Змей и Волк

Now as I lay here in the dark Сейчас, лежа здесь, в темноте, And I think back to the start И думая о самом начале, I know some things have to end Я понимаю, что некоторые вещи должны закончиться, For the next one to begin Чтобы началось что-то другое. В воскресенье Том видит Амелию за завтраком, она белая, как полотно, немного дрожит, да и к тому же в дорожном плаще. Впервые Том напуган. Его отвлекают компаньоны, и когда он вновь возвращает взгляд к столу Рейвенкло, Амелии и след простыл. Том встаёт со своего места и подходит к Джессике, он общался с ней только потому, что они с Амелией учились на одном курсе и жили в одной комнате, она всегда знает чуть больше, чем другие. — Что случилось? — Том присаживается рядом. Девушка смотрит на него холодно и отрешенно, впрочем, как и всегда. — Ей нужно уехать. Она торопилась и просила передать тебе письмо. Том быстро раскрывает конверт. Несколько слов с извинениями и тем, что ей нужно провести какое–то время с семьей, вернется, как все наладится. Никакой конкретики. Реддл быстро уходит. Джессика закатывает глаза, и про себя ворчит, что благодарность в этом юноше не предусмотрена. Через несколько минут, Том Реддл стучит в дверь профессора Флитвика. Он выдыхает и готовится играть роль. Крошка–профессор открывает дверь и звонко говорит: — Том, мой мальчик! Чем обязан столь ранним визитом? — Дело в мисс Дюма, — обеспокоенно произносит Том, — Амелия так быстро собиралась и была так взволнована, что не успела ничего объяснить. И теперь я места себе не нахожу. — Ох, проходи, я сделаю тебе чай и попытаюсь успокоить твои тревоги. Том прошел в кабинет и сел на предложенный ему стул. Макушка профессора иногда мелькала в поле его зрения, после чего на столе появилась кружка и пара кексов, а сам Флитвик взгромоздился на кучу книг в кресле. — Пейте чай, дорогой, он с ромашкой и поможет успокоить ваши волнения. Мисс Дюма подняла меня сегодня очень рано, ее дядюшка оказался в крайне затруднительном положении и я отправил ее в Хогсмид к нянечке, чтобы две барышни пережили такое испытание. Я взял с мисс Дюма слово, что она не будет вмешиваться и проведёт эти тревожные дни дома. На фоне всех этих событий её нянечка захворала. — И правда, столько безрадостных новостей, неудивительно, что она не смогла на бегу все объяснить, — тихо сказал Том, сжимая кружку чая в руках, пытаясь понять, зачем ей дорожный плащ по дороге в Хогсмид. — Да–да, — вторит ему Флитвик, — я отправил ее домой на неделю, но думаю, она вернется раньше. — Раньше? — Да, ее дядюшка очень сильный человек, я думаю, он справится с этим намного быстрее, чем все думают. — Спасибо вам, сэр, — выдыхает Том. После профессор Флитвик решил отвлечь Тома расспросами, как идёт его подготовка к ЖАБА и спустя пол часа Том стоял в коридоре с парой книг, коробкой кексов и кружкой остывшего чая. Реддл убедился, что общая черта всех волшебников из Рейвенкло в том, что они странноватые. Том слабо представлял, как на ближайшем уроке заклинаний будет возвращать профессору кружку. В холле перед большим залом Том увидел ещё одну странную картину: у выхода стоял Диппет, Слизнорт и Дамблдор, последний был в дорожной мантии. Первые два профессора были чём–то обеспокоены, но Альбус лишь улыбался им и отмахивался рукой, после чего вышел из главных дверей. Мужчины же не шелохнулись и продолжали смотреть вслед преподавателю трансфигурации. Том развернулся и со всеми пожитками пошёл в библиотеку. Его раздражал Дамблдор и его дружба с Амелией, и в какой–то момент Реддл даже подумал, а что если профессор хочет очаровать молодую студентку? Но сейчас эта мысль кажется ему детской, этих двоих что–то связывает, и ему надо узнать что именно. Библиотекарь взглянул на Тома. — Вы, молодой человек, навещали профессора Флитвика, — он не спрашивает, но Реддл все