Когда магнолии цветут, Сердца влюбленных воспылают. Огнем любви, надежды и всегда. Их пыл в итоге побеждает.
В белом коридоре, напоминавшем смесь коридора психбольницы и детского сада, настенные часы маршем отбивали время — одиннадцать часов утра. Кроме них звуков не было. Лучи уходящего утреннего солнца всё ещё, хоть уже и слабо, пытались пробиться сквозь приоткрытое окно около лестницы. Атмосфера была мирной. Казалось, что даже слишком, поэтому стоило ожидать нападения с любой стороны. Джотаро ещё раз посмотрел в сторону лестницы: никого. Нервно дёргая ногой, он скрестил руки пистолетиком и поднёс импровизированное дуло к носу, упираясь указательными пальцами в лоб. Ждал брюнет уже около пятнадцати минут и не раз подумывал уйти, но остатки совести приковали его на железные кандалы к этому белоснежно-невинному стулу.Около двери кабинета, напротив которой и сидел Куджо, висела картина. С виду типичная неразборчивая мазня: какие-то неровные, где-то даже рваные линии, неприятная цветовая гамма и в целом неясная суть работы. Но чем больше Джотаро в неё всматривался, тем больше смысла находил. Вначале там появилось очертание маленького лица ребёнка, потом он разглядел сбоку корзинку с фруктами и ягодами. На этом моменте живот предательски заурчал, напоминая, что неплохо было бы заполнить пустующее пространство внутри, однако Джотаро проигнорировал просьбу ещё дома. Когда же в следующий раз брюнет посмотрел на полотно, то увидел всё того же ребёнка, но… уже со страхом на лице. Словно что-то страшное напугало его до такого, что лицо побелело, а всё тело застыло и больше не могло двигаться. От этого представления по коже Куджо прошёл неприятный холодок, который тот быстро прогнал, но на картину больше старался не смотреть.
Прошла ещё пара минут. Боковое зрение детектива уловило появление доктора.Высокой худая женщина, ростом не меньше 170 сантиметров. Её лицо было вытянутым и в какой-то степени казалось сухим. Строгие очки и пучок собранных тонких русых волос придавали женщине особой статности. Она производила впечатление холодного человека, который привык жить лишь расчётом и цифрами, но точно не эмоциями, однако внешность обманчива.
Дойдя до двери кабинета, доктор, не смотря на Джотаро, заговорила, всовывая ключ в замочную скважину и со звоном проворачивая: — Мистер Куджо, прошу вас, проходите. — Она открыла дверь, пропуская детектива. Он встал с места и без лишних вопросов зашёл в комнату. Женщина зашла следом и, закрыв за собой дверь, продолжила. — Прошу прощение за опоздание. Произошла непредвиденная проблема с машиной, которую я никак не ожидала. — Она педантично повесила пальто на вешалку. — Оказывается, дети, когда игрались в машине, стащили панорамное зеркало заднего вида. Пришлось искать его, а после ещё и в пробке стоять. Ещё раз перед вами извиняюсь.Кабинет был достаточно просторным. В центре стоял кожаный коричневый диванчик, а чуть поодаль него — такое же кожаное кресло. Между ними поместился стеклянный столик, на котором стояла корзинка. Около окна в западной части кабинета был письменный стол — широкий и деловой на вид. На нём аккуратными стопочками были сложены бумаги, а рядом лежали папки. Весь кабинет, несмотря на тёмный интерьер, выглядел светлым и лёгким. Возможно, этакой невесомости добавляли цветы, которых было приличное количество.
