Змей и Волк

Waking up to you never felt so real Осознание твоей сущности никогда не было реальнее. Лиза–Лиза растет. В конце лета 1971 года она крутится перед Томом в новой голубой мантии. Щебечет, не сомневается в том, что будет в музыкальном классе. Радуется, скачет по ателье с укулеле, играя незатейливую мелодию. А потом гордо говорит Тому, что у нее очень высокий балл по английскому, и поэтому сейчас она гадает какой иностранный язык взять на изучение. Реддл думает, что обучение в Академии магии Шармбатон немного странное, и местами сильно отличается от Хогвартса. Но Амелия была непреклонна в этом вопросе, а он так и не нашел, как или чем изменить ее мнение. Но он все равно улыбается Лизе-Лизе в ответ. Он горд. Может так будет лучше. Амелия и Лиза-Лиза в безопасности, пока находятся во Франции. Правда этот факт не влияет на то, что он с ужасом ждет один вопрос. И этот вопрос звучит, когда он приезжает зимой в 1972. — Кто такой Волдемор'? — спрашивает Лиза-Лиза, катая горошину по тарелке. Они ужинают на кухне. Амелия обеспокоено взглянула на Тома. Пожалуй только он может сейчас ей ответить. — Это волшебник из Британии, — говорит он. — А почему ты спрашиваешь? — Читала в газетах. У нас на истории магии мы в начале урока обсуждаем новости. Я говорю и читаю по–английски, поэтому выписываю Ежедневный Пророк вместе с Ангельским вестником. Читала в газете, что он начал войну, но так и не поняла почему, — ответила Лиза-Лиза и посмотрела на Тома. — Потому что его не услышали, — вздохнул он. — Разве это повод? — не унимается она. — Иногда, да. — Может не очень громко говорил? — Достаточно. — А пойдемте-ка разворачивать подарки, — врывается в разговор Амелия. Лиза-Лиза больше не спрашивала про Темного Лорда. Играла на скрипке, читала книги, делала уроки. Лето того же года проходит как обычно, без вопросов о темном колдуне… *** А вот через год, в Рождество за пару дней до приезда Тома Реддла, Лиза повернется к Амелии и спросит: — Волдемор', это ведь папа, да? Всю ночь они говорят о нем. Под утро, уставшая Лиза скажет: — Ты не виновата, мама. И папа тоже не виноват. Может если его будет любить больше людей, он изменится. Амелия посмотри на своего столь чистого и наивного ребёнка и не сможет сказать правду. В каникулы Лиза не подает виду, как будто и не было этого вопроса и разговора. Она игнорирует свое знание, что Том Реддл не так прост. Всё проходит тихо. Все как будто играют свои роли. *** В четырнадцать лет Лиза-Лиза взрывается. Она стала старше и начала понимать больше. Когда в конце августа 1974 года Том зайдет в ателье, то увидит печальную Амелию и Лизу-Лизу, сжимающую газету. Оборачивается к нему. — У меня в школе есть друзья из семей магглов! Ты их убьешь?! — кричит она и убегает в свою комнату. Этот день настал. — Хотел бы я ошибиться домом, — с болью шепчет Том. Он поднимется к комнате дочери, но та через дверь просит его уйти. Том возвращается к Амелии. Садится рядом, подносит руку к лицу, сжимает переносицу и выдыхает: — Я — монстр, — ему плевать на мир и жизнь вокруг, но то, что Лиза-Лиза теперь его и знать не хочет… это другое. Амелия ничего не говорит, она лишь прижимает Тома к себе и нежно проводит рукой по черным, как ночь, волосам. *** Том Реддл проснулся на следующий день в десять утра от шума. Амелия уже на кухне делает завтрак. — Что происходит? — спрашивает он, стоя в дверях в одном халате. — Подростковый бунт, бессмысленный и беспощадный, — отвечает Амелия. — Под соусом: мой отец — Тёмный лорд. Можешь спуститься и посмотреть, только не спугни. Ты то уедешь, а мне этот бардак разгребать. Том спускается по лестнице и выглядывает из–за угла. Лиза-Лиза в маггловском платье стоит посреди комнат и играет на электрогитаре, которую