Гуль Среди Волшебников(Может измениться)

      

Глава 3

      Как только наступило утро, Морозовы встали одновременно. Короткий завтрак, у каждого свой – Петр нормально наелся, а Виктор обошелся чаем. Затем, Морозов-старший стал учить младшего, как правильно писать пером, чтобы не было клякс и буквы были ровными. И писали, конечно, на двух языках сразу, сначала на русском, а потом перевод на английский.       – О-о-ох… – издал Виктор горловой выдох, запрокинув голову назад, сидя за столом, – па-а-ап… У меня ща рука отвалится…       – Ничего, ничего, – почти пропел отец, – пару дней поболит, потом привыкнешь.       – Да уж когда они пройдут-то, пару дней эти…       – Вот научишься писать пером нормально, разрешу купить перьевую ручку, будешь ей домашку писать, а на уроках пером, – зашел с козырей Петр, зная, как Виктору понравилась его личная ручка «Parker», подарок матери одного спасенного заложника в Чечне.       – Правда?! – не поверил ушам мальчик, – правда разрешишь?!       – Я хоть когда-нибудь нарушал данное слово, обалдуй? – насмешливо-серьезно протянул Морозов-старший. Мелкий лишь помотал головой и с головой окунулся в чистописание пером по пергаменту.       – Знаешь, пап… – заговорил сын, продолжая выписывать буквы, – эти маги какие-то темные, в плане образования, – Петр неопределенно хмыкнул. – ну сам посуди, люди, или магглы по-ихнему…       – Нет такого слово «Ихний», Виктор, запомни.       – Я знаю, па, само вылетело.       – Ладно продолжай.       – Так вот, люди далеко ушли от этих магов, хотя бы в плане науки, – Петр утвердительно промычал, – я тут просмотрел их учебники, по которым они преподают магическое образование… Нет, я, конечно, все понимаю, первоклашкам много знать не надь, но… Да ты сам посмотри, там-же одна вода! – Петр взял учебник магии. Вчитался. Крякнул. Сквозь зубы проматерился и положил учебник обратно так, будто до говна дотронулся, – понял?       – Понял, малыш, – вздохнул Петр, – мне Лилька в пять раз понятнее объяснила. Мне, взрослому лбу, который в этой магии ни тпру, ни ну, а понял с первого-второго раза! Нет, Вить, так учиться ты не будешь. Знаешь, что?       – У тебя есть план? – Виктор оторвался от пергамента, посмотрев на отца загоревшимися глазами.       – Не просто план! – Поднял мужчина палец вверх, – у меня есть идея!       – А, ну это многое решает, да… – важно покивал мальчик и… Закономерно получил легкую затрещину.       – Так вот, моя идея. У меня есть некоторые связи, остались после войны, и у этих связей есть очень интересные дети, учащиеся магии в других школах.       – Ты попросишь их учебники? – загорелся Виктор, опередив отца.       – Не попрошу, а ты их купишь на собственные деньги и будешь по ним обучаться, понял? – усмехнулся отец, потрепав вихры сына. Сын часто закивал, как болванчик, – думаю, в наших школах пишут получше. Да, кстати, вот, почитай на досуге, – отец залез в рюкзак и достал толстую книгу в твердом переплете. Книга цвета антрацит с золотыми вдавленными буквами: «Основы магии для начинающих». Что примечательно, написано на русском.       – Ты… Пап… Где-ж ты достал этот талмуд?!       – Места знать надо, почемучка, – опять потрепал он сына, – в свое время купил, думал хоть что-то получится, но… Нет, получилось, но не много и я забросил. Да и… Запала не было, – Петр тяжело выдохнул, – а тебе пригодится, хорошо, что не выкинул. Но сначала допиши до конца листа, а потом берись за книгу! – Виктор моментально повернулся к пергаменту и за полчаса исписал его, очень стараясь, что у него получилось.       Как только он завершил писанину, то тут-же, схватив талмуд, углубился в чтение. Написано оказалось подробно, разжевано, по существу и с минимумом воды. Каждое заклинание было описано и показано на рисунке, как это должно быть видно с использованием палочки, а некоторые и без нее. Причем, палочка, это только для Виктора, потому как в книге, палочка, посох и другие проводники, назывались никак иначе, как «костыли», которые со временем обещали быть отложенными в дальний ящик за ненадобностью как таковые, для некоторых заклинаний. Весь день Виктор пытался колдовать палочкой и только палочкой, следуя инструкциям в книге. И, что удивительно, у него стало получаться уже к вечеру. Да, криво-косо, но получилось.       Для проверки, мальчик взял унифицированный английский учебник по магии и попытался действовать по описанному там танцу с бубном, потому как назвать ЭТО инструкцией у мальчика язык не поворачивался. Итог «испытаний» стал ясен через пятнадцать минут, когда мальчик, крепко, мысленно, ругнувшись, чуть не выкинул учебник из окошка, лишь небрежно откинув его на край стола.       Учебники эти были моментально признаны как не действительные к использованию начинающими магами и были, явно, предназначены для просвещенных и начитанных детей магов.       А вот толстый русский талмуд был полностью вычитан за неделю, некоторые чары из него были выучены почти на грани рефлексов, когда не задумываешься над движениями, тело само все делает. А уж последняя глава, где были даны все бытовые чары, некоторые из которых нужно делать исключительно без «костылей», была зачитана чуть-ли не до дыр.       