All the Wrong Choices

Драко провёл пером по губам в тысячный раз, сосредоточенно читая написанное и убеждаясь, правильно ли он изложил на бумаге свои мысли. Формулировка должна быть чёткой и конструктивной, чтобы не было путаницы. Наконец, добавив финальное предложение к своему и так уже длинному письму, он поставил внизу подпись. Он вспомнил, как в детстве вместе с отцом обучался искусству письма. Как он сидел за большим деревянным столом в залитом солнцем кабинете… Задолго до того, как темнота проникла в его жизнь, в его дом. Вздох Козимы вернул его в реальность. – Секунду, Козима! Драко запечатал письмо и понадеялся, что сова доставит его до адресата как можно скорее. Он вздохнул и поднялся из-за стола. Заметив зажжённый фонарь, он слегка удивился. – Сколько сейчас времени? – Около 5:30, – ответила Козима, не отрывая взгляда от книги. – Уже поздно выдвигаться, иначе мы рискуем застрять где-нибудь в болоте. Козима издала звук, означающий, что она согласна. Драко посмотрел на неё, внимательно изучая, казалось бы, знакомое лицо. Он хотел так много сказать ей. Он хотел поблагодарить её за то, что она здесь, и выразить сожаление, что она застряла в этой глуши с ним на неопределённое время. Он открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать, но ничего не вышло. Он огляделся по сторонам, ища спасения и способа избавиться от чувства вины. Его взгляд остановился на припасах, потом на плите, и он улыбнулся. – Я приготовлю ужин, – решил он, разбирая припасы. Он скорее почувствовал, чем увидел, как она подняла голову, чтобы проследить за его манипуляциями. Из одного мешка выплыли разнообразные фрукты и овощи, из другого – белки, такие как яйца и различные виды сушеного мяса. Он кивнул сам себе, именно этого он и ожидал. По мановению его волшебной палочки морковь и пастернак начали одновременно очищаться, прежде чем быть нарезанными кубиками. Он повернулся и придирчиво осмотрел пакет с сушённой говядиной. По своему опыту он знал, что как только замочить мясо, оно примет привычный вид и будет готово к приготовлению. Ещё один взмах палочки – и к нему подплыла ещё одна сумка. Травы и специи различных видов поднимались вверх, кружась и вращаясь вокруг своей оси, чтобы Драко мог выбрать необходимые. – Жду не дождусь, когда наконец смогу рассказать об этом остальным в офисе, – сказала Козима, становясь позади него. Он обернулся и посмотрел на неё, с любопытством приподняв бровь. – О чём именно? – спросил он, выбирая лавровый лист, тимьян и стебли петрушки. – Вот об этом! – она обвела рукой предметы, плавающие в воздухе. – А, еда? – он на мгновение задумался, что же такое она имела в виду, но затем попросил, – Передай мне, пожалуйста, вон тот кувшин с водой. Козима вытащила палочку, и Драко снова на мгновение приподнял бровь, удивлённый необычно бледными оттенком дерева, из которого была сделана её палочка. Кувшин с водой подплыл к нему и мягко приземлился у его ног. – Спасибо, - сказал он, продолжая готовку. Вскоре в палатке стало тепло и уютно, а тушёное мясо начало истощать великолепный аромат. Он взял полотенце и вытер руки, прежде чем снова повернуться к Козиме, которая сидела с открытым ртом и смотрела на него, – Козима? – спросил он, садясь. – Как... – начала она спрашивать. – Откуда я знаю, как готовить? – спросил Драко с лёгкой улыбкой на губах. Козима молча кивнула, – Я долго жил один, и если бы не научился, то умер бы с голоду, – рассмеялся он, как будто это было очевидно. – Извини, просто мы все считали тебя тем самым избалованным мальчишкой, который купил себе свободу от Азкабана. – Пожалуйста, не произноси этого слова, – Драко вздрогнул. Его будто окатили холодной водой при одном только упоминании этого