***
Время подходило к концу, «слияние» — магия, подвластная лишь самым сильным, — начинала давить на разум его юного друга, совсем еще начинающего суккуба, а захватывать его тело, как и лишать Джека рассудка, Кей совершенно не планировал. Он ловко крутанул вакидзаси в руке, избавив то от налипшей крови, и защелкнул его обратно в ножны, после чего, вонзил лезвие Цвайхандера глубоко в каменный пол. С нечитаемым выражением лица взглянув на дело рук своих, виновато улыбнулся. Железная дева — фигура Джека — прошла все испытания, предоставленные ей игрой. Сначала, встретившись с гоблинами, «порубила» их в кровавый фарш, затем, ступив на карточку «афродизиака», с выражением легкого интереса проследила за летящим в «нее» из стены розовым заклинанием, развеянным банальным стихийным ударом простого меча. «Победила» в нечестной игре на удачу. «Уничтожила» несколько слизней. «Добралась» до последней ячейки. После которой, наконец-таки, активировался некий механизм, скорее всего, освобождающий Габриэля из сокровищницы. Впрочем, не все так гладко закончилось, ведь столь сильная нагрузка, причем, не столько физическая, сколько магическая, на неподготовленное тело молодого суккуба, знакончится для него не самыми приятными времяпрепровождением в ближайшие несколько дней. Боль окажется значительной, слабость — унылой, магическая составляющая юного мага вовсе немного ослабнет, правда, затем, через недельку, заметно возрастет. Все же, подобные трюки сильно закаляют магию, придавая ей совершенно новые свойства. Тем не менее, Кей все равно чувствовал себя немного виноватым перед своим другом — на занятиях тому придется не легко. Каждое использование магии отразится небольшой болью, каждый взмах палочкой оттянет выздоровление на несколько минут. В идеале, ему бы полежать в лазарете с недельку, но да он об этом и так теперь догадывается. Они не могли читать каждую мысль друг друга, являясь, практически, симбиозом, двумя частичками одного целого, однако, наиболее оформленные, «написанные жирным шрифтом» образы, не укрывались от сознаний друг друга. И демон специально «думал достаточно громко», подготавливая Джека к глядущим проблемам. Впрочем, иначе было нельзя. Кейю нравилось следить за своим другом. Ему приглянулся образ невинного суккуба, не готового спать вообще ни с кем, кроме, пожалуй, своих близких друзей. В случае нападения на него, пусть не настоящих, гоблинов, пластичный рассудок Джека мог приноровиться к проблемам. А мог и не приноровиться. Все же, пусть сам перерожденец этого почти не замечает, тем не менее, он планомерно отходит от себя прошлого. Становится другим. Даже уже — стал другим. Энтони Цвай бы проглотил проблему, как неприятную таблетку. Джек Фишер… Джек Фишер бы распереживался, как юная девушка, после чего, загнав бы себя в угол, стал бы корить различными вопросами, вроде: «Во что же ты превратился?», и «Я не шлюха!». Неприятное зрелище. В особенности, если ты живешь в его разуме и можешь все это слышать. Умей Джек хорошо скрывать свои мысли от Кейя, он бы, скорее всего, дважды подумал, прежде чем предлагать такую медвежью услугу, но лучше так, чем выслушивать его нытье на протяжении целого месяца.***
— Выглядишь не очень. Усталый взгляд, полный печали от понимания той глубокой задницы, ставшей моей жизнью на ближайшие несколько дней, выхватил из вечерней темноты обеспокоенную мордашку Габриэля. Мы уже успели покинуть гостеприимные объятия «увеселительного заведения», забрав несколько подарков из сокровищницы. Не назвал бы их дорогими, по сравнению с книгой из сундука, едва ли несколько галеонов могли похвастаться своей дороговизной, тем не менее, они оставались приятными. Было бы еще лучше, будь сшитое на заказ кимоно в добром здравии. Но проделки Кейя превратили его в один большой мокрый сборник различной грязи. И если предложение хозяйки оставить