Я разлюблю тебя в феврале

от лица Оли: 8 марта. День цветов, верно? Все вокруг пахнет наступающей весной и свежестью, а ещё дешёвыми духами учительницы музыки, ухваченных на рынке, которыми она, кажется, обливалась целиком и полностью так, что воняло на соседней улице; я не удивлюсь. Парты вычищены набело. На доске каллиграфическим почерком красуется "С 8 марта!" - до отвращения банально и заезженно. Её фамилию всё ещё по привычке читают при проверке отсутствующих. Ненавижу всей душой этот палец, проводящий по жёлтой бумаге журнала вниз к её фамилии. "Темникова". Ненавижу этот тон, эти извинения по типу: "Ой, она же переехала, а как она там? А кто с ней был близок? Серябкина? Вы общаетесь?..." Я смотрю расплывчато и задумчиво, по сути, изучая одну лишь точку. Солнце и оттепель. Арсений стоит напротив, тоже никак не реагируя на праздничную суматоху вокруг. Я облокотилась на парту, чувствуя, как задыхаюсь, и слезы непроизвольно жгут лицо. Попов видит эту картину, подходит ко мне ближе, садится рядом на стол, любуясь бегающими мамашами с первоклассниками, держащими в руках эти несчастные мимозы, которые уже успели разлететься мусором по вычищенному кабинету. -Ты бледная. -А я, блять, не знала. Я топчу грязным носком кроссовок опавшую веточку мимозы - медленно, будто наслаждаясь этим, получая от этого кайф. -Скажи мне, ты действительно в нее влюбился заново? - спросила я, старательно подтирая собственные слезы. -Я влюбился в Лену впервые. И не разлюбливал. Просто запутался, испугался, отдалился и не понял ни-че-го. -А ты уверен, что это любовь? -А что ещё? - он горько усмехнулся; чувствую себя сорокалетней женщиной с бокалом вина у окна, рассуждающей о чем-то псевдо-великом. -Страх?... -Хуй его знает, Серябкина. На его мат развернулся физрук, критикующим взглядом обдав меня. Я вытерла слезы и улыбнулась - актриса. -Я хотела с ней расстаться, чтобы снова с ней сойтись. - полушепотом прохрипела я. -Зачем? Ты ебанутая? -Ты не поймёшь. Арсений дразняще достает пачку сигарет, заманивающе покрутив ее в кармане куртки и загадочно улыбаясь. Но мне не хотелось курить. -Может, хоть одну возьмёшь? Я взяла одну сигарету, наклонившись над ней, как над святыней, и спрятала в карман пальто. -Мне хотелось, чтобы за время расставания она успела по мне соскучиться. Чтобы мы меньше ссорились и крепче любили. -Ты умная, Оль, ничего не скажешь... Мы выдохнули устало в воздух, как будто наш диалог был наделён каким-то смыслом. -Я домой. - я забрала красный шарф с соседней парты и молча ушла из кабинета. Все в мире замерло Она вернётся? А ты ждёшь. До последнего ждёшь. Когда ты знаешь, что она в лицо бы крикнула тебе с радостью, что никогда (ни-ког-да) не вернётся, но что-то внутри ждёт. Видишь, как она выкладывает фотографии, где улыбается с новыми одноклассниками, с теми, кто делает ее счастливее, чем могла бы это сделать я. Не помню, как открыла дверь, как крикнула ради спокойствия отца "я дома" и прошла в комнату. Рухнула камнем. И снова я проебалась.