ей подарил Долохов. Том накладывает на себя дезиллюминационное заклятие, спускается и садится на первые ступеньки. Лиза-Лиза прекращает играть. Заметила?! Нет. Лишь наклоняется к усилителю, что–то там переключает, начинает играть, а затем и петь: I hate feeling like this Я ненавижу это ощущение, I'm so tired of trying to fight this Я так устал бороться с ним. I'm asleep and all I dream of Я сплю и все, о чем мечтаю, — Is waking to you Понять тебя. Tell me what you will listen Скажи, что выслушаешь меня. I'm slowly losing you Я медленно теряю тебя. Comatose… Коматоз… I'll never wake up without an overdose… of you Я никогда не проснусь без передозировки… тебя Вот она стоит перед ним, в боли и печали. Не дотянуться. Он причина этой боли и печали. I don't wanna live Я не хочу жить, I don't wanna breathe Я не хочу дышать, 'Less I feel you next to me Если не чувствую тебя рядом со мной. Waking up to you never felt so real Осознание твоей сущности никогда не было реальнее. I don't wanna sleep Я не хочу спать, I don't wanna dream Я не хочу видеть сны, 'Cause my dreams don't comfort me Потому что они не утешают меня. The way you make me feel То, как ты заставляешь меня чувствовать Он не может ее утешить. Breathing life Я чувствую дыхание жизни… Waking up Я просыпаюсь… My eyes open up Мои глаза открыты теперь. Том поднимается и возвращается на кухню, скинув с себя чары. — Что скажешь? — спрашивает Амелия. — Я видел нечто прекрасное, и меж тем нечто печальное, — отвечает он и садится за стол. — Добро пожаловать в меланхолию. Ты готов к ней? — откликнулась Амелия и поставила перед ним тарелку с яичницей. — Столько лет готовился. Но сейчас понимаю, что нет, — есть не хотелось. Звуки гитары резко стихают. Амелию спускается вниз. О чём–то говорят на французском. Амелия возвращается и сообщает: — Ушла гулять с Долоховым. Том непонимающе смотрит. — Не спрашивай, — разводит руками Амелия, — сама не понимаю, почему ты враг номер один, а Ami — нет. — Ты тоже не враг, — устало говорит Том, тыкая вилкой в яичницу. Амелия ничего не говорит, лишь обнимает его. — Она меня ненавидит, — ворчит Том. — Не говори глупостей, — фыркает Амелия. — Просто ей нужно время. Я тоже орала на тебя через дверь, помнишь? Может, судьба отмерила тебе только таких девочек. Тем более, — она отстраняется и садится на свободный стул, — она всем представляется, как Лиза–Лиза, а ведь только ты ее так зовешь. А теперь, папочка, сделай мамочке твоего непутевого ребенка кофе, s'il te plaît. *** В тот год Лиза-Лиза не приехала на рождественские каникулы. Амелии свое решение она объяснила тем, что хочет провести время с друзьями. Том даже бровью не повел, хотя его глаза полыхали красным чаще, чем обычно. Но для них было странным обнаружить, что без Лизы-Лизы дома было очень пусто. Внезапно, но эту меланхоличную обстановку разрушила Клара. В один из январских вечеров, она украдкой прошептала Тому на ухо: — В наш век, тяжело быть хорошими родителями. Просто у Лизи сейчас такой возраст. Не бери на свой счет, мальчик с фотографии. — Много ты знаешь о детях, — ворчит Том, откидываясь на спинку дивана, — своих то у тебя нет. — Ты прав, ваше темнейшество, — морщит нос она в ответ. — Но я много знаю про вейл. И подростками мы невыносимы. — Не вейлы они, — рычит Том, злится, Клара вновь подняла эту тему. — Вейла — это не только красота, это куда больше, — хмыкает в ответ Клара. Том не хотел продолжать этот спор, сколько раз они его устраивали? Но Реддла грели слова Клары, что он неплохой отец, просто Лиза-Лиза подросток. *** В самом начале июля 1975 года в ателье на Монмартре разгорелся скандал. Том оказался в Париже и решил навестить свою, как он сам их звал, семью. Вместе с Долоховым они вошли