Scene N take 2 / Сцена N дубль 2

      — Твою же мать!              Странное же приветствие встречает его, как только он открывает входную дверь… Мью от неожиданности почти подскакивает, потому что крик с кухни сопровождает грохот посуды и запах гари.              — Галф! Ты в порядке?              Он тут же влетает в помещение, в котором нет никакого вторжения ассасинов — только его бойфренд, который с расстроенной мордочкой смотрит на комки чего-то на сковороде.              — Милый, что случилось?              — Я хотел приготовить нам ужин, — тот чуть не плачет.              — А что именно? — Мью с сомнением ковыряет лопаткой нечто черное и слипшееся на тефлоновой поверхности.              — Панкейки…              Ох…       Сейчас главное — это удержать выражение лица максимально нейтральным, потому что художника обидеть может каждый, а его парень явно старался. Поэтому:              — Давай так: я умоюсь с дороги и помогу тебе убрать. А потом вместе что-нибудь приготовим?              Съедобное.       Он похвалил себя за то, что пропустил это слово, и потопал в ванную, где благодаря холодной воде смог уже окончательно успокоиться и в состоянии равновесия вернуться на кухню, чтобы…              … охренеть окончательно и бесповоротно, потому что наконец увидел то, что не разглядел в первый раз: Галф в одной чертовой белой рубашке на голое тело. И, судя по всему, она из его собственного гардероба, потому что какого-то гигантского размера, так как полы опускаются почти до середины бедра.              О боже.       Рубашка бойфренда.       Еще один гештальт, о котором он мечтал еще со времен съемок седьмого эпизода… И лукавые глаза напротив подтверждают, что он прав.              Дрожа от нетерпения, вспоминает свои реплики:              — Что это на тебе? — берется рукой за край рубашки, приподнимая его.              — Ну… это задумывался как приветственный подарок для тебя, — и взгляд с поволокой напротив, который говорит о том, что Галф тоже помнит. А рубашка эта — совсем не случайное совпадение.              — Ммммм… — рука Галфа ложится на плечо Мью, пока он уточняет. — Ты ничего не забыл?              — Что?              Продолжает по сценарию играть в непонимание, но в глазах вместо огорчения уже начинает гореть знакомый огонь, который превращает милого бейбика в Галфа-чертенка. В ответ старший резко притягивает нонга к себе, от чего у того невольно вырывается сильный вздох, когда тот слышит ответ “это”.              Губы Мью касаются его в первом кратком приветственном поцелуе. Чтобы потом у него была секунда томно посмотреть в глаза и увидеть в них весь тот омут, обещающий все удовольствия этого мира — и снова целовать, нежно, трепетно, с напряжением, нарастающим до такого уровня, когда перестает хватать дыхания. Но Галф вынужден прервать эту сладкую для них обоих пытку:              — Я не забыл. Это потому, что ты здорово опоздал.              — Прости за то, что поздно пришел, — Мью не может сдержать взволнованно-восхищенное выражение лица, когда видит этого все еще бунтующего соблазнителя в своих объятиях, поэтому снова приникает к его губам поцелуем, медленно перемещая их в этот раз в сторону кухонного острова, чтобы подсадить на него Галфа, нависнуть сверху и … увидеть его довольную и счастливую улыбку от удавшегося совращения.              Эта игра заводит их обоих, поэтому немудрено, что когда он расстегивает верхнюю пуговицу и обнажает плечо, дыхание его обладателя становится совсем рваным и неровным. И контраст становится очевидным, когда губы касаются впадины возле ключицы, чтобы потом провести по ней языком и легко прикусить нежную плоть.              Ногти впиваются в его спину, аккомпанируемые хриплым стоном:              — Мью…              — Да, мой хороший?              Он поднимает глаза и видит, что лицо его бойфренда потемнело от желания, которое плещется внутри. И дальше уже Галф идет в наступление: запускает руки в его волосы и притягивает к себе голову, чтобы впиться пожирающим душу поцелуем.              