***
Джин Бубаигавара правда мог назвать себя несчастным и одиноким человеком. Что сказать — от одиночества он как раз в результате-то и свихнулся. Специфическая внешность сделала его в современном обществе изгоем. И если на то пошло вопрос этого мальчишки был очень простым. И слишком наивным. Но… одно дело быть вором, а другое — детоубийцей. Даже пусть и опосредованно. Мужчина очень давно не чувствовал такую чистоту мыслей, без лишней примеси из шизофрении прочно укоренившейся в его башке. Он хотел найти эдакий кружок по интересам. Людей которых сможет назвать своими. И он нашел. То что с ними что-то не так он пожалуй видел, но старался не придавать значение. Ведь они его приняли в то время как в современном обществе от него отказались. С этими ребятами можно было нормально проводить время не боясь, что они будут смотреть косо. То, что один из них, между делом, серийный убийца так и мечтающий рвать на куски малолетних героев голыми руками, второй — псих зубастый тоже не видящий в их смертях ничего плохого… он старался не замечать. И не замечал, если на то пошло. Сейчас же, мысля непривычно четко и видя перед собой бледного худющего пацана старающегося переубедить… такой жалкий и растерянный, практически ребенок! Такой наивный шаг! — Ты, что же собрался всем капать на мозги? Думаешь одними разговорами что-то можно изменить?! — фыркнул Джин, с жалостью глядя на замученного подростка. Современное общество никого не щадит. Ни Твайса, ни этого ребенка. Ведь после выступления его матери жизнь в законопослушном обществе для него невозможна. И он все еще хочет назад? Хочет что-то сделать? — Нет. Разговорами ничего изменить нельзя. Если конечно говорит не один мой знакомый. Знаешь думаю ему хватило бы пары слов чтобы устроить для вас действительно плохое время, — криво улыбнулся Шион, закидывая нога за ногу, и зажмурился. — И? Парень я никому не скажу, но тебе с нами правда будет проще выжить после произошедшего… — Твайс говорил искренне. Ему было жалко напуганного надломленного ребенка. Такого каким был он сам. — Я и не собираюсь возвращаться. Мне тоже хочется изменить нынешнее общество. Это, я думаю, ты тоже знаешь. И я знаю, что гуманные способы не годятся, но и устраивать пляски на человеческих страданиях? Убивать людей ради того чтоб боялись другие? Сотрудничать с маньяками, убийцами и бог еще знает с кем? — Ты… чокнулся. — Ага. А кто бы на моем месте не чокнулся? — Тут ты прав… — тихо произнес Джин с легкой горечью понимая, что просветление у него ненадолго. Лишь пока он дремлет. И на яву он будет слышать голоса и… В то же время сейчас он почему-то думал о том, что сейчас «он» это именно «он», а не дубль который убил и заменил оригинал. И… он был растерян. Взять и пойти за каким-то пацаном у которого детство в одном месте играет и чувство собственной важности выросло до небес? Эм… секунду. А разве не это он делает сейчас???***
Проснулся я только к обеду. Пожалуй, через часа четыре. И сразу понял, что что-то не так. По той простой причине, что стоявший рядом Даби незамедлительно щелкнул меня на смартфон, а почему-то дико собой довольная Химико, состроив улыбку от уха до уха, захлопала в ладоши. — А ничего так! — фыркнул Спиннер и, зайдясь громким хохотом, прервался лишь на кружку пива. Магне, окинув меня мрачным взглядом, недовольно отвернулась. Я собрался почесать затылок, запустить себе пальцы в волосы и замер. Ибо только сейчас понял, что наткнулся на ворох тонюсеньких косичек. Похоже что-то на моем лице отразилось такое, что Даби с нечитаемым выражением щелкнул еще пару моих фоток. — Ого! — выкрикнул Твайс и тут же буркнул. — Ну и рожа! — Химико. Радость моя небесная… пожалуйста, дай зеркало? — мягко произнес я и девушка