Змей и Волк

Time to burn Время гореть, You losers better learn Лучше учитесь, неудачники, No one controls our goddamn life Никто не управляет нашей проклятой жизнью. And we'll do just what we feel И мы будем делать только то, что чувствуем, Riding horses made of steel На лошадях, сделанных из стали, We're here to burn up the night Мы здесь, чтобы поджечь ночь. Том услышал шум колеса мельницы у ручья. Почувствовал, как расширяется грудная клетка при глубоком вдохе. Приоткрыл глаза. Он уже был здесь. Когда-то очень давно. Тогда тут был день, сегодня глубокая ночь. Хотя в свете луны видно и опушку, и кроны деревьев. Тогда Том считал это место сном, но, увидя Гензеля на кладбище, понял, что это место реально. Том сидел на лавочке у стены трактира. Опустил взгляд вниз и увидел ноги в черных брюках, бледные ладони сжимают колени, свободные рукава рубахи… — Не прокляни меня после этого. Том поднял взгляд, на пеньке напротив сидел мужчина и курил трубку. В первую секунду Том подумал, что это Гензель, но если присмотреться, то нет… Да и видел он уже этого мужчину. На вороте его рубахи блеснула знакомая запонка. — Твой сын Гензель похож на тебя, — заметил Том. — Как и Лиза похожа на тебя, Том. — Я не знаю твоего имени. — Вольфганг. — Рад встрече, — кивнул Том и подивился тому, что чувствует это. — Почему же я должен тебя проклясть? — Эта ночь — мой тебе подарок, так сказать, передышка. Но, проснувшись, ты вернешься к тому состоянию, в котором есть сейчас в мире живых. — И почему же ты делаешь мне подарок? — усмехнулся Том. — Чувствую родство с тобой, — усмехнулся в ответ Вольфганг. — Не в кровном смысле, я про родство душ. Ты в этой семье такой же чужак, как и я. Но они будут считаться с тобой, мы просто не оставляем им выбора. Вольфганг взял кувшин, стоявший у подножия пенька, и плеснул янтарную жидкость в две увесистые кружки. Одну из них он протянул Тому. — Знаешь, — начал Вольфганг, вертя в руках потухшую трубку, — ведь когда-то Шварцвальд принадлежал моей стае. А потом, в VIII веке французский маггловский король выделил там землю для придворных колдунов. Ришелье поставили там свой Чёрный замок. Когда я родился, была уже только ненависть. Мне было пять, когда мой дед укусил меня. И с той поры я все спрашивал: за что мы сражаемся? Но уже никто и не помнил. Ришелье были не лучше нас, они уже давно отринули свои попытки исцелить ликантропию. В них тоже осталась только ненависть, — Вольфганг положил трубку рядом и подхватил вторую кружку. Том уже слышал короткий пересказ этой истории от Римуса, но сейчас у него есть возможность узнать эту историю от очевидца. Вольфганг сделал глоток и продолжил: — И вот я, молодой дурак, подумал, если среди нашей стаи есть те, кто хочет жить в мире и спокойствии, может среди колдунов в красном тоже есть? Только не учёл того, что поговорить то мне не дадут. Меня в темнице закрыли. Может я засланный волчок. Я пока в их темнице сидел, уже начал думать: пусть прихлопнут побыстрее, не хочу в таком мире жить. А они чего-то не приходят, лишь миска с похлебкой да кусок хлеба с миской воды как по часам в темнице появляются. Я уже начал думать как самому себя порешить. И вот за пару дней до полнолуния пришла молоденькая колдунья, ну как молоденькая, на пару годков меня старше. Это Эйка была. Она-то и спросила, зачем я им сдался. И вот я осчастливил её тирадой о том, как мне стая дорога, да и семейка её тоже. К переговорам и компромиссам взывал. Говорил, говорил, она слушала, слушала, стоя у дверей камеры. Как я закончил, она руками развела, мол складно я говорю, только её убить меня отправили, но прежде, она хочет кое-что проверить. А я чего-то пока говорил, так жить захотел. А ещё меня вот что озадачило, если её убить меня отправили, зачем эти вопросы были? Я смекнул, что у неё в голове что-то интересное. Я дал добро на её «проверки». Она пришла в полнолуние, подумал, вот дурная, зачем к оборотню обращенному лезет, а она раньше меня обратилась и я понял, что не колдунья это, а