— Ничего страшного, Миссис Браун, всякое бывает. — Джотаро по-хозяйски развалился на диване.— Я — Кэрол Браун, ваш психотерапевт. Мистер Джотаро Куджо, — она изучающе опустила глаза на документы перед собой. Голос женщины — мягкий и спокойный — звучал чарующе, — в вашей карточке написано, что специалистом вам было поставлено деп-… — Я здесь с вами ненадолго. — Грубо перебив, детектив продолжал буравить взглядом стену напротив, — лишь пара сеансов из-за матери, которая считает, что мне необходима помощь. Я был против этой затеи, но она настояла. — Немного помолчав, он добавил, — она всегда была помешана на опеке. — Все матери немного помешаны, — женщина легко улыбнулась, — но, знаете, говорят: сердце матери не обманешь. Если вы здесь, то вам действительно требуется помощь. — Я сам со всем справлюсь.
Заняв место на кресле, Браун сложила руки на коленях и посмотрела на Джотаро. — Правильно я понимаю, что пару дней назад у вас была новая галлюцинация? — Да. Краска или кровь на потолке с дырами. — Было ли это что-то конкретное? Может, какая-то форма или силуэт. — Женщина делает пару заметок в блокноте. На секунду повисает тишина. Джотаро вздыхает, пытаясь разрыть нужные воспоминания в своей черепной коробке, но пока что получается с трудом. — Не могу сказать. Вроде был какой-то рисунок, но я не помню деталей. — Принимаете ли вы прописанные лекарства? — Доктор знала ответ, но всё равно спросила. Джотаро покачал головой. Для него результат всех сеансов был нулевым, однако Браун видела улучшения, хоть те и были предельно минимальными. Она часто привязывалась к клиентам, потому и старалась вытащить их из пропасти болезней всеми силами. И каждый, казалось бы, незначимый шаг был важным моментом в процессе лечения. Джотаро был не первым и не последним пациентом с глубокой депрессией, но точно особенным среди всех.— Джотаро, как вы думаете, когда началось ухудшение вашего состояния? Детектив отвёл голову в сторону и томно вздохнул. В его голове со скоростью света пролетели все воспоминания последних месяцев и отдались в животе неприятным спазмом. — С того самого момента, когда Какёин не вышел на связь. Браун немного помолчала, давая Куджо время. Было видно, что мужчина пытается держаться перед доктором, но с каждой минутой с его стеной отчуждённости что-то происходило. — Что вы почувствовали в тот момент? — Всё. Тревогу, панику, страх. Сразу налетели плохие мысли. Я не мог спать: всё время думал, что делать и куда идти. Я всё время думал. Когда же мне позвонили выезжать на место происшествия, то мыслей стало только больше и среди них ни одной позитивной.
— Если вы не будете принимать лекарства, то лечение будет растягиваться. — Мне кажется, что оно и не закончится, док. Вы сами видите, что просветов нет. Хватит питать иллюзий, — Джотаро повернул голову на Браун, — всё бесполезно. Я понимаю, вы большая молодец, так как смогли на какое-то время вернуть мне надежду, что всё образуется, но сейчас она снова разбилась о скалы. Я безнадёжен. — О нет, всё совсем не так. — На лице, в некоторых местах которого проступали морщинки, появилась тёплая улыбка, — Признание — уже шаг. Действительно у вас очень непростая форма болезни. Однако вспомните, как от состояния непринятия вы пришли к этапу решения. Эти шаги были маленькими, но значимы для лечения. — Я всё ещё виноват во всём.— Бывали ли у вас суицидальные мысли? — Только в теории и мимолётом. Я не могу умереть, пока есть вероятность, что Какёин жив.
Джотаро выпрямился и упёрся локтями в колени, свесив кисти. Взгляд его пустовал. Браун чуть поддалась вперёд, стараясь заглянуть тому в глаза и настроить зрительный контакт. — В произошедшем нет вашей вины. — Нет, док, произошедшие — и есть моя вина.Виной моею полнится бокал, И только ей навечно буду пьян.
