Спорынья

      Грезы нехотя ускользали из-под век, не пуская к ним пепел мертвых снов.              В Перми дорога от дома до гимназии лежала через один и тот же автобусный маршрут. В Москве же попасть от общежития до института можно было бесчисленными способами; комбинаций переходов между линиями в подземной паутине — великое множество. Тим вышел слишком рано, так что после беглого изучения схемы метро выбрал себе путь подольше: сперва вниз до Кольцевой линии, огибающей центр города, затем спуститься до Арбатско-Покровской и там пересесть на станцию Киевскую, а после — взять курс на Курскую. Но чего не предвиделось в провинциальном сознании точно, так это легендарного утреннего часа пик.              Спешащие со всех ног люди невольно заставляли и самого ускориться, пускай и нужды в том не было. Толкали, распихивали, обгоняли. Могли и бросить колкое замечание на чрезмерную медлительность, но от этого спасали наушники, не пропускающие нежелательный шум. На платформах витал влажный воздух — не то пронизанный ночной уборкой, не то человеческими испарениями. Вагоны в центре варьировались от стареньких и невыразительных до футуристичных ослепительных коробок с зарядными станциями. В первых ехать было совсем невыносимо с перманентно потной плотной толпой, во вторых же спасали пашущие кондиционеры.              Кольцевая Киевская встретила советскими сюжетами на мозаичных панно — глядеть бы на них и рассматривать, если бы не хаотичные потоки людей со всех сторон. Красные флаги с солдатами и крестьянами остались позади, а Тим перебрался на другую ветку, где плитка цвета слоновой кости поблескивала от ярких люстр в сферических выемках потолка. К нему поднимались колонны, в капителях которых всходили колосья и красовались звезды, только не падали. Поезда здесь были совсем новыми, белыми, с цифровыми табло и синими сиденьями и покрытием на полу в противовес блеклому коричневому оттенку зеленых вагонов. «Балдежно», — подумал Тим, занимая свободный поручень у дверей.              Вместе с другими пассажирами внутрь заплыла девушка будто с постов одного из любимых пабликов и встала спиной прямо спереди. От незнакомки тянуло тяжелой и немного приторной карамелью, макушка маячила на уровне губ Тима. Вьющиеся черные волосы с мятными прядями, стриженные в каре, оголяли тонкую шею, на которой был выгравирован штрихкод. На секунду фантазии Карельского докатились до того, что это какой-нибудь биоробот сбежал с завода и теперь скрывается среди людей. В отражении стеклянных вставок с наклейкой «не прислоняться» смазывалось лицо с короткой челкой и пирсингом на брови. Размытые черты складывались в целостную картину, а прикрытые задумчивые глаза казались длиннее из-за тонких стрелок.              Ненадолго портрет заслонила яркая панорама солнечной Москвы, когда поезд выехал на открытый участок пути. Под ним разлилась широкая река, над ней давно перестал гореть Белый дом, и левее размытое клочками облаков небо подпирал шпиль сталинской высотки.              Вскоре столичный пейзаж стерся темнотой тоннеля, и взгляд заблуждал по девушке. Она сочетала в своем плаще, узких штанах и ботильонах темные тона, простой крой и кожу с драпом, наверняка спешила на учебу в каком-нибудь крутом вузе со своим маленьким рюкзаком, как иначе. «Может, мы вместе учимся», — мечтательно подумалось, пока поезд ненадолго остановился на Смоленской, прежде чем двинуться к Арбатской. Может, это будущая проектировщица ракетных двигателей, поселилась у зажиточной тети в Подмосковье и сейчас пересела с электрички на вокзале, а сама из северного Сертолово.              Поезд тронулся, и Тим оступился немного вправо, потеряв вместе с головой равновесие. Благо, надежно держался за поручень и потому смог вернуться к роли случайного пассажира, который вовсе не пользуется отражением в дверях метро для того, чтобы попялиться на такую же случайную пассажирку. Она лишь слегка качнулась, за поручни не держалась. Смотрела в проносящиеся в тоннеле линии проводов и труб, вытаскивала из кармана пальто телефон и почти сразу прятала. Убирала волосы за ухо, проводила большим пальцем и указательным от висков и назад, так что короткая челка над бровями распадалась на несколько частей. Тыльной стороной ладони девушка промакивала поблескивающий лоб и пот над губами и под носом. А если она из Сертолово, — тогда замерзла или просто захотела вырваться от надоевших родителей подальше, потому и оказалась