равно отвечает: — Да. — Можете оставить это все здесь, — он указывает на свободный угол стола, — но заберете, когда будете уходить. — Да, сэр. — Мерлин, мне кажется, Филиус уже чайный сервиз раздал. Том прошел вглубь библиотеки. Но после пары часов штудирования кучи родословных, он ни в одной не нашёл фамилию «Дюма». Идея изначально была ненадежной. Дюма — могла быть новой фамилией, изначально ее род мог оборваться по мужской линии. Он зло выдохнул. — Не самое увлекательное чтиво ты выбрал, — за своей спиной Том услышал голос Долохова. — Ах, Антонин, я кое–что ищу, но мне кажется это иголка в стоге сена. — А что именно ты ищешь? — Долохов устраивается рядом и без интереса открывает одну из книг. — Мне нужно найти ту семью, с которой когда–то породнилась семья Амелии. Что–то происходит, и мне кажется, даже под пытками она не расскажет что именно. — Ты прав, искать что–то подобное очень сложно, если не знать где. — Но свою семью я нашёл. — У твоего деда было очень редкое имя. И, как мне известно, два года назад ты получил подтверждение своей теории. Хотя, что таить, — Долохов оскалился, — подтверждение мы все получили еще раньше. Том устало выдохнул и захлопнул книгу. Он не стал говорить Антонину, что первое, куда он полез это родословная Дамблдоров, а там черт ногу сломит, кто–то женился на своих родных, а кто–то был записан черт пойми как, и, судя по всему, в этой семье очень любили французские имена, а это ни о чем не говорит. — Тем более, Амелия француженка, — спокойно подмечает Антонин, закрывая книгу. — Это что–то меняет? — Ну… тебе лучше обсудить это с кем–нибудь из Блэков или Лестрейнджей. Первые в родословных как русалки в воде, а вторые роднились с французами. Я не знаю всех подробностей, как у них так получилось, но если ты хочешь узнать родословную француза, то тебе нужно идти в местный архив, он вроде в Париже, и там получить всю информацию. — Просто сделать запрос и все? — Ну конечно же нет, ты должен быть либо членом этой семьи, либо собираешься вступить в брак с кем–то из них. Том задумался. — Не говори только, — хмыкнул Антонин, — что собрался брать нашу милашку в жены, что бы ворваться во французский архив и узнать какую–то тайну. — Да нет, конечно, — отмахивается Реддл. — Это изначально глупая затея. Но видно без этого куска бумаги мозаику не сложить. Позже от Блэка и Лестрейнджа Том узнает, что после времен Инквизиции и принятии Статута о Секретности, во многих странах Европы волшебники начали скрывать свои родословные, чтобы исчезнуть с глаз магглов. Когда все успокоилось, многие страны вернули всю информацию обратно, но в Париже все осталось как есть, так как у них первых разрешили браки с магглами. А ещё там направо и налево брали в жен вейл. И чтобы не возникали спорные моменты, они предпочитают держать родословные исключительно в кругу семьи. За этот разговор Том чертыхнулся трижды. *** Амелия вернулась в школу в среду. Том узнал об этом от Долохова, который сидел с ней за одной партой на трансфигурации. Кстати, этот предмет все еще вел Диппет. Дамблдор пока не вернулся. Это вносило сомнение в теорию Реддла. Он думал, что они появятся в школе в один день. Может и правда, их совместный отъезд был лишь совпадением? После обеда Том нашёл Амелию в пустом классе. Она наигрывала мелодию и тихо подпевала ей. Амелия выглядела уставшей, под глазами залегли тени. — Ты хоть спала эти дни? — интересуется Том. — Немного, — тихо ответила она. — Не хочешь рассказать, что это было? — Не хочу. В этой истории меня интересует лишь то, что она закончилась. Том был готов ее пытать, но смотря на нее, он понимал, это бессмысленно. За эти дни с ней случилось что–то страшнее того, что он мог бы придумать. — Красивая мелодия, — говорит он. — Спасибо, mon cher. Я, право, сама не знаю, что играю. Просто пальцы бегают по клавишам. Они