***

12 апреля. Пальто я сожгла. Ну его нахуй, оно больно пахнет. Мы сидели у школьного психолога, что-то вроде общешкольного досмотра. "Подняла голову, ничего им не говори, запекут в психушку. Отвечай кратко. Улыбайся. Не думай. Поняла?" -Имя?... -Серябкина Ольга Юрьевна. -Возраст? -Сегодня семнадцать. -С днём рождения. - психолог что-то записывала в блокнотик, даже не смотря на меня, и как таким людям доверить свою боль?... -Спасибо. -Что у тебя с семьёй? -Нормально. -Ссор нет? -Нет. -Покажи руки. Видимо, я создаю впечатление той самой эмо-девочки, что красит ногти в черный и режет вены под лил пипа. Я послушно засучиваю рукава толстовки и неохотно показываю чистые запястья. Подобные вопросы звучат как призыв к селфхарму, если честно. Я все проверяла телефон. Не могла она забыть, что у меня день рождения, могла бы поздравить. Написать. Если бы написала, я бы точно заплакала. -Что ты сейчас чувствуешь? Я поднимаю томный взгляд с ее каблуков к глазам. Некрасивые глаза у этой женщины, таким доверять не хочется. -Не знаю. -Как ты можешь не знать? -А что сейчас чувствуете вы? - задала встречный вопрос я, на что женщина удивлённо подняла брови и нарушила молчание. -Наверное, усталость. -Я тоже. -А ещё что? -Боль. Ожидание чего-то. -Чего? Она снова взялась за блокнот, будто ей моя информация будет так важна, будто в этом есть смысл. -Белой полосы, возможно. -Тебя что-то тревожит? -Да. -Что? -Зачем вам эти ответы? Они даже мне неинтересны, а вам тем более. -Мне для отчёта. - она тяжело вздохнула, дав понять всем своим замученным видом, что ей тоже не нравится такая ситуация. -Хорошо. - я начала медленно мять подол школьной юбки, залипая на него. - Я скучаю. -По кому? -По подруге. - боже, какой стыд. -Хорошо. Физически что-то болит? -Да. Ногу недавно ушибла о дерево. -Ладно. По ее кивку я послушно вышла из кабинета, где своей очереди ждали все одноклассники. Егор сразу же подскочил ко мне, что-то бурно начиная говорить мне про намечающийся праздник в честь моего дня рождения. На телефон летели бесконечные поздравления, что немного улыбало, но я их даже разгребать не хотела. -Там это... - он тут же сменился в лице, - Лена не писала? -Егор, ты ебанутый? - кажется, ему все стало ясно, и снова глаза Булаткина загорелись, он обнял меня за плечо и повел на праздник в честь меня. И лишь вечером, когда все пьяные заменили запах весны перегаром, я размытым взглядом зацепила то самое предложение. "Прости, что напоминаю о себе. С днём рождения!..."

***

И уже ближе к декабрю, когда холодный ноябрь жёг ноги ветром, заставляя кутаться в куртку ещё сильнее, я начала дышать. Я будто забыла, отвлеклась, иногда даже светилась, научилась разговаривать, радоваться, смеяться. На меня очень давно странно смотрит девочка в компании, ее звали Катей. Она очень красивая. Стоило мне глянуть на неё, Кищук сразу же стыдливо прятала взгляд, а я лишь улыбалась и мило потирала ее коленку ладошкой, делая вид, что все в порядке, чтобы не пряталась. -О-о-о... Ольга Юрьевна, побойтесь Бога! - загудели ребята в компании, увидев мои глаза, нагло изучающие её голубые. - Быстро вы забыли вашу прошлую любовь... -Вот именно, что прошлую, Арсений Сергеевич! - от наигранной официальности в речи становилось смешно. Катя смущённо фыркала и отводила глаза. Скромная. Эта прекрасная блондинка была сестрой Дани, приехавшей из Благовещенска к нам. Она быстро освоилась в компании, ее безумно полюбили и уже ждали каждый день не меньше остальных, не менее радостно встречали. И однажды я валю Катю в кровать. Голодная, страстная, пьяная, оттого безумная, царапаю ее спину, а она нежно стонет. Я грею руки о её спину под толстовкой, развожу ноги, но она аккуратно убирает мою руку, сжимает ее до побеления и заставляет меня остановиться. -Зачем ты меня раздеваешь? -Тебя что-то не устраивает? -Нет, все в порядке. Я просто хотела тебе всего лишь в любви признаться, а ты снимаешь трусы... Я оторопела, чуть отодвинувшись назад. Минута молчания в память о моем остановившемся сердце. -Что, прости? -Тебя ломали, да. Я не могу точно сказать, что не сделаю этого. Но я люблю тебя, Серябкина. Никогда не любила женщин... "Тебя ломали, да." На этой фразе я не стала дослушивать до конца, что она мне говорила. Поймала себя на мысли, что, оказывается, нихуя ничего не прошло. Ни-ху-я. -Кать... - я медленно сняла свою футболку, давая насладиться ей своим видом, - Давай ты просто меня трахнешь, и мы это не обсуждали, ладно? Дверь в темную комнату открывается. Арсений закрывает глаза ладонью при виде обнаженных нас. -Что хотел? - тихонько спросила я, пряча грудь руками. -Я лишь хотел сказать, что через неделю приезжает Лена на одну ночь. В гости к отцу. Извините... Что же, ещё один повод вытрахать во мне всю эту тяжёлую тоску и угомонить сердце...