Или, например, глава о трансфигурации. Да, начинали с малого, со спички и пуговицы, которые нужно было превратить в иглу и монету, соответственно. А дальше начинался, как говорит молодежь в России, хардкор. Превратить толстую книгу в мяч и засечь время действия чар трансфигурации, потом превратить стакан во что-нибудь, соответствующее его массе и так далее. Да, пока это только самое начало, но в Хогвартских учебниках почти вдвое меньше!       И, наконец, мальчик дошел до боевых чар. Например, «Ступефай», заставляет цель замереть на месте в таком положении, в котором она была до попадания заклинания, после попадания которого, цель подчиняется законам гравитации и падает или остается в первоначальном положении и плоскости. Или «Протего», защитные чары, которыми можно отразить несильные заклинания, могущие срикошетить обратно в атакующего. «Силенцио», заклинание немоты, при котором даже невербальные чары имеют лишь половину силы. Или, например, «Экспеллиармус» – разоружающее заклинание. В общем, боевые чары зацепили мальчика куда сильнее чем какие-бы то ни было, даже без учета того, что они получаются у него на порядок лучше и проще остальных.       Но и в этом была своя проблема. И заключается она в палочке, которая, при частом использовании, если мальчик не контролирует свои эмоции должным образом, способна выжрать весь резерв, да еще и эмоциональное голодание подарить, которое, голодание, в смысле, удовлетворяется не за секунду и не за час, а за день или два. Если судить по книге, в которой были приведены похожие «костыли». Да, как оказалось такие палочки, как у Виктора не такая уж и редкая редкость. Да, они не многочисленны в виду сложности производства, но они есть, как палочки, так и другие «костыли».       Но проблема решилась, стоило Виктору приноровиться к своенравной палочке, как они будто приняли друг друга, а уж стоило им вместе начать изучать боевые заклинания, так вообще показалось, что они сроднились и палочка брала лишь каплю эмоций, после недели тренировок, а потому возросло качество и сила заклинания, при все той же капле эмоций. Отсюда и контроль вырос.       Но, вскоре, талмуд оказался вычитанным от корки до корки и осталось Виктору только закреплять изученное и перечитывать, и заучивать остальные, нетронутые чары.       ***       Наконец, настало первое сентября, а это значит, что уже сегодня отправляется, с вокзала Кингс-Кросс Хогвартский экспресс с платформы девять и три четверти, как было написано на билете, который МакГонагалл вручила Морозовым утром, как и порт-ключ Петру Васильевичу, чтобы в любой момент иметь возможность прибыть в Англию, когда это понадобиться, прямо из России.       За оставшиеся три недели Морозовы посетили множество достопримечательностей Лондона, а также дошли до Годриковой лощины, на могилу супругов Поттер. Виктор, проронив несколько слез, окунувшись в эту мрачную атмосферу, поставил с отцом свечки усопшим, помолились за упокой и покинули сие место с чистой душой, потому как стоило молитве закончится, атмосфера около могил перестала так сильно давить, а в бывшем доме стало свободнее дышать.       Также, при посещении зоопарка в Лондоне, Морозовы могли лицезреть очень интересную картину. Здоровый, круглый как шар, мужик с пышными, смехотворными усами, тощая, высокая брюнетка, видать жена и не менее круглый пацан одиннадцати лет, бегающий вокруг них и визжащий как поросенок. Как Виктор с отцом услышали, парня зовут «Дадли-пусичек» и никак иначе, правда не на людях, слишком эти родители чванливые и «правильные». Настолько, что аж блевать тянет.       – «Хозяин… Помнишь, что говорила эта старая грымза?» – отозвался тогда Хокори, сидящий на плече Виктора, привлекая внимание посетителей зоопарка, вызывая желание сфотографироваться, но каждый раз получая отказ, – «помнишь, как она говорила о «самых ужасных маглах»? Не вспомнишь, какая фамилия у них была?»       – «Дурсль, вроде, а что такое, Хокори?»       – «Да летал я ночью над Лондоном и совершенно случайно…» – Виктор хмыкнул, но беркут не обратил на это внимания, – «…залетел на Тисовую улицу, о которой говорила та грымза. Ну и решил посмотреть за тем семейством, которому, по ее словам, вас хотели отдать»       – «Ты хочешь сказать, что вот этот толстяк – мой кузен, а эта парочка – мои дядя и тетя?» – пораженно выдохнул Виктор, краем глаза, в отражении, наблюдая за «Дадли-пусичкой» и его семейкой.       – «Так и есть, Хозяин. Сразу хочу сказать, что этот толстяк-кузен вьет из родителей веревки, закатывая истерики, если что. Поверь, я был свидетелем. И тогда я представил тебя в этой семье… Ты был бы изгоем, Хозяин. Над тобой-бы потешались, избивали за мелкую провинность… В общем, я крайне рад, что этого не случилось и наша встреча была определена судьбой» – весело закончил Хокори, заставив Виктора улыбнуться.       Дальше Виктор с отцом ходили по зоопарку, рассматривая интересных животных за стеклом. Хокори также не остался в стороне и вертел головой во все стороны, потому что интересно. Но, наконец, случилось то, чего Виктор если не боялся, то опасался точно. «Дадли-пусичек» и он чуть не столкнулись, рассматривая экспонаты. Родители обоих парней ходили где-то по зоопарку. Точнее ходил Петр, потому как в самостоятельности сына уверен на все сто, сам учил его и еще перед входом наказал, чтобы, в случае чего, сын ждал его около выхода и никуда не уходил. И наоборот. А если что, есть телефон.       