it's mine

Хочется рыдать. Забиться в угол и рыдать. Хэчан запутался. Очень сильно запутался. Ещё с самой первой встречи с Марком. Тот перевернул парню весь внутренний мир. Целиком и полностью. Словно ураган. Без стыда и совести заполнив чужое сознание. И ладно бы только это – это бы Донхёк пережил – если бы не тягость в груди. Когда ему звонил или писал Ли, сердце начинало болеть, а легкие сдавливало. Друзья лишь смеялись с этого, не воспринимая чувства Хэчана всерьез. «Марк никому не нравится, потому что в душе он гнилой. Он не умеет любить.» Так все говорили о нем. Но парнишка был единственным кто этим слухам не верил. Потому что знал причину гнилой души. Поэтому продолжал терпеть боль внутри. Но последней каплей стало то, когда Минхён пришел в клуб в слегка облегающих рванных штанах и в белой рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами. Захотелось сдохнуть. Только в этот момент Донхёк осознал в какой он заднице. Ведь такой Марк заставил бутоны распуститься. Белые и розовые лепестки лилий с каплями крови летят на пол в каком-то дальнем и темном углу клуба. До туалета ноги не успели донести дрожащую тушу. Окровавленные губы дергаются в кривой улыбке, когда позади слышится топот. Он уже по шагам может сказать кто это был. Минхён в ужасе смотрит на Донхёка, который полу живой опирается на стену, и задерживает дыхание. — Хэчан! Старший подбегает ближе, кладя руку на чужое плечо и, кажется, хотел что-то ещё сказать, пока не увидел лепестки. Он замер. — Хэчан… Было слышно, как чужой голос задрожал. Прямо как и сердце Донхёка. Парнишка убежал, не обращая внимание на крик позади и вновь расцветающие бутоны. Хэчан просидел дома неделю. А может и две… Он точно не помнит. Донхёк пытался погубить те самые цветы думая обо всем, но только не о Марке. И вот, когда вроде бы цветы утихли и парень только вздохнул с облегчением, в дверь постучали. Хэчан не хотел открывать, но тело, будто под гипнозом, сделало всё с точностью наоборот. В квартиру вломился Минхён, громко захлопывая за собой дверь. В глазах его читался немой испуг, переживание и серьёзность, которую украшала ещё и морщинка на лбу. К горлу поступали чёртовы цветы. Блять… — Нам нужно поговорить. — Нам не о чем разговаривать, — Донхёк, укутанный в одеяло, попытался открыть дверь, чтобы прогнать гостя, но его руку перехватили. — Мне жаль, — в голосе послышалось сожаление и безысходность. Марк притянул Хэчана к себе и аккуратно обнял. — Если тебе будет легче, сегодня я могу побыть с тобой. — Без тебя было прекрасно, — сморщился Донхёк от собственной слезы, срывающейся с ресниц, пытаясь вырваться из объятий. — Я могу попробовать убить свои цветы? — прошептал старший, зарываясь пальцами в темные смолянистые локоны волос. — Хён… — Это мой последний день в Сеуле, — продолжил шептать Марк, вдыхая чужой запах и оттягивает запутанные прядки. — Я хочу помочь тебе. — Ты же понимаешь, что у тебя не- — Я люблю тебя, Хэчан, — в самые донхёковы губы сказал Минхён и поцеловал их. Осторожно и трепетно. Стало так легко дышать.

***

Утром парнишка проснулся от солнечных лучей. Глаза были красными, а на щеках виднелись уже сухие дорожки от слез. Было так паршиво, как никогда. Но так свободно… Эта свобода была так желанна и так омерзительна. Хэчан зарыдал, потому что больше никогда не почувствует цветов Марка в себе. Тот их убил. Навсегда убил. И уехал, чтобы те не выросли вновь. Во благо Хэчана. И Хэчан это знал. А ещё Хэчан знал, что Марк его не любит. Да и никого уже не полюбит.* Ведь когда-то Донхёк точно так же пытался убил свои цветы в Минхёне, но убил лишь его любовь.