Это не лечится

конец мая 1997

I gotta go, I gotta, I gotta go, I gotta, I gotta, I gotta Я пойду и сделаю, сделаю, сделаю, сделаю «Bad Medicine», Bon Jovi

Результатом первого дня в подвале стали найденное мной разбитое окошко, до которого еще надо было долезть, и четырехдюймовый гвоздь. Больше ничего полезного я не обнаружил. На второй день своего пребывания в подвале я нашел банку консервов. Вы когда-нибудь пробовали вскрыть жестяную банку гвоздем? И не пробуйте, это развлечение не для слабонервных. Я ведь даже не знал, окажется ли содержимое пригодным в пищу. Я потратил на нее часа два, а может, и три. Впрочем, целый фунт бобов со свининой показался мне достойной наградой за мои старания. Воды здесь было вдоволь, а на этих бобах я надеялся протянуть день или даже два. Оставалось выполнить остальные пункты моего плана: отыскать Сэмми и изобрести способ выбраться наружу. Я решил начать со второго. Все-таки единственное на весь подвал не забитое окошко я уже нашел. Нужно было соорудить приспособление, с помощью которого я смог бы до него дотянуться. Как назло, в гребаном подвале не наблюдалось ни стремянок, ни даже завалящей мебели. Ни одного хромого стула, ни поломанного стола, ни тумбочки-развалюшки. Всю обстановку составляли разнокалиберные трубы и всякие громоздкие агрегаты, в основном, непонятного мне назначения. Все это добро совершенно не подходило для моих целей. Я уже совсем было отчаялся, но тут в дальнем конце огромного помещения вдруг набрел на что-то вроде подсобки для персонала. Там тоже не было ни столов, ни стульев, зато в два длинных ряда теснились железные шкафчики, а посередине стоял остов скамейки. Как я тащил эту неподъемную тяжесть через весь подвал — это отдельная история. Как выламывал дверцы шкафчиков, как из всего этого добра мастерил корявое, но хотя бы относительно устойчивое сооружение. В общем, к концу дня я сумел выбраться наружу. Я оказался на крохотной прогалине в густых зарослях кустарника. Уже смеркалось, и ярко-розовое закатное солнце отражалось в немногочисленных целых окнах пятиэтажного обветшалого здания. Кое-где, похоже, провалилась крыша — в пустые провалы некоторых окон верхнего этажа проглядывало небо. Теперь мне стало понятно, по какой такой «сложной» системе, которую я никак не мог разгадать, похититель расселил детей: он просто выбирал пригодные для жизни комнаты. Кроме пения птиц, покой этого места ничто не нарушало, поэтому урчание автомобильного мотора я услышал издалека. А когда машина подъехала ближе, уже не сомневался: это тот самый коричневый «плимут» — я узнал характерное повизгивание изношенной ходовой. Пользуясь кустами, как укрытием, я начал двигаться вдоль стены дома. Уж не знаю, что за сумасшедший архитектор проектировал это здание с какими-то непонятными выступами и нишами на фасаде и даже с двумя внутренними двориками, но, когда я, наконец, обогнул его, уже почти стемнело. Внезапно прямо над тем местом, где я находился, в окне комнаты первого этажа зажегся свет. От неожиданности я рухнул в бурьян с колотящимся сердцем, однако быстро сообразил, что мне ничто пока не угрожает. Наоборот, я имел возможность заглянуть внутрь. Подтянувшись на руках, я уцепился за остатки деревянных ставень, нащупал упор для ног и осторожно заглянул. Изнутри, так же, как и в моей «тюрьме», окно было забито досками. Сквозь узкие щели я увидел спину мужчины, обтянутую курткой военного образца. Он распрямился и отошел в сторону, открывая вид на распростертое на грязном матрасе тело мальчика. Лицо его было отвернуто от меня, но, судя по телосложению и цвету волос, это явно не Сэм, так что я снова обратил свое внимание на мужчину. Тот прошелся по комнате, нагнувшись, поднял что-то с пола и положил в карман. Козырек низко надвинутой кепки бросал тень на глаза и нос, но я узнал его по линии подбородка и по особой пружинистости движений. Это был он — тот самый похититель. Я не стал дольше задерживаться, тихонько спустился на землю и полез вперед, надеясь обнаружить вход в здание. Раздвинув ветки, я увидал помпезное парадное крыльцо с рядом