Но вернемся к столкновению «Дадли-пусички», его родителей и Виктора с Хокори на плече. Первое впечатление, которое произвело семейство Дурсль – отвращение и презрение. Но все они оказались скрыты за равнодушной маской аристократичного спокойствия. Особое отвращение вызывал именно мелкий свинтус, «Дадли-пусичек», потому как, стоило ему увидеть гордого беркута, как он тут-же заверещал, что хочет такого-же прямо сейчас. Виктор ошалело приподнял бровь, наблюдая за этим цирком, когда мелкий требует птицу, а родители пытаются втолковать, что только птиц им не хватало. Но, естественно на маленького узурпатора это не подействовало и, чтобы прервать начинающуюся истерику в зародыше, здоровый боров подошел к Виктору ближе.       – Сколько стоит эта птица? – прямо спросил он. Но пальцем ткнуть в животное не решился. Слишком примечательный у животинки клюв, когти и суровый взгляд.       – И вам здравствуйте, – поддел мальчик здоровяка.       – Так сколько стоит птица? – чуть покраснев от злости, вопросил еще раз этот боров.       – «Хозяин, опусти его, никто не смеет с тобой так разговаривать»       – «Я попробую Хокори, сам знаешь, не словоблуд я»       – «Попытка не пытка» – отозвался беркут.       – Откуда мне знать, сколько она стоит, я цены не смотрел, – спокойно ответил мальчик медленно звереющему борову.       – Меня не волнуют цены, я спрашиваю, сколько стоит ЭТА птица, – и, все-таки ткнул пальцем в Хокори, за что тот чуть не впился в палец, боров успел его убрать.       – Остынь, Вернон, – полу-приказала женщина и оттянула борова за плечо, сменив его, – здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Петуния Дурсль.       – Виктор Морозов, – коротко кивнул мальчик, – что вам от меня нужно, миссис Дурсль?       – Лишь узнать, за сколько можно приобрести такую птицу, – спокойно проговорила женщина, но… По глазам Виктор понял, что Петуния со всей наглостью чуть-ли не приказывает назвать цену Хокори и отдать им.       – Похоже вы ослышались, миссис Дурсль, – степенно проговорил Виктор, припомнив манеру Драко растягивать слова. Подействовало безотказно, тетка тут-же поджала губы, а глаза начали метать молнии, – эта птица не продается ни за какие деньги, – Хокори клекотнул в знак подтверждения, – если у вас все, я пойду. Всего доброго.       – Может быть мы договоримся? – не успел он даже начать движение, как подала голос тетка.       – «Хокори, прости меня, ты сам просил опустить их»       – «Ничего шеф, я только за. Если что, не обижусь» – обнадежил беркут.       – Что вы имеете мне предложить? – произнес мальчик, – учтите, никакие подарки, деньги и посулы меня не убедят, – было видно, что именно это, эта тетка и хотела предложить, но обломалась. А уж как раскраснелись боров и свинтус… Аж слышно, как зубы скрипят у обоих, – вижу, у вас затруднение с предложением… Что-ж, тогда предложу я, – Петуния навострила уши, как и остальное семейство, – поскольку вы просите отдать моего друга, даже брата, я делаю вам то же предложение, – и, выразительно улыбаясь, сверкая глазами как мясник, выбирающий свинью для забоя, посмотрел на «Дадли-пусичку», который моментально побелел, а папашка его побагровел, но слово вставить не успел.       – Да как ты смеешь, мальчишка! – прошипела как змея тетка, также покраснев.       – Все честно, жизнь за жизнь, баш на баш, – криво усмехнулся Виктор, – вы требуете отдать моего друга, а взамен предлагаете то, что у меня и так есть. Так дела не делаются. Либо равноценный обмен, либо расходимся, как в море корабли, – Петуния, боров Вернон и «Дадли-пусичек» одновременно побагровели, но сказать что-либо не решились, потому как людей хоть и немного, но они есть, а устраивать тут скандал – верх идиотизма по мнению обоих сторон конфликта.       – Еще посмотрим, кто кого, наглый мальчишка, – прошипела тетка.       – Вот и хорошо, – улыбнулся Виктор и развернулся, уходя за угол. Но в последний момент как будто передумал и сверкнул ехидно-ядовитой ухмылкой-оскалом, – и передавайте привет Лили Поттер, – и скрылся, оставив хлопающую глазами тетку стоять на месте. А когда та сорвалась за парнем, его и след простыл, днем с огнем не сыщешь.       ***       Домой семейство Дурсль заявилось в кране скверном настроении. Петуния и Вернон, всю дорогу от зоопарка до дома, поочередно матерились и проклинали мальчишку сквозь зубы, возмущенные такому требованию, как отдать любимого «Дадли-пусичку» этому наглому щенку за какой-то комок перьев, у которого мозгов с грецкий орех. Нет бы взять деньги, много денег и свалить, а птицу оставить. Так он еще напомнил Петунии, что у нее была сестра, а значит… Этот мальчишка такой-же ненормальный, как и она.       Как только Дадли оказался дома, он тут-же закатил истерику по поводу того, что его желание – иметь именно эту птицу – не удовлетворили, просто отобрав орла у мелкого, пнув того под задницу. Вернон, который и до этого находился в крайне взбешенном состоянии, вдруг разразился тирадой на сына, за то, что тот слишком хорошо живет и много получает за просто так, а значит за все надо платить. И Дадли заплатил. Двадцать раз ремнем по мягкому месту заплатил, визжа при этом как свинья на скотобойне.       