некромант. Я обратился, а она меня перехватила, крыльями своими укрыла, заклинания шептала. Впервые за те одиннадцать лет что я был оборотнем, Луна мои мозги не сожрала. Я был в полном сознании, — Вольфганг сделал ещё один глоток и закончил. — На утро условились с ней, что я буду жить, пока она эксперименты свои проводит. — Гадости про меня рассказываешь? — раздался задорный женский голос. Том поднял взгляд и вздрогнул. Амелия так похожа на эту женщину. У Тома внутри все сжалось, потому что понял, он безмерно хочет увидеть саму Амелию. — Да какие гадости? — рассмеялся Вольфганг, двигаясь на край пенька и освобождая место рядом. — Ты же звезда моя, Эйка, пусть и убить меня хотела. — Да не собиралась я тебя убивать, — проворчала Эйка опускаясь на пенек. — Я время тянула. Мне исследований хотелось, а не кровавой жатвы. — Твой подопытный волчок, — показал язык Вольфганг. — Да, — возмутилась Эйка, — который взял меня, да очаровал. — Это ты создала охотников? — спросил Том, рассматривая Эйку, на ней было платье не из её эпохи и явно из-под руки Амелии. — Ну как создала, — поморщилась Эйка, — я хотела исцелить Вольфганга, а получилось оружие. Правду говорят, благими намерениями вымощена дорога в ад. Я смогла взять под контроль волка Вольфганга, но не ожидала, как это скажется на наших детях. — Римус рассказывал мне, что вы сбежали, — после глотка из своей кружки заметил Том. — Да, — кивнул Вольфганг, — сначала Эйка вызволила меня из темницы. Мы много времени вместе проводили и как-то не заметили, что ночами я начал пробираться в её покои. — Мило, — хмыкнул Том. — Особенно та часть, где мой тесть обещал из меня ковер сделать, — проворчал Вольфганг. Эйка, сидящая рядом, смущенно улыбнулась и продолжила рассказ: — Один раз мы попались. Отец такой скандал закатил, угрожал… но угроз исполнить не успел, на замок напали оборотни. Вольфганг, как истинный герой, помог уйти из замка тем, кто не мог сражаться и под этот шум мы сбежали. — Амелия говорила мне, — прошептал Том, — что ей снился сон, в котором я помог ей сбежать из Черного замка. — В этом больше смысла, чем может показаться, — Эйка невольно обернулась. Том проследил за её взглядом, за опушкой леса, над кронами деревьев вдалеке виднелись острия башен. — Это место бы тяготило её, — продолжила Эйка, — как и меня… как некоторых до меня и после. Может дело в нашей сущности, а может в характере. Некоторые правила семьи нас ограничивают, хотя они появились не из прихоти. — Ваша истинная сущность может как-то влиять? — удивился Том. — Судя по наблюдениям, да, — кивнула Эйка. — Простецы и волшебники придумали байку, что некроманты наполовину люди, а на другую половину мертвецы, но это не так. Да, мы наполовину люди, а вот на вторую половину зверь, что в нас сидит. Может поэтому Софи такая вредная? — Эйка обернулась к Вольфгангу. — Слышала, что вороны бывают мстительны. — После того, как Антонин сказал мне о драконе, — рассматривая колени, усмехнулся Том, — одни слова Амелии обрели столько смысла. Она как-то сказала мне, что в юности хотела спрятать меня в пещере, как самое дорогое, что у неё есть. Вольфганг рассмеялся. — Все так, — сквозь хриплый смех начал он, смотря на Эйку. — Там на старости лет такое начинается. Помню, ты камушки с озера под кровать прятала. — Они были красивые, — проворчала Эйка, перебирая подол платья. — Я хотел бы это увидеть, — внезапно произнес Том. — Хочу встретить с ней этот момент. — Всё в твоих руках, — тепло произнесла Эйка. Том поднял на неё взгляд. Он думал, что в истории Ришелье есть ответ, но всё оказалось куда сложнее, из-за чего ответ ускользает из рук. Но вот что точно есть у Ришелье — это знания. — Я последнее время думаю о магии на крови, — начал Том, вертя в руках пустую кружку. — Это очень сильные и эффективные техники, — внезапно тон Эйки стал серьезным, как будто они не у трактира, а в классе Хогвартса. — Не знаю, правда, как обстоят дела с этой магией в твоё время. — Многие ритуалы и заклинания признаны темной