Змей и Волк

Fearless I'm fighting the pain burns inside of me Не ведая страха, я борюсь с болью, что сжигает меня изнутри, Find the forces of my soul Ищу силы в своей душе, No one can understand me Но никто не понимает меня. Am I condemned to ride the blackest night alone? Неужели я обречен ехать в одиночку в глухую ночь? Вечером следующего дня, после закрытия ателье, Том сидит на диване и учит Лизу-Лизу завязывать шнурки. Амелия колдует над свадебным платьем. Стук в дверь. Амелия идет к ней. Если это незваные гости, она скажет. Но она просто открывает, значит это кто-то знакомый. — Вот так сюрприз! — говорит Амелия пуская в дом позднего гостя. — Том, мой мальчик, не думал вас когда-нибудь застать за столь милой сценой! — Дамблдор, — на выдохе произносит Реддл. — Вы знаете правила, — строго напоминает Амелия. *** Эта история случилась в 1964 году. Глубокая ночь. Амелия на первом этаже работала над заказом. Через черный вход ввалились Реддл и Долохов. Амелия смерила их тяжелым взглядом и выдохнула. Взмахнула палочкой, наложив противошумовое заклятье на дверь детской. — Не тащите сюда свои пороки, — говорит она и идёт за аптечкой. — Прости, Ami. Но в Париже его темнейшество доверяет только тебе, — говорит Антонин и усаживает Тома на диван. — Ага, и поэтому вы приперлись сюда, все в грязи и крови. Ну что, будем потом камеру вместе делить? — не унимается Амелия, вручая Долохову аптечку. — Не нагнетай, — шепчет Том. — Не хочу знать, что вы делали и на какие неприятности нарвались, но разрешите в случае чего прикинуться заложницей, — злится Амелия. — Зря не хочешь знать, — хмыкает Долохов, открытая аптечку и рассматривая рану на руке Тома, — история, если честно очень глупая, — говорит он вдогонку Амелии, которая ушла в сторону ванны. Когда она спустилась к ним с тазиком воды, то спросила: — Вы к кому–то влезли, и Тома покусала мантикора? — Близко, — крякнул Антони. — Бульдог. Амелия садится рядом и прячет улыбку в кулачок. Стук в дверь. Все напрягаются. — Может прикинемся, что никого нет? — предлагает Долохов. Раздается слабый вскрик, Амелия бросает взгляд на стойку, там восседает феникс. — Ну мои воры неудачники, — взмахивая руками и поднимаясь, говорит она, — у меня для вас новость следующая: за дверью Альбус. — Шутишь? Не смешно, — шипит Том. — Если бы, — говорит Амелия и впускает гостя. — Дядя! Чем обязана столь поздним визитом? — Здравствуй, дорогая. Знаешь, — начинает Альбус, заходя в ателье, и закрывает за собой дверь, — приехал к своему другу, а сегодня к нему ночью вломилась пара воров. Гектор решил проблему раньше, чем мы успели подняться на второй этаж. А после я подумал, что одному горе–вору надо вернуть его часы, — Дамблдор расслаблен и спокоен. Реддл бросает злой взгляд на Долохова, часы то этого черта, а затем на выдохе произносит: — Дамблдор. — Том, мой мальчик, — беззаботно начал Альбус, — не могу поверить, что с такими наклонностями вы ходатайствовали на должность преподавателя. То что произошло после этой фразы, случилось за секунду. Палочки сжатые в руках Дамблдора и Реддла взлетают в воздух, а Амелия встаёт между ними, широко раскинув руки. Трое мужчин замирают. Энергия. Невидимая глазу волна расходится от Амелии, на секунду она будто полыхнула черным пламенем. Лишь на секунду, и это наваждение проходит, оставляя после себя странное послевкусие. — Так, — сердито говорит она, — это мой дом. Значит тут мои правила. И правило такое: любые идеологические, политические и прочие «–ские» разговоры под запретом, — из детской раздается плач. — Так что палочки себе в жопы засуньте, пейте чай и говорите о погоде, — заканчивает она и идёт к ребенку. *** — Конечно помним правила, — бурчит Том. Уже в настоящем Дамблдор пьёт чай и рассказывает свежие новости из Британии. А Том Реддл думает, что лучше он будет приезжать в конце лета. Все равно на школьников. Потому что иначе его уютная гавань превращается в Ад.