***
После ночи плотской любви с Лёхой, которая всё-таки произошла (и даже так задорно, как я в самых смелых мечтах не представлял), я понял, что очень зря стал его подопытным кроликом. Потому что нельзя трахнуться с человеком, к которому что-то испытываешь, и остановиться на этом. А в том, что Лёха захочет остановиться, я как-то и не сомневался. Он же не встречаться мне предложил, а захотел попользовать моё тело (так кстати в него влюбленное), чтобы понять, понравится ли ему однополый секс, или он всё же больше предпочитает женские прелести. Тренажёр — вот чем я для него был в тот момент. И когда Алексей вырубился, умаявшись от интенсивных возвратно-поступательных движений тазом и усердного вколачивания меня в кровать, я лежал еще пару часов, слушал его размеренное дыхание, прислушивался к возмущенному отклику своего нечасто используемого на вход тыла и думал, насколько же не туда свернула вдруг моя жизнь. Повелся на Лёхину блажь и свою мечту по совместительству — окей, а теперь-то что делать, скажи мне, Чернышевский? Ну так и быть, один раз я мог позволить себе понаслаждаться, пусть и подачкой, но дальше трепать себе душу — да ну нахер. Ничего хорошего из этого выйти не могло. Всё хорошее уже вышло: из меня — на хозяйскую простынку, из Алексея — в презик, который мы кинули куда-то за кровать. Как-то так я и пришел к умозаключению, что пора валить. Сел, включил прикроватную лампу и начал искать трусы с носками. Неожиданно Лёхины тонкие, но сильные руки обхватили меня за пояс и втащили обратно под одеяло, прижимая к теплому со сна Лёхиному телу. — Куда собрался? — Домой, — ответил ровно, стараясь убрать из голоса любые эмоции. Один раз я уже спалился с какими-то якобы влюбленными взглядами, по которым этот очкастый Шерлок меня и вычислил. Второй раз дал ему понять, как сильно меня по нему тащит, в процессе тесного знакомства с его выдающейся мужественностью. Третьего раза не будет — так я для себя решил. — Я тут подумал… — Лёшка распустил руки, поглаживая мои тылы и другие части меня, которые тоже были совсем не против ласки. — Я что-то не вкурил полностью. Считаю, что для чистоты эксперимента надо повторить. Наверное, я должен был радоваться, что оказался востребован на второй заход, но нет, радости особо не чувствовалось. — Сейчас никто ничего не будет повторять. Я не так часто этим занимаюсь, и это может причинять определенный дискомфорт, чтоб ты знал. Он понял и перестал путешествовать пальцами по мне. Но из объятий не выпустил. — Тогда, может, просто останешься? — Зачем? — я всё-таки выпутался и уставился на него удивленно. Лёха взъерошил свои и так непослушные вихры и потянулся за очками. Он выглядел непривычно смущенным: такая эмоция на его лице появлялась нечасто и выглядела там абсолютно чужой и дикой. Как Тарзан на званом вечере. Тьфу на меня и мои сравнения… — А это не принято? Ну, я имею в виду, чем гей-секс отличается от обычного в плане посткоитальных обнимашек? — он усмехнулся. Моя ладонь встретилась с лицом с характерным шлепком. Обнимашки ему подавай… Обнимаются с людьми, которых любят, с которыми хотя бы встречаются, а не с которыми экспериментируют. Сука ты, Лёша. Но всего этого я, само собой, не сказал. Зато сказал то, с чем, как оказалось, так и не смог смириться даже после хорошего секса: — Я понял, у тебя просто постель опустела после разрыва с Викой, тебе спать не с кем. Что-то я не очень хочу быть заплаткой на твоей личной жизни, Лёх. — Что? Что ты несешь? Какой заплаткой? Но, несмотря на его возмущенное лицо, я догадался, что снова попал в цель, и именно в таком качестве он меня и рассматривал. Заплатка, пластырь, утешение. То, чем мне быть не хотелось, короче, ни при каком раскладе. — Да