незамедлительно вручила мне пудреницу. Я раскрыл. И завис. Мудреная сложная прическа с колосками, красиво подведенные стрелками глаза, и без того большие, а из-за макияжа и грамотной работы с тенями, кажущиеся вообще кукольными. Ровный тон белой фарфоровой кожи и кокетливая звёздочка-ка скуле под правым глазом. И никаких черных кругов. А еще губы с мягким коралловым блеском. Глаза в зеркале резко приобрели форму правильного круга, а у левого задергалось нижнее веко. Хлопнула дверь и я поспешно обернулся встречаясь взглядом с Шигараки. Коробка пиццы рухнула на пол из разжавшихся пальцев. Мне резко стало смешно. — Что, нравлюсь? — мягко, произнес я почти шепотом, особым интимным тембром. — Прости некрофилией не страдаю! — а последнее уже обычным голосом. Грянул хохот. Даже туман Курогири подозрительно задрожал. — Ты совсем долбанутый! — О! Поверь, до твоего уровня мне далеко! — ухмыльнулся я, и Томура, тихо ругаясь, подобрал оброненные упаковки пиццы и двинулся к своему компьютеру. Прошедший следом за ним Мистер Компресс увидев мой новый облик покачал головой и дойдя до барной стойки водрузил на нее стопку коробок с пиццей. Я же вздохнув взглянул на Тогу. Девчонка молодец. Но…. Кхм. Я никогда не отрицал, что мне пофиг на пол. Но сам гендерной дисфорией явно не страдаю. — Ну тебе же нравится? — Ага. Тебя как благодарить за наведение красоты? Как друга или как девушку? — усмехнулся я решив, что ничего страшного не вижу. Эта выходка меня взбодрила и даже развеселила. А то, что я похож на девушку которая по красоте может и Яойорозу за пояс заткнуть… в чем проблемы? — Давай как друга. Мне уже твой братишка нравится! — маньячно улыбнулась Тога, и я, широко улыбнувшись, встал на ноги и, мягко обняв ее за плечи, чмокнул макушку. Она такая же маленькая как и Тору. Да и по телосложению похожа. Миниатюрная, но отнюдь не хрупкая. Даби опять защелкал фотки. — О молодость! — восхитился Мистер Комресс. Твайс просто присвистнул. — Пацан ты б постыдился! — фыркнул Спиннер. — Но я же чисто как сестренку. В чем проблемы? — ухмыльнулся я, отстраняясь от девушки, и та тихонько захихикала, прижав ладони к щекам. — Я даже завидую, — буркнула Магне, но при ее брутальной внешности над ней за такие слова только громче заржали.***
К обеду Инко Мидория наконец собралась встретиться с телевизионщиками. Приглашения прислали на различные передачи и многие можно было назвать крайне сомнительными. Впрочем был и и государственный канал. Тот самый на котором без конца крутили издевательские слухи о Геройской академии. Женщина тихо выдохнув упрямо вскинула подбородок. История с неожиданным приемным ребенком никак не давала ей покоя. Она любила Изуку. Обожала своего единственного ребенка. И когда начались проблемы… она ничего сделать просто не могла. Только плакала, страдала и даже не могла себя заставить поддержать его. Появившийся на их пороге его первый, за семь лет, друг, был просто подарком судьбы. При первом же совместном ужине стало ясно, что мальчик спокойный, вежливый и очень хорошо относится к Изуку. И это было главное. Она не просила большего. И когда под влиянием этого паренька, ее ребенок, угнетенный и затравленный, начал стремительно оживать — для нее не могло быть зрелища лучше. При виде того как ее дерганный, нервный и затюканный ребенок давящий при расспросах вымученные улыбки тренируется, веселится, смеётся… Становится сильнее, не только телом, но и морально, она не могла сдержать слёз радости. И в то же время она день за днем узнавала то, какой сам из себя этот мальчик, который уже через две недели знакомства начал бывать у них гораздо больше чем у себя дома. Что он любит блюда с сыром, но в общем-то совершенно всеяден. Сыр, мясо, овощи, рис с