Змей и Волк

I wanna be loved by you, just you, Хочу я любимой быть тобой, And nobody else but you, И больше никем другим, I wanna be loved by you, alone! Любимой тобою быть одним! Когда Долохов ближе к вечеру возвращается вместе с Лизой-Лизой в ателье, то застает пару переодетыми к прогулке. Том читает, Амелия ходит вокруг манекена с платьем. Пока не колдует и не шьет, просто приценивается. — И в раю снова воцарился мир? — спрашивает Антонин Тома, наблюдая как Амелия уводит Лизу-Лизу, чтобы ее переодеть. — Как будто усмирял дракона, — фыркает Том, когда мама с дочкой исчезают на лестнице. — Не нравится мне, что Белла была здесь. — Кто ж знал то, что ее матушку понесёт в Париж за красивым платьем? — вздыхает Долохов и откидывается на спинку дивана. — И то верно, — Том захлопывает книгу, серьезно смотрит на Антонина и говорит. — Присматривай за Беллой. — Есть опасения? — Лучше перестраховаться, — отвечает Том, и бросает книгу на стол. — Амелия не вмешивается же. — Да… — тихо тянет Том, — ни я, ни уважаемый дядюшка не впутываем ее в это, да и она сама не рвется. Но Лиза-Лиза ещё ребёнок, и когда она узнает каков мир и о нашей с тобой роли в нем, я могу лишь с ужасом предполагать о ее решениях. Долохов хочет опровергнуть его предположения, но замолкает. Лизе-Лизе сейчас девять лет, она будет учиться во Франции, но это не гарант того, что события в Британии пойдут мимо неё. Она дерзкая, взбалмошная, вовлекается во все, у неё обострено чувство справедливости. Антонин уже сам лично вытаскивал ее из нескольких драк с местными мальчишками. «Они обижали кошку!» — говорит ему Лиза-Лиза, стоя перед ним с гордо поднятой головой, по самые уши в пыли и грязи, утирающая кровь на щеке. Какова вероятность что через пять, семь, десять лет она будет стоять перед ними так же на поле боя? — Может любовь ее увлечет? — с какой–то надеждой в голосе говорит Долохов. — Подробнее? — глаза Тома недобро вспыхнули. — Она сегодня гуляла мальчишек Блэков по Монмартру. Сказала, что один ей даже очень понравился, — с усмешкой говорит Антонин. — Наверняка тот, на которого мать постоянно орет? — спрашивает Том, вспоминая единственную встречу с четой Блэков. — Скорее всего. Но смотрю на твой взгляд, старый друг, и уже думаю, что романы не выход. — Почему это? — Ей только девять, а ты уже мысленно пришил всех ее горе ухажеров. — В точку. Амелия и Лиза-Лиза возвращаются. — Какие планы? — спрашивает Долохов. — Идём смотреть кино под открытым небом, — говорит Амелия. Том закатывает глаза. *** Они сидят в самом дальнем ряду, чтобы не привлекать внимание. Хотя они особо не переживают, кто додумается искать Лорда Волдеморта на маггловском мероприятие? Они смотрят «В джазе только девушки», Лиза-Лиза весело скачет под каждую песню и впивается глазами в каждый кадр с Мэрилин Монро. Фильм идёт на английском с французскими субтитрами, поэтому и Том в какой–то момент находит себя втянутым в каждое слов. Когда они возвращаются в ателье, Лиза-Лиза бежит впереди и поёт песню из фильма, как запомнила. Она впечатлена, она кокетничает, она смеется и просит белые волосы и маленькую гитару, как у Душечки. — Она называется укулеле, — говорит Амелия, — а о волосах мы потом поговорим. — Надо попросить ее крестную фею, он же любит тащить в дом все, что издает громкие звуки, — шепчет Том. — А помнишь тут трубу, что он подарил ей на три года? Ума не приложу, куда она делась. — Возможно, я случайно на неё наступил… три раза. Амелия смеется и останавливается у магазина с пластинками. — Он закрыт, — замечает Том. — Я знаю одно волшебное слово, — подмигивает Амелия. — Ждите здесь. Дюма стучит, пара фраз на французском, и она заходит. Через несколько минут возвращается с пластинкой. Саундтреки к фильму, который они только посмотрели. Лиза-Лиза пищит от восторга. Они возвращаются в ателье. Зажигают свет. Амелия ставит пластинку. Лиза-Лиза танцует. Том открывает вино. Он сидит на диване и наблюдает, как его девочки танцуют. Как Амелия изящно держит в руке бокал вина. Она подпевает песни: I wanna be kissed by you, just you, Я хочу, чтобы целовал меня лишь ты, Nobody else but you, И больше никто другой, I wanna be kissed by you, alone! Хочу целоваться лишь с тобой! I couldn't aspire, Как можно стремиться To anything higher, К чему-нибудь выше, Than, to feel the desire, Чем только услышать, To make you my own! Что ты стал моим! Для Тома Реддла — это другая жизнь. Он почему–то уверен, что не смог бы прожить ее полностью, как обычный человек. Но коснуться ее, хоть чуть–чуть, было несомненно приятно.