Среди океана белого мрамора

[Распределитель] — Вот мы и встретились, — как-то безрадостно сказал я, глянув на своего брата. Он лишь кивнул. Какое-то время мы молчали. Совсем недавно я узнал о том, что я не сирота и никогда им не был. Мои родители — два Всадника Апокалипсиса, это значит, что я — следующий Сатана. Таков закон. Я довольно неоднозначно отреагировал. Должность Сатаны — моя мечта с самого детства. Всегда иметь власть, вкушать различные блюда… Чревоугодие — такая сказка для беса! Как можно грешить, если ты не можешь есть? Да и еды-то нет. Чертом я летал на Землю, наблюдать за приготовлением пищи в различных ресторанах и домах. Боже, как я завидую тем, кто готовит. Потратить время на изысканное блюдо (возьмём, к примеру, телячьи рёбрышки «Фуайо») — совсем не труд. Готовить — само по себе означает предвкушать. Став Сатаной, становятся доступными все смертные грехи, то есть все возможные удовольствия. И телячьи рёбрышки в том числе. Но с другой стороны мне впервые стало очень обидно. Я ведь все детство считал, что никто ни в чем не виноват. Я не мог испытывать никаких чувств к людям, которых я никогда не видел. Я терпел мелкие обиды, роптал на судьбу, но не обвинял в этом никого. Ни себя, ни родителей. Сейчас оказалось, что мои родители постоянно были рядом со мной и целенаправленно ничего не делали. И какие это родители, скажите мне? Огненный Глаз, Инзолент Анзагер, его жена и Тойфель Эстран — вот мои родители, учителя и те души, благодаря которым я не стал тупым и злым. У всех, кроме Огненного Глаза, были свои маленькие бесята, но почему они не обделяли меня вниманием, якобы для великой цели. Разве они не знали плутни Смерти и Войны? Огненный Глаз по-любому знал, однако помогал мне, воспитывал, и я чувствовал это, любил всей душой. Сегодня я возненавидел Смерть, своего начальника и отца. Вообще, Смерть, если считать, что он не был моим отцом, сделал для меня много. Все-таки Смерть — мой отец, можно было бы уделить мне и побольше внимания. Про Войну молчу, очень противная женщина. Никогда не любил женщин у власти, женщин с рыжими волосами и очень упрямых женщин. Этой парочке так понравилось вздымать плоть и ломать психику детям, что они родили ещё одного беса. Сейчас я стою перед ним и неловко улыбаюсь. Антихрист бледен, вместо глаз две пустые глазницы. Я упал ему в ноги и заплакал. Из меня потоком полился яд, обиды, ненависть, все то, чего так страстно желала Война. Я сказал, что больше не хочу быть Сатаной. Почему мне моей же мечтой плюют в лицо? — Твоё воодушевление разбилось об эту маленькую трагедию, — сказал мне Антихрист, поглаживая меня по голове. — Она должна поблекнуть перед величием твоей детской мечты. Не теряй воодушевление из-за ничтожных обид, которые, как ни старайся, неизбежны. — Воодушевление! — хмыкнул я. — А достоин ли я вообще быть Сатаной? — Не будь жестоким к самому себе, — отвечал он. — Но я понимаю твой вопрос. Я часто спрашиваю тоже самое у самого себя. Я рос в недрах Земли, я вообще ничего не знаю, способен ли я на то, для чего рожден? Надо проявлять доброту к себе, вот что. Наверно, мы с тобой заслужили высокую оценку. Как бы я хотел гораздо дольше побыть с близкими мне людьми. Но надо идти вперед, самостоятельно. Пешком.

***

[Егор Летов] С Иисусом я беседовал очень долго. Он мне рассказал всю кашу, которую начали варить с начала девяностых. Только сейчас я понял, какие черти несчастные и тупые. Они просто масса, которая будет терпеть всю хуйню, придуманную Всадниками Апокалипсиса и Сатаной (существование Бога под сомнение ставит даже Иисус Христос). В отличие от людей, черти не могут даже возмутиться. Кого-то еще и должны в жертву принести, а им, баранам, плевать. Все положение может исправить только Иисус, который свободен в своих мыслях и действиях. Очень много тонкостей, и я никогда не смогу в них разобраться: в большинстве своем эти нюансы нелогичны и лишены смысла. Я убедил Христа в том, что нужно действовать, пока Антихрист ждет рукоплесканий, жертв, оркестра и транспаранта с надписью «Добро пожаловать!». — Представь, что ты — садовод, и выращиваешь культурное растение. Рядом начинает расти сорняк. И пока он не вырос, его уже пора вырвать с корнем, иначе сорняк задавит растение. Сорняку дела нет до красивых речей и фокусов с водой и вином, чтобы сорняк понял, что ему тут не рады, надо побить его тяпкой. Всадники Апокалипсиса хотят твоего послушания, а ты так не делай! Бей их тяпкой, слишком много сорняков, не находишь? Главное отличие добра от зла — способность выслушать и принять свою неправоту, способность к изменениям, эволюции. Иисус Христос не до конца бог, и он неидеален. Как порядочный человек, он может не заметить чужого влияния на себя, может постоянно укорять себя и сомневаться — и в итоге не делать ничего! Мне и самому пора уже что-то делать. Займемся-ка музыкой.