замолчали. Том сел рядом с Амелией. Она опустила руки и воцарилась тишина. — Том. — Да? — Мы можем сегодня ночевать вместе? — Да. — Спасибо, — ее голос сорвался. Она обняла его и расплакалась. Он был прав, эти голубые омуты прекрасны, когда наполнены слезами. Но почему–то его не обрадовало то, что он их увидел. Ему захотелось уничтожить то, что ее так расстроило. Знать бы что. Амелия спит рядом, но выглядит больной. Том иногда прислушивается к ее дыханию. Ему кажется, если она умрет, то в нем умрет все то, что осталось от человека. Если это и есть любовь, о которой твердит Дамблдор, то он не хочет любить. За два дня, Амелия пишет песню, говорит, это от того, что не может сосредоточиться на учебе. Половина песни на английском, чтобы как–то приободрить ее, они поют ее вместе. На выходных Амелия отправляется домой. В воскресенье газеты всего мира кричат: Альбус Дамблдор победил в дуэли Геллерта Гриндевальда. Магическая война окончена. Первая магическая война окончена, но так будут говорить лишь через четверть века. *** В понедельник Дамблдор возвращается в школу под шквал аплодисментов в большом зале. Амелию в толпе ликующих Том не заметил. Решив, что он найдёт её после уроков, они группой отправились на трансфигурацию. Было внезапно обнаружить Амелию за учительским столом. Выглядела она необычно: волосы растрепаны, форма мятая, глаза и губы не накрашены. Она, закусив губу, что–то старательно писала. Положив свою сумку на стол, Том подошёл к ней и заглянул в пергамент: там был здоровенный текст, написанный явно не на английском. — Тут нужны подробности, — заметил Том. — Да я так растерялась за прошлую неделю, что случайно написала статью на французском, профессор Дамблдор сказал переписывать. — Когда это ты его встретила? — напрягся Том. — Перед завтраком, — отмахнулась она, — не отвлекай, я голодная и злая. Когда Том подошёл к своему месту в кабинет вошел Дамблдор. Снова хор аплодисментов. Реддла это раздражало, и, что удивительно, Дамблдор тоже был не в восторге. — Прошу, не надо, — осаживает он учеников. — Боюсь, всю эту неделю занятия будут проходить так. Вы мои дорогие умы горите вопросами и, к сожалению, не по предмету. Том приметил в руках профессора кружку и тарелку с бутербродами. — Прошу простить меня за такой вид, — Дамблдор ставит посуду на стол перед Амелией, — но мадемуазель Дюма совершила досадную оплошность, и чтобы исправить ее до второго урока, пришлось оставить ее без завтрака. — Merci. Ее ручки вцепляются в кружку с кофе, она поднимает взгляд, и Том понимает: Амелия только сейчас осознала, что сидит перед классом семикурсников. — Я готов ответить лишь на один вопрос, а потом мы приступим к занятию, — устало говорит Дамблдор и обводит глазами класс. Ребята притихли. Все понимали, что вопрос должен быть стоящий, но внезапно любые слова казались пустыми. — Что вы прочувствовали? Дамблдор взглянул на студента из Гриффиндора, который задал этот вопрос. Все внимание было приковано к преподавателю, тишину нарушал лишь скрип пера. — Спокойствие, — честно признался Дамблдор, — что все наконец–то закончилось, и людям больше не нужно переживать за себя и своих близких. — Не собственное превосходство? — спросил Розье. — Мистер Розье, я могу сейчас прозвучать крайне надменно, но я прекрасно знаю свои способности, и если бы я не был так хорош, то не стал бы участником этой дуэли. Что ж, давайте… — Дамблдор замолчал, вопросительно взглянув на Тома Реддла, который поднял руку. — Надеюсь ваш вопрос по предмету. — Нет, — честно ответил Том, — и вы имеете полное право на него не ответить, но обещаю, я буду допытывать у вас ответ, даже если придется стоять у вашего стола каждый перерыв. — Что ж, давайте сэкономим всем время, спрашивайте, Том. — Почему он вызвал именно вас? Дамблдор задумался. Амелия перестала скрипеть