Выйдя из здания, Джотаро нащупал в кармане чуть помятую пачку крепких сигарет и закурил. В голове мешались мысли, хотя брюнет уже и не помнил дня, когда этого бы не происходило. Когда-то в один день его жизнь превратилась в сплошной беспорядок, в котором даже чёрт бы ногу сломил, как говорится. Какёин Нориаки пропал два года назад. Вышел из дома и после не вернулся. Первое время Джотаро думал, что тот просто задерживается в студии, так как пару раз Нори приходил чуть ли не под утро, однако он всегда держался на связи. В этот же раз, его мобильный был недоступен. Первые двадцать четыре часа являются критическими для поиска пропавшего человека. Джотаро обзвонил всех друзей и знакомых, у которых мог остаться Какёин, спрашивал, могли ли они его видеть, но никто не давал положительного ответа. После он подключил Польнареффа. Сначала француз пытался успокоить Куджо, ссылаясь на то, что Нори скоро вернётся, но этого так и не произошло. Утром начались поиски: были задействованы и спец работники с собаками, и патрульные службы, и волонтёры. Все социальные сети Какёина, посещённые сайты и совершённые звонки — было просмотрено всё. Тем не менее найти что-то, что дало бы ответ не удалось. Спустя несколько часов, как начался активный розыск, были найдены первые (и последние) улики. В два часа дня на телефон Джотаро поступил звонок от Польнареффа: полицейский сказал ехать в парк, который находился в двадцати минутах ходьбы от студии Какёина. На месте уже была следственно-оперативная группа, включая кинолога с собакой, благодаря которой, собственно, и удалось найти несколько улик. Джотаро встретил следователь, который показал место. То была пятая лавка от входа в парк. Около неё были найдены разлитый кофе и… серёжка в форме вишни. Увидев её, Джотаро почувствовал, как его сердце пропустило удар и было готово вырваться из грудной клетки. Но работу нужно было продолжать, а следовательно, и необходимо было держать себя в руках. Экспертиза показала наличие частиц ДНК Какёина на крышке стакана с кофе. Так же в самом кофе было найдено сильнодействующее наркотическое вещество. Сомнений не было: за пропажей Нориаки кто-то стоит. Прошло четыре недели. Более следов не было, словно парень сквозь землю провалился: на камерах не появлялся, коллег-художников в тот день не видел. Тем не менее, поиски продолжались. Какая бы информация не приходила, Джотаро со следствием реагировал на всё. Но информация была либо ложной, либо совершенно не значимой, в стиле: «кажется, я видел на прошлой неделе, в пятницу, а может, и в четверг, как какой-то красноволосый паренёк гулял в парке, а может, и не в парке, а может, и не гулял, а может, и не паренёк». Куджо забыл, что такое сон и нормальное питание. Никогда ранее он не выкуривал столько сигарет в день, но вот сейчас этот терпкий вкус полностью пропитал его рот, как и сдавливающее грудь чувство вины пропитало его душу. Всё, о чём он мог думать, — поиски Какёина. Несколько месяцев Джотаро сохранял спокойствие, как и подобает профессиональному детективу, да и в целом в характере самого Джотаро. Но чем больше времени проходило, тем хуже становилось состояние Куджо. Дома стены сдавливали голову, а каждая вещь Какёина заставляла сердце делать кульбит. Будь бы на месте Нориаки кто-либо другой, то не было бы так тяжело. Морально тяжело. Одно дело искать незнакомых тебе людей, другое — любовь всей своей жизни. Первый срыв произошёл ночью, когда Джотаро вернулся из участка. Несколько минут мужчина сидел, глядя в стену, а потом, как током в голову ударило: начал крушить всё, что попадалось под руку. Вначале пострадала стереосистема, после кровать, а дальше тумбочка, из которой выпала вишнёвая серьга и привлекла внимание Джотаро. Как звезда, манящая за собой, она заставила его позабыть на время гнев, но пробудила отчаяние. Когда новость о пропаже Какёина дошла до Холли, та немедленно приехала из Японии и всеми силами пыталась утешить Джотаро. Но тот словно был за стеной и ничего не слышал. Тогда-то она и попросила его сходить к специалисту, а после и к психотерапевту. Её идею также поддержал Польнарефф. Он дал обещание Холли, что будет приглядывать за Джотаро. Куджо был зол. В большей степени на себя. Его голова была заполнена мыслями о том, что произошедшие — его вина. Он не смог уберечь Какёина. Из-за его невнимательности и ошибок Нори в опасности, неизвестно где и неизвестно в каком состоянии. Возможно, его уже давно нет в живых. Нет, этого не может быть. Вероятность, конечно, была, но Джотаро она не волновала — он отказывался о ней думать, не говоря уже о том, чтобы в неё верить.Лицо твоё мне снится в каждом сне, Не уж то я застрял навечно в этой западне?