бля, мне, что, на свидание тебя пригласить, чтобы ты остался? — если бы я не знал Лёху так хорошо, поверил бы в эти паникующие интонации. — Какое, в жопу, свидание? Не путай, я не одна из девиц, с которыми ты тут любовное гнездышко вьешь. Ты хотел эксперимент, ты его получил. Я поехал, спасибо за потрахушки. К концу своей тирады я почти оделся и теперь смотрел на растерянного и одновременно рассерженного Алексея, который сел, прикрывшись одеялом по пояс, и метал в меня возмущенные взгляды. — Не останешься, значит? — в Лёхином голосе послышалась угроза. — Нет, — я покачал головой. — То есть, получил от меня, что хотел, и сразу по съёбам? — Это ты хотел новенькое попробовать. Давай лучше сделаем вид, что ничего не было, как ты сказал. — Я сказал, что можно сделать вид, что ничего не было, если мне не понравится, — с нажимом сказал Лёша, будто оправдываясь. Ядерный взрыв произвел бы меньше эффекта, чем то, как у меня пригорело от его слов. Хомячка бы пуля медленнее разорвала. Как он умудрялся одновременно вызывать такие противоположные эмоции… Прозрачно намекнуть, что ему было хорошо, но суметь сделать это настолько эгоистично, что немедленно захотелось ему врезать промеж глаз. Хотя, чего удивляться, я ведь уже упоминал, что в Лёхиной жизни не отводилось места гармонии, всё с перебором и с придурью. — Не всё в мире вращается вокруг тебя и твоих желаний. Считай, что не понравилось мне, — фыркнул я напоследок и поспешил убраться, пока не передумал. Только на выходе из лифта я понял, как гнусно это прозвучало. Сказать Лёхе, у которого и так проблемы с уверенностью в себе, что мне не понравилось, как он меня трахал… Вот это я идиот. Клиническая разновидность. Наверное, меня многие осудили бы за такое трусливое, в смысле, тактически необходимое отступление. Да я и сам ругал себя на все лады, пока ждал такси на холоде, а потом ехал на заднем сиденье машины, заткнув уши наушниками, чтобы водила не отвлекал разговорами. Ведь мог бы греться под теплым Лёхиным боком, а не мерзнуть в такси под любимый, но отчего-то нихера не утешающий Slipknot. Гордость всё-таки сказала своё последнее слово и заставила покинуть гостеприимную кровать. Ладно, гордость гордостью, но знаете, что это такое, когда влюбляешься в кого-то, тебя благосклонно допускают к телу, а ты для человека сначала эксперимент, а потом заплатка? Это хуйня, товарищи. Точно вам говорю.***
Я приехал домой под утро и, даже не раздеваясь, в унынии засел на кухне, налив кружку горячего чая и вытянув ноги перед батареей, чтобы согреться. Очень хотелось забыть. Стереть из памяти прошедшую ночь, чтобы никогда не знать, каким может быть Лёха в постели. Умелые — теперь такие уверенные по сравнению с первыми — поцелуи. Если бы я уже не чувствовал себя достаточно униженным, то скулил бы от восторга, как скулит виляющая хвостом собака, которую гладит хозяин. Как он, достаточно осмелев для роли соблазнителя, а не соблазняемого, водил губами по моей шее, и его жаркое дыхание в ключицу, когда он прошептал: «Скажи, как тебе нравится?» Как он впервые нерешительно дотронулся до моего члена, исследователь гребаный, и я понял, что он оценивает свои ощущения. Судя по выражению лица, Лёха по-настоящему упивался тем фактом, что у меня стояло на него. Что из всех, кого я мог бы хотеть, я хотел именно его. Он наслаждался тем, что был таким желанным для кого-то. Этот эгоцентричный ублюдок любил, когда его любили. Меня раздирали противоречивые ощущения. С одной стороны, напирала ревнивая мысль, что он отвечал бы так кому угодно, кто продемонстрировал к нему неуемный интерес. А с другой… С другой, он выбрал меня для этого эксперимента, он именно мне доверился. И возбудился Алексей от одних только поцелуев