — Навряд ли ты будешь так уж переживать за неё. Она ведь просто красивая вещь.       Маленькие зубы Такаги заскрипели, когда тот сжал челюсти и сделал шаг к Асакуре, оставляя ничтожное расстояние между ними. Почти такое же ничтожное, каким был он сам.       — Я смотрю, два года мирной жизни превратили тебя в сентиментального идиота, — выговорил мужчина сквозь стиснутые зубы. — Ты меня разочаровал, Кэтсеро.       — Приму это как комплимент, — Асакура пожал плечами и обошёл Рю, чей взгляд теперь прожигал спину. — Тебе пора. Нужно ведь поспешить за разрешением к Комацу. Если он, конечно, выдаст тебе его.       Такаги громко хмыкнул в то время, как Кэтсеро быстрым движением отпёр дверь и отодвинул перегородку. В коридоре стояли два вассала, посмотревшие на хозяина с неуверенностью и настороженностью.       — Наш гость уезжает, — обратился к ним молодой даймё, бросая на Такаги холодный взгляд. — Проводите его до ворот.       — Минутку, — прервал его Рю, вставая напротив. — Я хочу получить назад своего коня.       Кэтсеро приподнял бровь:       — Коня?       — Да. Того самого, на котором эти два выродка прискакали в твоё поместье. Это мой конь, они его украли, — этот факт, показалось Асакуре, разозлил советника еще сильнее. — Верни его мне. Или на это тебе тоже нужно разрешение сёгуна?       — Думаю, это мы сможем решить и без бумажек, — ухмыльнувшись, сказал хозяин дома и вновь повернулся к вассалам. — Отдайте ему коня. Мне чужого не надо.       На этот раз Такаги Рю оглушительно усмехнулся, но к радости всех присутствующих не произнёс больше ни слова. Смерив в последний раз Асакуру недобрым взглядом, советник сёгуна перешагнул порог гостевого зала и, не оборачиваясь, быстро зашагал по тёмному коридору.       Кэтсеро с облегчением наблюдал, как его силуэт растворяется во тьме в сопровождении вассалов. Меньше минуты — и Такаги исчез из поля его зрения, тогда молодой даймё вернулся в гостиную и, затворив за собой дверь, шумно выдохнул.       Возможно, он только что подписал себе смертный приговор.       Присев обратно за стол, молодой мужчина уставился пустым взглядом в стену напротив, гадая, как дорого обойдётся ему подобная выходка. Он не сомневался в том, что отныне Такаги (а вслед за ним и Комацу) будет подозревать его в неверности пуще прежнего. И всё из-за кого? Из-за какой-то бесполезной девки.       «Нет, не из-за неё», — спустя мгновение напомнил себе Асакура. Хоть Кэтсеро и признавал, что с Кёко поступили мерзко, сочувствия к ней он не испытывал. Особенно сейчас, когда он вынужден сидеть и просчитывать, чего может лишиться из-за неё.       Хасэгава Исао — вот кто был всему виной. Хасэгава Исао и его невозможная, абсурдная тяга к справедливости, которая и привела его к смерти.       «Неужели вы не могли сидеть тихо и не высовываться?» — спрашивал про себя хозяин дома, подняв глаза к потолку, будто надеялся получить ответ от убитого соратника. В конце концов, если бы Хасэгава не поделился своими сомнениями с императором, в стране не было бы никаких восстаний. Простых людей бы не казнили по надуманным подозрениям, а сам самурай и его родные были бы целы и невредимы. Хасэгава совершил огромную ошибку, выступив против Комацу Сэйджи, но понял он это, к сожалению, слишком поздно.       Асакура-старший вздохнул и протянул руку к кувшину, на дне которого плескались жалкие остатки сакэ. Припав губами к узкому горлышку, Кэтсеро осушил кувшин за считанные секунды, после чего с громким стуком опустил его на стол. Остывшее сакэ, которое, тем не менее, разлилось теплом по телу, не принесло ему ни облегчения, ни ясности ума. Скорее наоборот, он еще глубже погрузился в собственные мысли, размышляя о последнем разговоре с бывшим соратником.       — Не думаю, что вы сможете мне чем-то помочь, Асакура-доно, — с выражением искреннего стыда выдавливал из себя Хасэгава той ночью, когда братья Асакура пожаловали в его дом. — Да я и не приму вашей помощи. Не потому что не уважаю вас, конечно же. Я просто не хочу, чтобы вы пошли на дно вслед за мной. Хватит и тех проблем, что я уже вам принёс.       Исао восседал тогда на полу своей гостиной и бродил печальными глазами по стремительно ветшающей комнате.       — По сравнению с вашими проблемами, мои — сущий пустяк, — ответил молодой даймё, изучая взглядом осунувшуюся фигуру Исао. — Вы же осознаёте, что для вас всё кончено?       Мужчина удручённо кивнул и посмотрел в пол, наверняка чувствуя себя не бравым воином, а провинившимся ребёнком.       — Я смирился с этой мыслью, Асакура-доно. Я не боюсь умереть. Смерть для меня станет освобождением. Жаль только, что придётся умереть от руки Такаги Рю, но что ж… Я знал, на что шел.       Кэтсеро, услышав это, поджал губы и посмотрел на прикрытые сёдзи, через которые несколько минут назад выбежал его брат. Несмотря на то, что сцена, которую устроил Иошито, вышла неприглядной, он порадовался появившейся возможности поговорить с Хасэгавой открыто. Кто знает, выпадет ли такой случай когда-нибудь еще?       Тонувший в воспоминаниях Асакура безрадостно усмехнулся. Тогда он не знал, что та встреча с Хасэгавой была последней.       — Надеюсь только, что моей дочери не придётся заплатить слишком высокую цену за мои ошибки, — сказал Исао, не поднимая глаз. — Как вы думаете, Асакура-доно, у дочери предателя есть шанс на достойную жизнь?       — Ваша дочь станет женой советника, так что её жизнь будет достойнее многих, — заметил Кэтсеро, однако мужчину его слова нисколько не утешили. — Такаги ценит красоту и послушание, так что… возможно, Кёко повезёт, и к ней будут относиться хорошо.       — А если ей не повезёт? Что тогда? Кто её защитит, если меня не будет рядом?       В тот момент Асакура промолчал, и молчание это стало для Хасэгавы самым жутким ответом. Никто не защитит его дочь, если он исчезнет из этого мира.       — Если бы я знал, что так будет… — прошептал мужчина, вновь опустив глаза в пол. Кэтсеро же тихо вздохнул. — Нет, я не могу оставить Кёко. Она не выдержит. Она такая хрупкая, чувствительная девочка, разве же выживет она в этом аду? Она сломается, умрёт от горя. Как её отец, я не могу этого допустить.       Сидя в собственной гостиной месяц спустя, молодой даймё подумал о том, что волнения Хасэгавы были не напрасны. Кёко, похоже, и правда повредилась рассудком после всего случившегося. Да и кто бы не повредился на её месте?       — Как я сказал, Такаги ценит послушание. Делайте так, как он говорит, и сможете побыть с дочерью немного дольше, — Кэтсеро до сих пор презирал себя за этот совет, которому никогда бы не последовал сам. — Другого выбора у вас нет.       — Вы правы, — обречённо пробормотал Исао, чьё сердце наверняка разрывалось от чувства вины. — Ради Кёко я должен это сделать… Ради неё я готов на всё.       Что же произошло? Почему Хасэгава, который готов был склонять колени перед ненавистным ему человеком, отрёкся от своего намерения? Почему он позволил убить себя?       «Потому что ему нанесли оскорбление, с которым нельзя было смириться», — понял Асакура, вспомнив синяки и ссадины на теле Кёко. Ни один отец не сдержался бы, увидев, что с его дочерью сотворили такое. Мог ли Такаги намеренно спровоцировать Хасэгаву, чтобы избавиться от него раз и навсегда? Конечно, мог. И, скорее всего, так он и поступил, воспользовавшись Кёко.       При мысли об этом внутри молодого даймё родилось отвращение. Девчонка и её отец оказались всего лишь пешками в игре, которой управляет Такаги, и они исполнили свои роли идеально, позволив советнику уничтожить их одним махом. И теперь ему, Асакуре Кэтсеро, грозит то же самое, если не удастся донести до родных, насколько важно единение и доверие друг к другу.       Сейчас ему удалось защитить Кёко, но совсем скоро Такаги за ней вернётся, в этом не было сомнений. До этого момента ему нужно заручиться поддержкой Юи и Иошито, чтобы не упасть в их глазах еще ниже, когда Кёко всё-таки проследует за Такаги Рю в новую жизнь.       В отличие от Хасэгавы Исао, он никому не позволит превратить свою жизнь в игру на выживание.

