Среди океана белого мрамора

ТЭ: Вы уже слушали «Чертово Колесо»? В: К сожалению, да. В очередной раз убеждаюсь в том, что надо было уничтожить эту четверку сразу после побега или сдать в рабство. ТЭ: Вам не понравился альбом? В: Это еще мягко сказано. Им легко критиковать наше с вами существование, потому что они — люди. Грубо говоря, на ступень развития ниже нас. Все судьбы людей — в наших руках. «Чертово колесо» — обида людей на наше могущество. ТЭ: Интересная точка зрения. Что вы можете сказать о песне «Кастрюля», смысл которой никто не может толком расшифровать? Что, по-вашему, хотели сказать «ХПЛ»? В: Без понятия. «Какой я — белый, черный, красный» — совсем непонятно. В черном ходят жрецы Смерти, в белом ангелы, красный — цвет Хохрота. Эти вещи между собой не связаны. Эти так называемые метафоры нужно давать на экзамене по антропологии, а не петь широкой публике. ТЭ: Верно подмечено! Попробуй разберись, почему Летов считает, что «весь мир — кастрюля». Но песня довольно красивая. Спасибо за ваши ответы. Вспоминая это интервью, Тойфель Эстран не раз задумывался об интеллекте Войны. Он часто бывал у нее в гостях вместе с сыном, и ему всегда казалось, что Война довольно образованная женщина. Сейчас же «Чертово колесо» заставило его засомневаться. Ей не хочется понимать альбом только из-за того, что его написали люди. Эстран нашел для себя много того, о чем всегда молчал, чтобы не уволили с работы. Эта четверка пела о том, что знали все, о мыслях, которым не давали вырваться наружу. Тойфель впервые начал сомневаться. Он жил на свете уже много лет, у него был муж и сейчас растет хорошенький сынишка, есть работа и десяток опубликованных и читаемых книг. Что нужно еще? Из-за нового альбома Эстран зевал на работе, замечал в окружающих его душах то, на что закрывал глаза — ему это было неинтересно, этими качествами нельзя воспользоваться — и что в них толку! И Тойфель прекрасно понимал, почему «весь мир кастрюля», почему нельзя найти виновника смертей, почему нельзя котенку есть кабачок. Появился праведный гнев на окружающих: а почему вы не понимаете этого?! Почему в песнях вы видите пошлость и невежество, а не отражение мира, в котором вы живете?! Мира, который прогнивает изнутри, катясь якобы вперед?! Гегнер Эстран испугался не на шутку, когда его отец рассмеялся и громко запел:

О общество блядей! О дивный новый мир!..

Извинившись перед прохожими, Гегнер взял родителя под руку и поспешно увел домой, хоть ему и хотел сделать тоже самое, что и он. Или еще лучше: завыть на всю улицу и упасть без каких-либо сил.

***

[Михаил Горшенев] Хлопот было очень много. Мы слишком долго пытались с кем-либо связаться. Наконец-то это вышло, нам стала помогать ориентироваться в этом хаосе Препотенза Анзагер — жена директора Хохрота. Хоть мы и пытались с ней найти общий язык (а Курт Кобейн смотрел на нее с двойным интересом), Препотенза отвечала сухо: «Я выполняю свою работу, и то назло мужу». Большего мы от нее добиться не смогли: не компанейский человек и все тут. — Вам не кажется, что для первого концерта слишком много народа? — спросил Егор Летов, подойдя к нам. — Где О-Рэн? — Цой повертел головой туда-сюда, видимо, в надежде найти О-Рэн на потолке. — Я думал, она придет с тобой. — Да, неукротимая, — гордо сказал Летов. — Не бойся, придет, куда ей… — Сейчас вы должны исполнить какую-нибудь нейтральную песню, желательно чужую, — вмешалась в наш разговор Препотенза. Поймав наши взгляды, которые точнее часов кричали: «До концерта ПЯТЬ минут», она неуклюже соврала: — Я думала, вы знали. Вообще, это традиция Дома. — Предлагаю сыграть «В траве сидел кузнечик», чтобы долго не думать, — сказал Летов и увидел непонимающего Кобейна. — О боже, пошли покажу. Они отошли в сторонку, и явилась Осаке. Она была бледной и взволнованной. Неужели из-за концерта переживала? Во всяком случае, мы с Витей высказали ей всяческую поддержку, дождались остальных, и уже было пора на сцену. Мы исполнили некоторые свои старые песни и те, которые написали уже тут. «Балладу о котенке», ее сочинил я. Дурацкая и бессмысленная, о том как котенок съел кабачок и не смог, кхм, высраться. Парням почему-то понравилось, они единогласно были «за». Мы исполнили «Фею» Курта Кобейна, о садизме и других таких извращениях с толстым намеком на личность Войны. Мы очень долго думали над участью этой песни. Но все-таки включили в альбом. Кобейн нас взял на «слабо». «Ода Смерти» — песня Виктора Цоя. Он умудрился депрессивный текст подать как что-то неважное, легкое и смешное. «Друг людей» порвал весь тот свет, и ее автор, конечно, Егор Летов. Теперь все как один напевают:

О общество блядей! О дивный новый мир! Я так люблю людей — Сатира из сатир.

«Друг людей» — это, конечно, Смерть. А сама песня писалась под строгим надзором Цоя. Виктор вычёркивал, вычёркивал, вычёркивал… И осталось всего два куплета. Егор все-таки до сих пор нам не может простить такого «опошления» песни. Ещё больше говна мы выслушали, когда песня стала популярна не в узком кругу лиц. Потом мы решили написать песню о Джеке-Потрошителе, который, как нам рассказала группка учеников Хохрота, был чертом, посланным на Землю (Зодиак тоже, но Потрошитель показался нам романтичней). Еще Летов посмотрел в телевизоре на Россию, перекрестился, посидел молча, снова перекрестился и написал песню «Как в тюрьме». Вообще, он не сравнивает Россию с тюрьмой. Мы робко спросили про смысл этой песни, Летов грубо ответил: «Вам не понять, это по-французски». «Кастрюля» — тоже его песня. Вообще, Курт неоднократно восклицал вслух: «А мы точно нужны Егору? По-моему, он и без нас отлично справляется!». Что правда, то правда. Виктор Цой написал песню «Падение кумиров», которая стала второй по популярности песней. Я подметил, что некоторые строчки чуть ли не полностью те же самые, что в «Друге людей», однако имеют совсем другой смысл.

Но кажется, уж нет и сил О дивный мир, как же ты мил Я проклинаю кумиров всех Их падение — смех

И последние две песни — «Черный луг» и «Нож». Песни Курта. Он признался нам, что очень уж соскучился по всему земному. В особенности по жаре.

Мои губы познали, кто главный враг Мои ноги прогнали твердый шаг Мои очи узрели наглую ложь Если хочешь поспать, то под подушкой нож

Эту неделю, которая незаметно пронеслась, в которой мы не спали по ночам, а только пили, писали и играли, эту неделю мы не забудем никогда. И таких недель теперь будет много. Сейчас на нашем концерт рядом с нами была самая настоящая ЖИЗНЬ. Печать Смерти на этом мире становилась все слабей и слабей, она меркла, даже не пытаясь противостоять жизнетворной силе нашей музыки.

***

Концерт прошел успешно. Цой почему-то время от времени смеялся в микрофон. Это было так мило и забавно… Пару раз я сбился, но никто не заметил, только иногда мне чудился блеск в глазах О-Рэн. Казалось, на ее непроницаемом лице сверкало счастье. Или так казалось. Кобейн разбил гитару, а Летов после концерта ему нос. «Как же так можно?! — кричал он. — Тебе не хватило и того, что от нашего выблядения одна половина понеслась к нам на сцену, а другая — в ужасе назад?!». Вообще, так и было. Картина жуткая: запрыгивает некий черт на сцену, а его откидывает непонятно чем назад. Да так некрасиво. Откинь так человека — он потом костей не соберет. От таких мыслей у меня пробегали мурашки. Но нам было весело. И Кобейну с разбитым носом. И Летову с разбитой гитарой. Мы ввалились на кухню в поисках бухла, чтобы отметить первое «выблядение». Нам помешала О-Рэн. — Ребята, мне нужно рассказать вам одну очень серьезную вещь. — Беременна? — обратился Кобейн к Летову. Кровь из носа не текла, потому выглядел он странно. — Костя, не заставляй меня плакать, — сказал Летов, внимательно глядя на американца. — Знаете, вам пора бежать, — сказала О-Рэн. — И не возмущайтесь. Вы просто четыре жертвы. Вас ждет очень плохой финал. И все ради Антихриста. Мы переглянулись и замолчали. Цой севшим голосом произнес: — Говори.