магией, — тут же ответил Том. — Да? Как неинтересно и предсказуемо, — Эйка лукаво усмехнулась. — С другой стороны ты известен как Тёмный Лорд, что тебе терять? Вольфганг поднялся с пустым кувшином и ушел в трактир. Том не хотел идти следом, пока был не готов ко встрече с Лизой-Лизой. — Я не понимаю, чью кровь мне использовать, — Том не отрываясь смотрел на Эйку, может она послужит источником вдохновения, — потому что сейчас крови у меня нет, и живых кровных родственников тоже. Да, есть Римус, но все же в нём и вейловская кровь, и кровь его первых родителей, и кровь оборотня. И я не хочу знать, как долго надо трясти мальчика, чтобы выжать из него столько, сколько мне надо. — Тебе не стоит переживать о вейлоской крови, — тут же отмахнулась Эйка. — Хотя наличие ликантропии в крови Римуса опасно для тебя, не могу сейчас придумать сценарий, при котором ты не станешь оборотнем после. — Я тоже об этом думал. Сценарий, при котором Римус умирает, я даже как возможный не рассматриваю. Поэтому и думаю, чью еще кровь можно использовать. — Ну смотри, в подобных ритуалах выборка идет не только по сущности компонента, но ещё и по… — Эйка задумалась и проворчала. — Не могу вспомнить слово. — Принадлежность, — подсказал Том. — Да! Викинги это просто восхваляли. Если волосы, то обязательно возлюбленной, если череп, то обязательно врага, если шкура, то обязательно… — Вожака стаи, — подхватил Вольфганг, он вернулся с двумя кувшинами. — Да, — взмахнула руками Эйка. — Но если ты будешь исходить из этого, то тебе нужно согласовать сущность и принадлежность, чтобы не вышло повторений. Хоть одно повторение или несогласование — ритуал теряет смысл. Повезёт, если не погибнешь. В целом, ты можешь использовать кровь возлюбленной, это очень романтично, да и её некромантскую кровь ты быстро… — Нет, — тут же оборвал её Том, протягивая кружку Вольфгангу. — Тогда ритуал завязывается на тех, кто хочет, чтобы я жил. Если брать кровь возлюбленной, тогда прах пойдет от матери. Я знаю, где её могила, одна из нянечек водила меня туда, но я не хочу тревожить мою мать, ей при жизни тревог хватило. Надеюсь, хоть тут ей спокойно. Вольфганг плеснул эль в кружку Тома. — Она в Черном замке, — оживилась Эйка, — я могу послать за ней… — Не надо, — Том снова облокотился на стенку трактира. — Римус как-то сказал мне: «Детей бить не педагогично, а в мое случае уже поздно». Я пока не готов ко встрече с ней, — Том вернулся к их изначальному предмету разговора. — Судя по твоему платью, Эйка, ты хорошо знаешь Амелию, она умна и хитра… удивлен, что шляпа не распределила её в Слизерин. — Ровена брала под крыло некромантов. Как и Годрик — охотников, — улыбнулась Эйка. — И давай будем честны, Амелия не так амбициозна, как, допустим, ты. Она больше ценит знания. — Твои слова многое объясняют, — Том поджал губы. — Но всё же, если я приду к Амелии, она не отдаст мне свою кровь просто так. Она поставит условие: безоговорочная капитуляция. Пока я не попробовал всё, я не пойду на это. — Ты ведь начал всё это по другой причине, — внезапно произнес Вольфганг, наливая эль в свою кружку. Это был не вопрос, но Том все же ответил: — Да. — Так чего сражался за это? — этого Вольфганг не знал. Том сделал глоток, чуть подумал над ответом и начал: — Мадам Дориан очень хорошо сказала: в политике, чтобы завоевать сердца людей нужно дать им то, чего они хотят. Я хотел подчинить себе Британию, поэтому мне было нужно сдвинуть риторику в сторону сакральности магии. Британцы смотрят только на своё общество, на магглов им всё равно. — А ты хочешь подчинить магглов, а на волшебников, пришедших из них, тебе всё равно. Том взглянул на Вольфганга, он был не власть держащим, он был воином, а такие могут расколоть тебя. Том не видел причин юлить, поэтому кивнул: — На все ответ: да. Я считаю поведение благородных семей нелогичным. Я никогда не скрывал, что полукровка, но при этом они шли за мной. Это потому, что у меня есть сила для того, чтобы достичь того, чего они хотят, а мне нужен