***

      «Что я здесь делаю?» — спрашивала себя юная девушка, стоя в самом начале тёмного коридора, простирающегося на сотню метров вперёд. Не в силах пошевелиться, Юи оглядывала испуганным взглядом старые стены и пол, который, была уверена она, знакомо заскрипит, стоит ей сделать шаг. Темнота клубилась вокруг, подобно туману, и Такаяма невольно задержала дыхание, будто боясь, что туман этот проникнет внутрь неё.       Она успела позабыть, как выглядел её родной дом. Забыла, каким большим и величественным он когда-то был. Несмотря на скрипящие половицы и рисунки, что слегка потрескались на обшарпанных стенах, поместье клана Такаяма всегда поражало гостей своей торжественностью. Вот и Юи, оказавшись в стенах родного дома впервые за четыре года, изумилась тому, что видели её глаза.       Родовое гнездо семейства Такаяма, которым на протяжении сотен лет управляли её предки, было не менее чем в два раза больше нынешнего поместья клана Асакура. Оно состояло из широких спален и залов, а также длинных коридоров, которые извивались через весь дом подобно толстым змеям. Во многие из таких коридоров не попадал ни солнечный, ни лунный свет — настолько глубоко они были расположены, — а потому ходить по ним было возможно, только не выпуская из рук масляную лампу.       Однако у девушки, что стояла в самом сердце своего бывшего дома, такой лампы не было. Она стояла в почти абсолютной темноте, озирая то, что было доступно её глазам, широко раскрытым от страха. Как она здесь оказалась? Зачем она здесь? Как отсюда сбежать?       Юи слишком хорошо помнила этот коридор. Скрытый от глаз прислуги, узкий и бесконечно длинный, он вёл к маленькой комнатке без окон, в которую она никогда не хотела больше возвращаться. Комната эта виднелась в самом конце коридора. Сквозь приоткрытые сёдзи в коридор выливался тёплый свет масляных ламп, которых, как хорошо помнила Такаяма, там было три. Слишком много ламп для такой крошечной комнатки.       «Я должна проснуться», — сказала она себе, делая шаг назад, однако залитая мягким светом комната к ужасу юной девушки стала лишь ближе. Дыхание замерло, а сердце заколотилось, да так сильно, что Юи ощущала его биение, положив руку на грудь. Жуткий страх парализовал её тело, не давая сделать больше ни шагу, отчего по щекам Такаямы тут же полились слёзы. Она не могла ни моргнуть, ни глубоко вздохнуть. Всё, что было ей доступно — это наблюдать за комнатой в конце коридора и тенями, которые плясали внутри подобно язычкам пламени.       — Не нужно бояться, — услышала Юи тихий вкрадчивый голос, от которого сердце едва не остановилось.       Голос звучал отовсюду и ниоткуда. Он был спокойным, но одновременно с тем угрожающим. Ласковым, но грубым. Он звучал точно так же, как и в ночь, когда мир девушки окончательно и бесповоротно рухнул. Когда она поняла, что осталась одна против всего мира. Когда узнала, что на её стороне больше нет никого, кроме неё самой. Погрузившись в воспоминания о днях, которые она предпочла бы забыть навсегда, Такаяма зарыдала настолько сильно и громко, насколько позволял ком в груди.       — Почему же ты плачешь? — удивился голос, и Юи быстро замотала головой, изо всех сил стараясь сбросить оцепенение. — Я не причиню тебе вред. Обещаю. Я просто хочу…       — Нет, замолчите! — воскликнула девушка, судорожно заглотнув тяжёлый воздух, который тут же осел в легких, заставив её поперхнуться и закашляться.       Она чувствовала себя так, будто тело больше не принадлежало ей. Оно принадлежало кому угодно, но не ей, и от осознания этого страх усиливался с каждой секундой, превращая кошмар в пытку, которую невозможно было прервать.       — Будь хорошей девочкой, не подводи своего отца, — на этот раз голос зазвучал у самого уха, вынудив её снова оцепенеть и выпрямиться. Некто стоял сзади, наклонившись к тонкой шее, по которой тут же побежали мурашки.       Внезапно она вновь оказалась в той самой комнате. В крошечной светлой комнате, которая по сей день заставляла её содрогаться от страха. Тьма расступилась, ослепив Юи светом трёх масляных ламп. Зажмурившись, она охнула и сделала шаг назад, но за позади уже никого не было. Её спина упёрлась в запертую дверь.       «Нет, не может быть», — эти слова, прибывшие из самой глубины памяти вместе с воспоминаниями о самом страшном дне в жизни, молнией пронеслись в голове. Распахнув глаза, девушка, невзирая на резь от яркого света, повернулась к двери и вцепилась тонкими пальцами в деревянную раму. Она толкала её, дергала, пыталась сдвинуть с места хотя бы на миллиметр, но перегородка оставалась неприступна. Она оказалась в ловушке, в которую так боялась попасть.       — Вот же упрямая девчонка, — произнёс мужчина из-за спины, а пальцы Такаямы впились в сёдзи, которые не хотели поддаваться. — Я же сказал, что тебе нечего бояться. Всё с позволения твоего отца. Разве ты не должна покорно выполнять его приказ, как хорошая дочь?       Сглотнув и стиснув кулачки, Юи на негнущихся ногах медленно повернулась лицом к человеку, при виде которого всё внутри содрогалось. Такаги Рю стоял посреди комнаты, сложив руки на груди, и изучал жадным взглядом девушку, которая дрожала в нескольких шагах от него. Как и в тот день, он был облачен в тёмно-зелёные брюки хакама и белоснежное кимоно, наполовину скрытое под хаори, расписанным красными и золотыми нитями. Снисходительная улыбка, как и всегда, искривляла его непривлекательное лицо, а в черных глазах горел огонь.       Не в силах выдержать его взгляд, Такаяма опустила глаза и обнаружила, что стоит перед мужчиной в тонком нагадзюбане, который родители не позволили спрятать ей под накидкой. Юи вспомнила, как стыдилась тогда своего появления в подобном виде. Повинуясь самой себе из прошлого, девушка обняла себя за плечи, скрывая от взора Такаги просвечивающую под дзюбаном грудь, и вжалась в дверь.       «Я должна проснуться», — сказала она себе, но сон не желал отступать. Наоборот, он становился реальнее с каждым шагом, что Такаги делал по направлению к ней.       Вынужденная повиноваться воспоминанию, Юи молча стояла, опустив глаза в пол и слушая шаги мужчины, пока её ногти царапали перегородку.       — Такая красивая, — зашептал он, подойдя вплотную к девушке, которая еле слышно всхлипнула, но взгляд не подняла. — Твой отец оказал мне большую услугу. Взамен я помогу ему, если ты, конечно, будешь послушной девочкой.       Пальцы Такаги дотронулись до влажной щеки, и Юи закрыла глаза, желая исчезнуть. Она ощущала, как растворяется в собственных воспоминаниях, становится их заложницей. Вновь теряет контроль над телом и мыслями, отдавая их той, что четыре года назад смела надеяться на счастливую судьбу.       