здесь, а не в Санкт-Петербурге поблизости? Может…              Тим не успел разыграть в голове второй сценарий: девочка с каре вышла на Арбате. Она стала озираться по сторонам, пока ее огибали другие пассажиры. Затем она резко шагнула назад и зачесала пальцами волосы от лба к макушке, и те опали беспорядочными вихрями с цветными локонами. Девушка развернулась и с беззвучным «блять», отчетливо читаемым по губам, вновь оказалась в поезде. Она поймала пристальный взгляд над собой своими распахнутыми летними глазами, лоснящейся в духоте кожей, кольцом в правой ноздре и двумя шариками прокола на левой брови, приоткрытым после тихой ругани ртом, и с этим всем что-то внутри Тима замкнуло, высушило глотку и проступило очередным слоем пота под рюкзаком, бомбером и футболкой. Зрительный контакт быстро оборвался с возвращением незнакомки на прежнее место. Ее черты вмиг расплылись в стекле. Попросить номер, спросить соцсети, подсмотреть соцсети на экране — любой вариант казался убогим. Что угодно было ничем иным, как грубым вторжением в личное пространство.              «Александровский сад, конечная», — окатило рассудок ледяной водой, резко, и он перестал плавится. В животе тотчас защекотал свернувшийся узел: ну да, голубой и синий же так похожи, Тим, это же надо было с кольцевой переходить по первой попавшейся лестнице без разбору. Тим вчитался в надписи и обозначения на табло, увидел спасительный кружок с обозначением нужной ветки и мысленно выдохнул. Самая интересная пассажирка метро Москвы спохватилась и задрала голову, бросив взгляд на табло, отчего всего на секунду стала совсем близко. Сунула телефон подальше в карман пальто и, едва двери раскрылись, тут же выбежала из них и начала рывками пробираться сквозь толпу. Та как назло тормозила каждый шаг и попытки маневрировать, позволяя Тиму сохранять достаточно короткую дистанцию, чтобы не потерять из виду этот загадочный магнит во плоти.              Тим ощущал себя почти что в погоне, секретной и подлой, где уже готов был свернуть на другую ветку, только бы невесть зачем проводить затылок в черную полоску. К счастью, двигалась девушка прямо на синюю ветку, и тогда Тим понадеялся, а вдруг им еще по пути. На эскалаторе, идущем вниз, мысли окончательно покинули сознание, увлеченное бездумным преследованием, которое ничем не закончится. Незнакомка ринулась по ступеням вдоль свободной левой половины лестницы, так ловко переставляя ступни, что Тим, на семеро таких же хитрых пассажира выше, насилу поспевал.              На платформе Арбатской он сдался: она помчалась в противоположный конец станции, под белыми сводами потолка растворилась в суете движений и вмиг превратилась в одну из миллионов таких же несущихся поутру торопыжек. Тим смотрел, как мимолетное видение сливается с ними, тонет в красном мраморе, ускользая синицей из рук. Табличка с номерами выходов прошептала, что исчезнет девочка с каре в одной из самых оживленных частей Москвы, и наваждение покорно отступило.              В носу еще стоял сладкий аромат, и по мере того, как он стирался в духоте метро, все внутри горько улыбнулось невзятому номеру (как будто бы хватило смелости) и концу этого короткого моноромана в три станции. Вот бы еще хоть минуту… Под закрытыми веками внешность беглянки приобретала более ясные очертания, а воображение всю дорогу до Курской набрасывало пестрый эскиз будущего рисунка.              Город сменил маску спального района на помпезный центр в благородных песочных тонах с резными карнизами, миниатюрными балкончиками и прочими атрибутами исторических зданий. Гармонию портили те же панельки, выбивающиеся кое-где из общего плана, а фасады поганили первые этажи, забитые витринами салонов связи и разномастных магазинов продуктов, одежды, et cetĕra. Солнце окончательно угасло в сгустившейся серой мгле, воздух подернулся микроскопическими каплями. Позади остался громадный уродливый торговый комплекс, что разбился мыслью «а в Перми таких больших нет». И то, это был далеко не крупнейший гигант в здешних краях, но на тот момент Тиму казалось, он узрел величайшего изо всех.              Кладка под ногами заняла внимание своей идеальной чистотой в крапинку и ровностью до самого подземного перехода, где расселись старушки с цветами и носочками на продажу. Мужчина поодаль в потертой джинсовке ловко перескакивал пальцами по грифу, голоса струн и гитариста раздавались эхом о гладкую плитку коридора:       