авангард, которым они стали. Взаимовыгодное сосуществование. — Но получается, что твой путь уже и не твой, — Вольфганг не отводил своих голубых глаз от глаз Тома, хотя сам Том даже не представлял, какого цвета у него глаза, да и волновало это мало. — Убеждения имеют свойство трансформироваться, — заметил Том. — Мне интересно, как изменились твои, — тут же продолжил Вольфганг. Есть ли смысл врать мертвым? Смысла в этом нет, поэтому Том честно ответил: — Я стал презирать волшебников. Начиная с того, что все детство я жил думая, что сумасшедший. Почему бы министерскому работнику не заглянуть в приют и не забрать юного волшебника из среды, которая его уничтожает? Я видел их в школе и после: алчность, эгоизм, коррупция, кумовство. Мне уже плевать на магглов, судя по их истории, они сами себя уничтожат. А вот волшебники, я хочу разрушить их общество, хочу увидеть, как они падут. И как приятный бонус, — Том невольно опустил взгляд на левую руку, безымянный палец пуст, но Том знает, когда он вернет себе тело, там будет кольцо, даже если старик передумал за эти годы, — я отомщу им за вашу семью. Хотя, это ведь и моя семья тоже. — Ненависть ведет в никуда, — покачал головой Вольфганг. — Да, но именно ненависть привела тебя в Черный замок и началась новая эпоха, — уверено произнес Том. — Ненависть ведет в никуда — это абсолютизм. Подобное несостоятельно. В наших силах изменить этот мир. Чтобы что-то изменить, нужно увидеть суть. Может моя судьба в этом: обнажить мир волшебников и показать его уродство, а мальчику из пророчество суждено принести эти изменения. — У Судьбы нет плана, она лишь сторонний наблюдатель, — меланхолично произнесла Эйка. — Да? — Том удивился. — Это и печально и отрезвляюще одновременно. Тогда все и правда в наших руках, а не в сторонних силах. Они сидели у трактира: колдун, некромант и оборотень. Видно Том может исповедаться только куртизанке и мертвым: — Волшебники многое придумали сами и за столетия поверили в это. Я и сам верил в это. Ушли года прежде чем я понял, что же имел тогда в виду василиск, живущий в пещерах под школой. Рёко сказал мне, что с ним уже три века никто не говорил, он истосковался по общению. Чудовище Тайной комнаты. Бред. Слизерин просто укрыл Рёко в самом безопасном месте и для него, и для окружающих. Когда я наконец-то понял, о чем же он со мной говорил, то стал сомневаться во многом, что слышал раньше. Теперь готов поспорить, что Салазар Слизерин не хотел учить грязнокровок не из-за крови, а из-за того, что эти детки с большой вероятностью читать и писать не умели. Ещё и на это время тратить. — Я ведь просил заботиться о Рёко, — протянул мужской голос. Том, Эйка и Вольфганг обернулись на источник звука. В дверях трактира стоял высокий, тонкий чародей. Его черные волосы были собраны в хвост, а зеленые глаза со зрачками щелками, как у змеи, светились в полумраке. Том знал кто перед ним. — Я думал ты умер глубоким стариком, — заметил Том. — То есть вид этих двоих тебя не смущает? — усмехнулся Салазар и направился к лавочке. — Я не берусь судить о старении Ришелье, — парировал Том. — Когда я последний раз смотрел в лицо Амелии ей был 51 год, но ей нельзя было дать больше 30-ти лет. — Да, — кивнул Салазар и опустился на лавочку рядом с Томом, — стареют они по своему. Ну а тут для всех едино правило: лучшие годы. Мои лучшие годы пришлись на создание Хогвартса, вот в них я и нахожусь. За все столетия здесь я встретил лишь одного старика — Томаса, но он сказал, что и не помнит времен, когда был молодым. Эйка наколдовала еще две кружки, в которые разлил эль Вольфганг. Она протянула одну Салазару, а ко второй приложилась сама. — Так почему ты не хотел учить грязнокровок? — спросил Том. — Ох, — выдохнул Салазар, — с чего бы тут начать. Характер у меня сложный. Не люблю глупых людей. А магглы для меня априори было недалекими, потому что много не знали. Магглорожденные дети меня раздражали, потому что им нужно было все дотошно разъяснять. Мои друзья все как один твердили, что