места. Он был заточён в стенах этой адской дыры, пока министерство собирало необходимые свидетельства для суда. Ему повезло больше, чем некоторым, так как в его крыле не было дементоров, однако в камерах всё ещё было невыносимо холодно и сыро, не хватало света и минимального комфорта. В течение нескольких недель ему ничего не оставалось, кроме как мучительно обдумывать и анализировать каждое действие, каждую мысль и чувство, которые привели его в эту мрачную камеру. Он тяжело опустился в кресло, обхватив себя руками. Его разум перенёс его обратно в крошечную, сырую камеру. Он старался не вспоминать те мысли, за которые цеплялся и которые заставляли его сердце упорно биться все шесть месяцев, что он провёл в регулярно затопляемой ледяной комнатушке. Воспоминания о Гарри, которые согревали его душу, когда ледяная солёная вода пропитывала насквозь его рваную и линялую робу. Драко обречённо вздохнул, всё же вспоминая о своих счастливых, но таких коротких отношениях с Гарри. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, возвращаясь в импровизированную гостиную в палатке посреди долин Шотландии. Он понял, что всё то время, пока он переживал свою собственную версию ада, Козима не переставала что-то говорить. – Мы все думали, что твоя мать щедро заплатила за то, чтобы твой суд прошёл как можно более безболезненно и быстро для тебя. – Так вот что думали люди? – холодно пробормотал Драко. В животе начали подниматься гнев и боль от осознания всеобщей неосведомлённости. – Я больше так не считаю, – пробормотала Козима, и Драко явно услышал смущение в её словах. – Моя мать, Мерлин упокой её душу, была хрупкой женщиной, которую втянул во всё это мой отец, – он сделал паузу, размышляя, как сильно ему хочется сказать то, что он собирается сказать, и в кои-то веки осознал, что ему плевать на осторожность, и к чёрту Малфоевские приличия, – Я люблю своего отца. Он был великим человеком. Взрослея, я хотел быть точно таким же, как он. Сильный, грациозный, могущественный и, прежде всего, преданный Спасителю волшебного мира. Я вырос на историях о великом Лорде Волдеморте, который однажды вернётся и избавит мир от магглорождённых и полукровок, разрушающих наш образ жизни. Он вздохнул и на мгновение потёр лицо, пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшей усталости. – Долгое время я был убеждён, что чистокровные – вымирающий вид, находящийся под угрозой исчезновения. Что как только все магглорождённые и полукровки будут взяты под контроль, наша идеальная жизнь будет восстановлена и защищена. Я верил в это всеми фибрами души, пока лично не встретил самого Тёмного Лорда. Мне было пятнадцать лет, и я был крайне напуган. Мой сильный и могущественный отец тоже был там… Он громко сглотнул и продолжил. – Мать была в ужасе. Тёмный Лорд, который всегда внушал лишь благоговейный трепет, оказался на самом деле злым и извращённым волшебником, непредсказуемым в своём гневе и несправедливым в своей милости. Он творил отвратительные, немыслимые вещи, а я, на тот момент лишь подросток, был вынужден наблюдать или помогать под страхом наказания. Мне было всего шестнадцать лет, когда меня насильно заставили принять тёмную метку, заставили присягнуть на верность делу, которое я больше не считал истинным. Я был вынужден пойти на убийство Дамблдора, чтобы вернуть своей семье честь и, что более важно, безопасность, – он встал и принялся нервно расхаживать по комнате, сдерживая обуявшие его эмоции. – Я никогда никого не убивал, я лишь пытался убить Дамблдора, но уже тогда мои попытки тяжело было назвать упорными. Это то, что я говорю своему отражению в зеркале, когда у меня случаются очередные неприятности. Я не был убийцей! Я помог Пожирателям