Габриэлю платье его игрового персонажа оказалось приятным, мне из того приключения, пожалуй, хотелось бы вытащить, разве что, японский меч, к сожалению, являющийся довольно дорогой штуковиной, соответственно, уж его-то мне точно не отдали. Всю дорогу обратно блондин заметно хмурился из-за моего внешнего вида, явно уже придумав по этому поводу какую-нибудь страшную историю. Вообще, реальность была страшнее, эпичнее и гораздо круче любой истории, могущей взбрести в голову подростку, но, к сожалению, я сильно устал, уснув где-то на половине проделок внутреннего демона, и пропустил все «мимо ушей». Голова все еще немного кружилась, поэтому я попросил Габриэля не торопиться. До Хогвартса еще успеется. Никуда замок не убежит. А вот мое сердце, придавшееся значительной перегрузке, очень даже, и, если я прямо сейчас куда-нибудь не сяду, то точно, помахав на прощание ручкой, вылетит из груди. — Думаю, Габи, мое наказание откладывается, — протянул я с нервным смешком, — если, конечно же, в тебе нет желания трахать остывший труп… Присевший по мою правую руку блондин, видимо, пораженный столь грязным высказыванием, раздраженно фыркнул. — Это лишь подтверждает мою гипотезу. Тебя надо перевоспитывать, Джеки, иначе до добра ты себя точно не доведешь. — Ну, у тебя есть целые семь лет на то, чтобы сделать из меня достойного человека, и еще оставшиеся хрен знает сколько, чтобы укрепить этот эффект, так что… — договорить я не успел, взгляд, до этого витавший в полумраке улицы, после звона колокольчика над дверью в магазинчик Роби Боунса, с удивлением выхватил две знакомые фигуры, освещаемые светом ночных фонарей, — Габриэль, — нервно хихикнул я, — ты видишь то же, что и я? Блондин, перехватив мой взгляд, изумленно вытаращился на двух бредущих в нашу сторону Гарри Поттера и Рона Уизли. Те, выряженные совершенно не к месту, один, в летнее платье, смотревшееся на его мужской фигуре не лучше красивой шоколадки на фоне тонны говна, второй, в нечто похожее на приталенную монашескую рясу с довольно коротким подолом, открывающим вид на нестройные волосатые ноги, — с выражением вселенской скорби на лицах, смотрели на нас. Причем делали это так странно, что их глаза не выражали ничего, кроме преисполненности познанием в этой нелепой жизни двумя матерыми смертниками. Ничего не говоря, они заставили нас немного потесниться, усевшись на лавочку. — Какая сегодня хорошая погодка… — заметил Гарри. — Да, погодка ничего такая, — согласился Рон, — цикады красиво поют. Правда, прохладненько. Но, это ничего. Это даже как-то закаляет. — Согласен. Вид, вышедших из сомнительного заведения парней, которые, при этом, выглядели так, будто прошли через ад, приводил в шок. Но в больший шок погружали их пространные разговоры о погоде. И спокойные, даже каменные лица, больше подходящие персонажам Джо-Джо, но никак не двум магам-первокурсникам. Мы с Габриэлем переглянулись. «Че за хрень?!», — выражали его красивые голубые глаза. «Сам в шоке», — а это уже недоумевали мои, глаза повидавшего и не такое дерьмо матерого обманщика. Неужели мои шутки по поводу «взаимопомощи» подтолкнули молодых Гриффиндорцев к необдуманным поступкам? Сделали из них геев? Ой?! — Хорошо сегодня отдохнули, Гарри. — Согласен, Рон. Потянув Габриэля за рукав, я, игнорируя боль по всему телу, поднялся на ноги, в желании покинуть двух сошедших с ума студентов, после чего, на негнущихся ногах посеменил отсюда прочь. Поближе к спасительному убежищу Хаффлпаффцев! Подальше от страшных Грифов! Я не хочу знать, что они там делали, и о чем они думают… Я не хочу знать, что они там делали, и о чем они думают… Я не хочу знать, что они там делали, и о чем они думают… — как мантру повторял я себе слова успокоения, бредя по мостовой. Дьявол, мне надо поспать! Хорошенько поспать! И, главное, забыть этих двух придурков, как страшный сон.