Совсем еще юная девушка в тот вечер отчаянно старалась угодить отцу, а потому терпела нескромные прикосновения гостя, чьё дыхание становилось всё ближе. Она надеялась, что, закрыв глаза, сумеет вынести всё, что уготовил ей отец, однако…       Стоило тонким губам Такаги Рю коснуться уголка её губ, как Такаяма, будто очнувшись от глубокого сна, замотала головой и, вскрикнув, оттолкнула от себя мужчину. Тот отлетел не меньше, чем на метр, и, с трудом удержавшись на ногах, воззрился на девушку злобным взглядом.       — Что ты себе позволяешь? — процедил немолодой мужчина, выпрямившись на месте, пока Юи старательно дёргала запертые сёдзи за своей спиной.       Всё напрасно. Акира запер их снаружи.       — Пожалуйста, не надо, — жалобным голосом, в котором звучали слёзы, попросила Такаяма, однако гость лишь удивлённо хмыкнул. — Прошу…       — Я заплатил за тебя хорошие деньги. Без них твоя семья умрёт от голода в считанные месяцы, — к ужасу девушки, Такаги приблизился, чтобы склониться над ней и смерить уничижительным взглядом. — Хочешь, чтобы твои родные умерли?       — Н-нет, — Юи покачала головой и в очередной раз всхлипнула. Она смотрела в маленькие чёрные глаза гостя и дрожала от страха. — Конечно же не хочу.       — Ну так веди себя хорошо, — процедил мужчина сквозь зубы, не обращая внимания на слёзы, что снова покатились по бледным щекам.       Такаги не испытывал к ней ни капли жалости, потому что не видел в ней живого человека. Для него она была дорогой вещью, которой он горел желанием обладать. Чувствуя себя не иначе как заложницей, товаром, Такаяма вновь прикрыла глаза и попробовала раствориться в своём страхе так, чтобы не видеть и не понимать происходящего.       Она пыталась отрешиться от пальцев, которые опять принялись скользить по её щеке, а затем и по шее. Старалась не думать о запахе алкоголя, исходившем от мужчины, и не чувствовать отвращение, накрывшее её, когда губы Такаги требовательно впились в её. Не желая отвечать на грубый поцелуй, Юи стиснула пальцами ткань своего одеяния и вжалась в дверь так сильно, что та, надеялась она, всё же сломается под напором её отчаяния.       Такаги Рю, впрочем, отступать не собирался. Положив руку на талию девушки, он резко притянул её к себе, надеясь таким образом подавить её сопротивление, однако та упёрлась ладонями ему в грудь. Внутри неё отчаянно боролись отвращение к мужчине и страх подвести родных. К собственному стыду, Юи помнила, что в тот раз, как и во все последующие, отвращение одержало верх.       Задыхаясь от кипевших внутри чувств и нехватки воздуха из-за требовательных губ Такаги, юная девушка не прекращала борьбу. Гость от такой строптивости злился всё сильнее: он обхватил за запястья упирающиеся ему в грудь руки и стиснул их с такой силой, что Юи всё же не удержалась и охнула от боли.       — Интересно, Акира знает, какой неблагодарной сучкой выросла его дочь? — шипел на ухо Рю, пока девушка пыталась вырвать запястья из болезненной хватки. — Тебе, видимо, совершенно наплевать на своего бедного отца, раз ты так себя ведёшь.       — Это неправда, — выдавила сквозь слёзы Такаяма, ощущавшая себя теперь ничтожнее рисового зёрнышка. — Просто это… это неправильно…       — Неправильно? — её оглушил громкий смешок, после которого мужчина, тихо рыкнув, обхватил шею девушки и одним резким движением повалил её на пол. — Кто ты такая, чтобы рассуждать, что правильно, а что нет?       Растворившись во сне, которое превратилось в живое воспоминание, Юи царапала пальцами старые татами, не решаясь поднять голову. Почему она всё никак не проснётся? Что такого она сделала, чтобы прожить этот кошмар вновь? Впрочем, самый кошмар, помнила она, был еще впереди.       Не давая ей возможности собраться с силами для нового противостояния, Такаги решительно склонился над дрожащей фигурой. Развернув тихо плакавшую девушку к себе лицом, он навалился на неё, придавив своим весом, и, предупреждая малейшее сопротивление, обхватил пальцами тонкую шею.       — Ты меня очень огорчила, — сказал Рю прямо в лицо Такаяме, которая, испугавшись, что он вот-вот её задушит, замерла под ним. — Я-то думал, ты умнее. Впрочем…       Он в очередной раз усмехнулся, а затем наклонился губами к её уху.       — Еще на том празднике стоило понять, что умом ты не блещешь. Просто красивая… вещь, — Юи вздрогнула, когда мужчина коснулся кончиком языка мочки её уха.       Не произнеся больше ни слова, Такаги заглянул в её наполненные слезами глаза и, насмешливо улыбнувшись, крепче сжал её горло. Лишенная возможности вдохнуть полной грудью, Такаяма, запищав от страха, принялась царапать пальцами руку гостя, надеясь ослабить хватку, но всё было напрасно. Чем сильнее она царапала его, тем меньше воздуха могла вдохнуть. Что уж говорить про сопротивление.       Наслаждаясь её беспомощностью, Рю торопливо развязал свободной рукой пояс на брюках-хакама и, прикрикнув на девушку, устроился между её бедёр. Широко улыбаясь от предвкушения, он одним резким движением развязал пояс на талии Юи и, невзирая на слёзы и хрипы, которые тут же вырвались из приоткрытых губ Такаямы, запустил ладонь под дзюбан. Горячая рука обожгла кожу девушки, которая похолодела от ужаса и неверия.       Нет, этого не может быть. Всё не может произойти вот так. Почему? За что? За что они так с ней поступают? Девушка плакала от непонимания и боли, что разрывала её сердце на части. Она чувствовала, что еще мгновение и жизнь её больше никогда не станет прежней. Еще мгновение и она будет принадлежать ему.       От этой мысли Юи захлебнулась в слезах и изо всех сил впилась ногтями в руку мужчины, который готов был обесчестить её. Она услышала его злобное ворчание и ощутила, как пальцы на шее стиснулись еще сильнее. Нет, она не отступит. Не позволит этому случится. Будь что будет. Даже если он задушит её, лучше умереть так, чем позволить унизить себя.       — Маленькая дрянь!       Такаги вскрикнул, когда девушка внезапно вонзилась ногтями не в руку, сжимавшую её шею, а в его щеку. Три яркие алые полоски появились на искажённом гримасой ненависти лице, и кровь из них медленно полилась по щеке и короткой шее мужчины. Изумлённый этим, он ослабил хватку, позволив Юи сделать вдох и закричать изо всех сил.       Её крик, казалось, проник далеко за пределы огромного поместья. Он был настолько оглушителен, насколько убийственной была боль в её сердце. Изнемогая от испуга, обиды и гнева на родных, девушка, почувствовав в себе не пойми откуда взявшуюся решительность и силу, ударила Такаги сжатым кулачком. Ударив почти вслепую, она угодила прямо в кадык. Не успевший защититься, мужчина захрипел от боли и скатился с девушки на пол.       Не медля ни секунды, Юи вскочила на ноги и побежала к сёдзи, которые, как и ранее, были заперты. Но ей было наплевать. Она знала, что обязана вырваться отсюда. Любой ценой. Поэтому она принялась тарабанить по перегородке и кричать изо всех сил, моля о помощи. Кто-то же должен прийти. Хоть кто-нибудь.       Папа. Мама. Джуичи. Кто-нибудь.       Однако дверь так и оставалась закрытой. Почему они не хотят ей помочь? Они не могут не слышать её. Не могут не знать, что здесь творится. Так почему?       Плача уже от ярости, девушка начала сотрясать сёдзи и в конце концов ей удалось порвать плотную бумагу, которой была выстлана перегородка. Этой небольшой дырочки оказалось достаточно, чтобы просунуть руку наружу и нащупать палку, которая подпирала перегородку, не давая ей распахнуться.       Они заперли её. Снаружи. За что?       Отбросив палку в сторону, Юи распахнула сёдзи за мгновение до того, как Такаги, проклиная девушку, ринулся на неё. Но он не успел. Она уже была свободна. Выбежав в тёмный коридор, Такаяма со всех ног понеслась вперёд. Не оглядываясь, она всё бежала и бежала до тех пор, пока тьма, из которой она пришла в этот сон, не сомкнулась вокруг неё снова.

