Минут через 20 буду, стою в пробке на соседней улице
Тогда заедешь в KFC? Хочу курицу и молочный коктейльПрощай, диета — привет, пухлые щечки? 😈
Мьююююю 😤А как же “Пи`, я не люблю сладкое”? 😝 😝 😝
Я люблю курицу с мороженным или коктейлем — это единственное исключение. Ну и печенье твоей сестрыЯ передам Джом — ей будет приятно 😏
А мне будет приятно, если ты поспешишь. Не заставляй меня ждатьКто-то сегодня капризничает, tua-eng?
Нет, но в твоих интересах приехать как можно быстрее Тот самый холодок предвкушения зарождается в области затылка, а затем растекается по позвоночнику, вызывая небольшое онемение конечностей. И теплое напряжение внизу живота. Наверное, надо к психотерапевту, чтобы разобрать по полочкам, почему его так возбуждает капризный Галф. Галф-детка. Галф-”хочу-вот-это-Пи`-и-немедленно” Причем грань между умилением и острым приступом желания такая тонкая, что в течение 5 минут его бросает из одной крайности в другую. Это ненормально, да. Но так ему нравится. Потому что ровно точно так же эта капризная прелесть требует его: внимание, поцелуи, прикосновения. Его целиком — со всеми потрохами, сердцем, душой. И получает к удовольствию их обоих. Поэтому Мью совсем не сложно выполнять такие маленькие капризы, потому что знает: в ответ он получит гораздо большее. В его квартире подозрительно тихо. Галф успел заснуть, пока ждал? Но не так уж и долго он ехал, поэтому вряд ли. Ставит пакет с едой на барную стойку, что отделяет кухню от зоны гостиной, и тихо идет в сторону спальни. Если его мальчик и правда уснул после тяжелого дня — не стоит его будить. В этом плане Галф такой простой: устал — поспи. И на любой горизонтальной поверхности тут же воплощает желаемое. А если с ним еще любимое голубое одеяло и удобная подушка — вообще “огонь”, тогда отключение организма происходит почти мгновенно. Дверь в спальню приоткрыта, и оттуда доносятся какие-то шорохи и полувздохи. Мью напрягается: он заболел, ему плохо? Войти, чтобы замереть от удивления и восторга. Потому что на кровати раскинулись эти бесконечные ноги с восхитительно-золотистой кожей. Раскинулись призывно и маняще, как бы приглашая присоединиться. Эту же мысль транслируют и темные горящие глаза, которые с поволокой смотрят на (не)жданного гостя. И рука, что плавно спускается по груди до линии боксеров, чтобы, на мгновение замерев, скользнуть под тонкую ткань. Из всего этого развратного великолепия выбиваются только пламенеющие уши, краска с которых растекается и на лицо, и на обнаженную грудь. Кто-то дико смущается? Но даже увиденного достаточно, чтобы вся внутренняя поверхность горла стала наждачной бумагой, за которую цепляется воздух. И его очень сильно не хватает — как и ощущения гладкой нежной кожи под ладонями. Это просто до болезненности необходимо, да. Идти на этот влажный золотой свет как на поклонение божеству, чтобы воздать ему почести. Но: — Не трогать — только смотреть. Наверное у Мью сейчас выражение лица ребенка, которому показали конфетку, подразнили и спрятали ее обратно в шкаф. Поэтому Галф смягчается: — Но смотреть можешь как угодно близко, — и еще шире раздвигает ноги, как бы намекая, что кровать большая и они оба на ней поместятся. О боже, спасибо тебе за то, что в свое время Мью настоял на кинг-сайзе несмотря на смущение парня! Это решение потом сторицей окупилось уже неоднократно, но сейчас оно просто 1000 из 100 по шкале удачности. Он медленно опускается на кровать в непосредственной близости от этих шикарных ног, невольно поморщившись, потому что болезненность эрекции, зажатой плотными джинсами, уже на грани терпения. Но это ничто по сравнению с тем зрелищем, что разворачивается в неприличной близости от его глаз. Настолько неприличной, что даже чувствуется тот самый легкий горьковато-пряный аромат возбуждения Галфа, чья рука все еще в нижнем белье совершает весьма очевидные движения. — Наверное надо снять? — задумчивый голос выводит старшего из транса, на что тот переводит взгляд на лицо коварного соблазнителя, который прикусил губу, явно пребывая в сомнении. Губу, которую очень хочется тоже укусить. Или пройтись языком по контуру. Или нырнуть между ними, вызывая стон и провоцируя руки впиться в волосы так, как умеет только он: с отчаянием и надрывом. Но сейчас в ответ он может только кивнуть, предварительно сглотнув в попытке увлажнить давно пересохшее горло. — Поможешь? О да… Он готов. Всегда готов прийти на помощь своему нонгу. — Но помни: нельзя касаться кожи. Хочется плакать от несправедливости этого мира и жестокости одного отдельно взятого человека. Но что-то подсказывает, что надо слушаться, чтобы потом получить награду как хорошему мальчику. Поэтому аккуратно поддеть пальцами ткань и меееедленно провести ее вниз по тем самым бедрам, что сводят его с ума же давно. Настолько давно, что он помнит каждый их сантиметр — не только глазами, но и