Ко всем прочим проблемам добавлялись новые: начала происходить череда убийств, связанных между собой. Красные волосы, рисование… Они точно были совершены одним человеком. У убийцы был особый фетиш на эти детали, поэтому жертвы были так тщательно отобраны. Дело казалось совсем тупиковым: с одной стороны пропавший Нориаки, с другой пять мёртвых девушек. Ни одна из погибших не была знакома с Какёином, как и не было у них общих знакомых. Все нити следствия оказались обрезаны острыми ножницами Жениха.Что за гадкий яд из моей груди сочится? Я отравлен им, словно раненая птица.
Джотаро стал чуть ли не одержим поисками Какёина. Он жил ко дню ото дня лишь за тем, чтобы найти хотя бы ещё одну улику, которая бы подтолкнула дело. Но из-за подавленного состояния работать становилось всё труднее. Внутри он понимал, что нужно бороться с этой одержимостью, потому как слепое безумие его никуда не приведёт. Но одного осознания было мало, требовалась помощь извне. И как бы Куджо не отнекивался, единственное, что смогло дать ему надежду — сеансы с доктором Браун. Эта женщина знала за какие ниточки нужно было дёрнуть, чтобы открыть правильную дверь в голове пациента. И вот в какой-то момент она смогла задеть стальную цепь отчаяния детектива. По совету доктора Джотаро вернулся в Японию, где навестил родителей Какёина. Он рассказал, что их сын пропал, но в подробности вдаваться не стал — неизвестно, как такого рода новость скажется на их здоровье, поэтому лучше подать всё в максимально мягкой форме. Там же детектив несколько дней гулял по родным местам школьной поры. Забавно было осознавать, что, по сути, их с Какёином дома были не так далеко друг от друга: буквально две улицы, которые пройти можно было за максимум двадцать пять минут. Одним вечером он забрёл, сам того не заметив, до тории, около которых они с Какёином впервые встретились. Лестница, ведущая от врат вниз к школе, уже была чуть подбита, что напоминало о влиянии времени на этот мир. Перед глазами Куджо сразу зажглись воспоминания о первой встречи с будущим возлюбленным. Начало походило на сцену из бульварного романа: Джотаро случайно поскальзывается на лестнице и падает, едва ли не ломая ногу, однако обошлось всё тем, что он просто порвал штанину гакурана и слегка попал в неловкую ситуацию перед одноклассницами. Те однако были взволнованы лишь самочувствием парня, так как увидев каплю крови от царапины, сразу начали бить тревогу. Какёин появился незаметно, словно материализовался из воздуха за спиной брюнета; протянув бело-зелёный аккуратно сложенный платок, обратился к отряхивающемуся Куджо: — Ты, кажется, левую ногу поранил. Лучше перевязать её хотя бы платком. Джотаро, всё ещё думая, как красноволосый мог обойти его, помедлил, но всё же взял предложенную временную замену бинта. — Благодарю. — В ответ брюнету последовала непринуждённая улыбка. Как только Куджо перевязал неглубокую рану, добродушный незнакомец ещё раз глянул в голубые глаза, под перешёптывания девушек развернулся и уже хотел было пойти дальше по дороге. В груди Джотаро что-то промелькнуло. Это что-то заставило его окрикнуть красноволосого, — постой! Не видел тебя раньше. Ты из другой школы? Джотаро, а с каких пор тебя интересуют такие вещи о незнакомых людях, даже если они отважились тебе помочь с детской царапинкой от ветки? — Какёин Нориаки. Меня перевели вчера… Снова какая-то волна внутри. Стоило Нори начать говорить, как она, словно