облезлых колонн. Три высоченных двери были заколочены листами железа. Я подкрался к крайней, не забитой, двери, подергал за огромную медную ручку, всю зеленую от старости, но она не поддалась. По-видимому, похититель в своей изощренной осторожности запер ее изнутри. С крыльца стало заметно, что здание построено на вершине небольшого пологого холма, на берегу то ли реки, то ли озера. На противоположном берегу виднелись огоньки и их отражение в воде. Озираясь по сторонам, я не сразу обнаружил «плимут», припаркованный под нависшими ветвями развесистой ивы. Я сглотнул слюну и вытер о штаны разом вспотевшие ладони. Еще тем летом Бобби показал мне, какие провода нужно соединить, чтобы завести автомобиль без ключа. Прямо сейчас я мог сесть в машину и сбежать отсюда. Если мне повезет, я сразу найду дорогу, на максимальной скорости доберусь до ближайшего полицейского участка, заставлю копов поверить, что я не какой-нибудь придурок подросток, решивший идиотски пошутить, и приведу их в это место. Все так… Однако шансов остаться незамеченным у меня нет. В этой глуши похититель тотчас услышит звук двигателя. И тогда, как бы быстро я ни действовал, у него по-любому будет время убить всех детей и самому скрыться. Нет, это совершенно не годилось! С сожалением я потрогал теплый еще капот и вернулся в кусты. Едва я скрылся, скрежетнул запор на двери, я испугался, что меня выдадут еще качающиеся ветки, и распластался по стволу дерева, мысленно умоляя этого ублюдка не смотреть в мою сторону. Из дома вышел похититель. Он снял кепку и вытер рукавом лоб. Его лицо впервые было полностью открыто, но в наступившей темноте я, к сожалению, все равно не мог его хорошо разглядеть. Он довольно долго запирал дверь, а потом направился к машине. Свет фар полоснул по кустам, где я прятался, и я замер, надеясь, что листья достаточно надежно меня скрывают. Автомобиль развернулся, заскрипев гравием, и удалился по неприметной полузаросшей дороге. Когда он скрылся из вида, я вышел из своего укрытия и присел на выщербленные мраморные ступеньки крыльца. В моей голове царил полный сумбур. Я не мог понять, что мне делать дальше, как действовать, чтобы спасти детей и не упустить преступника. Черт побери, хоть я в это и не верил, но лучше бы папе и в самом деле оказаться охотником и прийти мне на помощь! Мне же всего восемнадцать, я сам еще ребенок! Папа, твои сыновья в беде, где же ты, когда ты так нужен? Не знаю, сколько я так просидел, размазывая по лицу слезы и сопли. В конце концов, я собрался с духом и встал. Никто, кроме меня не сможет спасти этих детей, Сэмми, меня самого. Это моя работа, и я должен ее сделать. Нужно было возвращаться в подвал и действовать в соответствии с первоначальным планом. Пока продирался сквозь заросли обратно, я насчитал в общей сложности около двадцати окон, за которыми горел свет. Я честно пытался запомнить расположение, но получалось у меня не очень, особенно учитывая идиотскую архитектуру. Если в каждой комнате был похищенный ребенок, то детей выходило даже больше, чем я предполагал. В темноте я чуть не потерялся, но все обошлось. Я влез в окошко, конечно, наступил мимо подпорки, с грохотом свалился на пол, да еще и получил по голове какой-то из частей развалившегося сооружения. Решив оставить его ремонт на утро, я на ощупь нашел заныканную банку консервированных бобов, слегка подкрепился, укутался в ветровку и улегся спать. Пока не заснул, я мысленно рисовал план здания и совмещал его с планом подвала и уже обследованной мной части дома. От таких упражнений голова пошла кругом, наверное, Сэмми был прав, когда однажды ехидно сказал мне, что мозги, как и мышцы, надо тренировать. Утром выяснилось, что вчерашние разрушения не столь катастрофические, как представилось в темноте. Наскоро все поправив, я прямо на полу гвоздем начал чертить план. Оказалось, что и память моя не столь плоха, как я о ней думал. Через час я уже примерно сориентировался, и решил, какую часть здания полезу обследовать в первую очередь. О том, что здесь есть жилые помещения, говорили подключенные коммуникации: водопроводная труба была влажной и холодной на ощупь. Мне пришлось тяжело, потому что опор для ног никаких не находилось, и я подтягивался на руках. Я настолько расплющился между трубами, что ощущал себя енотом, которого переехал грузовик, причем неоднократно. По моим расчетам, на первом этаже ни одно окно в этой части здания не горело, поэтому я полез сразу на второй. Едва я протиснулся в дыру второго этажа, как почуял божественный аромат — из вентиляции тянуло жареной картошкой и гамбургером. По-видимому, кто-то из узников поедал свежепринесенный завтрак из Макдональдса. Даже не вставая на ноги, я прополз несколько ярдов до ближайшего светящегося отверстия. Наверное, за мной тянулся след из текущей слюны. Обстановка комнаты ничем не отличалась от тех, что я уже видел. Прямо напротив вентиляции на старом матрасе сидела белобрысая девчонка с крысиным личиком и жадно поедала гамбургер. У меня в животе громко заурчало. Она застыла с непрожеванным куском во рту и прислушалась. — Эй! — позвал я. — Поделись хавчиком! Девчонка повертела головой, проглотила еду и, бросив недоеденный бутерброд в бумажный пакет, на четвереньках переползла комнату. — Ты там? — она попыталась заглянуть сквозь вентиляционную решетку. — Ты Дэн? — Дин, — удивленно поправил я. — Брат Сэма? — уточнила девчонка и пробормотала себе под нос: — Дин? Я что, букву перепутала? — Да, я его брат, — я удивился еще больше. — Ты знаешь Сэмми? Откуда? — От верблюда, — огрызнулась нахалка. — А ты точно брат Сэма? Как твоя фамилия? Сколько тебе лет? — Восемнадцать. Винчестер. Что тебе еще назвать: имена родителей, номер соцстраховки? Так где ты познакомилась с Сэмми? Девица презрительно фыркнула. — Мы с ним перестукиваемся. Он в соседнем помещении, — она кивнула на противоположную стену, возле которой лежал матрас. — Перестукиваетесь? — я не верил своим ушам. — Типа как узники в средневековье? — Что-то вроде, — подтвердила девчонка. — Простейшим шифром, это, конечно, довольно утомительно и долго, но больше тут все равно заняться нечем. — Каким-каким шифром? — Простейшим. Буквы в алфавите пронумерованы, сколько раз стукнул — такая и буква. Пауза, и следующая буква. — Аааа… — протянул я. Эти дети были какие-то чересчур умные. Мне бы такое в голову никогда не пришло. — Спасибо за информацию. Ну, я пошел. Это для белобрысой нахалки комната Сэма располагалась по соседству, а мне пришлось проделать длинный кружной путь, чтобы оказаться за стеной его номера, да еще именно за той, в которой была вентиляционная решетка. Я сразу понял, что попал, куда нужно, — одна из планок в решетке была выломана, две соседние погнуты, а само отверстие со стороны комнаты прикрывала прислоненная к стене картонка. Сомневаюсь, что кто-то еще, кроме моего братишки, обладал такими упорством и решительностью, чтобы вручную ломать металлическую решетку, и хитростью, чтобы прятать следы. Я просунул в отверстие пальцы и толкнул картонку. — Дин, это ты? — в проеме выломанной планки тут же показались глаза, близко-близко. — Я! Я! — от радости я был готов расцеловать его и затискать. Да я бы так и сделал, если бы мог. — Сэмми! Наконец-то я тебя нашел, черт побери! — Дин, — мой героический младший брат совсем по-детски шмыгнул носом и вытер ладонями щеки. — Я знал, что ты придешь, мне Лили сказала… — Это та белобрысая? — я сглотнул комок в горле. — Не знаю, я ее не видел, — Сэмми снова шмыгнул и через силу улыбнулся. — Там и смотреть не на что. Ты себе получше найдешь. — Я уже нашел, — Сэм приник к решетке. — Точнее, ты меня нашел. — Да уж… — я смутился и не знал, что сказать в ответ на такую откровенность. — Было трудновато. Прости, что так долго. Я боялся, что ты уже мертвый. — По моим подсчетам, у меня еще как минимум неделя. — Это как ты подсчитал? — я был рад сменить тему. Не потому, что не чувствовал то же, что и Сэм. Просто говорить об этом было для меня слишком… — Вот смотри, — Сэм задумчиво прикусил нижнюю губу, а у меня вдруг почему-то екнуло в груди. — Здесь я оказался третьего мая. Образец ДНК он взял у меня четвертого мая, вечером… — Образец