***
Сегодня был особенный день – Аббаккио жил у Бруно уже два месяца. Уже два месяца снежный эльф находился в Скайриме, в Хаафингаре, в этой конкретной хижине у реки. И поэтому Буччеллати решил устроить в честь этого небольшой праздник. Утром он встал намного раньше, чем его светловолосый гость, тихо выскользнул из дома, выкупался в реке, а затем отправился в лес, собирая цветы. Вскоре юноша вернулся с целой охапкой и стал тихо украшать комнату, внимательно поглядывая на безмятежно спящего эльфа. Во сне он всегда был так расслаблен и спокоен, не хмурился и даже иногда легко-легко улыбался... В итоге Бруно отвлёкся на него пять минут, и у него вдруг чётко сформировалось одно-единственное желание. И сначала Буччеллати даже отмахнулся от него, ярко краснея и смущаясь сам себя, но затем... Немного нерешительно подошёл к кровати, всё ещё глядя на снежного эльфа. Тот ни о чём не подозревал и продолжал мирно спать, белые ресницы трепетали, что говорило о том, что Аббаккио уже вскоре проснётся. Но пока что его безмятежность была ничем не нарушена. Серебристые волосы разметались по подушке, на пухлых чувственных губах играла лёгкая тень улыбки, такая эфемерная, что юноша не мог понять, действительно ли она была или же глаза его обманывали. Бруно покраснел ещё сильнее, а затем, стремительно теряя решимость, вдруг резко наклонился и быстро, почти неуловимо коснулся губами уголка чужих губ. Это был порыв, который испугал его самого, но бороться с ним было невозможно. Так же бесполезно, как плыть против течения, как пытаться усмирить бушующие волны моря Призраков. Как пытаться утихомирить сердце, наполненное любовью и теплом, которые Бруно был готов дарить любимому, которые так боялся обнаружить. Своё отчаяние, свою заботу, свою тоску, своё счастье, свои опасения и тревоги, свою тайную привязанность – так много всего юноша смог вложить в этот короткий, почти ненастоящий поцелуй. И при этом он понимал, что этого так мало... Так безнадёжно мало для того, чтобы выразить всё. И всё же он это сделал. Так будь что будет. Уж лучше один момент, один секретный миг счастья, чем вечное одиночество и непонимание, вечная игра в прятки с самим собой. Он любил его. Вот и вся правда. Теперь Бруно был честен хотя бы перед собой. Впрочем, и этого было мало... Губы удивили своей неожиданной мягкостью и даже нежностью, а лёгкий запах горной лаванды, снега и можжевеловых ягод удивил своей свежестью и лёгкостью. На миг Буччеллати даже замер, неожиданно опьянённый этим ароматом, а затем так же резко выпрямился и, смущённо улыбаясь и краснея ещё ярче (куда уже ярче, впрочем), продолжил украшать всё вокруг голубыми и лиловыми горноцветами. Лаванда... Его любимый цветок. Прекрасный, такой изящный и восхитительный. Как и чудо с серебристыми волосами, тихо спящее в его кровати. Он уже отвернулся от кровати и поэтому не увидел, как бледные щёки Аббаккио тоже покраснели, а один из жёлто-фиолетовых глаз приоткрылся, глядя прямо на него.***
Аббаккио не хотел вставать. Сегодня он был особенно сонным – наверное, из-за вчерашней рыбалки. В конце концов, они выловили очень много лосося, а затем им пришлось побороться с рыбой-убийцей, решившей похозяйничать в их сетях. Оба вернулись жутко усталые и заснули практически сразу, причём даже в одной кровати. Просто упали с разных сторон и заснули беспробудным сном. Эльфу снилось много хорошего, и чувство странного, непривычного тепла, не покидало его всю ночь. Рано утром что-то вдруг разбудило его, он открыл глаза и... Оцепенел, осознавая, что, а вернее, кто грел его всю ночь. Бруно лежал рядом, обвитый его руками, обнимая Аббаккио в ответ. На его спящем лице сияла добрая и счастливая улыбка, та, что всегда согревала и снежного эльфа, как лучи весеннего солнца греют нежные ростки лаванды, освободившиеся из снежного плена. С распущенными и растрёпанными волосами Буччеллати выглядел так мило и уютно, что отпускать его не хотелось совершенно. Поэтому Аббаккио неловко поправил одеяло, которым они оба укрывались, невольно прижимая юношу ещё ближе