подливой — он ел с аппетитом всё и одаривал ее каждый раз лучезарной улыбкой. А еще он всегда поддерживал, ободрял и иногда старательно смешил Изуку. Был весел и спокоен. Даже о своих проблемах с матерью он упоминал с улыбкой и шуточно. Да проскальзывало. Инко надеялась, что двенадцатилетний мальчик просто преувеличивает. Когда произошел тот страшный случай она впервые увидела бледного и раненного ребенка на больничной койке. Он спал и метался во сне как самый обычный ребенок видящий кошмары и бормотал на русском. Инко не знала иностранных языков кроме беглого английского, но многие фразы бывают очень общими и понятными всем. Шион Маму звал. А потом когда он очнулся, эта женщина закатила скандал так будто он был виноват в том, что его едва не убили. Инко было жалко ребенка. Она не хотела ему страданий. Потому что… тогда на больничной койке он напомнил ей Изуку, который оказался в больнице из-за школьных хулиганов. Это не просто сильный и веселый друг ее сына вернувший ему волю к борьбе и блеск в глазах. Это живой ребенок со своей отнюдь не радужной историей. Да, неполного года было мало чтобы полюбить его как родного. Но после последующих двух лет… ей сложно было представить, что у нее изначально были не двойняшки. Потому что этот ребенок не был идеален и не старался им казаться. Он переживал за Изуку и дрался ради него с хулиганами. Приносил домой котят и просил помочь пристроить… он тоже оживал в их семье. Так как ожил благодаря нему ее сын. Инко Мидория не считала себя сильной и волевой. Но не могла позволить поехавшей суке угробить жизнь этому мальчику. И не собиралась позволять этого никому. — У нас есть время на вечерний эфир, вы согласны? — Да, — улыбнулась женщина. Вечерний эфир говорил о том, что дома будет много людей. И что тем больше народа увидит ее выступление. Она даже пожалела, что это будет просто опрос, а не противостояние как сейчас было популярно. Она была бы рада раскатать Тейко Ташемию в хлам перед сотнями тысяч зрителей вечернего эфира!***
Когда начался обед, меня оттеснили на край диванчика, на подлокотник рядом со мной уселась Химико, а справа взгромоздился, как ни странно, Даби. Твайс вручил нам сразу две коробки с пиццей. — Есть с курицей и грибами, и семь сыров! — улыбнулась Химико и я тут же прихватил себе кусочек сырной пиццы. Пахла она бесподобно. Отравы я не боялся, а от вида тягучего, горячего, расплавленного сыра тянущегося за кусочком пиццы у меня аж дыхание сперло. Блин. А пиццерию нашли явно хорошую! Рядом смеялись люди, сидела симпатичная девушка… Закрыв глаза, можно представить, что рядом друзья и ничего не произошло. Что все хорошо. Можно представить, что слишком горячее плечо касающееся моего — это Шото, который о чем то говорит с Изуку, а с другой стороны щекочет мою шею волосами Тору. Я… уже скучаю по ним. Айзава, Изуку, Тору, Воронёнок… они все очень важны для меня. И мне очень их не хватает. Всего нашего класса не хватает. Понятно почему прошлую жизнь я не помню. Там ведь тоже остались те, кто мне дорог. Те без кого я тосковал бы и грустил. Сразу как только смог писать, я составил заметки о прошлом. О некоторых вещах помню только благодаря этим заметкам. Например, у меня в прошлом была девушка. Она занималась кендо, и я частенько мужественно выступал для нее грушей. Я убей не помню ни ее имени, ни даже цвета кожи или волос. У меня была большая и дружная семья. Но я ничего этого не помню. Заслужил. Потому что позволил себе глупо и бездарно умереть. На душе стало тоскливо, а в щеку с силой ткнулся тонкий пальчик с отгрызенным ногтем. — Не кисни так, — улыбнулась Химико и сверкнула клычками. — Я помню твой взгляд. У тебя глаза тогда просто горели. — заявила она и мне стало ясно о каком