После такого свинтус неделю не мог сидеть на заднице ровно и спокойно, каждый раз елозя, чтобы унять боль и жар. А чтобы унять душевную боль, он вымещал ее на всяких мелких детях, терроризируя их вместе со своей «бандой».       Но через неделю случилось поистине чудо из чудес! В городке Литл-Уиннинг появился этот наглец со своей птицей на плече и с каким-то мужиком. И только этот мужик удерживал «банду» от того, чтобы преподать наглому парню урок за то, что неуважительно отнесся к Большому Дэ.       Но в этот день случилось второе чудо из чудес. Мужик ушел куда-то далеко и, явно, надолго, оставив наглеца в безлюдном в данный момент парке одного со своей птицей на плече. И тогда «банда» Большого Дэ осмелела и вышла из тени всей троицей.       – Эй, ты! – свистнул Дэ, – птицу, по-хорошему, сюда и вали на все четыре стороны! – но ожидаемой реакции не последовало. Вместо этого, стоящий к ним спиной парень, который должен был, по идее, затрястись при виде «банды» и немедленно отдать птицу, медленно развернулся, оглядел компашку таким взором, будто на дерьмо посмотрел, затем приподнял бровь и нарочито медленно, показательно оглянулся через плечо.       – Это ты мне?       – Да, тебе! – тут-же пошел в словесную атаку мелкий, – считаю до трех, отдаешь птицу и валишь, а нет… – и показательно хрустнул кулаком. Во всяком случае попытался, но вызвал лишь снисходительно-презрительную ухмылку и взгляд парня.       – Ты рамсы не путай, сало, – хмыкнул парень, растягивая гласные. Дэ от такого покраснел со злости, а друзья его тихо хрюкнули, – приведи себя в порядок, чтобы не свисало, а потом на волка хрюкай. – «друзья» за спиной Дэ весело согнулись, хохоча во все горло.       – Ах ты! – тут-же взбеленился Дэ и с кулаками бросился на парня. И вот, их разделяет два метра, Дадли приготовился к триумфу и… Обнаружил, что валяется на спине, а над ним стоит тот самый парень, а орел его летает над головами.       – А вы, кстати, знаете, как его мать дома зовет? – переступил он через Дэ, подходя ближе к «друзьям» Дадли. Те только головами помотали, но глаза их загорелись, – а хотите узнать?       – Заткнись! – взревел Дадли, вскочив с земли и… Вновь упал, – не смей!       – Так как его мать зовет? – спросил один из них. Дадли побелел, это же урон всей репутации! А парень, состроив приторно-милую моську, приложив руки к груди, выдал елейным голосом.       – Дадли-пусичка, – парни развернули глаза на все сто восемьдесят и две секунды пялились на белого Дадли… И вдруг грянул хохот, парни попадали на землю, гогоча как психи. А парень, посчитав свой долг исполненным, направился на выход из парка.       – Сто-ой! – заорал Дадли, размахивая кулаками, – прибью! Своло-кха… – подбежав к парню, он сам насадил себя на крепкий кулак и свалился, хныча и подвывая, скрючившись в позу эмбриона.       ***       Вынырнув из приятных воспоминаний последнего месяца лета, Виктор ухмыльнулся своим мыслям. Да-а… Это лето было одним из самых лучших и спокойных за всю его жизнь. Шутка-ли, этим летом он не убил и не сожрал ни одного человека, хотя желание было велико. Но кто он такой, чтобы поддаваться сиюминутным хотелкам? Правильно, он Морозов, а Морозовы сначала думают, и только потом делают. Аккуратно, но хорошо.       – Да где-же эта платформа… – услышал он голос отца рядом с собой.       Не успел он ответить, как увидел впереди мечущуюся туда-сюда рыжую семейку, которая ПРИ ЛЮДЯХ разговаривает о магии и волшебстве, будто они у себя дома. И ладно бы только это… Но то, что он увидел дальше… Он резко ткнул отца локтем в бок и подбородком указал на рыжее семейство, где маман, НА ВИДУ У ВСЕХ (!!!) вытирает платком сопли рыжему пацану одиннадцати лет, тем самым вгоняя его, и так небольшую, репутацию в глазах Виктора, ниже плинтуса.       – «Ну какой мужик позволит, даже в одиннадцать, так опекать себя своей-же матери?! Нет, я понимаю, если бы это была девушка, но мать… Хозяин, клятвенно тебя прошу, не связывайся с этим семейством больше, чем того требует обучение в школе. Прошу»       – «Хокори, ты читаешь мои мысли. Ох и повезло-ж мне с тобой, а…» – Хокори весь распушился, нахохлился и гордо клекотнул.       – Пап, я сказать забыл, бармен Том объяснил, как попасть на нужную платформу, – покаянно произнес Виктор. Но вместо возмущения, отец потрепал его по голове. Сильнее обычного.       – Память у тебя девичья, – усмехнулся отец и направился с сыном к нужному барьеру, пройдя его по очереди, попав на нужную платформу, где под парами стоит поезд, будто из прошлого века.       – Вот это раритет… – пораженно выдохнул Виктор, осматривая древний поезд, – и ведь работает еще и на ходу… Пап, ты видел такие, когда-нибудь?       – Не-а, в жизни – впервые, – проговорил Петр, – так, время почти на исходе, пошли выбирать тебе место, – даже учитывая, что до отправления полчаса, половина купе была уже занята, а некоторые места застолбили для друзей. Так что пришлось искать достаточно долго пустое купе, но в итоге оно нашлось. Петр помог затащить вещи на полки, обнял сына, вручил ему нож, под честное слово использовать лишь в крайней ситуации и стараться не задействовать Кагуне, когда вокруг свидетели и каждый знает друг друга чуть-ли не в лицо. Обнял сына еще раз, потрепал волосы и вышел из поезда.       