цунами, обрушивалась на Джотаро, топя его в недоумении, которое он, к слову, всегда хорошо прятал под маской равнодушия. Спустя пару недель общения с Какёином Куджо стали посещать мысли, что всё не так просто. Никогда ранее он не чувствовал такого интереса к человеку, но в случае с Нориаки он хотел знать всё: чем он увлекается, что любит и ненавидит, кто его любимый музыкант и так далее. Его словно тянуло к нему. Они часто гуляли после школы, разговаривая абсолютно обо всём, что только может интересовать школьников. Какёин рассказал о своём увлечении рисованием и о том, как мечтает в будущем иметь собственную студию, Джотаро же размышлял о будущей карьере полицейского. После ещё нескольких недель доселе незнакомый новый одноклассник стал человеком, который заставлял сердце Джотаро трепетать лишь при одной мысли о нём. Конечно, брюнет виду не подавал, да и намёками не разбрасывался, но когда всё же ум проиграл в битве с сердцем, он признал, что чувства к красноволосому уже отнюдь не только дружеские. В школе уже почти все видели этот влюблённый взгляд Куджо, который был посвящён одному только Какёину. И в скором времени он и сам это заметил, а дальше всё как в сказке. В чувствах друг другу они признались в день выпуска, когда вечером возвращались с вечеринки (с небольшим количеством алкоголя внутри). Дурачились, пока шли, навернулись с горки, извалялись в траве, а когда подняли головы — оказались на опасно близком расстоянии друг от друга. Стук сердца обоих можно было слышать из космоса. Тогда Джотаро как чёрт дёрнул податься вперёд и в форме поцелуя высказать всё, что накопилось за столько времени. Пьяная голова о последствиях несильно думала, если что всегда можно было спихнуть на то, что это была шутка, ведь «я же был в стельку». Тем не менее Нориаки ответил взаимностью, ведь он сам поймал эту птичку по имени Джотаро в клетку. В тот момент Джотаро окончательно понял, что он беспамятно влюбился. И это была не просто тяга к другому телу, к поцелуям или сексу — это было большим. Он чувствовал, как наедине с со своими мыслями его разум кричит «Какёин», как в животе всё сводит от представления очередной встречи с ним. Это были очень сильные чувства. Тот день, когда Нориаки ответил взаимностью — стал самым счастливым в его жизни. Несмотря на тёплые и одновременно ранящие воспоминания от японских улиц, Куджо смог найти временное успокоение среди них. В его сердце словно загорелся огонёк надежды, что вот-вот и он увидит родное лицо и уже не во сне, а наяву. Только этого так и не произошло.Через путы, кандалы и привязь этой пьяной боли, Что душит токсином, от разума прогоняя всю суть,
Любить тебя — проигрывать в деле. Именно из-за этой любви всё и шло не по плану. Нельзя совмещать работу и любовь, но как быть, когда они сплелись вовсе не по твоему выбору? Даже на этот вопрос Джотаро был не в силах ответить. Докурив несчастную сигарету, Куджо махнул рукой, выбрасывая окурок в сторону. Разомнув шею в попытке побороть головную боль, детектив направился к машине, рядом с которой его уже ждал Польнарефф. Лицо полицейского выражало молчаливое беспокойство. Тяжело смотреть на друга, которому ты не в силах помочь. — Как успехи? — Проигрываю неудачам. — Обойдя ситроен и молча сев за руль, Джотаро уставился на дорогу. Даже в серый день Нью-Йорк был живым, хоть и напоминал зомби. Дверь справа от водителя захлопнулась. В машине родилась тишина, нарушаемая лишь шумом с