смерти попасть в Хогвартс, и за это, и за все смерти, виной которым послужил мой поступок, я буду сожалеть всю жизнь. Я сделал всё, что мог, чтобы не следовать за Тёмным Лордом, но всё же меня посчитали одним из его верных слуг. Я не мог уйти, чтобы присоединиться к светлой стороне, просто потому что он убил бы мою, ни в чём не повинную, мать, – он помешал содержимое кастрюли на плите и вздохнул. – После битвы за Хогвартс меня посадили в тюрьму и оставили там на шесть месяцев… Я ни с кем не разговаривал, не получал писем, в один момент от отчаянья я подумал, что волшебный мир запер меня и выбросил ключ, забывая о мерзком Пожирателе. Мне было семнадцать, я находился в тёмном сыром помещении, меня кормили гнилыми отходами, а тюремная роба, из-за постоянной солёной воды и воздуха, очень скоро истлела прямо на мне. Крупицами общения можно было назвать лишь те моменты, когда я слышал, как кричат другие заключенные, когда приходила их очередь быть избитыми до полусмерти. Авроры отнюдь не были гостеприимными хозяевами. Когда меня наконец забрали на слушание в Визенгамот, у меня было такое количество неправильно сросшихся костей, что я не мог нормально ходить, я сгорбился, я был буквально запёкшимся в грязи, и сейчас даже не хочу вспоминать, чего мне стоило полностью избавиться от тюремного запаха. Драко провёл рукой по волосам, наслаждаясь их относительной чистотой по сравнению с тем, что было раньше. Козима откашлялась, заставив его поднять на неё глаза. – Я видела фото в «Пророке». – Наряду с предвзятыми и вымышленными комментариями, без сомнения, – огрызнулся он, – Меня затащили в зал суда, где всё было так ярко освещено, что мне стало физически больно. Меня окружили плотным кольцом конвоя, боясь показать присутствующим, на что я стал похож, оказавшись под стражей победившей светлой стороны. Я не мог заставить себя поднять глаза, я просто сидел и ждал, когда же очередной бравый аврор уведёт меня в мою камеру. Чтобы вернуть меня к заслуженному наказанию и в мой личный ад. Он замолчал и закрыл глаза, чувствуя, как подступают непрошеные слезы. Он помнил всё о том судном дне. То, как жесткий, обшарпанный деревянный стул больно впивался в его тонкую и воспалённую кожу, как до кровоподтеков в запястья врезались тяжёлые цепи. Он помнил, как непривычно было оказаться в тёплом помещении, заполненным людьми. Даже в такой тяжёлый момент он осознавал, что, покрытый грязью и ветхими лохмотьями, выглядит жалко и мерзко. От непрекращающейся пульсирующей боли в спине он никак не мог сосредоточиться на голосах, сухо выносящих вердикт его поступкам. Внезапно сквозь поток шальных мыслей, в голову проник чей-то смутно знакомый голос. Он из последних сил зажмурился, молясь всем известным божествам, чтобы этого человека не было здесь, чтобы он не видел его сломленным и слабым. Но какое дело было богам до жалкого Пожирателя. Гарри чёртов Поттер никуда не исчез из зала суда и не прекратил свою речь. Избранный видел своего поверженного соперника, смердящего и дрожащего от любого громкого шороха. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, никуда не исчезнувшее смущение заполнило каждую клеточку тела Драко. Только раз он осмелился поднять на Поттера глаза и тут же пожалел об этом. Мальчик, которого он знал и полюбил ещё в школе, был уже не мальчиком, а мужчиной. Он возмужал, его одежда, хотя и не соответствовала былым стандартам Малфоя, была чистой и элегантной, цвет мантии эффектно подчёркивал зелень его глаз. На краткий миг тёплое чувство поднялось где-то в районе солнечного сплетения и побежало по всему телу, грея и оглаживая израненное тело и душу арестанта. Когда Гарри вновь заговорил, и их глаза встретились, Драко