через черный вход. У стойки стояла разъяренная Амелия, на неё кричала Лиза-Лиза. Спор было тяжело разобрать, ругались они на французском, но все же: — Знаю, это прозвучит странно, но так приятно, когда она орёт не на меня, — говорит Долохову Том. Две Дюма скосили взгляд на вошедших. — Все, разговор окончен! — суровым тоном говорит Амелия. — Агх, — рычит Лиза-Лиза. — Пойду дедушку встречать! И разговор еще не закончен! Она разворачивается, уходит, на прощание громко хлопнув дверью. Колокольчик упал на пол. — Какого ещё дедушку? — спрашивает Том, на ходу взмахивая палочкой, возвращая колокольчик обратно, и проходит к дивану. — А ты рано приперся, mon cher, — язвит в ответ Амелия. — Я хотел сделать сюрприз, — спокойно говорит ей Том. Амелия выходит из–за стойки, проходит и плюхается в кресло. Закуривает. Том и Долохов устраивается на диване. Антонин призывает вино из тумбочки. — Вообще–то, оно для гостей, — замечает Амелия. — Ну мы, вроде, и есть гости, — отзывается Том и наливает бокал вина для нее. — А ты хорошо устроился, Том Реддл, — ворчит Амелия, вырывая из его рук бокал и в один присест его выпивая, — то это тоже твой дом, то ты тут гость. — Что случилось? — спрашивает Том, игнорируя её выпад, снова подливая в бокал. — Хогвартс ей подавай, — бурчит Амелия, снова хватает, но пить не торопится. — Приехала из школы, и выдаёт мне: хочу, maman, в Хогвартс перевестись. У меня аж сердце встало! Кто фестралов на переправе то меняет?! — Может ты просто не хочешь ее отпускать? — замечает Том. — Я ее родила! — вспыхивает Амелия. — Я ее воспитывала! Я из–за неё ночей не спала! А она… на Хогвартс–Экспрессе разъезжать хочет. — Расслабься, Ami, — мягко начинает Долохов. — Ты же всегда находила компромиссы, и тут найдёшь. Дверь открывается. — Так, — начинает Лиза-Лиза, — все засовываем палочки себе в жопы. А то maman в одном шаге от убийства, — она подходит к Амелии и встает рядом. Том думает, что его дочь безумна, раз продолжает пререкаться с Амелией. Дамблдор усаживается в свободное кресло. Долохов наливает и ему вина. Том вскидывает бровь. — Что? — спрашивает Антонин. — Я просто очень гостеприимный. — Нам тут мило напомнили, что это не наш дом, — съязвил Том. — А от этого быть гостеприимным, знаете, ещё проще, — пожимает плечами Долохов. Том устало выдыхает и скрещивает руки на груди, бросает взгляд на Антонина. — Ну ты хоть яда уважаемому дядюшке подсыпь, — шепчет Реддл. Дамблдор тихо хмыкнул в свой бокал. — Знаешь, — так же тихо шепчет Антонин, — я сейчас Ami боюсь больше, чем тебя. — Ну maman! — в сердцах вскрикивает Лиза-Лиза. — Я поговорила с дедушкой, он тоже не против. — Ох, глубокую же могилу вы себе роете, дядюшка, — рычит Амелия. — Мне очень тяжело отказать мадемуазель Лизи, — спокойно замечает Альбус, — как и тебе, моя дорогая. — Это сейчас камень в мой огород был, дорогая, — откликнулся Том. — Нет и точка, — отрезает Амелия, резко вставая. — Пойду стряпать пирожки! Быстрым шагом она идет в сторону лестницы, и уже после того, как дверь на кухню с грохотом закрылась, Долохов заметил: — Она же не готовит… — А это, дорогой Антонин, — говорит Дамблдор, — она так уходит от разговора. Воцаряется тишина. Лиза-Лиза садится в кресло и подхватывает бокал Амелии. Глоток она сделать не успела, Том наклоняется через стол и выхватывает его из рук девушки. — Тебе всего пятнадцать! — шипит он. — Мне уже пятнадцать! — шипит в ответ она. — Ладно, дедушка, давай бумаги, — Лиза-Лиза взглянула на пустое запястье, как будто там были часы. — У меня есть два месяца, чтобы ее уговорить. Дамблдор взмахивает палочкой и из воздуха появляется пара свитков. — Правда есть один момент, мадемуазель, — говорит Дамблдор, и не торопится отдавать бумаги. — Поскольку оба твоих