чего? — перебил его я. — ДНК, — терпеливо пояснил Сэмми, и в его тоне промелькнули отзвуки прежней снисходительности, которой он так доставал меня когда-то в далеком, почти нереально далеком прошлом. — Мазок с внутренней стороны щеки. И до меня, наконец, дошло! Черт побери, да я ж в стольких фильмах про полицию это видел, а сообразить сразу не смог. И ведь когда Эва рассказывала мне, что-то смутное мелькало в памяти… Нет, мои мозги определенно надо тренировать. — Так вот, — продолжил Сэм. — С тех пор прошло двадцать пять дней, сегодня двадцать шестой. Тест на отцовство делают в течение четырех недель — это двадцать восемь дней. К тому же, если он делает тесты со всеми похищенными детьми, он не может пользоваться одной и той же лабораторией, чтобы его не заподозрили, значит, отправляет образцы по почте. Добавляем около недели на пересылку. Итого, у меня есть минимум семь суток. Я больше переживаю за тех, кого он похитил первыми. Если он действует так, как я думаю, то их результаты должны прийти уже со дня на день. — Э-э-э! Притормози! — я оборвал этот поток слов. — С чего ты взял… ну, это… Про отцовство? — Сам подумай, — хмыкнул Сэм. — Чувак собирает детей, у которых общее то, что они родились второго мая и потеряли мать на пожаре в возрасте полугода… — Ты и про это в курсе? — Логично предположить, что это все, что он знает о своем ребенке. Таких случаев по стране не очень много. Нормальный человек просто навел бы справки, а этому оказалось проще похитить всех детей, отвечающих заданным условиям. А потом уже проверять, с кем у него сходится ДНК. Ну ладно, пусть не отцовство, но он явно ищет определенного ребенка, с определенным ДНК, согласись! Я вздохнул — слова Сэмми звучали убедительно, но слишком фантастично. — А не слишком ли много допущений? Может, ты все так красиво придумал, а у него какие-то другие мотивы для выяснения твоего ДНК? — Впрочем, до причин похитителя мне не было никакого дела, я просто хотел убраться отсюда поскорее. — Не слишком. Когда он брал у меня мазок, я его за руку цапнул. Ну, он, конечно, мне двинул хорошенько, но я слышал, как он пробормотал: «Надеюсь, моим сыном окажешься не ты». Так что это не просто фантазии. Боже, Сэмми как всегда отличился! — Эй, а вот это ты сам или так было? — я просунул руку в щель между планками и надавил. — Сам, — ответил Сэмми и просунул свои пальцы рядом. Они были тонкие и очень горячие. Я видел его лицо, но почему-то не мог смотреть ему в глаза и смотрел на складочку над переносицей. Вдруг он нагнулся, и я почувствовал, как он прикоснулся губами к моим пальцам. Мне катастрофически перестало хватать воздуха. Я попытался вдохнуть, но грудь сдавило, и я не мог сделать ни вдоха. И тогда я тоже сделал это. Я потянулся и поцеловал костяшки его пальцев, шершавые и твердые. Нижнюю губу царапнули засохшие заусенцы. Я зажмурился, сдвинулся ниже и втянул два пальца в рот. Сэмми тихо ахнул. Ощущения были ужасно странными. Меня колотила дрожь, словно я замерз, но мне было жарко настолько, что я взмок. За закрытыми веками вспыхивали искры. Голова кружилась, и казалось, что я вот-вот провалюсь в обморок. Сэм лизнул мой палец горячим, мокрым языком и тоже взял его в рот. От неожиданности, или от того, насколько это было охуительно хорошо и сексуально, я действительно на мгновение потерял сознание. А когда пришел в себя, по тому, как влажно и неприятно было в штанах, понял, что только что кончил. Я выпустил пальцы Сэма, они соскользнули с решетки и пропали из поля зрения. Самого брата я тоже не видел, только слышал его тяжелое дыхание. — Сэмми! — обеспокоенно позвал я. — Сэм! С тобой все о’кей? — Дин, — откликнулся он слабым голосом откуда-то снизу, видимо, лежал на полу. — Нет. Кажется, у меня… кажется я… я… Я кажется кончил. Дин, это нормально? Ах ты ж мой гребаный боже! Конечно, в этом я не видел ничего нормального! Но я стиснул кулаки и мужественно заявил: — Нормально, Сэмми. Все ништяк, — и добавил зачем-то: — Я тоже. — А-ааа, — протянул Сэм. — Ну хорошо. Могу поклясться, в его голосе явственно слышалось самодовольство.