потребовалась вся его сила, чтобы не отвести взгляд. – Когда Поттер попросил слово на моём слушании, я был уверен, что он хочет ещё раз, прилюдно, описать и вспомнить все мои прегрешения. В школе мы были непримиримыми соперниками. Хотя, какое это имело значение, если меня всё равно ждала та же камера в Азкабане. Практически в начале его речи я потерял сознание, то ли из-за общего истощения организма, то ли из-за одолевающих меня чувств и эмоций. Как потом рассказывала мне мать, никто не посмел выступить в суде в мою защиту. Голос Гарри Поттера стал единственным, просящим о пощаде для Пожирателя, единственным, кто увидел и разгадал все мои попытки поступить правильно. Было трудно и странно осознавать, что твой извечный соперник и враг знает тебя лучше, чем кто-либо другой в мире. Когда я очнулся в больнице Святого Мунго, врачам пришлось заново переломать и вправить мне все кости… Двадцать семь костей. Я провёл в больничной койке три месяца, получая лечение как физическое, так и психологическое. Ко мне никто не приходил, даже моя мать, которая находилась под домашним арестом. Целители не были согласны с мягким и неверным, по их мнению, решением Визенгамота, они едва ли обмолвились со мной словом, не считая меня за человека. Хотя, должен сказать, работу свою они выполнили идеально – после лечения я был совершенно здоров. Он снова сел, устав кружить по комнате. – Когда меня выписали, я смог вернуться домой в поместье, место, навсегда запятнанное тьмой, которую принёс с собой Тёмный лорд. Каждая из многочисленных комнат хранила мрачные воспоминания, и я не хотел оставаться там, жить и дышать ими, но я не мог позволить себе уйти, так как все деньги ушли на выплату штрафов, а оставшиеся активы заморожены Министерством. Отец умер, когда я был в больнице Святого Мунго, у меня даже не было возможности попрощаться с ним. Вскоре после этого умерла и моя мать, оставив меня совсем одного. В Англии мне было трудно найти себе хоть какую-то работу, ведь теперь я стал парией. Люди беззастенчиво плевали в меня и кричали, осыпая язвительными проклятиями, когда я проходил мимо. Несколько раз на меня нападали, но хорошенько избить получилось лишь раз. «Пророк» некоторое время ходил за мной по пятам, выжидая, когда же я вступлю в контакт с подпольными Пожирателями смерти, и делая предположения, что я пытаюсь встать во главе очередного культа Чистой крови. Поэтому через некоторое время я вообще перестал выходить из дома, вскоре обнаружив, что он всего лишь ещё одна камера, только побольше и потеплее, – он снова сглотнул, не глядя на примолкшую собеседницу. – В определённый момент, я стал всерьёз подумывать о самоубийстве, у меня больше не было сил бороться, я был совершенно одинок и будущее не выглядело хоть сколько-то светлее настоящего. Я просто не мог больше выносить одиночества. Разбирая мамины вещи, я нашел экземпляр «Пророка», а также «Придиры» времён моего судебного процесса. Я прочёл оба и снова чуть не потерял сознание. «Пророк» изобразил мой суд как фарс, и вновь посыпались обвинения, что на Поттера наложили Империо. Ни одного озвученного Поттером аргумента в мою защиту опубликовано не было, лишь пара предложений о статусе Золотого мальчика и его непоколебимом влиянии на Визенгамот. «Придира», с другой стороны, дал очень откровенный репортаж, изложив одни лишь факты. В нём слово в слово перечислялись показания Гарри. Я вырезал и сохранил статью, и этот газетный лист придал мне надежду. Поттер всю свою жизнь противостоял стольким вещам и заступился за меня, чтобы дать мне шанс измениться. Как я могу упустить этот второй шанс? Я поклялся, что изменюсь и использую эту возможность, чтобы помогать другим и заниматься тем делом, которое