это все же школа и учим мы не только магии, но я с собой ничего не мог поделать. Ну а потом, — на лице Слизерина отразилась нескончаемая печаль, — мою невесту убили магглы. Только из-за того, что она была ведьмой. Голдва была прекрасным человеком. Веселая, всегда с хорошим настроением. Она могла вытащить меня за шкирку из самых тяжелых дум. Но её жизнь трагически оборвалась. Я не мог дальше оставаться в Хогвартсе. Мы очень сильно поругались с Годриком и Хельгой, я хотел отомстить. Но они говорили, что это не поможет унять горе. Они были правы, но тогда это было тяжело принять. Я совершил много ошибок. И тогда уже Гензель меня спас. Ровена написала ему, и отвезла меня во Францию. Мой отец нашёл мне новую невесту и отправил за мной. Она вернулась с детьми через несколько лет, не могла со мной находиться. Как оказалось, я однолюб, — он тяжело вздохнул. — Ну а потом прибыли мои друзья, было больно. Я только тогда осознал, что был несправедлив к Годрику, никогда не спрашивал, как было тяжело ему в то время. Голдва была его сестрой. Так поразительно, два сильных волшебника не смогли защитить дорогого человека от магглов, — Салазар грустно выдохнул и замолчал. В этом месте было тихо и спокойно. Том погрузился в слова Слизерина, удивительная возможность узнать все это лично. Никаких записей не сохранилось. Любопытно, может это волшебники что-то уничтожили, чтобы придуманная история звучала складно. Так удобно обвинить во всем одного человека, чтобы не думать о том, что творится внутри, чтобы игнорировать внутренний голос. — Мне бы следовало, — расслаблено начал Салазар, взглянув на Тома, — выпороть тебя за твои поступки. Ты поставил очень тёмное пятно на нашем имени. Но я сам в этом виноват. Мой характер и поступки наложили на наш род такую славу, которая за столетия обросла слухами и домыслами. — Я в это верил, — честно признался Том, — но с возрастом усомнился. — Вопрос лишь в том, что ты сделаешь с этим знаниями, — заметил Салазар. — Время покажет, — уклончиво ответил Том, а затем поддался внутреннему порыву, взглянул на Эйку и попросил. — Расскажи, как там Амелия. Эйка усмехнулась, она как будто ждала этой просьбы. Оставшееся время она с упоением пересказывала Тому, как Амелия шьет, музицирует, какие букеты приносят из лавки Пьера, что кольцо и кулон все ещё на Амелии. Правда Эйка опускает один момент, но Том уверен, старый некромант прошлого ходит к своей наследнице не просто так, а чтобы учить. Но зачем эти знания Амелии стоит спрашивать у неё. Эйка щебечет о Римусе, он играл в «Айсберге» и помогал вейлам. Правда Эйка жалуется, что его биологическая мама скончалась, он уехал на похороны в 1991 году, но из-за новых законов Британии против оборотней, его не выпустили обратно. Просто не признают его французские документы. На сколько Эйке известно, в Британии ему помогают Джарет и Дамблдор. Том слушает её рассказы, так не хочется, чтобы это заканчивалось. Но время пришло. Передышка окончена. *** Том исчез. Эйка, Вольфганг и Салазар переглянулись. — Тоже ждали, что сейчас Томас выйдет? — спросил Салазар. Эйка и Вольфганг кивнули. — Ещё не время, — раздался голос Томаса Ришелье. *** Отчаяние и пустота, так Том описывал его состояние в мире живых. Он не проклинал Вольфганга за его подарок, потому что после этой короткой передышки, Том вспомнил каково это ощущать себя в своем теле. Сначала Том попытается довести до ума ритуал для создания тела, и если не выйдет, что ж… тогда пойдет с повинной к Амелии. Для неё это не должно быть проблемой, да и… она всегда знает как сделать так, чтобы костюмчик сидел. Но все же Том уверен, что у него получится. И как только он укрепился в этой мысли все начало налаживаться. Том встретил скитающуюся змею и было так приятно говорить с ней. Она была уже в возрасте, причитала как старуха и мысли у неё путались. Том обращался к ней «Нагайна», змея против не была. А потом удача ещё больше, пара рук, хотя именно эти ручки Том хотел переломать. Из ниоткуда объявился Хвост. Но