родителя живы, и находятся в здравом уме и твердой памяти… — На счет него я не уверена, — успевает ввернуть Лиза-Лиза, указывая на Тома, который зло на нее зыркнул. — То оба родителя, — невозмутимо продолжил Альбус, — должны подписать бумаги. — А ты не можешь? — с надеждой спрашивает Лиза-Лиза. — Нет, дорогая, — качает головой Дамблдор. Воцаряется тишина. Все погружены в мысли. Том думает. Ему охота чтобы Лиза-Лиза была в Британии по многим причинам. А потом он вспоминает, что Амелия бывает слишком резкой, поэтому задает вопрос, который, скорее всего, не задала она: — Почему ты хочешь перевестись в Хогвартс? Лиза-Лиза медленно повернулась к нему, уперлась ладошкой в стол, чуть наклонилась и произнесла, глядя ему в глаза: — Хочу понять, почему ты такой. Том взмахивает палочкой и из воздуха появляется перо. — Давай бумаги, Дамблдор. Он подписывает, после чего встает, делает шаг, но возвращается, берет вазу под мышку и уходит на кухню. Дверь снова хлопает. *** — Стесняюсь спросить, — осторожно начал Дамблдор, — а зачем ему ваза? — А у них в семье это своеобразный антистресс, — говорит Долохов, со второго этажа раздается звон, — для неё. Полчаса компания состоящая из директора школы, юной девушки и Пожирателя Смерти обсуждают музыку. Лиза воодушевленно рассказывает им про панк-группу Sex Pistols, которая не так давно разорвала своей музыкой один рок-клуб. Дамблдор и Долохов больше тяготеют к The Beatles. Потом их разговор уходит в сторону Британии и Хогвартса. Лиза не сомневается, Амелия все подпишет. — Он умеет убеждать, — немного мрачно говорит она. — Может немного сдал позиции? — деликатно спрашивает Альбус. — Все же четыре года ты училась здесь. — Я думаю, — хмыкнула Лиза, — ему тяжело проделывать этот трюк с maman, да и, скорее всего, когда они обсуждали школу, у него не было весомого аргумента. Теперь есть, это я. Лучше расскажите мне вот что, в природе существует музыкальный магазин с инструментами для волшебников? И правда, в магическом мире так мало творческих магазинов, да и не всегда там есть то, что нужно. От того волшебники, плотно связанные с творчеством, мастерски овладели походами как в маггловские магазины, да и в обращение с маггловскими деньгами. Вот сейчас у Лизы проблема, ей нужен достаточно вместительный кофр, чтобы в один кейс сложить все свои инструменты. Музыка — ее жизнь, и она не планирует что-то оставлять во Франции. Дамблдор предлагает свои услуги, и, когда радостная Лиза проносит из своей комнаты старенький, потертый кофр, который когда-то ей подарил Долохов, проводит несколько манипуляций. Это не просто заклятие незримого растяжения, теперь это удобный кейс с отделами под каждый ее инструмент (даже небольшой для скрипки), а также отсеками и кармашками под всякую мелочевку: медиаторы, каподастр, ремни и нотные тетради. *** Ваза бьется ещё пару раз. Через сорок минут Том возвращается с бумагами и целой вазой. — Держи, — говорит он Дамблдору и протягивает свитки. Лиза-Лиза срывается с места и обнимает Тома. — Задушишь, — хрипло говорит он, — слишком сильно, — и подмечает, что она уже выше Амелии. — Сила моих объятий равна силе мой радости, — говорит Лиза-Лиза и сжимает его еще сильнее. Через двадцать минут Лиза-Лиза провожает Долохова и Дамблдора, в ателье нет комнаты для гостей. Альбус наверняка уже организовал себе место для ночлега, либо в гостинице, либо у друзей. А вот Антонин пойдет к Аннет. Правда, в дверях Альбус остановился и взглянул на Тома Реддла своим пронизывающим взглядом. — Как–то раз, Том, — мягко начал он, — ты сказал мне, что не нашел подтверждений силе любви. Я думаю, тебе стоит присмотреться повнимательнее. Реддл, сидящий в кресле, хмыкает и отводит взгляд. Лиза-Лиза закрывает дверь и садится