Бывает все на свете хорошо

В чем дело, сразу не поймешь

А просто летний дождь прошел

Нормальный летний дождь

      Тим заглушил включенный ранее плейлист, прислушавшись к звонким строкам. Легкая улыбка уличного артиста отражалась и в каждой золотистой гласной, расползалась по лицам пары, что стояла рядом и держалась под локти, лицам прохожих и светилась где-то внутри.       

Мелькнет в толпе знакомое лицо

Веселые глаза

А в них блестит Садовое кольцо

А в них бежит Садовое кольцо

И летняя гроза

             Насколько велик шанс нечаянно встретить кого-то в столице дважды? Увидеть ту девочку с каре снова завтрашним утром, если приехать на Киевскую к тому же времени? Разве можно найти одного человека среди сотен тысяч, полагаясь на судьбу, счастливые совпадения? Да и нужно ли все это...       

А я иду шагаю по Москве

Но я пройти еще смогу

Соленый Тихий океан

И тундру, и тайгу

      Незнакомка рвалась из оков эскиза, куда ее хотели запереть, и звала назад к Арбату. Она не желала быть ни рисунком, ни биороботом, никакой иной грезой, маня к себе подлинной.       

Над лодкой белый парус распущу

Пока не знаю с кем

Но если я по дому загрущу

Под снегом я фиалку отыщу

И вспомню о Москве

             В чехол гитары полетела сторублевая купюра, а цветастый бомбер умчался вверх по лестнице. Тошнотворная духота метро окончательно забылась с новым глотком прохладного ветра, не давая поджечь сигарету. Пришлось отойти к невысокой арке, спрятаться у решетки в ней, где режущие порывы не затушат пламя. Облака понемногу опять разбегались и позволяли ласковым лучам согреть остывший за ночь город. «Есть все же в этой стране место, где все не так плохо», — вертелось в голове вихрем из одуванчиковых семян и лязгом ржавых оков. Пермь тоже годилась для жизни, но сравниться со столицей ни она, ни любой другой сосед из региона не смог бы. Разве что сказочный Санкт-Петербург, но Питер существовал лишь на картинках в интернете.              Дорога накренилась склоном вниз, и ноги легче понеслись по тротуару. На противоположной стороне вычурный желтый дом с белым портиком и фронтоном растаял в густых кронах деревьев, пейзаж бетона, камня, кирпича порос парком. Справа же засияли стеклянные коробки деловых центров. Еще один подземный переход — не поющий на этот раз и смердящий строительным мусором. Яуза узко раскинулась сквозь Садовое Кольцо, мост проводил к заветному рукаву Земляного Вала, где ютился невзрачный пятиэтажный корпус.              Обшитый гофрированным металлом вход, за ним — небольшой сад и даже пустые скамьи в зоне для курения. Первая пара еще не кончилась, а до начала второй ждать полчаса.              Тим присел, закурил по новой и стал рассматривать грузоподъемный кран на том берегу. Кто-то опустился рядом, без лишней возни и характерных для нее шорохов.              — Дым нынче достать тяжело. Делиться легче, — зазвучал негромкий отрешенный голос.              — А?              — Сигареты не будет, говорю?              Тим полез в карман и вынул пачку красного «Винстона», купленную у Речного. «Мальборо» не было. Парень, что сидел сбоку, вскинул брови, но принял крепкую сигарету, от которой намного сильнее хотелось выплюнуть легкие, нежели насладиться разливом никотина по крови, дающим в голову. Черную гамму длинного пальто, выглаженных брюк и ботинок нарушали сиреневые щиколотки. Каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, обнажали бритые виски и яркое родимое пятно возле одного из них, похожее на след от прострела.              — Слушай, а можешь мне пачку купить? Паспорт забыл. «Мальборо» красные, тут слева супермаркет есть, — незнакомец протянул две банкноты номиналом в сто рублей.              