как бы Том не желал свернуть ему шею за то, что Питер сдал Лизу-Лизу, гостя Том все же принял. Да и… как свернуть человеку шею если своих рук нет? У Хвоста был талант, который почему-то не брали в расчет: он умел слушать. С помощью ловких рук Питера и того, что мозги-то у него есть, Том смог начать воплощать свой план. Питер помог сделать хоть какое-то вместилище для духа. Хотя доверять Питеру Том так и не начал. Младшему Краучу Том тоже не доверял, помнил и его слова про «подарок» и его имя в том списке из двенадцати человек. Но Барти Крауч-младший благоговел, Том даже рассказал ему о своем прежнем имени, чтобы окончательно подчинить себе юнца. Как и Хью Бёрк, юный Барти искал в Тёмном Лорде отца. Разница была лишь в том, что Хью четко понимал, что это неправильно и не нужно втягивать Тома в его конфликт с родным отцом. Поэтому Хью и дальше оставался близким другом его детей и верным союзником. Барти Крауч-младший этого не понимал. Барти единственный из двенадцати человек, кто испытал радость, узнав, кого же они убили. Он убил бы и Римуса, да только их компания, осознав происхождение Лизы-Лизы, испытывала ужас, а не воодушевление. Том всегда находил ревность недостойным чувством, прекрасно знал её по личному опыту. План продолжал идти к своей кульминации. Рассуждения Эйки о викингах натолкнуло Тома на мысль, что нужно объединить этот ритуал вокруг людей, которые не хотят, чтобы Тёмный Лорд жил. Кость отца. Во-первых, Том решил, что не будет вскрывать могилу матери как минимум из этических соображений, а вот отец видеть сына живым не хотел. А во-вторых, в памяти всплыли слова Амелии о том, что это кровь отца, связь с Реддлами, сотворила такого феноменального волшебника. Что если Амелия уже тогда видела и знала что-то, поэтому так сказала. Но даже если это и были просто слова, все равно разорение могилы отца не вызывало в Томе никаких чувств. Плоть слуги. Плоть Питера чисто из принципа. Он забрал у Тома Лизу-Лизу, поэтому Том заберет что-то и у него. И если быть честным, Питеру было бы лучше, если бы Тёмный Лорд все же умер в тот день и сейчас его присутствие в мире живых жизнь Питера не упрощает. Но страдания Хвоста не вызывали в Томе никаких чувств. Кровь врага. Да, врагов у него много, но именно Гарри Поттер является символом его падения, поэтому их вражда обоюдная. Том считает, что так он замкнет этот круг. Да и если план с Гарри сорвется, тут есть запасные варианты. В одну ночь Том добьется желаемого, но и опростоволосится знатно. Том Реддл говорит Гарри Поттеру, что Пожиратели Смерти — его семья. Он врет мальчику. Даже веря в свою силу и ум, Том не хочет, чтобы Гарри знал, что где-то в Париже и правда есть семья Тёмного Лорда. Есть шанс, что один черноволосый сирота, напомнит Амелии другого похожего на него юношу, и именно Гарри Поттер склонит Амелию выступить против Тёмного Лорда. Эйка её учит, и Том сведет на нет возможность развернуть эту силу против него. Дамблдор этого не сделает, он не втягивал Амелию раньше, сейчас тоже на это не пойдет. Да и Том не стремится развернуть эту силу на свою сторону. Пусть это останется как дополнительная защита для жизни Амелии. Уже в поместье Малфоя Том закашлялся. Хотя в окружающем кураже веселья пожирателей, это заметила лишь одна особа. — Все хорошо, милорд? — обеспокоенно спросила Нарцисса, протянув Тому платок. Том поднес его ко рту, а затем отнял от лица и принялся рассматривать в свете свечей. На белом материале кровь сложилась в узор: голову волка обвил змей. Том криво усмехнулся и взглянул на Нарциссу своими красными глазами. — Даже больше, чем хорошо, — Том спрятал платок во внутренний карман мантии. Внутри все ликует. Да, мальчишка ускользнул из его рук, но Том сейчас чувствует вкус победы. Его легкие набирают воздух для вдоха, радость катится волной по всему телу, руки и ноги подчиняются ему. Он вернулся. Он достиг того, чего так желал. И теперь в Париже живет его жена. И этот старик в лохмотьях не сможет их разлучить. Конец второго акта.