***

[Михаил Горшенев] Никогда не забуду, как мы долго ждали Летова. Уже был виден космос, мы стояли у двери и все ждали, когда в нашу сторону подует ветерок, навевая знакомый запах, когда мы увидим силуэт, когда услышим что-то обидное или чертовски остроумное. Мы очень долго ждали. Курт Кобейн иногда терял терпение и хотел побежать вперед, но его останавливала мягкая рука Цоя или моя. О-Рэн вселяла в нас надежду, что Летов вернется, почему-то хотелось ей верить. Виктор как-то отвел меня в сторонку и шепнул, что ему кажется, это Осаке убила Летова или сдала его кому-то. Я тоже об этом подумывал, а все-таки предложил подождать еще. И мы дождались! Вот он, идет, в глазах его переливается радуга, от него за километр разит вдохновением и… недовольством? — Я не буду ничего рассказывать, просто скажу о том, что Христос… Да ну, давайте пойдем домой, отсортируем тексты и начнем-начнем творить и вытворять! — Мы так долго тебя ждали, уже хотели начать что-то делать, — Кобейн обнял Летова, мы с Цоем присоединились тоже. Егор поначалу запротестовал, но вскоре смирился со своей участью быть задушенным в объятиях.

***

— У меня никогда такого не было… — пробормотал Цой. — Мы за неделю, ЗА НЕДЕЛЮ, написали прекрасный альбом. Да мы что, правда, таланты? — Пользуясь случаем, — хохотнул Летов, открывая бутылку водки. Мы обмывали конец работы над первым альбомом, — хочу поблагодарить Цоя за его, не побоюсь этого слова, потрясающие тексты, Кобейна за потрясающую музыку и необыкновенную солянку, и Горшка за все его болванки. — Потрясающие? — спросил я, улыбаясь. — Да-а, — протянул Кобейн, принимая стакан от Летова и поднимая его вверх. — Потрясающие! — Подождите, — Цой замахал руками, как будто на него резко напала стая мух. — Тост? — Да нет, мы альбом не назвали! Уже пососавши водку, мы начали в пьяном угаре предлагать самые странные названия, никак не относящиеся к альбому. В конечном счете, выбрали то, что предлагал Курт Кобейн — «Чертово колесо». А ведь действительно, как так-то? Оформление альбома уже есть, сам альбом написан и отшлифован, а название и не придумали!

***

Когда мы улеглись спать, я в пустоту сказал тихое «спасибо». Мне надоели постоянные передряги и приключения, хочу приходить на точку и слышать осуждающее «Опоздал на три часа!» от Балу. Просто хочу жить и творить. И вытворять.

***

[Курт Кобейн] Через Распределителя, который уже стал Сатаной, мы смогли опубликовать альбом и пустить его в общество. Утром меня разбудил шлепок по лицу. Я открыл глаза и увидел перед собой какой-то текст. Я сел на кровати и понял, что в меня кинули газету. — Почитай, что о нас пишут! Вслух, — судя по довольной роже Горшка, он уже читал. Летов стоял и прикусывал губу от нетерпения, Цой ходил туда-сюда. — Ну что ты ходишь, жопой водишь, на меня тоску наводишь! — гаркнул Егор на Виктора. — Давайте сядем и послушаем. Они сели, а я, еще сонный, начал читать заголовки. — Сирота управляет Адом. — Не то, — Горшок помотал головой. — Дальше. — Болезнь стремится уничтожить Землю посредством нового вируса. — Да близко не то! Дальше. — Развращение умов… Это? — я округлил глаза, не дочитав заголовок. — Какое развращение умов, почему так странно написано?! Виктор несвойственно самому себе начал хохотать во всех голос. Горшок продолжал светиться счастьем, Летов нетерпеливо теребил пальцы. А в заметке было написано следующее: — «Четверо парней, некогда сбежавших из Рая, собрали собственную рок-группу под названием «ХПЛ»…» — А мы давали группе название? — нахмурился я. — Читай дальше, — в один голос крикнули парни. — »…и выпустили свой первый альбом «Чертово колесо». В этот альбом вошли десять песен на различные, но близкие каждому черту темы…» — Там не очень интересно, продолжай дальше, — сказал Горшенев. Я пропустил пару строк. —  « …«Чертово колесо» уже прослушал весь Хохрот и большинство работающих жрецов. Кто в недоумении, кто в восторге, а некоторые в негодовании. Не получится описать ни музыку, ни содержание песен: это надо слышать и понимать. При прослушивании альбома можно и поплакать, и зарядиться энергией для чего-то нового. Так в свое время Смерть…» — Вот ведь жополизы, — проворчал я. — Пожалуй, пропущу про времена Смерти. — Да там и дальше неинтересно, — сказал Горшок. — Лучше почитать интервью Войны и Инзолента Анзагера. Да и то на любителя. Прочитай последнюю строчку. Я пробежал глазами вниз и торжественно зачитал: — «На удивление, новый глава КУА высоко оценил альбом и предлагает «ХПЛ» выступить со своим первым концертом в Доме Кровавых Слез». Я округлил глаза и уставился на Горшка. Летов и Цой громко начали орать, чем разбудили спящую О-Рэн. Она, хоть и была участником группы, ко всему относилась спокойно. Что камень, что пластинка — ей все одинаково. Но ударником Осаке была отменным. — Ребята, а ведь это успех! — воскликнул Цой. Его глаза блестели восторгом.