***

      Широкая спальня была залита солнечным светом, который с лёгкостью проникал через сёдзи. Вернувшись из сплошной темноты и открыв глаза, Юи не сразу привыкла к столь яркому свету. Щурясь, она присела на мягком футоне и уткнулась лицом в согнутые колени. Тело по-прежнему била дрожь, как и во сне, который, знала она, сном и не являлся. Это было воспоминание. Самое ненавистное и самое болезненное. То, о чем она никогда не хотела вспоминать, всё-таки вырвалось наружу.       Она вспомнила всё до малейших деталей. Запахи, взгляды, ухмылки, собственные мысли. Чувство абсолютной беспомощности. Злость на тех, кто обрёк её на такую участь. Она ничем не заслужила подобного обращения. Так за что же?..       Возможно, она просидела бы так всё утро, копаясь в себе и своей памяти, если бы тихий шелест сёдзи не вынудил её вернуться в реальность. Всё еще не отошедшая от своих переживаний во сне, Юи распахнула глаза и с испугом посмотрела в сторону отворившейся двери. На пороге застыла, склонив голову, старшая служанка — Мэй.       — Доброе утро, госпожа. Надеюсь, я не разбудила вас, — виноватым тоном проговорила женщина. В руках у неё, заметила девушка, было чистое белье. — Я оставлю это здесь, а вы, как будете готовы, позовите меня. Я помогу вам одеться.       Такаяма не сразу нашлась, что ответить. В голове по-прежнему царил туман, вынудивший усомниться на мгновение, действительно ли это явь, а не сон? Несколько раз моргнув и окинув взглядом свою комнату, которая была наполнена одними только тёплыми воспоминаниями, Юи немного успокоилась. Конечно же это всё не сон. Она дома. Там, где ей никто не навредит.       Сделав глубокий вдох, девушка постаралась сосредоточиться на последней мысли, но внимание отвлёк пустующий в паре метров от неё футон.       — Ах да… — снова заговорила Мэй, когда девушка уставилась непонимающим взглядом на футон, который был разложен для гостьи, которой теперь и след простыл. — Асакура-сама велел разместить Кёко-сан в одной комнате с её братом. Она сейчас с ним, так что не переживайте, пожалуйста.       — С братом? — повторила Такаяма, переводя взор на служанку, которая быстро кивнула. — Но… как она себя чувствует?       — Боюсь, что всё так же, — ответила Мэй, качая головой. — Ничего не говорит, не ест, да и, судя по всему, не понимает, где находится. Лекарь сказал, что она в шоке и непонятно, как скоро выйдет из него. Да и выйдет ли вообще. Бедная девочка, такое пережить.       Юи еще раз посмотрела на аккуратно заправленный футон и нахмурилась. Она в точности знала, что творится сейчас в душе Кёко, но совершенно не понимала, как можно ей помочь. Что помогло ей самой избавиться от этой боли?       — А как Кэтсеро? — Юи вновь повернулась к служанке, которая не смела сойти с места без разрешения. — Он всё еще злится? На меня или… на вас?       За всей суетой, что творилась в поместье после появления незваных гостей, она совсем позабыла убедиться, что никому из прислуги не грозит наказание за её безрассудство. Особенно теперь, когда она знает, что её муж наказывает слуг и вассалов не только словом.       — Не думаю, — Мэй снисходительно улыбнулась взволнованной госпоже, однако спокойнее той не стало. — По крайней мере, ночью Асакура-сама не выказывал недовольства. Он был задумчив, да, но не зол. Не беспокойтесь.       — Ночью? — Такаяма захлопала глазами. — А что было ночью?       — Посреди ночи, когда вы уже спали, госпожа, приехал человек, и Асакура-сама о чем-то беседовал с ним. Недолго. Уж не знаю, что они обсуждали, но мне показалось, что этот человек как-то связан с нашими гостями.       Сердце в груди Юи пропустило пару ударов. Кто-то приезжал посреди ночи, чтобы поговорить с Кэтсеро о Кёко и её брате? Неужели это был тот самый человек, что сотворил такое с их семьёй?       — А сейчас… сейчас он в доме? — запинаясь, спросила девушка. Липкий страх, сопровождавший её во сне, напомнил о себе опять. — Этот человек, с которым разговаривал мой муж?       — Нет, госпожа. Он уехал довольно быстро, причём довольно сердитый. Асакура-сама не позволил ему остаться на ночь. Мы удивились, всё-таки была глубокая ночь, да и человек этот — советник сёгуна, но господин выпроводил его в ночи…       Мэй продолжала высказывать свои предположения о том, что могло пойти не так в разговоре двух мужчин, но Юи её уже не слушала. Её мысли закрутились вокруг двух слов, которые женщина произнесла со флёром уважения и страха, — «советник сёгуна».       Неужели это действительно был он? Такаги посмел приехать в их дом и что-то требовать?       Понимая, что умрёт от ужаса, если не убедится, что их гости в безопасности, девушка слетела с постели и, не обращая внимания на не прекращавшую свой рассказ служанку, выбежала из комнаты в одном ночном одеянии. В коридоре было холоднее, чем в спальне, но Юи едва ли обращала внимание на это. Шагая босиком по почти ледяному полу в одном тонком нагадзюбане, она пыталась представить Такаги, вышагивающего по коридорам спящего поместья.       Мог ли он пройти мимо её покоев, пока она находилась в ловушке сна-воспоминания?       «А вдруг Кэтсеро велел увести Кёко в другую комнату именно для того, чтобы показать её Такаги?» — по спине побежали мурашки, и девушка ускорила шаг. Нет, сущая глупость. Он бы так не поступил.       Однако мысль об этом не сильно успокоила Юи: сердце заходилось все быстрее, пока она шла по направлению к гостевым покоям, в которых укрывались Таро и, надеялась девушка, его сестра.       «Если Кэтсеро отказал Такаги, неудивительно, что тот уехал отсюда разъяренный», — подумала Такаяма, гадая, какие угрозы советника сёгуна пришлось выслушать её мужу. Не грозит ли теперь опасность и им? — «Даже если и грозит, защитить Кёко и её брата было правильным решением».       С этой мыслью Юи подошла к гостевым покоям и на всякий случай приложила ухо к закрытым сёдзи, прежде чем войти. В комнате царила полная тишина, поэтому, сделав глубокий вдох, девушка тихонько отодвинула перегородку в сторону и заглянула в комнату.       Несмотря на то, что во всем доме было достаточно свежо, в гостевой комнате было душно, а в воздухе стоял запах крови и пота. Запах этот исходил от молодого мужчины, который, превозмогая боль от ран, сидел рядом с футоном, разложенным в самом дальнем углу комнаты.       