пером и пристально посмотрела на профессора. Это взгляд не ускользнул от Тома Реддла. Она что–то знает. — Когда я был чуть старше вас, мои друзья, я случайно встретил Геллерта Гриндевальда, и думаю, что уже тогда он понял, что я могу быть весомой противоборствующей силой на его пути. И я не буду скрывать, что сделал очень много, дабы сообщество могло противостоять ему. И этот человек далеко не глуп, чтобы в открытую идти против меня, но, со временем, его опьянила власть и он утратил осторожность. Он возгордился, решив, что сможет одолеть меня в открытой схватке. Тираны ошибочно считают, что на их пути есть всего одна преграда, и убрав ее, они достигнут того, чего так жаждут. Но это не так, на пути тирана всегда стоят люди, которые верят в свободу, любовь и человечность. По этой причине я считаю, что моя победа — не главное. Если бы я проиграл, уверен, что против него встало бы множество прекрасных волшебниц и волшебников, и они бы одолели его. — Но вы не проиграли, — заметил Том, чуть наклонив голову. — Да, не проиграл, — кивнул Дамблдор. — Не значит ли, что сила — важный элемент этого уравнения? — Ах, Том, если бы мир был так прост. Но мир сложен и многогранен. И я все равно считаю, что любовь более ценный союзник. Гриндевальд очень сильный волшебник, но он сражался только за себя, а за мной стояли мои родные и близкие, мои ученики и простые люди, которых я ещё не знаю, и может никогда не узнаю. Я был бы ужасным преподавателем, если бы вам пришлось идти сражаться на эту войну. В этом вся и разница между ним и мной. Дамблдор закончил свой монолог и обвёл взглядом класс. Ученики притихли. Каждый был погружён в свои мысли. Внезапно тишину нарушает всхлип. Теперь взгляды десяти учеников и одного профессора прикованы к девушке за учительским столом. — Мадемуазель… — начинает Альбус. — Оставьте, профессор, у меня была долгая и тяжелая неделя, — отмахивается Амелия, — меня сейчас на слезу от всего пробивает. Оставшийся урок проходит без приключений. Том хочет поговорить с Амелией, но она предлагает прогуляться после обеда, он хочет настоять, но напарывается на взгляд Дамблдора и отступает. *** Когда ученики уходят, Альбус выжидает пару минут и обращается к Амелии: — Как ты? — Отвратительно. Эта дуэль, злой Аберфорт, мадам Кэрри с мигренью, и ещё эта Винда. Адская неделя. — Но она закончилась, — подметил Альбус. — Да, только это меня успокаивает, — Амелия отложила перо, взглянула на перевод. — А что юноша? — осторожно интересуется Альбус. — А что юноша? Он как обычно. Ты же меня предупреждал, но нет, меня угораздило влюбиться в Дьявола. И ведь после того рождественского разговора я думала, что можно что–то сделать, но опять эта позиция силы, — она устало выдыхает и достаёт из сумки зеркало. — Иногда думаю, что надо самой с ним порвать, но не могу, вдруг в нем все же есть какие–то чувства, просто он их словами говорить не может. И порвав с ним, я уничтожу что–то хорошее в нем. А может это мои чувства во мне говорят. — А есть предпосылки? — Альбус вклинивается в ее эмоциональный монолог, который у неё скорее с собой, чем с ним. Амелия пожимает плечами. — Он поёт со мной песни, и все ещё не заставил принести какой–нибудь обет, чтобы я хранила его тайны. — Он что–то замышляет? — Не знаю, — честно отвечает она, и красит губы алой помадой, — во всяком случае мне он об этом не говорит, — она задумалась, и тихо произнесла свою мысль вслух. — Может это безумие Мраксов на него так влияет, — откладывает зеркало, Дамблдор удивленно вскидывает брови, Амелия продолжает. — Он рассказывал мне о приюте и семье, — она бросает короткий взгляд на Альбуса. — Так удивительно было его слушать. Мы с ним как будто две стороны одной монеты… очень старой и потрепанной монеты… — она замолкает. Вдвоем они прибывают в тишине, которую через минуту нарушит