Тим кивнул, забрал деньги и отправился в ближайший магазин в надежде взять и себе любимые сигареты.              — Спасибо, — послышалось из-за спины.              Память судорожно заворошила только что произошедшее, попыталась выудить странную первую фразу — как влетела она с ветром в уши, так и понеслась дальше по улицам. Затем разум принялся за прическу, надел ее вместо хаотичных кудрей, но виски оказались неизбежно прикрыты верхними локонами, а уложенные волосы безобразно оголили лоб.              Тим сошелся на мысли, что ничего красивее завитков разного калибра ему не предназначено, и рефлекторно достал телефон. На нем высветилось короткое «Батя», и Тим сразу смахнул большим пальцем зеленую кнопку с трубкой и приложился ухом к погасшему экрану.              — Алло, пап, привет, — ответил Тим и прочистил горло. — А ты чего так рано?              Отец посмеялся и напал с расспросами и улыбкой в голосе:              — А че, занят, что ли? Как добрался-то? Как Москва? Гулял-де?              — Да я пока не ходил никуда, сейчас вот пары будут. Универ в центре почти, между Таганской и Курской. А Москва, — Тим огляделся по сторонам и почти растворился в четырехполосной дороге и воспоминаниях о портике, — Москва, ну, большая, красивая.              — А на первое сентября никуда не ездил? С ребятами куда-то пойдете сегодня? На площадь Красную хоть сходил бы, а Кремль и собор Василия Блаженного, ты же вообще в Москве не был, сходить надо обязательно. А мавзолей — вот это вещь…              — Пап, — со смехом перебил Тим, — да схожу я, ну, не знаю насчет Красной и мавзолея с Кремлем, это точно не сегодня… Первого в студгородок ездил, где основной корпус, на Войковской, это через станцию от Речного вокзала, там общага.              — На Войковской тоже учиться, что ли?              — Не, там вроде пар не будет, нас так распределили… Пап, я тебе перезвоню потом, ладно? А то мне бежать надо.              — Да беги, не буду отвлекать тебя. Ну, давай, удачи, потом расскажешь.              — Ага, давай.              В трубке раздались гудки. Тим опустил телефон, покосился на прошедшую минуту звонка и подумал, может, стоило поговорить чуть дольше, пускай и нормально все обсудить все равно бы не получилось. А вроде бы парень тот сигареты ждет, да и занятие скоро начнется. А вроде бы это просто какой-то парень, а тут семья, а вроде бы с отцом всегда поговорить успеется, а вроде бы нет…              Тим помотал головой и всмотрелся на ходу в отражение стекол витрины супермаркета. Ветер колыхал извилистые локоны, очки поблескивали в солнечных софитах, а спина все так же плакала по ортопеду. Карельский выпрямился и уткнулся в кеды, которые где-то уже умудрился испачкать пылью и грязью по ободку массивной подошвы. Спина вновь прослезилась.              В супермаркете Тим сперва подошел на кассу и добыл две нужные пачки, оплатил картой, а затем погрузился в раздумья, как же найти сдачу в сорок восемь рублей. Перевести на карту? А если у этого парня нет банковской карты, он же почему-то пользуется наличными? Отдать ему сотку? А у него есть помельче? Наверное, нет, он же не стал бы давать две сотни тогда. «Да хуй бы с ним», — рассудил Тим и сковырнул прозрачную пленку ногтем, отросшим на указательном пальце. Снял ее, а крышку в спешке вскрыл так, что вместе с защитной бумажкой внутри надорвались края упаковки по бокам, и теперь пачка плотно не закрывалась. Тим шмыгнул носом и кончиками ногтей поддел сигарету за фильтр, наконец закурил и насладился вкусом привычного табака. Не того кровавого доппельгангера с надписью Winston Classic.              