На этом футоне лежала без сознания совсем юная девушка, больше походившая на девочку, настолько хрупкой и миниатюрной она выглядела. Её кожа была всё такой же бледной, что сильно контрастировало с темными длинными волосами, разметавшимися по постели. Дрожащая мужская рука непрерывно гладила её по голове, будто утешая.       При виде этой сцены сердце Юи сжалось. Хасэгава Таро, еще вчера находившийся на пороге смерти, теперь восседал у постели сестры и выражение его лица отражало величайшее горе.       — Простите за беспокойство, Хасэгава-сан… — еле слышно вымолвила Такаяма, зайдя в комнату и застыв на самом ее пороге. Таро резко вскинул голову и посмотрел на хозяйку дома с недоверием. — Я зашла проведать вас и вашу сестру. Узнать, не нужно ли позвать лекаря.       О том, что она пришла сюда, чтобы убедиться в том, что Такаги не забрал с собой Кёко, Юи предпочла умолчать. Не стоило пугать их сейчас.       С полминуты молодой мужчина изучал её лицо, которое то бледнело от его холодного взгляда, то розовело от неловкости. В конце концов, взгляд его немного потеплел, когда он осознал, кто перед ним.       — А, госпожа Юи. Прошу прощения, не сразу вас узнал, — виновато произнес Таро и наклонил голову, чтобы выразить уважение девушке. — Лекарь… Да, я думаю, его стоит позвать. Я не понимаю, что с моей сестрой, она не приходит в себя.       Таро выглядел по-настоящему растерянным и напуганным. Скользнув по нему сочувствующим взглядом, Такаяма кивнула:       — Конечно, я распоряжусь, чтобы позвали лекаря. И думаю, будет не лишним, если он осмотрит и вас. Ваша рана очень серьезная.       Несмотря на то, что рану в правом боку мужчине зашили, Юи приметила небольшое красное пятно на белом одеянии Хасэгавы. Сам Таро, однако, не обращал никакого внимания на свою рану, он был полностью поглощен страхом за сестру.       — Спасибо вам, госпожа, — тихо сказал мужчина и еще раз поклонился, насколько позволяли швы. — И простите за то, что вторглись в ваш дом. Нам некуда было идти…       Проникнувшись сожалением к раненым гостям, Юи, мотая головой, прошла в центр скромной, но изысканно украшенной гостевой комнаты:       — Не нужно извиняться, вы правильно поступили, приехав сюда. Здесь о вас позаботятся и защитят вас, не сомневайтесь.       «По крайней мере, мы с Иошито-сан уж точно на вашей стороне», — подумала при этом Такаяма, уверенная в том, что Иошито не позволит Кэтсеро выгнать Кёко и её брата на улицу.       Тонкие губы Таро изогнулись в измученной и слабой улыбке, после чего он перевел взгляд обратно на сестру. Та еле слышно дышала, в то время как веки её даже не дрожали, как это обычно бывает во время сна. Похоже, шок был настолько сильным, что сознание покинуло её и не спешило возвращаться.       «А вернётся ли она к нам вообще? Вдруг она действительно сошла с ума от горя и больше никогда не придёт в себя?» — испуганно подумала Юи, смотря на Кёко, которая больше походила на мертвеца, чем на живого человека.       — Спасибо за ваши добрые слова, госпожа, но я знаю, что Асакура-сан не в восторге от нашего приезда. Он уже заходил к нам, — признался молодой мужчина, однако в его голосе не было осуждения или обиды, которые ожидала услышать девушка. — И это неудивительно, ведь теперь мы с сестрой являемся детьми предателя. Наше присутствие здесь может навлечь на вас беду.       Услышав это, Такаяма нахмурилась, приметив про себя, что какое-то время назад и она была дочерью предателя. Её отец точно так же как и Хасэгава Исао пошёл против сёгуна, вот только последний заплатил куда большую цену за предательство, чем Акира.       — Даже если вы и навлечете беду на этот дом, думаю, мы выстоим, — с мягкой улыбкой ответила девушка, отчего Таро посмотрел на неё с удивлением. — Поэтому не беспокойтесь, пожалуйста. Ваша главная задача сейчас — поправиться и привести в чувство Кёко-сан. А заботу обо всём остальном доверьте нам.       Если бы Кэтсеро сейчас стоял рядом с ней, он бы наверняка возмущенно фыркнул и высказал бы жене всё, что думает о ней и о гостях. Однако его здесь не было, и Юи чувствовала себя вправе давать подобные обещания. Вероятно, её слова резко отличались от того, что говорил молодому мужчине хозяин дома, потому что Таро смущенно усмехнулся:       — Ваша доброта не знает границ, Юи-сан. Спасибо вам за эти слова. Теперь я чувствую себя менее виноватым перед вашим мужем. И всё же…       Так и не договорив, Хасэгава посмотрел на спящую сестру и накрыл её тонкие пальцы своей ладонью. Сердце Юи при этом ёкнуло, настолько нежным и заботливым выглядел этот жест. Понаблюдав за братом и сестрой с минуту, девушка, преисполненная светлыми чувствами, глубоко поклонилась им и медленно направилась к выходу.       Как бы ей ни хотелось помочь им пережить горе и боль, это было не в её власти. Всё, что она могла сделать — это позвать лекаря, который должен будет позаботиться об их физическом состоянии. А уж душу излечить сумеет только время.       Думая об этом, а также проводя параллели с её жизнью в родительском доме, Такаяма с толикой грусти осознавала, насколько их с Кёко семьи разные. Родители Юи без лишних сомнений отдали дочь на растерзание, стремясь вырваться из бедности, в то время как родители Кёко до самой смерти защищали её честь. И как же замечательно, что у неё остался старший брат, которому она может довериться. От Джуичи такой теплоты ждать не приходилось.       Вздохнув, девушка завернула за угол и, к своему удивлению, тут же увидела спешащего в сторону гостевых покоев лекаря. Пыхтя и качая головой, он шел в сопровождении Кэтсеро, чьё лицо было совершенно бесстрастным. По крайней мере до момента, пока он не увидел жену, мгновенно застывшую при виде мужа.       — Что ты здесь делаешь? — хмуро поинтересовался Асакура, подходя к девушке, которая непроизвольно сжалась то ли от царящей в коридоре прохлады, то ли от его холодного взгляда. — Да еще и в таком виде…       Проследив за его взглядом, Юи смутилась еще сильнее, поняв, что даже не удосужилась накинуть на тонкое ночное одеяние хаори. Ногти на босых ногах при этом медленно синели от холода, который она еще не успела почувствовать.       — Я хотела убедиться, что с нашими гостями всё в порядке, — тихо вымолвила девушка, на чьем лице всё так же читалась грусть, при виде которой Кэтсеро вскинул бровь. — Мне рассказали, что ночью приезжал Такаги-сан. Это правда?       Лекарь, остановившийся позади хозяина дома, взглянул на того с опаской. Очевидно, никто не делился с ним подробностями происшествия, но едва ли он обрадовался, поняв, что его просят помочь людям, за которыми охотится советник сёгуна. Асакура, приметивший его испуганный вид, укоризненно посмотрел на Юи.       — В этом доме ни у кого рот не закрывается, я смотрю, — недовольно пробурчал мужчина и, к удивлению девушки, обошёл её и завернул за угол. Лекарь же коротко поклонился хозяйке дома, но двинулся следом за Асакурой.       