И Мью остается только сдаться на милость этому завоевателю, цепляясь руками за обнаженные плечи и прижимаясь бедрами к чужому возбуждению, которое от трения становится явно еще более болезненным, потому что Галф что-то скулит в поцелуй, что воспринимается как просьба ускоряться. Поэтому руки с удовольствием спускаются ниже по спине, чтобы сжать ягодицы и затем скользнуть на обнаженные шоколадные шелковые бедра, которые он так обожает.       И которые не должен видеть никто кроме него.              Ладони продвигаются под полы рубашки между их прижатыми телами, чтобы обхватить на мгновение жестко стоящий член, заглушить поцелуем ответный стон удовольствия, а затем опять скользнуть на бедро, поглаживая нежную кожу.              — Дразнишься? — Галф хрипит на ухо, все еще цепляясь ногтями за плечи.              — Еще нет, но планирую это исправить, — Мью снова прикусывает соблазнительное обнаженное плечико и шепчет. — Ложись животом на стол.              Глаза парня загораются темным огнем, а губы тут же приоткрываются, но он безропотно повинуется.       И вот теперь перед ним кипенная белизна рубашки, которая оттеняет янтарную кожу бедер, что так бесстыдно раздвинуты.       И которые вздрагивают, стоит только легонько провести по ним ладонью, лаская.       И которые напрягаются, стоит ладонь заменить губами и языком.              Теперь приходится силой удерживать их на месте руками, потому что Галф продолжает стонать и извиваться, пока его парень выкусывает и вылизывает каждый сантиметр шоколадной кожи, оставляя свои метки там. Он поднимает рубашку немного выше, обнажая и поясницу, чтобы прильнуть и к ней поцелуем, собирая вздохи любимого на каждое новое касание.              Он знает, насколько чувствительная эта область, но не может отказать себе в удовольствии немного его помучить этими прикосновениями, поэтому делает это до тех пор, пока умоляющий стон не срывается с точно уже много раз искусанных уст:              — Мью, пожалуйста…              Судя по тому, как мелкая дрожь сотрясает тело парня, тот и правда уже на пределе, поэтому, наверное, стоит уже сжалиться.       Рука выдвигает ящик кухонного стола, где он заблаговременно вместе с утварью хранит столь нужные сейчас предметы. Поэтому пройдет совсем немного времени, пока он не натянет презерватив на пальцы и не щелкнет знакомо крышкой лубриканта, чтобы щедро выдавить влажную порцию, которая поможет подготовить его мальчика.              Он уже и сам изнывает от нетерпения, но все равно делает это крайне медленно и осторожно, потому что хочет дарить только удовольствие — и никакой боли. Мью дожидается того момента, когда Галф начинает извиваться на его пальцах и хныкать, прося не затягивать, чтобы наконец их извлечь и аккуратно заменить собственным членом.              Принимающее его тело сначала ожидаемо напрягается, но затем Галф выдыхает и расслабляется — и становится легче им обоим, поэтому первая фрикция такая медленная и растянутая во времени.       Дать привыкнуть — уже привычная процедура для них обоих, но каждый раз его сердце замирает от нежности, когда его любимый кивает головой — можно. Потому что это не только “допуск к телу”, но и то самое доверие, когда человек уверен: ты не сделаешь ему больно ни при каких обстоятельствах.              Выбивать отчаянные стоны удовольствия — это бесценно, как и видеть, что пальцы Галфа судорожно цепляются за стол, пытаясь тем самым удержаться. Поэтому Мью одной рукой обхватывает его за талию и прижимается торсом к спине, чтобы скользить по ней с каждым своим движением, а другой — обводит по бедру и спускается ниже, чтобы помочь возлюбленному. Тот стонет:              — Мью, я долго не выдержу…              — И отлично, мой хороший. Я жду только этого.              Он продолжает скользить рукой вверх и вниз по члену, вторя движениям бедрами, пока не чувствует, как конвульсия проходит по влажному от пота телу, в то время как оно содрогается от удовольствия. И затем за пару движений его нагоняет, прижимаясь лицом к спине, на которой еще каким-то чудом осталась рубашка бойфренда.              — Думаю, что ужин мы все-таки закажем: совсем нет сил готовить.              Хриплый удовлетворенный голос вырывает его из неги, поэтому он тянется, чтобы поцеловать все еще дрожащие губы лежащего без сил на столе парня:              — Отличная идея, мой хороший. Хотя твой наряд шеф-повара я бы оценил на пять мишленовских звезд из трех.