и обжиманий со мной, ему даже не потребовалась дополнительная стимуляция орально. И то ли я столь хорош в искусстве поцелуев, то ли не зря Лёха решил раскрыть свой бисексуальный потенциал, и мальчики его тоже возбуждали, то ли после вискаря всё равно было, в кого засунуть, чёрт его знает. Я так здорово запутался. Запутался с этим случайным сексом с лучшим другом, в которого ещё раньше имел дурость влюбиться. Перепихон никогда и ничего не делает проще, так и знайте. Он только усложняет всё. Но задним умом мы все крепки, поэтому оставалось только ругать себя и думать, что, если так уж хотелось поебаться, надо было юзать секс-игрушки. Потому что в комплекте с живым пенисом или вагиной идет человек, в наборе с которым, в свою очередь, идет башка, а та-а-ам… Пока я праздно предавался горю, из соседней с кухней комнаты послышалась веселая трель будильника, потом бодрый женский мат, и спустя пару минут на кухню вползла моя категорически не высыпающаяся и отчаянно зевающая сестра. — С тобой что-то случилось? — спросила она, увидев меня сидящим на кухне в верхней одежде. Наверное, сестра хотела казаться обеспокоенной, но прям посередине вопроса зевнула, и прозвучал он в итоге довольно комично. — Лёха со мной случился. Вот прям сейчас со случки и приехал, — невесело ухмыльнулся я. — Ты всё-таки с ним переспал?! — ахнула Настя, которая по статусу сестры всегда находилась в курсе моих сердечных дел. — Саня, ты кусок придурка! — Це истина, — покивал я и отпил из кружки. — Судя по тому, что ты сейчас тут, а не у него, прошло не очень? — Нет, почему… Очень даже очень. Он хотел, чтобы я остался. — А ты? — А я кусок придурка, — я развел руками. — Он экспериментировал, Насть. Хоть ему и понравилось. Но мне-то каково? Себя на мое место поставь. — Я бы имела горячий секс со своей любовью, ловила кайф и не парилась, — отмахнулась Настька. — Ты чувствительная принцесска, Саня. — А тебя, милая моя, боженька перед отправкой на землю случайно уронил в цистерну с цинизмом. — Ладно, я поняла, ты в растерзанных чувствах. Выпить хочешь, может? — В пять утра? Нет, спасибо. Иди, умывайся, я сделаю тебе завтрак. — Не зря я просила у мамы брата, в хозяйстве пригодился, — хохотнула Настасья, дотянулась до меня своей изящной ручкой и потрепала по волосам. — Не дрейфь, мелкий, всё образуется. Может, после этой ночи воспылает твой Лёха к тебе неземной любовью, увезет в Штаты, вы там поженитесь, и будет тебе по жизни много гомоёбли. — Настя, ты иногда такая дура, — покачал я головой. — Бросай свою работу, она сделала из тебя законченного циника без намека на чувства. У тебя чьи-то кишки наверняка вызывают больше сочувствия, чем родной брат. — У-тю-тю! — подразнила эта гадкая женщина и ушла в ванную. Моя сестра режет людей, но это не хобби, это у нее профессиональное. Она врач. Ну, что-то типа. Настасья — патологоанатом. В силу стереотипных представлений о личностях, выбирающих своим ремеслом ковыряние пробирок и мертвых тел, я не упускаю возможности вменить ей отсутствие каких-либо человеческих эмоций и даже социопатию иногда. Но это всё только слова. Несмотря на специфику своей работы, Настенька — душа компании. Болтушка, веселушка и хохотушка, предмет обожания с первого взгляда. Только домашним дано познать всю мощь Настенькиного непростого характера. И её любовникам. И то иногда. Когда сестре хватает терпения мутить с кем-то дольше месяца. Так что, да, в отношениях Настя не делает из мухи слона. Она бы точно извлекла из ситуации максимум пользы, окажись она на моем месте. А мне что оставалось? Сделал сестре завтрак, подождал, пока эта труженица пилы и скальпеля усядется за стол, и ушел в душ — смывать с себя запах Лёхи. Потому что невыносимо же, ну…