Юи на мгновенье опешила от такой бестактности, но уже через несколько мгновений развернулась и пошла следом за мужчинами, которые уже отодвигали сёдзи, ведущие в гостевые покои. Однако стоило ей приблизиться к порогу комнаты, как дорогу ей преградил Кэтсеро, нависший над ней со строгим видом.       — Возвращайся в свои покои, нечего здесь крутиться, — произнёс он тоном, не терпящим возражений. — Тебя это всё никак не касается.       Такаяма же была совершенно не согласна с ним.       — Меня это касается так же, как и вас, — решительным голосом заявила она. — Как хозяйка дома, я хочу быть уверена, что наши гости в порядке, и…       — А я как хозяин дома говорю, что тебе здесь нечего делать, — оборвал её Асакура, смерив взглядом, от которого девушка почти надулась. — Вместо того, чтобы бегать раздетой по дому, лучше позаботься о Кичиро.       — Но вы же не собираетесь отдавать их на растерзание Такаги, ведь так? — спросила она настойчивым тоном.       Она понимала, что ни к чему хорошему этот спор не приведёт, но страх, завладевший ей еще во сне, так и не отпускал. Всё-таки Такаги Рю и того, что он мог сделать с бедной Кёко, Юи боялась куда сильнее, чем сердитого мужа, который, негромко выругавшись, переступил порог покоев обратно и затворил за собой сёдзи, оставляя лекаря наедине с гостями.       — Юи, я понимаю, что тобой сейчас движет страх, но выбирай тон, когда говоришь со мной, — тихо, но всё так же строго сказал Асакура, наклонившись почти к самому лицу жены. — И прекрати говорить о Такаги в присутствии посторонних. Не хватало еще, чтобы все в наших землях обсуждали мои возможные разногласия с советником сёгуна.       Так и не получив ответа на свой вопрос, Такаяма нахмурилась и посмотрела в сторону, предпочитая уткнуться взглядом в деревянную стену. Кэтсеро же, видела она краем глаза, выпрямился и продолжил смотреть на неё выжидающе.       — Как видишь, Такаги уехал, так и не получив желаемого, — заговорил спустя мгновение мужчина. — Если бы я хотел отдать наших гостей на растерзание, так и сделал бы. Однако, как ты можешь заметить, они всё еще здесь, более того я позвал лекаря, чтобы их осмотрели. Так что, думаю, вместо того, чтобы относиться ко мне как к врагу, ты могла бы и поблагодарить меня.       Поколебавшись несколько мгновений, Юи кивнула, признавая правоту Асакуры.       — Я ни в коем случае не отношусь к вам как к врагу, господин, — уже более покорным голосом вымолвила девушка, отчего Кэтсеро немного расслабился. — И я очень благодарна вам за то, что вы позволили Кёко-сан и её брату остаться у нас. Просто я сильно распереживалась, когда увидела, что сделали с этой бедной девушкой…       На минуту в коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием за дверями гостевых покоев. Лекарь неторопливо делал своё дело, пока хозяин дома изучал взглядом притихшую жену, которая опустила глаза в пол. Он и правда был с ней слишком груб и холоден в последние дни. Конечно же, не всегда это было незаслуженно, но то был факт.       Мягко коснувшись пальцами её на удивление холодного плеча, Асакура выдавил из себя лёгкую улыбку и произнес:       — Позволь мне со всем разобраться самостоятельно. Я постараюсь сделать всё, что от меня зависит, чтобы помочь им.       Юи, услышав обнадеживающие слова, словно выдохнула от облегчения и быстро закивала, осторожно обхватив двумя руками запястье мужчины.       — Спасибо вам. Мне нужно было это услышать, — призналась она, осмелившись на явную улыбку. — Простите, что сомневалась.       — Рад, что мы всё выяснили. А теперь, прошу тебя, отправляйся в свои покои, — куда более спокойным тоном попросил Кэтсеро. — И, кстати, можешь надеть одеяние для тренировки.       И без того большие глаза девушки тут же расширились, а из приоткрытых губ вырвался радостный возглас. Наконец-то! Прошло столько времени с последней их тренировки, что она уже начала было переживать, уж не отказался ли муж от затеи обучить её самозащите.       — Правда-правда? — Юи почти запрыгала на месте от воодушевления, к своему стыду совсем позабыв о раненых гостях, от которых ее отделяла одна лишь дверь. — Вы сегодня потренируетесь со мной?       — Да, но не раньше, чем после обеда. До тех пор надо разобраться с бумажными делами, — вспомнив про снова выросшую гору писем на столе, Асакура слегка закатил глаза. — Но после этого я бы с радостью размялся, да и тебе тренировка пойдёт на пользу.       Продолжая кивать без остановки, Юи широко улыбнулась, чувствуя, как настроение её улучшилось во сто крат. Она и правда почувствует себя увереннее и спокойнее, если вновь возьмет в руки боккэн. Она должна научиться защищать себя и своих родных, тогда ей не будет страшно даже слышать имя Такаги.       «Ведь тогда я смогу дать ему отпор», — сказала себе девушка, предвкушая тренировку с мужем.       Асакура же слабо улыбнулся жене, радуясь про себя, что ему удалось сгладить назревающий конфликт, и отступил к дверям гостевых покоев, показывая Юи, что разговор окончен. Та послушно кивнула. Однако прежде чем развернуться и отправиться в сторону своей спальни, девушка с беспокойством посмотрела на закрытые сёдзи, за которыми, слышала она, тихо переговаривались Таро и лекарь.       — Вы же поможете Кёко, правда? — с надеждой спросила она, чувствуя, как радость немного померкла. — Я очень за неё переживаю. Вдруг она сошла с ума от горя?       — Если она сошла с ума, я мало что смогу сделать. Да и никто не сможет, — резонно заметил Кэтсеро, и Юи понимающе кивнула. — Однако, как я и сказал, я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы они, как минимум, выжили. Сейчас важнее всего помочь им выжить, ведь они дети предателя. А уж о душевном их состоянии будем беспокоиться позже.       Выслушав мужа, молодая девушка погрустнела еще сильнее, но спорить с ним не стала. Он был совершенно прав, нравилось ей это или нет.       — Спасибо вам, господин. И простите за то, что я была такой несносной, — вымолвила она напоследок, отступая к своим покоям.       — Это иногда раздражает, но, если говорить откровенно, я привык, — пожал плечами мужчина и приоткрыл сёдзи, отчего шум голосов проник в тихий коридор. — А теперь иди к себе. Увидимся после обеда.       Не проронив больше ни слова, Юи благодарно поклонилась мужу, наблюдая за тем, как он заходит в комнату и прикрывает на собой сёдзи. Оставшись в коридоре в полном одиночестве, девушка направилась к себе, по пути вновь погружаясь в грустные мысли. Почему боги были так жестоки к этой невинной и светлой девушке? Чем заслужила она такие испытания?       «Хорошо, что у неё хотя бы остался брат. Он сможет её защитить», — утешала себя Такаяма, вспоминая, как сильно Таро беспокоился о сестре и как будто бы защищал её даже от самой Юи.       Может быть не всё так плохо?       Вздохнув и понадеявшись на это, Юи вернулась в свои покои, предвкушая тренировку, которая, надеялась она, вернёт ей душевное спокойствие.