будет по душе. Я покинул Англию и свою прежнюю жизнь, и путешествовал по миру, живя от зарплаты до зарплаты, жертвуя деньги из всех тайных хранилищ родителей различным благотворительным организациям. Путешествия подарили мне покой. В течение пятнадцати лет мне удавалось избегать Англию, её идиотов-репортёров и тяжёлых воспоминаний, я отчаянно надеялся, что к моему возвращению люди забудут мою историю. Очевидно, зря. После продолжительного молчания, Драко заговорил снова. – Лишь добрая воля, репутация и честность Поттера смогли меня спасти. Я получил бесценный урок, показавший, как легко я мог расстаться с жизнью, если бы не он. Драко резко встал чтобы проверить тушёное мясо. Размеренно помешивая блюдо, он чуть не отправился к Мерлину, когда две пухлые руки обхватили его сзади. Он повернулся в ослабевшей хватке и посмотрел на неё сверху вниз. – Что ты делаешь? – спросил он, склонив голову, чтобы получше её рассмотреть. – Я тебя обнимаю, – просто ответила она. – Я вижу, – саркастически ответил Драко, – Но почему? – Я хотела извиниться, ты выглядел таким грустным, – она вздохнула и уныло отпустила его, – Я думаю, мир не так уж сильно изменился, мы всё ещё верим тому, что печатает «Пророк», не обращая внимания на факты. Что же касается меня, то я очень сожалею о своей былой слепой вере, – после краткой паузы, она решилась задать давно мучивший её вопрос, – Что ты такого сделал, что сам Гарри Поттер решил за тебя заступиться? Драко слегка улыбнулся и вытащил бумажник. Он открыл его, достал небольшой и хрупкий листок бумаги и протянул ей. Она осторожно развернула его и начала читать. Драко внимательно наблюдал за её лицом, нервничая из-за того, что этот, бесценный для него, клочок бумаги впервые оказался так далеко от него. Ему до боли захотелось выхватить его и спрятать в безопасное место. Читая статью, она несколько раз широко раскрывала глаза и потрясённо вздыхала. Наконец, переваривая увиденное, она задумчиво посмотрела на огонь. – Как будто альтернативная реальность, почему я ничего не знала о ней? – она покачала головой, – Без тебя и твоей матери Гарри был бы мёртв. Как мог «Пророк» скрыть это от нас? – Драко кивнул и собственнически потянулся за пергаментом. Она протянула его ему, не глядя, и только покачала головой, – Ты должен рассказать об этом миру, Драко. Одно это способно изменить мнение многих людей о тебе. Не всех, но очень многих, – Драко снова кивнул. – Никто не захочет слушать, вновь пойдут пересуды, что Пожиратель смерти пытается отбелить свою репутацию, – он вздохнул и повернулся к плите, – Обед готов, надеюсь, ты голодна, я, кажется, слишком много приготовил, – фыркнул он, глядя на булькающий соус в кастрюле. – Умираю с голоду, интересно, нам догадались положить хлеб? – Драко взмахнул палочкой, призывая хрустящую буханку хлеба из одного из пакетов. – Не знаю, как ты, но я, пожалуй, выпью, – сказал Драко, доставая бутылку красного вина и два бокала. – Ты читаешь мои мысли, – она тепло улыбнулась, когда Драко вернулся к столу с двумя фужерами, наполненными до краёв, – Я предлагаю тост. – Тост? – вопросительно повторил Драко. – Именно! Я предлагаю выпить за второй шанс, правду и примирение. – Не возражаю, – согласился Драко. – Пусть люди, что причинили нам зло, получат по заслугам. Пусть люди, знающие истину, добьются огласки, а те, кто умеет прощать и получает прощение, будут счастливы, здоровы и любимы, – они чокнулись бокалами и тепло улыбнулись друг другу. – Прекрасный тост, – задумчиво улыбнулся Драко, – Надеюсь, так всё и будет, – он сделал ещё один глоток, прежде чем приступить к еде. – И я, – сказала Козима, одарив его долгим многозначительным взглядом, который он целенаправленно проигнорировал.