к себе. Тот вдруг уткнулся в мужчину, заставив того покраснеть и растеряться окончательно. Отталкивать его, спящего и не отвечающего за свои действия? Грубо и неправильно. Продолжить лежать так, вместе? Неловко. Да и Бруно, проснувшись, наверняка смутится и будет извиняться за то, что нарушил личное пространство... Подобный итог Аббаккио не устраивал, ведь втайне он был совершенно не против. Поэтому он решил осторожно отстраниться. Однако юноша неожиданно воспротивился попытке мужчины вывернуться из объятий и прижался крепче, вдруг утыкаясь куда-то в плечо и что-то шепча. Эльф от этой внезапной близости шарахнулся и оказался на спине... А Бруно оказался на нём. Румянец на щеках Аббаккио стал ещё ярче. Но, кое-как приведя мысли в порядок, он осторожно уложил юношу обратно на кровать, на миг нависая над ним и... Этого оказалось достаточно. Эта смуглая кожа, красивое лицо с припухлыми губами, мягкими и приятными глазу чертами... Запах рыбы, который вечно сопровождал рыбака, на самом деле был лишь оболочкой, невидимым плащом. Но, находясь так близко, эльф мог чувствовать почти неуловимый и лёгкий аромат мяты и мёда, а ещё вереска... Сушёного вереска, который Бруно показывал ему, когда рассказывал о флоре Скайрима. Кажется, он говорил, что любит эти цветы, как и лаванду... А ведь Аббаккио тоже её любил. Миг – и эльф уже держал лицо человека в своих бледных руках, нежно целуя чужие обветренные губы. Он делал это жадно, быстро и властно, чувствуя, как бешено стучит его сердце. Мужчина вёл себя, словно вор, пристально глядя на спящего юношу и готовясь отскочить в любой момент. Он не знал и боялся знать, как отреагирует на это Буччеллати, если вдруг проснётся. Но тот, напротив, расслабился и поддался, из-за сна не осознавая происходящего. Поэтому Аббаккио тоже успокоился и начал покрывать быстрыми поцелуями, казалось, каждый миллиметр любимого лица, тайно даря ласку тому, кого хотел окружить своей любовью открыто. Но боялся. Так боялся. Что оттолкнут, что не поймут... Что не почувствуют того же.***
Бруно замер, когда любимые руки с тонкими запястьями и изящными пальцами, не испорченными даже трудом, обняли его и прижали. Он вздрогнул, почувствовав знакомое тепло того, кто уже держал его так крепко однажды, вытаскивая из воды. Сердце пропустило удар. Он повернулся, сапфировые глаза встретились с янтарно-аметистовыми. Аббаккио был выше и казался ему божественным существом, а разве позволено смертным приближаться к богам? Стоять настолько близко, что их дыхание чувствуешь на своём лице? Просто быть рядом? Эльф вдруг усмехнулся – всё ещё величественно, но в глазах сверкнул лукавый огонёк. Бруно осознал, что сейчас сгорит со стыда, но всё ещё не жалел ни о чём и сделал бы то же самое. Снова и снова. – Может, подаришь мне достойный поцелуй, любовь моя? – он ожидал чего угодно, но не этих слов. Не от него. А теперь надо было как-то ответить, что-то сделать, однако сердце билось быстро-быстро, как птичка в клетке, а мысли хаотично сменяли друг друга, не давая сосредоточиться и подумать. Аббаккио придумал за него. – Раз так, я заберу его сам. И не думай возражать... – последние слова мужчина прошептал ему прямо в губы, прежде чем буквально впиться в них поцелуем. Ему это было необходимо как глоток свежего воздуха, однако настойчивость постепенно сменилась лаской, властность – нежностью, а резкость – неторопливостью. Он никуда не спешил, изучая любимого, запоминая его реакцию, его поведение, наслаждаясь теми эмоциями, что получал и дарил. Ему впервые было так хорошо. А Бруно, сначала ошарашенный и растерянный, вдруг почувствовал себя удивительно лёгким и свободным. Его душа пела, а в сердце не осталось ничего, кроме чистого счастья. Незамутнённого и прекрасного, как их любовь. И он ответил на нежность, ласку и тепло со всем юношеским пылом, на какой был способен, а затем развернулся и, обняв любимого и единственного, начал осыпать его поцелуями, звонко смеясь. Так, как умел только он на всём белом свете. Как Аббаккио больше всего любил.***
Это ли не счастье?