улицы. Польнареффу было не впервой начинать диалог после неловкой паузы. И всё же каждый раз он надеялся, что инициативу возьмёт Куджо. Для полицейского это бы значило, что тот хотя бы готов к разговору о чём-либо — уже лучше, чем всё время видеть, как он томится в темницы собственных мыслей. Кроме того, подобное всегда не лучшим образом сказывалось на работе, а значит загоняло Джотаро в порочный круг, состоящий из плохих мыслей, неспособности их побороть, вследствие это приводит к плохому процессу работы, как результат — снова подавленное состояние. — После Японии ты чуть ли не светился. — Сейчас уже всё прошло. Я снова теряю смысл всего, что делаю. Джотаро плавал в пустоте. Как если бы камень выкинуть в космос: тот просто будет летать в отсутствии гравитации среди гигантских собратьев. Там нет звука, потому крики родственников и друзей не доходили до него. Джотаро тонул в бездне собственного разума, который перестал ему быть другом, а напротив — стал главным врагом. Тонкие нити психики спутались, не давая тем самым выдернуть прогнившие, так как потянув за неверную, вместе с ней можно было задеть и необходимую для нормальной жизнедеятельности. Требовалась большая сосредоточенность, чтобы избавиться от них, но Джотаро уже несколько раз вырвал не те нити. — Именно поэтому я пытаюсь побудить тебя говорить об этом, чтобы… — Польнарефф уже было активно заговорил, разворачиваясь торсом к детективу, как тот его тут же перебил. — Мы каждый раз обговариваем это, и я каждый раз пытаюсь донести до тебя, что мне всё равно. Я правда пытаюсь ценить эту заботу и всё такое, но скорее дело в том, что я просто не умею это делать, — голос Куджо звучал устало, словно детектив медленно распадался на части, смирясь с такой участью, — просто перестань тратить на это силы. Лицо полицейского приобрело краски злости. — Послушай меня сюда, Мистер-Я-всё-сам. Я твою жопу столько лет прикрывал, спасал и из других жоп вытаскивал, чтобы ты сейчас от самого себя сдох? — Руки полицейского начали чертить в воздухе иллюстрации его слов. — Так не пойдёт. То, что ты считаешь хорошей идей — зарывать всю боль в себе — ни черта такой не является. Сам же прекрасно видишь, как всё становится хуже. Так что слушай меня сюда: с этого момента каждая кривая мысль, которая посещает твой больной мозг отныне проходит через твой рот и доносится до моих ушей. Джотаро собирался что-то сказать, но его перебил резко взлетевший вверх указательный палец Польнареффа. — И это было не предложение. Если ты действительно хочешь найти Какёина и по пути не растерять последний рассудок, то будешь всё делать, как я сказал. Брови и глаза детектива искривились при упоминании этого имени. Его звучание выводило из потерянности, давая стимул открывать глаза. Да, он по-прежнему просыпался в пустоте и безмолвии, но эхо пульсировало в голове, напоминая о том, что шанс всё ещё есть. Он минуту помолчал, выравнивая дыхание, и после проговорил: — Ладно. Польнарефф несколько опешил, так как был готов продолжать спор, но тут же с облегчением выдохнул. Джотаро закрыл ладонями лицо. Слова с тяжестью выходили изо рта. — Я правда устал пытаться справиться с этим один, и.. если это главная причина, по которой я всё ещё ни хрена не смог, то я постараюсь довериться тебе. — Куджо поднял мокрые глаза на друга, — Помоги мне найти Какёина.Я всё равно прорвусь к тебе, как если был бы магнолией, Которая даже сквозь землю расти не боится ничуть.