Только усевшись в поезд, Виктор заметил и рыжее семейство, что, наконец, попало на станцию. И, будто издеваясь, мамаша еще раз утерла мелкому носяру не особо чистым платком, прошлась, словесно, по старшим и отправила в поезд.       Наконец состав пришел в движение и стал медленно, но верно набирать скорость. Виктор в последний раз помахал отцу и уселся поудобнее, достав плеер, напялив наушники, продолжая слушать с того места, где остановился до этого.       Почувствовав, на грани сознания, присутствие кого-то, Морозов приоткрыл глаз и взглянул на девочку, что стояла в дверях, во все глаза смотря на Виктора, ничуть не смущаясь. Рыжие, вьющиеся волосы, длинные передние зубы, из-за чего девочка похожа на хомячка.       – Тебе чего? – не очень вежливо спросил парень.       – Могу-ли я присесть? – справившись с собой, проговорила девочка. Виктор лишь приглашающе взмахнул рукой. Девочка аккуратно, даже излишне, присела напротив Морозова, продолжая сверлить его взглядом. Пришлось стягивать наушники, останавливая музыку.       – Что-то не так?       – Почему плеер работает?       – С чего ты взяла, что он работает? – ступор. У девочки ступор. Но она быстро справилась с собой.       – Не работал-бы, ты бы не слушал, а я слышала музыку! – со знанием дела, заявила она, – почему он работает?       – Подарок отца, – как будто это все объясняет, ответил Морозов, – и, да, тебе стоило представится, – и нацепил наушники, показательно включив музыку, закрыв глаза.       Гермиона, а именно так зовут девочку, обиженно надулась, сложив руки на груди, вздернув носик, отвернувшись к окну. Ишь, чего еще, сам не представился, а от нее требует! Ишь, какой! Правильно мама говорила, Англичане все такие! Не то, что она, русская по крови, как и отец. Во времена конца Советского Союза ее родители переехали в Англию, сменили имена, фамилию и родили прекрасную дочь Гермиону, но дома ее зовут исключительно Мина. Девочка отлично разговаривает как на русском, так и на английском, а еще любит читать. Глотает книги как бездонная бочка, за что справедливо получила прозвище «Заучка». Ну и до кучи у нее болезнь: «Словесный понос», версия «Неконтролируемый». Благо сама «болезнь» проявляется редко.       Неожиданно дверь в купе снова отъехала и в нее просунулись две рыжие тыквы близнецов.       – Вот, неплохое купе для тебя, братец, – сообщил один из них куда-то за дверь, – заползай.       – О, Фред, я вижу, что там дальше Ли Джордан едет, я слышал, что он везет гигантского тарантула.       – Может малыш Ронни тоже хочет посмотреть с нами на паучка, Джордж? – слащаво пропел, видимо, Фред.       – Нет! Я здесь останусь! – в купе буквально влетел растрепанный мелкий рыжий пацан, заставивший Гермиону отшатнуться от него к краю сиденья. Выглядел сей персонаж… Колоритно. Рожа вся в веснушках, нос грязный, а одежда… Будто из жопы вылез, ей-богу!       – «Согласен с тобой, Хозяин, как из жопы вылез» – задумчиво проговорил Хокори, сидя под потолком, над головами Гермионы и Ронни, – «хотя, даже в обносках и заплатках можно выглядеть чистым и опрятным, а тут…»       – «Да уж… Хокори, ты был прав, не зачем мне с таким дружить. А вот с девчонкой… Стоит подумать.»       – Привет, – осторожно поздоровалась Гермиона.       – Привет, – буркнул рыжий и уставился на Виктора.       – Я Гермиона Грейнджер, – представилась девочка.       – Рон. Рон Уизли, – отозвался рыжий, – а его как зовут? – ни к кому не обращаясь, выдал рыжий.       – Он не представился, – буркнула Гермиона, доставая книгу, – сидит вон, музыку слушает.       – А-а… У моего отца такой-же, похожий был, только он не работал. Что-то там нужно было… Ба-та… Ну, что-то такое.       – Батарейки, – просветила его Гермиона, – они используются… – и дальше девчонка начала перечислять что, где и как используются батарейки, каких размеров и форм они бывают и так далее и тому подобное. У Рона голова заболела от такой информации и нескончаемого потока, который прервал звук открывающейся двери.       – Вы тут жабу не видели? – раздался голос какого-то круглолицего парня.       – Не-а. – помотал головой Рон, спасшийся от Гермионы.       ***       Начались сумерки, а поезд все ехал и ехал… Вскоре состав стал замедляться, пока не остановился на конечной остановке. Все вывалились из вагонов и столпились на перроне.       – Первокурсники! – раздался мощный голос великана с лампой, – сюда! – когда все мелкие первокурсники собрались вокруг Хагрида, он взмахнул ручищей и зычно позвал за собой, – все за мной, к лодкам! Не отставайте!       О-о-о… Этот путь к лодкам Виктор запомнит на всю оставшуюся, хотя бы потому, что к ним пришлось переться через лес, едва не собирая все палки, ветки и грязь мантиями. Морозов десять раз за поход по лесу успел разразиться десятисекундной матерной тирадой сквозь зубы, потому как эта ни черта не нужная мантия собирает все, что только можно, цепляется за все, более-менее острое и просто мешает тем, что выглядит нелепо.       