***
Сквозь толпу я пробиралась через набитый коридор. У расписания на третьем этаже вообще была очередь, как в поликлиниках. Я грубовато всех толкала, за что в мою сторону летела куча трёхэтажного мата - наверное, я задела пятиклассников. Всё, что я успевала, это кричать в их сторону "сам пошел нахуй" или же просто показывать со спины средний палец, раздражая этих тварей ещё больше. Успела встретиться лицом с грудью физрука, кинув ему приветствие и нелепое извинение вслед. Я бежала. Толпа не хотела рассасываться. Главным квестом было не задавить первоклашек, которые вечно бегали туда-сюда, и я его не прошла. Споткнулась о прилетевший рюкзак. Разозлилась ещё больше, упала. Быстро встав, на их смех я ответила "смотри, куда швыряешься, малолетка", все ещё умирая от холода. Я глазами ищу свои родные карие. Свои любимые карие. Будто я сошла с ума, я бегала по коридорам и искала ту самую, чтобы извиниться, чтобы простила, чтобы любить. Я вижу ее - знакомую макушку, и будто больше ничего не надо. Сердце тлеет, душа поет, даже солнышко за окном выглянуло из-за облаков. Звеня серёжками, я уже более легко протиснулась через кучу не нужных мне людей. Не нужных нам. Но чужая холодная рука перехватывает меня резко, цепко, крепко до боли; запястье болезненно заныло. Прижимает к стене, взяв другую ладонь, и голубые глаза, когда-то родные и любимые, смотрят мне прямо в душу. Оля отвлеклась от телефона и обернулась на шлепок моего тела об стену. Сквозь шум она меня услышала, почувствовала. Я на секунду успокоилась под давлением взгляда, дыхание стало ровным. А Попов смотрит грустно, будто раскаивается передо мной, а Оля облокотилась рядышком и наблюдает. -Лена, прости меня. Я изменил тебе с Антоном. Мои глаза, полные шока, уставились на него. Слухи и шутки про ориентацию перестали таковыми быть. -Зачем ты мне это говоришь? - хрипло шепнула я. -Ты меня простишь? Я молча киваю и сглатываю. Его взгляд, полный раскаяния, стал легче - будто он исповедовался. Запах сигарет и мужского парфюма хлынул мне в лицо. Он всё ещё держит меня за руку у стены, всё ещё смотрит печально в душу, а я в напряжении. Я чувствовала, как почему-то бьётся его сердце. Женская интуиция? -Отпустишь? -Нет. Я ещё не закончил. Я тебя хочу шокировать. -Давай. -Ты вернёшься ко мне? Во всей этой толпе безумно бегающих школьников и ругающихся учителей Арса слышала лишь я и Оля. Оля будто вот-вот заплачет. Ей не нужно было это слышать. Ее душа рвётся прямо сейчас. -Что? -Ты вернёшься ко мне? Разве можно простить того, кто убил меня? Разве можно принять назад того, кто прямо сейчас - моя верная убийца - держит меня за руку и озвучивает эту нелепость прямо на глазах того, кто меня воскресил? -Я понимаю, у тебя Олег... -Олега у меня больше нет. - вижу боковым взглядом реакцию Оли, - А ты меня не любишь. И я тебя тоже. -Почему ты так решила? -Иди нахуй. Я цепляюсь сосредоточенно в его локоть, убираю его уже слабую руку. Этот взгляд собачки я вижу у него впервые. У того самого, кого я считала самым бравым парнем эти печальные глаза. Не верилось. Я поворачиваюсь к Оле. Будущая и бывший. Оля смотрит с надеждой. Бедная. Я ей бью сердце, а она до последнего ждёт. -Ты же все слышала? -Да, я все слышала. -Ты будешь со мной?...её душа рвется прямо сейчас
21 сентября 2020 г. в 16:07
от лица Лены:
Руки оставалось греть только под горячей водой, потому что январь решил порадовать морозом. Было еле-еле 6 утра, ещё даже не начало светлеть, как я стояла у Олега в ванной и грела руки над раковиной уже минут 20, назло ему тратя его счётчик и, соответственно, деньги. Ненавидела каждый сантиметр его дома, каждый угол, мебель, пропитанную его запахом, и, естественно, его силуэт у входа в кухню, когда он любезно готовил мне яичницу.
Раньше я тратила его нервы, а на последок потрачу всю его воду.
Я ненавидела его яичницу. И завтракать у него ненавижу.
Отключила кран, насчитав в голове 22 минуты зря потраченной горячей воды.
Я пришла сюда лишь ради того, чтобы многозначительное троеточие заменить твердой финальной точкой. Чтобы Оля простила меня, чтобы мы не были горе-любовниками.
-Любимая?
-Че? - меня аж передёрнуло от этого его "любимая".
-Будешь печеньки?
-Нет, не буду. Я курить хочу.
Я прошла на кухню, где все помещение пропахло горелой яичницей, оглянулась вокруг, закатив ему глаза (мне кажется, у него был такой фетиш - влюбленно и глупо улыбаться моему недовольству), и прошла на балкон.
За окном все ещё не светало. Мороз окатил меня снова, покрыв мурашками всю, а он сел напротив меня, наблюдая из кухни за моим усталым, но вдохновленным взглядом. Мне хотелось напоследок прокурить весь его дом. Я покинула холодный балкон, медленно, вальяжно прошлась по всей его освещенной желтыми люстрами квартире и остановилась в конечном итоге прямо перед ним, томно смотря на него свысока. Кажется, он ещё больше растаял.
И жалко мне его было, и грустно от этого, но понимала, что по-другому нельзя. Зачем тогда начинала? Чтобы закончить?
-Ты так смотришь... - я буду скучать по его нелепым заиканиям, которые всегда вызывали у меня смешок.
-Да. Олег...
-Да?
-Нам надо расстаться.
Больно. Больно видеть, как рушится в глазах напротив целый мир; кажется, я даже слышала звон от его разбитого сердца, которое не наблюдала у него весь этот месяц. Можно было даже подумать, что он разозлился, но так бы подумали многие, но не я, которая успела его хорошенько узнать.
Я всё ещё пряталась под томным взглядом и свисающими на лицо черными прядями, чтобы скрыть мое сожаление. Около минуты я ждала вполне логичный вопрос, который всё-таки был мной услышан:
-Почему?
-Не спрашивай меня об этом, пожалуйста. Просто так нужно.
Я дышу слишком близко. Он замер. Я резко хватаю свою куртку, оставив дальше остывать завтрак, беру портфель и молча покидаю квартиру.
Я сделала это, как сделал однажды Арсений.
Примечания:
Извините, но дальше прям стеклище. Я люблю жрать стекло и в последствии его производить...