На обратном пути Карельский зарылся в ленту новостей. На той неделе вышел демо-альбом неких Fallow из публичной страницы с подборками скримо музыки, в субботу бывшие одноклассники разродились сэлфи с праздника знаний из своих университетов, а с полуночи этого понедельника всюду в мемах горели костры рябин. На панели уведомлений третий день висел значок непрочитанных сообщений в Viber от матери и бабушки. Тим представил восклицания мамы в следующем звонке по типу «вот когда тебе что-нибудь будет нужно, я тоже отвечать три дня не буду», открыл таки сообщения и тут же поморщился-улыбнулся гифкам-открыткам к первому сентября с переливающимися блестками, отправил стикеры с сердечками и вернулся к полузабытой скамейке.              — Можно тебе сдачу на карту кинуть? — спросил Тим, расставаясь с нетронутой пачкой. — А то у меня мелочи нет, по безналу взял.              — Забей, — парень пожал плечами, забрал «Мальборо» и без каких-либо казусов снял пленку и крышку.              Он закурил и помедлил, прежде чем сказать что-то еще, а Тим осознает, что на сорок восемь рублей очень даже можно забить. Острые углы выраженной челюсти юноши беспрерывно схватывало от малейших изменений мимики, когда он вдыхал-выдыхал дым.              — Меня Марк зовут, — как бы невзначай обронил он и протянул руку.              Тим назвал свое имя и крепко пожал теплую сухую ладонь, уселся рядом на прежнее место.              — На кого учишься? — спросил Марк.              — Радиоэлектроника.              Тим подумал: «Наверное, надо его тоже спросить», а спустя несколько секунд подумал, что уже исчерпал временной лимит для естественного ответа.              — Авиастроение. Наверное, у вас интереснее, — не дождавшись встречного вопроса, продолжил Марк и удостоил более осознанным взглядом, как виделось в периферийном зрении.              Повернуться Тим не решался, изображая, как увлечен возобновившимся ритуалом. Марк сосредоточился на противоположном берегу.              — Ага, просто жуть как.              — Куда хотел сначала?              — На прикладную информатику, программу с дизайном видел в одном вузе. А ты?              Марк замолчал внезапно — именно замолчал, потому что на такие простые вопросы отвечают быстро. Куда хотел — в театральный, возможно, куда ни один здравомыслящий родитель не пустит и куда рвется половина выпускников школы. Ладно, не так радикально, необязательно здравомыслящий, необязательно половина, но в молчании этом едва ли читалось «да сюда хотел, сюда, самолеты строить». Вот летать — да, пожалуй. И только Тим занялся соображением, чего бы такого ляпнуть и качнуть диалог дальше, как Марк словно бы вспомнил: «Блин, точно, мы тут вроде как разговариваем».              — А я не знал, куда идти, — сказал он после длиннющей паузы.              Тим хотел было поддержать: «Ага, жиза», но так дешево переобуться, когда вполне себе знаешь, мечтаешь, видишь — бред.              — Выбрал полегче предметы, — прибавил Марк.              Тишина снова повисла и исчезла быстрее, чем успела бы вызвать нервную щекотку внутри.              — Ты же не из Москвы?              — С Урала, Пермь.              — А, это где тот сериал снимали?              — Ну да, — Тим поморщился. Опять эти «Реальные пацаны», что ж ты делать будешь… — А ты откуда?              Марк долго вдыхал сигаретный дым, наконец выдохнул и продолжил считать в небе голубей и накуриваться до талого. Нет, молчать несколько затяжек — это уже как-то слишком. Вероятно, сознание Марка находилось где-то за пределами этой вселенной. Этой лавочки, как минимум. Тим вообразил из-за пятна на виске, что мозгам и правда в неком смысле досталось.              — Отсюда. Как общага?              