Наконец Хагрид притащил детей к лодкам. Ну, что можно сказать о лодках… Просто лодки, в которые, по словам Хагрида, могут плыть только четверо человек. Ну это-то ладно, привлекает внимание другое – замок Хогвартс. Вот тут каждый, даже Виктор, раскрыл рот, издав удивленно-пораженный выдох. Еще бы, тут все сделано для привлечения внимания и эффектности. Ну вот что может быть лучше, чем освещенный луной замок, в котором горит свет сквозь редкие окна.       – «Хокори, тебе не кажется, что кто-то переборщил с эффектностью?»       – «Кажется?» – фыркнул беркут, – «нет, шеф, не кажется, так и есть. Впрочем, я могу понять, это-же дети, их удивить и вывести из равновесия гораздо легче. Особенно легко вывести из равновесия в сторону негатива, но и в позитив они склоняются не труднее»       – «Только вот на меня это действует немного слабее, чем на остальных»       – «О, шеф, ты о себе плохого мнения» – пропел Хокори, – «посмотри в глаза этих птенчиков, они-же горят огнем, таких обычно и «обрабатывают», чтобы они все отдали за кого бы то ни было. А вот ты не такой. Взять хотя-бы то, что у тебя прям на морде-лица написано «Ну и че? Красивей видали!».       – «Но… Это только на лице…»       – «А кому из детей есть дело до того, что у тебя в голове, шеф?» – хмыкнул Хокори, – «это и взрослым особо не надо, смотреть что там в голове, многие думают, что по лицу читают, ан нет, ни фига подобного.»       – «И в который раз, Хокори, я признаю, что ты самая удивительная и умная птица» – в ответ, где-то над головами учеников, раздался гордый клекот.       Наконец, лодки причалили, и дети поочередно столпились около входа, после чего всей толпой пошли по не самым широким коридорам, затем лестницам, где их встретила столь знакомая, Виктору, старая грымза, профессор МакГонагалл. Толпа остановилась в двух метрах от нее, прямо на лестнице. Многие разглядывали ее голодными до знаний и впечатлений глазами, стараясь запомнить все, что только можно. Виктор-же, с Хокори на плече, до которого никто не осмелился даже дотронуться, обошлись полу-кивками, обозначая приветствие. МакГонагалл также, почти незаметно, обозначила приветствие.       – Добро пожаловать, – мягко проговорила МакГонагалл, осматривая вновь прибывших, – через несколько минут вы войдете в эти двери и присоединитесь к вашим товарищам по учебе. Но прежде, чем вы займете свои места, вас распределят по факультетам. Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин, – последнее профессор постаралась сказать, как можно более нейтрально, но от Драко и Виктора не скрылась доля презрения к этому факультету, – пока вы находитесь здесь, ваш факультет будет для вас семьей. За успехи вы получаете очки. За нарушение правил вы будете их терять. В конце года, факультет, набравший большее количество очков… – в этот момент, с возгласом «Тревор!», к ногам профессора бросился круглолицый паренек и подобрал небольшую лягушку. Причем профессор удостоила его такой отвратно-презрительной гримасой, что паренек аж дар речи потерял и смог только буркнуть «извините», и то повернувшись спиной, – сейчас состоится церемония распределения.       Ну и, естественно, тут-же начались шепотки, которые переросли в разговоры вполголоса. Оно и понятно, дети волнуются. Но большее внимание, конечно, было приковано к беркуту, что важно расположился на плече неизвестного паренька, который осторожно осматривался на новом месте, как и его пернатый спутник.       – Можно потрогать? – осмелилась та самая Гермиона, горящими глазами рассматривая птицу.       – Дашь себя потрогать? – обратился к птице парень. Птица, важно нахохлившись, отчетливо кивнула, произведя впечатление на всех. А Гермиона, медленно протянув руку, осторожно погладила птицу от головы до спинки и дальше не стала. Испугалась.       – Красивый… – прошептала она. Птица еще раз нахохлилась и распушилась, будто доказывая «Да, я такой!». Девочка только хихикнула, – я читала о таких, это беркут из царства Орлиных, одна из самых больших хищных птиц. Его даже хозяином таежного неба называют. А еще…       – Так, я уже понял, ты ходячая энциклопедия, – остановил ее Виктор, – избавь меня от лекции о моей-же птице, о которой я знаю если не все, то очень многое. Иди вон, Рону мозги компостируй, может ума от тебя наберется. Хотя это вряд ли.       – Так ты все слышал! – тихо, но веско ткнула девочка пальцем в Виктора.       – Вы так сладко разговаривали, я не мог не подслушать. Да и ты ничего не докажешь, я мог где-нибудь еще услышать, – ступор. Второй раз за день у девочки ступор. Правда в этот раз масло в огонь подлил хихикающий блондин. И два здоровяка за его спиной.       – Вот уж точно, противоположности притягиваются, – почти пропел Драко, – Виктор, знакомься, это Крэбб, – головой указал на стоящего чуть впереди здоровяка, – а это Гойл, – указал на стоящего чуть позади, такого-же здоровяка, – думаю, ты уже понял, что семьи волшебников далеко не одинаковые. Ты-же не заведешь себе неправильных друзей? Я тебе подскажу, – и нагловато протянул руку.       – «Хозяин, не обращай на это внимания» – проговорил Хокори, – «он пытается подражать одному из своих родителей и, видимо, никогда не общался с обычными детьми. Но все-же, дружбу советую попридержать, намекни ему, что хочешь сначала присмотреться, а уж потом заводить нужные знакомства. Он парень умный, это видно, но импульсивный. Но, думаю, тебя он поймет»       – Согласен, люди вообще разные, уж мне ли не знать, – хмыкнул Виктор, но Драко понял, что это не насмешка, – а потому, не обижайся, я лишь хочу присмотреться, кто есть кто, и уже тогда делать какие-то выводы, – намек на улыбку, – так что, пока только знакомство, если тебя это устроит, – ответить Драко не успел, хотя было видно, что жизненная позиция Морозова ему понятна, но, все-таки, мальчишеская обида промелькнула на его лице, но сказать он ничего не успел, вошла профессор МакГонагалл.       – Все уже ждут вас, идемте.       Высокие, резные двери раскрылись, представляя первокурсникам длинный зал с четырьмя не менее длинными столами, за которыми сидят сотни учеников, переглядываясь и улыбаясь, рассматривая вновь прибывших. Гермиона, естественно, не могла не блеснуть знаниями и заявила девочке, что с ней в паре, что этот потолок, похожий на звездное небо, зачарован и что она читала об этом в книге по истории Хогвартса.       МакГонагалл, держа свиток обоими руками, степенно продефилировала до стула посредине зала и развернувшись, остановила учеников около помоста, указав на это место свитком.       – А теперь, прежде чем мы начнем, профессор Дамблдор хотел бы сказать вам несколько слов, – из-за профессорского стола поднялся седой старик с длинной бородой, в очках половинках.       – Я хочу обратить ваше внимание, на несколько обязательных условий, – заговорил, Дамблдор, – первокурсники, запомните, ходить в Запретный Лес, всем ученикам строго запрещено. И еще, наш смотритель, мистер Филч, – Дамблдор указал на старика в длинном, коричневом плаще, видавшем виды, у ног которого расположилась прекрасная кошка с красными глазами, – попросил меня напомнить вам, коридор на третьем этаже, по правой стороне, является запретным для всех, кто не хочет умереть самой страшной смертью. Спасибо, – и уселся обратно на кресло-трон.       – «Хех… Вот и нахрена он это сказал? Обязательно-ж пойдут и проверят, как там что» – хмыкнул Виктор.       – «Э, нет, шеф, ты упускаешь один момент. Что-бы изменилось, если бы он этого не сказал, а? Наоборот, если бы Филч поймал там кого-нибудь, то был бы прямо жирный намек на то, что там кто-то есть. А так, он сразу сказал, что там что-то страшно-опасное и все.»       – «Ага, а если так, то умершие ученики сами в этом виноваты?» – фыркнул Виктор.       – «Ну типа того, главное ведь от себя подозрения отвести. А в остальном… Ну да, шеф, ты прав» – Виктор самодовольно, мысленно, хмыкнул.       А в это время слово опять взяла МакГонагалл.       – Тот, чье имя я назову, выйдет вперед и я надену ему распределяющую шляпу, – профессор специально показала эту старую, замызганную, обфарчмаченную, мятую шляпу, держа ее за самый конец, – и она определит вас на факультет, – Минерва подняла список на уровень глаз и вчиталась в первое имя, – Гермиона Грейнджер, – названная девочка, взволнованно вздохнув, подбадривая себя словами, уселась на стул. МакГонагалл опустила шляпу ей на голову.       – А-а, все ясно… – хрипло проговорила шляпа, – м-м-м… Ну, конечно. Решено. Гриффиндор! – тут-же стол названного факультета взревел овациями. Дамблдор похлопал себя по тыльной стороне ладони.       –Драко Малфой, – проговорила Минерва. Стоило Малфою усесться на стул, как шляпа, даже не дотронувшись до него, проревела: «Слизерин!». Самодовольно ухмыльнувшись, парень прошествовал до своего стола, что разразился овациями. Рон попытался втюхать Виктору, что все злые волшебники заканчивали Слизерин, но Морозов мысленно отмахнулся от его слов. Вот чьего-чьего, а его мнение интересовало Виктора в последнюю очередь. Все его внимание было занято рассматриванием общего зала… Пока он не наткнулся на черноволосого профессора, волосы которого свисали до плеч. Но вскоре все его внимание было отдано продолжению церемонии распределения, – Рональд Уизли!       Стоящий рядом с Виктором Рон мгновенно напрягся и, заозиравшись по сторонам, в поисках поддержки, которой не было, он все-таки вышел из толпы и уселся на стул. Шляпа, в момент соприкосновения с головой, резко согнулась, проявляя лицо.       – Еще один Уизли… – проворчала шляпа, – разумеется, я знаю, что с вами делать. Гриффиндор! – стол еще раз разразился овациями, встречая нового члена их семьи. А Минерва вновь взглянула на список.       – Виктор Морозов, – зал стих моментально, а Дамблдор уселся поудобнее, чтобы побольше видеть. А вот черноволосый профессор неслабо так удивился, увидев, как поднимается к распределяющей шляпе очень похожий на его старого врага, Джеймса Поттера, парень с глазами Лили. И при этом фамилия и имя его явно не те, что он ожидал услышать.       – М-м-м, трудно… Очень трудно, – задумчиво проговорила шляпа, – я вижу много отваги и еще неплохой ум. Есть талант, да… И неукротимое желание показать себя… Но все это скрыто маской равнодушия… Куда-же определить вас… Может Слизерин? Тебя ждет величие, в этом нет сомнения.       – Мне не нужно величие, это лишь суматоха с известностью, – шепотом проговорил Виктор.       – Хм… Решено… Гриффиндор! – стол Гриффиндора вновь взревел овациями, а Виктор, спрыгнув со стула, быстро прошел туда и уселся, смотря на остальных не распределенных.       ***       Наконец, распределение закончилось, все вновь прибывшие оказались на своих факультетах. Виктор, сидя за столом, осматриваясь по сторонам, запоминая все, что только можно, лишь иногда косился на тарелки и представлял, как сейчас начнет вонять людской едой и с опаской ждал подачи еды. Особенно, если ее будут разносить, даже с помощью чар. Это ведь не начнешь жрать, пока всем не поставят, а терпеть эту вонищу от людской еды… Нет, Виктор может, десять лет с отцом живет, который всегда готовит себе поесть сам, а потому у Морозова выработался, так сказать, иммунитет к запаху людской еды, но все равно, сидеть и нюхать еду, которая пахнет как гнилая плоть вперемешку с дерьмом… Приятного в этом мало. Радовало хотя-бы то, что на столе стояли чашки для чая или кофе, не важно, и то и другое для Виктора было приемлемо, а кофе так вообще. Главное отмазку от взрослых придумать, а то-ж не дай бог начнут задавать лишние вопросы, а убрать их никак, тут все друг друга знают, прав отец.       – «Ты, шеф, не бзди, главное внимание не привлекать, остальное неважно» – Обнадежил Хокори, – «И вообще, спросят, скажи, что… Ну, не знаю… Вообще, пошли их, завуалированно, конечно, но пошли в дали дальние и уходи, пока обтекают. А вообще пристать не должны. Это-ж Англичане»       – «А ты где, кстати? И вообще, ничего, что ты тут, со мной, а не в совятне, не?»       – «Та все норм, я местных сычей, да сипух поспрашивал, говорят, в зале сидеть можно, даже мне, главное не срать в тарелки!» – и давай ржать. Нет, серьезно, беркут заржал в голове Виктора, – «а если, говорят… Насрал… Хе-хе-хе… Не пались!» – Виктор старался, очень сильно старался сдержать улыбку, потому как представил катающегося по полу Хокори в припадке ржача, – «не, прикол, а?! То есть у них тут нормально, что кто-то насрал с неба! Это ладно, я воспитанный, а новенькие?! Ой, мля… Ты, шеф, везунчик, что не ешь ни черта, целее будешь!» – Хокори наконец успокоился и отдышался, как и Виктор, спрятав эмоции под маску.       – «Хокори, етить твою мать. Чуть контору не спалил, комок перьев. Ты представляешь, как бы я выглядел, если бы резко заржал без причины, а?» – усмехнулся Виктор, посмотрев на привлекшую звоном к себе внимание профессор МакГонагалл. Как только установилась тишина, поднялся Дамблдор и объявил пир, – «ой-е… Хокори… Ты даже не представляешь, какая тут вонища! Я еле лицо держу, так и хочется сморщиться, да сплюнуть на пол, чтоб полегче было… О-о-ох…»       – «Крепись, шеф, думаю, скоро пир закончится» – обнадеживающе, взволнованно проговорил Хокори, – «и о еде не думай, ну, о привычной, а то правый глазик у тебя и так помигивает красненьким. Да ты не кипишуй, это только я вижу, люди такое могут только вблизи узреть. Так что держи себя в руках, чтоб Какуган не загорелся, а то все, вся конспирация к чертям полетит»       – «Спасибо Хокори» – поблагодарил Виктор и узрел свою чашку ароматного, горячего чая, – «оп-па, чаечек… Чаечек – это хорошо… Хокори, тут даже печеньки есть»       – «Вот… Вот… Вредный ты, шеф! Я его тут поддерживаю, а он меня печеньками дразнит! Ты смотри, додразнишься, я прямо со стола печеньку умыкну и на башку твою вихрастую усядусь и хрен ты че скажешь!» – деланно пригрозил беркут.       – «Ладно, ладно, один-один» – хмыкнул Виктор, попивая чай, осматриваясь вокруг.       Первый, за кого зацепились его глаза, оказался тот самый, круглолицый паренек, Невилл Лонгботтом. И привлек он внимание Морозова отнюдь не своей фамилией, рассеянностью или чем-либо еще. А гримасой, которая проскочила на его лице, когда только появились людские блюда.       Но сказать что-либо Хокори, Виктор не успел, потому как из-под стола, пройдя сквозь него, показалась прозрачная голова призрака.       – Привет! – поздоровался призрак, напугав тем самым первогодок, – как дела? – жизнерадостности этому призраку не занимать, – добро пожаловать в Гриффиндор! – тут-же отовсюду налетели другие призраки и давай пугать и резвиться. Вот казалось-бы, взрослые люди, старые призраки, а ведут себя, некоторые, как дети.       – Привет, сэр Николас, – поздоровался староста Гриффиндора, Перси Уизли, с головой призрака, – как лето прошло?       – Печально, – возмущенно проговорил призрак сэра Николаса, – опять моя просьба об участии в охоте безголовых была отклонена! – и улетел по своим делам. По крайней мере попытался.       – А я вас знаю… – протянул Рон, повернувшись вслед улетающему призраку, – почти безголовый Ник!       – Я предпочитаю сэр Николас, если не возражаете! – еще более возмущенно проговорил призрак.       – Скажите,сэр! – очень ядовито проговорила Гермиона,– как это, «почти безголовый»?       – Вот так, – и, схватив себя за волосы, оттянул голову в сторону, открывая вид на грубо, буквально оторванную от головы, шею. Раздавшиеся вскрики ужаса были ему оплатой. Молча закинув голову обратно, призрак таки удалился по своим делам.       А со следующего дня начались занятия в новой, для Морозова, школе волшебства и чародейства Хогвартс.