профессор: — Он тебе угрожал? Амелия удивленно вскидывает бровь, хотя сам вопрос не кажется ей странным. — Нет. Он бывает надменен, но до угроз и грубости не опускался. Хочу спасти его от самого себя. Но боюсь моих сил не хватит. Амелия встает, чтобы отнести вещи за парту. Дамблдор обнимает её и целует в макушку. — Спасибо за заботу, и за то, что не говоришь: а я тебя предупреждал, — шепчет она. — Кто я такой, чтобы корить тебя за любовь? Пусть и к такому сомнительному человеку, — улыбается он ей в ответ. — Помни, моя дорогая, ты сильнее, чем думаешь. — Винде об этом скажи, а то она не знала, — с болью в голосе говорит Амелия. — Я о другой силе, Амелия, — тяжело вздохнул Дамблдор, наблюдая как она занимает место, на котором сидел Реддл. Звенит звонок, класс наполняется людьми, снова вопросы. Правда в этот раз Альбус ответил только на один и начал урок. Когда класс пустеет Дамблдор думает, что стоит рассказать Амелии, что он слышал в приюте. Но может уже поздно. Его ошибка, дать Тому этот шанс. Альбусу страшно, что если когда–нибудь он вновь будет отчитывать Тома Реддла за краденые вещи, то в шкафу он найдёт свою названную племянницу. *** В обед Том направился в Большой зал, но в дверях столкнулся с Амелией. Она так сильно впечаталась в его грудь, что у Реддла сперло дыхание. — Я думала мы с этим закончили, — гнусаво горит Амелия, держась за нос. — Я тоже, — тихо шепчет Том, потирая грудь. — Взяла бутерброды, — сказала она, показывая свёрток, — пойдём к озеру. Они устроились в тени дерева недалеко от причала. — Ты почти не ешь, — заметил Том, Амелия просто держала бутерброд, смотря куда-то вдаль. — Не могу, если честно. — Точно не хочешь рассказать? Амелия молчит, Том вздыхает и признаётся: — В этот раз я не отступлю. Скажи правду. Амелия кладёт бутерброд. Она думает, сосредоточена. Том начинает первым: — Что связывает тебя с Дамблдором? — Он друг моего дяди, — просто отвечает она. — Я узнала об этой дуэли утром в воскресенье, моя семья сообщила мне. Нянечке стало плохо от этой новости, а мне страшно. Дядя был зол. Он не хотел, чтобы Дамблдор сражался с этим человеком. Дуэль состоялась во вторник. Знаю только, что ещё в курсе было несколько министров магии, директор и кое–кто из преподавателей. Амелия выдохнула. Том продолжал смотреть на неё. В его глазах читался вопрос. Амелия продолжила: — Дамблдор сказал вам, что в молодости встречал Гриндевальда. Я не знаю, что там у них произошло, но мой дядя тоже был в это втянут. В их конфликте было замешано личное, но я правда не знаю, что именно. Эта история произошла лет пятьдесят назад. Знаю только что дядя свирепеет, когда слышит имя Гриндевальда. Том продолжает смотреть, и Амелия смело смотрит ему в глаза. История складная, но Том знает: она сказала не все. Есть пробелы. Плохо вяжется с тем, что сказал Флитвик. Он отводит взгляд. — Ты знала, что я мастер легилименции? — Ты мне не веришь или просто угрожаешь? — Нет, просто считаю что ты сказала не все. — Конечно не все! — восклицает Амелия. — Я сказала тебе все что знаю, меня знаешь ли не сажали на колени и не рассказывали всю историю семьи в мельчайших подробностях! Семьи, с которой, будем честны, меня связывает лишь брак моей далекой двоюродной прабабки–вейлы триста лет назад! — Амелия устало выдохнула. Том знает множество способов понять лжет она или нет. Но для себя решает поверить ей, во всяком случае, пока. — У тебя в семье были вейлы? — внезапно спрашивает он, а она удивленно хлопает глазами, но, легко улыбнувшись, отвечает: — Я из Франции, там только последние лет сто все успокоились, до этого, направо и налево в жен брали вейл. — А в тебе есть что–нибудь от вейлы? — спрашивает Том, и ложится на траву, устраиваясь на коленях у Амелии. — Это ты мне скажи, — хмыкает она, перебирая пряди его черных волос, жуя свой бутерброд.