Все ли москвичи такие, не от мира сего? Или все дело в городе и не так важно, откуда человек изначально?              — Неплохо, думал, хуже будет. Курилка прямо на лестнице, шик, — оживленнее завел Тим, насыщенный импрессиями о новоселье.              — Черт, роскошно живете. Надо будет как-нибудь к вам наведаться.              В тот момент Тим зыбко представил на краю сознания, как этот совместный перекур остается в жизни еще на N перекуров плюс посиделки в общаге, где N принадлежит ближайшему учебному полугодию (дальше загадывать страшно, очень страшно, никто не знает, что там такое). Ага, вот он, шанс подружиться с москвичом. Это неминуемо давало множество преимуществ: и город покажет, и будет подушка безопасности на случай чего. Ну, это при лучшем раскладе. Так или иначе, иметь приятеля среди местного населения не помешает. Да и этот Марк с лиловыми носками, торчащими из-под штанин, вроде интересный, хоть и несет от него придурковатостью. Но он точно не такой, и вообще, тут все такие не такие, что и сам «не таким» делаешься.              А Тим остро почувствовал себя приросшим к этим чужим улицам и людям — тоже чужой ведь. Так почему бы не притвориться и поверить, что никакой Перми никогда не существовало? И вот, шаришь по памяти, а там пусто. Будто пусто, но веришь, потому что так проще. И та красная пятиэтажка, и здание суда, и ноги одноклассницы, и концерты на двадцать-тридцать человек — все это может и было, но не с тобой, нет. Зато Яуза перед глазами и сплошные чистые листы повсюду.              — Да пригоняй когда хочешь.              — Может, на следующей неделе, — пробормотал Марк и встал со скамьи. — Я на пару пойду… Приятно было познакомиться.              — Ага, — промямлил Тим и мельком заметил у Марка совершенно не сфокусированный взгляд. Раньше такого ни у кого не встречалось.              Не встретился он и среди однокурсников позднее. Когда Тим нашел аудиторию после целого марафона по коридорам с бледно-голубыми стенами, то едва смог занять место в кабинете с десятком рядов парт, набитых студентами в том числе со смежных направлений. Завяз в ленте соцсетей, когда миновала очередь в перекличке по фамилиям. Бросил попытки записывать лекцию с доски под монотонный бубнеж преподавателя, вполголоса заболтался с компанией по соседству, половина ребят из которой оказались физиками. Осмотрел со скуки всех остальных, до кого нельзя было дотронуться, — возле окна сидел Марк и прилежно конспектировал теорию множеств, о чем-то говорил с девушкой рядом и периодически залипал в телефоне. Пальто было аккуратно сложено на свободной парте сзади, под верхней одеждой Марк носил рубашку, тоже черную.              — …Стипуха девять косарей, прикинь? — зашипел один из парней слева.              — Девять? — переспросила девочка спереди. — Это без троек закрыться надо?              Тим отвлекся на соседей и до конца пары не вспоминал о Марке. Да и соседей толком не слушал — мысли кружили где-то под землей, стлались по рельсам и судорожно искали очертания человека, который больше никогда не встретится. Пальцы рефлекторно подобрали ручку и зачеркали на полях то веки со стрелкой, то чуть сгорбленные плечи, полоски штрихкода, пока детали не перекрыли спасительные спирали. Брось, забудь, отпусти, через день или час она выветрится, как несмертельный яд в бокале или оборванном пути на подоконнике, ее не станет.              На коротком перерыве Тим побрел со своей компанией в курилку, и только на улице вновь увидел Марка. Тот болтал совсем с другими людьми, поймал взгляд Тима, кивнул ему и пошел навстречу. Он сразу откололся от остальных ребят и заговорил первым:              — А я чет не знал, что у нас пары общие.              — Англ и практика по матанализу, линейной алгебре и начерту раздельно, а физика и все лекции в кучу. Но я тоже не знал, что ваша группа с нами будет…              — На следующей, получается, тоже вместе?              — Да, по линалу лекция. Как тебе матан?              — А я не записывал и не слушал, — пробормотал Тим и вдруг подумал, как это тупо звучит, пускай и половина аудитории делала то же самое.              — Парадокс Рассела прикольный, на экзамене по-любому будет.              «Да мы только учиться начали, какие экзамены», — мысленно запричитал Тим.              — Это который «существует ли множество всех множеств»?              Как я это запомнил?              — Ага. Есть еще парадокс лжеца как аналог, он понятнее: «Данное высказывание — ложь. Истинно оно или нет?»              Тим загрузился на какое-то время и начал рассуждать про себя: «Если это высказывание истинно, значит, оно ложно. Чего, блин?.. Ладно, а если это высказывание ложно, то это высказывание — истинно».              — Мне кажется, у меня мозг сломался, — поморщился он.              Марк довольно улыбнулся и отогнул рукав пальто на правом запястье, где прятались серебристые часы с кожаным ремнем.              — Нам на пару пора.              «А начерта эти часы носить, когда есть телефоны?» — крепко задумался Тим на долгом и запыхальческом пути до кабинета. Мимо проносились компании студентов, девушки в ботинках на платформе, девушки высокие, девушки с пирсингом, девушки с каре, да все не то и не те. «Та», наверное, сейчас поднимается по какой-нибудь своей лестнице, и какие-нибудь абсолютно везучие и счастливые люди видят ее каждый день. Вот так просто. И почему кому-то другому суждено проехать с ней жалкие станции от Киевской до Арбата и навсегда разойтись?              Уже за партой с началом переклички Тим пришел в себя и мотнул головой напоследок: почему, блин, так клинит? Марк даже позвал по имени, когда на «Карельского» Тим никак не отреагировал. Он хранил смятенное молчание, постепенно сознавая, что увязался за Марком и сел вместе с ним. Тим подал невнятный после мыслительного дайвинга голос (и явно страдающий хриплой кессонкой), с той же кашей во рту буркнул «спасибо» затем и откинулся на спинку стула.              — Маралин, — произнес преподаватель очередную фамилию и пощупал аудиторию глазами.              — Здесь, — ответил Марк.              Когда он заговорил громче обычного, Тим заметил, что голос у Марка по сравнению с ним куда выше. Посидев еще немного, заметил и то, что от Марка отдает инжиром вперемешку с табаком вблизи, а на рукавах рубашки нет ни одной пылинки или мятых заломов, словно одежду ежесекундно отпаривали, проезжались роликом с самоклеящейся бумагой и обливали антистатиком, идеально сбивали складки на чуть задранных рукавах. Если бы не щетина и выбившиеся из пучка волосы, Марк бы и вовсе перестал походить на живого студента.              Тим безрезультатно силился что-то фиксировать с доски, косился на Марка и смотрел, как он методично высекает букву за линией, что-то сокращает, что-то подчеркивает. Рядом с ним пытаться рисовать каракули на полях стало попросту страшно, потому что возникло такое странное навязчивое ощущение, что Марк непременно все увидит и обо всем расспросит, а узнав про случайную пассажирку метро — засмеет. Да любому сколько-нибудь адекватному человеку это покажется тупым, разве нет? На что-то надеяться и не взять контакты, чтобы потом безнадежно вздыхать до следующей вспышки в толпе и собирать как пазл осколки внешности. Эта вспышка до сих пор мигала запредельно ярко для того, кого ты взаправду больше не встретишь.