руками, и губами. И снова прилипнуть глазами к тому, как Галф дарит удовольствие себе и издевается при этом над своим Пи`. Потому что его рука плотно обхватывает уже полностью свободный орган, блестящий от смазки и естественных выделений. В этом есть что-то безумно залипательное и завораживающее: вниз, к основанию, сжать поплотнее медленно вверх, пока пальцы не достигнут чувствительной головки здесь уже потереть, пройтись вокруг налитой кровью плоти, вызвав ноющий стон, почти хныканье другой рукой зажать сосок левой груди почти до боли прогнуться в пояснице А дальше чистая эротическая математика: +1 к скорости воспроизведения последовательности действий +10 к децибелам +100 к неописуемой комбинации страдания и удовольствия на лице -1000000 к выдержке Мью — Shake it, baby, — хриплый голос разрезает ткань из шорохов, стонов и хлюпающих звуков. И становится той командой, которую они оба так ждали. Это явно пытка — наблюдать: как Галф рваными резкими движениями доводит себя до точки невозврата как искажается его лицо на грани удовольствия как до хруста позвонков выгибается его спина каким высоким становится его голос в момент, когда конвульсии охватывают его тело, а вязкая белая субстанция толчками выплескивается на живот И это — сигнал стартового пистолета, чтобы наброситься голодно и целовать жадно, пожирая желанные губы, которые сначала отвечают слабо после только что испытанного оргазма, но затем все больше набирают силу — и уже не уступают по напору. Через голову стянуть майку, которая только мешает прижаться к этому горячему великолепию — и пофиг на то, что сперма Галфа теперь на них обоих. В этом есть какая-то изощренная интимность. Как и в том, как краснеет его парень, стоит немного спуститься вниз по торсу и губами пройтись по животу, пробуя на вкус результат столь тяжелой изнурительной “работы”. Прикосновение к обмягшему члену вызывает болезненный вздох — да, мой хороший, знаю, насколько ты чувствительный после. Но это совсем не останавливает руку, что скользит между бедрами, чтобы убедиться: кто-то готовился до прихода Мью. Хорошо так готовился, если судить по влажной от смазки коже и тому, как легко пальцы проникают внутрь. Это разжигает желание еще больше (куда уж?) и дает понять: нет ни одной причины для промедления, поэтому нижнюю часть одежды постигает та же участь, что и верхнюю: она пропадает где-то за пределами видимости. И тело наклоняется к тумбочке, чтобы нащупать презерватив в одном из ящиков, но рука останавливает попытки поиска: — Давай сегодня без. Мью понимает, что это неправильно и потом Галф об этом пожалеет из-за последующих неприятных ощущений, но сейчас эти безумные глаза заставляют его совершать не менее безумные поступки. Поэтому: одним резким движением подтянуть к себе бедра и медленно, сводяще с ума медленно погружаться, пока не услышишь блять, Мью, давай быстрее. И пока не ощутишь, как твои ягодицы обхватывают самые красивые ноги в мире, чтобы одним движением завершить то, что он рассчитывал растягивать как можно дольше, чтобы отомстить за все то ожидание, через которое его только что протащили. Ах так, мой хороший? Хочешь быстро и жестко? Расслабленный после полученного удовольствия Галф — это отдельное произведение искусства, когда глаза затянуты пеленой наслаждения, а тело настолько мягкое и податливое, что все сильно обостряется. И именно это дает ощущение вседозволенности, поэтому сейчас Мью не занимается любовью — нет, он втрахивает бойфренда в их кровать так сильно и жестко, как любят они оба. Он знает, что после оргазма чувствительность партнера повышена в разы, поэтому каждая фрикция для того — это смесь боли и наслаждения. Да, и ему нравится этот налет BDSM в их отношениях, когда они оба ходят по грани, балансируя на этом лезвии. Но возбуждение слишком сильное — долго он точно не продержится, поэтому рука проскальзывает между их телами, чтобы обхватить рукой все еще влажный после мастурбации член и движениями вторить бедрам. И по тому, как напрягается Галф и сжимаются его внутренности, он понимает: у него пара секунд, поэтому в последний рывок он бросает все свои силы, чтобы потом обессиленно свалиться на грудь почти не дышащего возлюбленного, оставляя внутри него свидетельство собственной страсти. Нет сил говорить, нет сил двигаться — только уткнуться головой в влажное от пота плечо и пробовать на вкус соль и пряность кожи. — Ты купил милкшейк и курицу? — голос хриплый, уставший. — В такие моменты ты можешь думать о еде? — у него тоже язык почти не слушается. — Ты же знаешь, что я после секса готов съесть слона. — Знаю, — нежный поцелуй в висок. — Я думал попросить тебя купить баббл-ти, но это было бы тогда слишком очевидно, потому что ты знаешь, что я его не люблю. Ну что, второй гештальт закрыли? Мью смотрит в эти невинно-лукавые глаза и задыхается от того, как сильно он любит этого человека.