напротив него. — Ну может по бокальчику? — улыбается она и немного раскачивается. — Это же маленькая победа. — Только один, — устало говорит Том. — Спасибо, — откликнулась Лиза-Лиза и разлила остатки вина в бокалы. — Зато что потворствую твоему алкоголизму? — невесело поинтересовался он. — Нет, — рассмеялась она. — За школу. Это правда для меня очень важно. — Для меня тоже. — Почему? Том чуть подумал над формулировкой и ответил: — Всегда хотел узнать каково это, когда ты где–то поблизости, — он поднимает бокал, салютуя дочери. — Ты будешь сильно ругаться, если я окажусь не в Слизерине? — спрашивает Лиза-Лиза, прикладываясь к бокалу. — Слабо представляю, что все будет иначе, ты ведь его прямой потомок, но нет. Сердится не буду, — ему нравится, только что установившийся, хрупкий мир, будет глупо рушить его одним неосторожным словом. — Maman, наверно, уже легла, — замечает Лиза-Лиза, допивая вино. — Можно попросить тебя еще об одной услуге? — Какой? — Останься на пару дней. Мы вместе раздраконили этого монстра, вместе и будем ее усмирять. Том задумался, есть ли дела не терпящие отлагательств? И не найдя ни одного такого, он произнёс: — Думаю, если меня не будет пару дней, войну они не проиграют. Лиза-Лиза морщится, но потом улыбается ему. Пора спать. На маленькой площадке между двух лестниц они останавливаются. — Ну… — начинает Том, но Лиза-Лиза его перебивает: — Я очень долго думала, — начала она, смотря куда-то вдаль и обхватывая себя руками, — как она это делает. Maman. Как она, читая утром газету, восклицает про себя «Том! Какого черта?!», а потом встречает тебя с улыбкой, как будто ты совсем другой человек. Кажется сейчас, я начинаю ее понимать, — она тяжело вздохнула. — Я правда хотела тебя ненавидеть, но не смогла. Ты всегда будешь моим дорогим papa, Том Реддл, — она взглянула на него. — И как бы сейчас не было тяжело, я не стала любить тебя меньше, — она обняла его. Том прижимает Лизу-Лизу к себе и целует в макушку. — Просто нужно время, — шепчет он. — Спокойной ночи, Лиза–Лиза. — Добрых снов, papa. *** Том Реддл заходит в спальню. Амелия и правда спит, ну или притворяется, натянула маску на глаза, пока не ляжет, не узнает. Он медленно расстегивает рубашку, погружен в свои мысли. «Люблю» Лизой-Лизой было сказано так просто, как будто она провела по струнам гитары. Амелия сказала ему это слово лишь раз, и это было так давно. Она больше его не говорит, и он ей благодарен, потому что все еще не знает, как на него ответить. Том уверен, она это понимает, поэтому говорит другие слова, которые он знает. И вот теперь Лиза-Лиза позволила себе это. И вновь, это не какое-то особое место, это темная площадка между этажами в ателье на Монмартре. Может так и должно быть? Может люди должны говорить это слово именно так, с глазу на глаз, тогда, когда на них нахлынут чувства. «Люблю» — он попытался произнести это про себя и поморщился. Может дело в самом слове? Его говорят так часто, что оно утратило свой смысл. Лишь приманка для дешевого бульварного романа, которые в этом доме не водятся. Может Дюма, как и ему, не нравится это слово? Амелия нежно произносит «Mon cher», а Лиза — «Papa». И Том им отвечает «Дорогая» и «Лиза-Лиза». И в их мире это и есть выражение чувств, и судя по всему большего им и не надо. Он надевает пижаму. Но меж тем, Том Реддл слабо понимает, как можно спасти и защитить этим. Куда надежнее скрытность, магия, и бешеная вейла Клара. Он ложится в кровать. Амелия подползает к нему и прижимается. — Ты не ушел, — тихо шепчет она. — Подумалось нам с Лизой-Лизой, — тихо начал он, — что лучше тебе спустить пар сейчас, чем держать его в себе до августа. — Я накажу тебя, Том Реддл. — Для разнообразия, — ухмыляется он, — почему бы и нет?