***

      Земля была все еще влажной после ночного ливня и, несмотря на то, что над головами мужчины и юной девушки ярко светило солнце, заливая своим светом все вокруг, в воздухе стоял запах глубокой осени. Холодный ветерок изредка дотрагивался до раскрасневшихся щёк Юи, которая медленно передвигалась по двору с деревянным мечом в руке и старалась не спускать глаз с Кэтсеро. Тот осторожно делал шаг за шагом, пытаясь как можно ближе подойти к девушке, прежде чем броситься в атаку, которой она так боится и ждет.       Тело мужчины ныло от усталости, но он всё же предпочел выйти на улицу и размять мышцы, затекшие после целого дня сидения за столом. Хотелось выбросить из головы голоса всех жалобщиков, которые ежедневно присылали ему письма, прося восстановить справедливость.       «Справедливости не существует», — Асакуру так и подмывало ответить таким образом на каждое письмо. Выступать судьей в каждом споре ему до смерти надоело. Настолько, что пару раз он задумывался о том, чтобы лично навестить жалобщиков и тех, кого они постоянно обвиняют в своих бедах, дабы разобраться с ними раз и навсегда. Желательно с помощью меча.       Слабо ухмыльнувшись, Кэтсеро признал про себя, что идея не так уж и плоха. По крайней мере, стол его наконец-то станет чистым. Прокручивая в голове эту радостную мысль, он продолжал ходить кругами по двору, подбирая удачный момент, чтобы напасть на излишне напряженную девушку. Та, видел Асакура, буквально дрожала, предчувствуя, что ей вот-вот придётся отстаивать себя в этой битве, которую, впрочем, и битвой-то было не назвать. Так, разминка.       — Долго будешь отступать? — спросил в конце концов Асакура, отчего Юи нехотя застыла на месте. — Так ты ничего не добьешься.       — Но… но вы же не нападаете на меня, — вымолвила девушка, которая, казалось, растеряла остатки смелости, но боккэн не опустила. — А на вас нападать мне страшно…       — Так и скажешь врагу, когда встретишься с ним лицом к лицу? — усмехнулся ей в лицо Кэтсеро и покачал головой. — Запомни: даже если тебе очень страшно, ты должна вести себя уверено. Бойся, но нападай. Используй силу своего страха, чтобы биться за себя изо всех сил. Но не стой и не жди, пока враг соизволит напасть, чтобы ты могла с чистой совестью вскрикнуть и убежать.       — Я не собиралась так делать, — обиженно буркнула Юи, убирая с лица прилипшую прядь волос, однако взгляд её говорил о том, что именно так она и планировала поступить.       Она всегда убегала вместо того, чтобы бороться. И случалось такое не только во время тренировок, а на протяжении всей её жизни.       — В таком случае — нападай, — велел Асакура, на этот раз делая шаг назад, чтобы девушка хоть немного почувствовала уверенность в своих силах. — Но нападай с умом. Не надо бежать на меня с мечом, от этого я даже с места не сдвинусь. Будь хитрее.       Губы юной девушки слегка поджались, а сама она неуверенно кивнула. События последних дней сильно отразились на ней, и Кэтсеро не мог не заметить, что теперь жена все чаще уходит в себя, осмысляя все произошедшее. Все её страхи внезапно стали реальностью и обрели форму в лице Такаги Рю.       Видя жену такой растерянной, Асакура почувствовал укол совести. Быть может, зря он так на неё сердился? Юи никогда и ничего не делала назло ему, она всего лишь поступала по совести. Его совесть с лёгкостью позволила бы ему оставить непрошенных гостей умирать, её же — нет. Она скорее пошла бы умирать за воротами вместе с Кёко и Таро, чем смирилась с тем, что не может им помочь. Подумав об этом, Кэтсеро вздохнул в то время, как юная девушка продолжала неуверенно переступать с ноги на ногу.       — Ладно, давай прервёмся. Я вижу, что тебе сейчас непросто, — сказал мужчина, но Юи упрямо покачала головой и вновь выставила перед собой деревянный меч.       — Нет, я не хочу останавливаться, — решительно произнесла она, отчего молодой даймё вскинул бровь. — Давайте продолжим, пожалуйста. Я хочу уметь защищаться.       Несмотря на то, что на последнем слове её голос дрогнул, во взгляде проскользнула уверенность, завидев которую Асакура тихо усмехнулся. Сжав деревянную ручку боккэна, он принялся ждать, пока жена наберётся сил, чтобы сделать ход. К его удивлению, долго ждать не пришлось и уже через минуту девушка бросилась ему навстречу, замахиваясь мечом. С его реакцией он мог бы перехватить её меч и нанести ответный удар, покончив с её атакой за несколько секунд, но поступать так Кэтсеро не стал.       Не стоит давай ей лишний повод думать, что она слаба. Мысли об этом и так уничтожали её изнутри. Решив поддаться, Асакура сделал шаг назад, отказавшись от агрессивной самозащиты, и встретил меч Юи своим. Громкий звук столкнувшихся деревяшек пронёсся по всему двору вместе с возгласом девушки, чьи глаза распахнулись от удивления. Впервые ей удалось атаковать его так, чтобы их мечи столкнулись.       — Умница, — похвалил её Кэтсеро и щеки Такаямы тут же порозовели. — Только не останавливайся, раз уж у тебя получилось. Продолжай наступать.       Закусив нижнюю губу, молодая девушка кивнула и, к удивлению мужа, тут же сделала резкий выпад, уткнувшись кончиком боккэна ему в живот. Почувствовав легкое касание деревянного меча, Асакура одобрительно улыбнулся. На этот раз она оказалась быстрее него и просчитать её действие он не успел.       — Ты делаешь успехи, — проговорил он, опуская свой меч. Его хитрость явно пошла ей на пользу и помогла ей хотя бы немного поверить в себя. — Еще немного и сможешь меня победить.       Юи широко улыбнулась, опуская меч вслед за мужем. Тень печали и неуверенности побледнела, на смену ей пришла гордость за саму себя. Кэтсеро тоже улыбнулся: несмотря на невзгоды, свалившиеся на его голову, её улыбка подняла ему настроение. Он даже передумал убивать жалобщиков, заваливших его стол письмами. Подумать только, их спасла счастливая девичья улыбка! «Я и правда размяк», — сказал мужчина себе, но недовольства этот факт ему не принёс. Лучше уж размякнуть от хорошей жизни, чем очерстветь, живя в вечном аду.       — Я знаю, что вы мне немного поддались, но все равно рада, что мне удалось вас «ранить», — произнесла Юи задорным голосом, из которого исчезли все грусть и страх, переполнявшие её до этого.       — Дело не в том, что я тебе поддался, а в том, что ты почувствовала себя увереннее и начала двигаться раскованней, — Асакура отошел на два шага от жены и поманил её ладонью. — Попробуй еще раз, только не зажимайся.       Однако не успела девушка начать очередную атаку, как пустынный двор пронзил громкий и решительный мужской голос. Юи застыла на месте, увидев, как качающийся из-за ранения Иошито выскочил из дома и направился в их сторону. Кэтсеро же, даже не оборачиваясь на младшего брата, закатил глаза, сожалея, что не успел насладиться своим приподнятым настроением. Сейчас, знал он, ему его испортят обратно.       — Чем это вы тут занимаетесь, а? — голосил Иошито, держась при этом за сломанную ключицу, которая, впрочем, не смогла удержать его в постели. «Что ж, этот момент должен был настать», — вздохнул Асакура-старший и поспешил забрать у жены боккэн, чтобы убрать подальше от Иошито всё, чем он мог бы его атаковать. Выбросив деревянные мечи в кусты, Кэтсеро повернулся к младшему брату и вскинул брови:       — Для раненого ты слишком громко орёшь. Неужто уже настолько полегчало?       Иошито подошёл вплотную к брату, смотря на того исподлобья, и молодой даймё ответил ему таким же тяжелым взглядом.       — Почему ты скрыл от меня, что случилось с Кёко? Как ты посмел? — возмущенно прокричал Асакура-младший в то время, как его брат отчаянно удерживался от того, чтобы снова закатить глаза.       — А чем бы ты ей помог, если бы я тебе рассказал? Сидел бы днями и ночами возле её постели, рыдая? — бросил ему в лицо Кэтсеро, пожалуй, слишком грубо, из-за чего лицо Иошито побагровело.       Юи, стоявшая рядом с братьями охнула и осторожно дотронулась до рукава мужа, намекая, что стоит говорить помягче. Хотя, по мнению Асакуры-старшего, совет этот следовало бы дать Иошито, а не ему.       — Ты, вообще-то, тоже ранен и до полного восстановления тебе далеко, — продолжил Кэтсеро, всё же смягчив тон ради того, чтобы Иошито не снёс ему голову. Судя по его взгляду и выражению лица, тот уже всерьёз об этом задумался. — Помочь Кёко ты сейчас ничем не можешь.       — Как бы там ни было, ты не имел права скрывать от меня, кто и что с ней сделал! Ты должен был рассказать мне обо всем, когда этот ублюдок был здесь! Я бы…       — Ты бы «что»? — Асакура-старший вновь повысил голос, на этот раз наступая на младшего брата, который мгновенно проглотил слова, так и рвущиеся наружу. — Напал бы на Такаги? Объявил бы войну Комацу? Из-за девчонки, которая сама согласилась на такую участь?       — На такое она не соглашалась! — заорал Иошито, а Юи спрятала лицо в ладони, не зная, как прервать этот ужасный спор. — Он вырезал всю её семью, он сделал с ней… такое! Если бы ты её защитил!..       — С какой стати я должен её защищать? Она мне дочь? Сестра? Она мне никто, и тебе, позволь напомнить, тоже, — процедил сквозь зубы даймё и поспешил обойти брата, не желая больше слушать яд, который продолжал изливаться из его рта. — Когда придёшь в себя, тогда и поговорим, а до тех пор даже не приходи.       — Юи, скажи же ему! — продолжал кричать Иошито, а Кэтсеро остановился на полпути и воззрился на жену, ожидая, что она примет его сторону.       Девушка же переводила взгляд с одного брата на другого, не зная, кого из них поддержать. И тем не менее, собравшись с мыслями, она обратилась к Асакуре-младшему:       — Иошито-сан, я думаю, что вам не стоит так разговаривать с братом. Кэтсеро правда сделал всё, что в его силах, неужели вы не видите? Кёко всё еще здесь, о ней заботятся.       — Только потому что ты его заставила принять их. Если бы ты их не впустила, он бы оставил их умирать! — возразил Иошито, но Юи покачала головой.       — И правильно бы сделал, — не удержался Асакура-старший, заставив младшего брата повернуться к нему и злобно прищуриться. — У меня и без них проблем полно. И ты хоть понимаешь, какую беду я на себя накликал, отказавшись отдавать Такаги твою девчонку? Комацу теперь мне жизни не даст, да и тебе тоже. Теперь я под подозрением как главный пособник Хасэгавы! Теперь вся наша семья под угрозой, а ты только и думаешь, что о девчонке, которую толком даже не знаешь!       Кэтсеро на мгновение умолк, переводя взгляд с напряженного, но, к счастью, молчаливого брата, на Такаяму, которая глядела на него с сочувствием.       — Если эта девка для тебя важнее семьи, забирай ее и проваливайте на все четыре стороны, — подытожил молодой даймё, смотря прямо на насупившегося брата. — Я как-нибудь разберусь со всем дерьмом, что вскоре на нас выльется, от тебя помощи не жду, в любом случае. Ты же не знаешь, как нести ответственность даже за себя, не говоря уже о семье.       Договорив, Асакура-старший смерил младшего брата разочарованным взглядом и направился обратно в дом. Он слышал тяжелое дыхание Иошито, который стоял молча, а также быстрые шаги молодой девушки, подбегающей к нему. Юи схватила его за руку, стоило ему ступить на лестницу, ведущую в дом. Оглянувшись на жену, Кэтсеро увидел её печальный взгляд и слабо улыбнулся, ощутив, как крепко она сжала его руку.       — Вы, должно быть, устали, давайте я о вас позабочусь, — мягко проговорила девушка, обнимая его за плечо.       Асакура-старший же бросил последний взгляд на Иошито, который смотрел им в спину с обидой. Молодой даймё искренне надеялся, что младший брат его услышит и поймёт, но даже если нет…       «По крайней мере, доверие одного человека мне удалось завоевать», — подумал Кэтсеро и положил ладонь на талию жены, заходя в дом.       Теперь он почувствовал себя чуточку увереннее.