это она моменте говорит. — Спасибо. Просто… — Ты влюблён, и скучаешь. Я это отлично понимаю! — уверенно заявила девушка. — Я хочу быть рядом с теми, кого люблю. Хочу касаться, хочу пить кровь, хочу быть намного ближе чем позволяет тело… — от звука этого кричащего голосочка и самого значения этих слов я вздрогнул. Это было… очень близко. Химико довольно хмыкнула. — Вот. Ты такой же, верно? — утвердительно кивнула маньячка, и я на миг осекся думая о том, стоит ли говорить о личном среди врагов. Рядом кроме Твайса и Даби, были ещё рептилоид с его гориллоподобной подругой… и Шигараки всего в паре шагов от меня у барной стойки. Но… что мне терять? Они и так знают больше чем я могу позволить знать моим друзьям. — Согласен. Но знаешь я ведь даже не могу признаться им. И вовсе не от стыда. Просто знаешь, мне хочется защитить их. Не позволить никому ранить. Утопить в собственной крови тех, кто попробует им хоть как-то навредить. Я тоже одержим своей привязанностью к некоторым людям. Я хочу чтобы они жили. Хочу их видеть, разговаривать, прикасаться… Много чего хочу, но моя душа спокойна до тех пор пока я могу ощутить, что они в порядке. — тихо проговорил я, прекрасно понимая, что эти слова могут стать причиной попытки давления на меня. Но… Мне кажется… Ход моих мыслей прервал тихий всхлип от Химико, которая прижала ладонь к своей груди. Ее глаза влажно блеснули. Слёзки она впрочем не пролила, утеревшись рукавом. Раздался рядом тихий вздох. Мне кажется плечо Даби дрогнуло? Если да, то почему? — Да-да мы все уже поняли, что ты такой же как эта конченая! Я уже жалею, что мы тебя пригласили! — недовольно загнусавил Шигараки. — Завидуй молча, — фыркнул я и смачно вгрызся в пиццу. — Да чему я должен завидовать? — Как чему? — искренне изумился я. — Ты же никого не любишь! Даже себя. Кусок пиццы в руке Томуры разошелся трухой и он, стиснув зубы, схватился за свою голову. При виде такой реакции мне захотелось процитировать: «Тебе надо лечиться, очень много лет лечиться!», только это не поможет. Потому что Шигараки не захочет лечиться. И его ближнему кругу, в том числе и кукловоду, это нахрен не надо. Им нужен именно псих несущий в себе взращенные тем монстром идеи. Как ни странно, а никто меня одергивать не стал. Казалось за прошедшие два дня, я успел стать для них практически своим. Что сомнительно конечно. Скорее они просто не питают к этому рукастому шизику теплых чувств. И в принципе он их и не заслужил.***
Понимая, что побег всего класса «А» из больницы выглядел бы слишком заметно и подозрительно, было решено отобрать самых подходящих для этого ребят. Безусловно на скрытную миссию не могли не взять Джиро и Тору. Как сенсора и шпиона. За Джиро незамедлительно понеслись Яойорозу и Дэнки. Последний к слову в такой операции тоже был весьма полезен. Но это заняло в команде спасения аж четыре места и они к слову, были ограничены. — Я тоже пойду, — уверенно заявил тогда Токоями, и у Бакуго запекло ладони и скрипнули зубы. Тогда даже он не смог опровергнуть полезность темной тени в вечернее время. На самом деле, пойти хотели все. Даже вся из себя такая правильная и послушная Тсую. Фумикаге был таким же, но напрашиваться на это у него были свои причины. А потому послушание правилам тут априори было не вариантом. Было решено распределиться в две команды по четыре человека. Так двенадцать оставшихся смогут перетянуть огонь на себя. А потому с ребятами шпионской направленности должны были пойти и силовики. Команда на старый завод — Токоями, Каминари, Кьёка и Бакуго. Команда к подозрительному бару — Яойорозу, Тору, Изуку и Тодороки. Во вторую команду сильно напрашивалась Очако, но если бы ее допустили, то в «поле» пришлось бы взять Тсую и Серо. А за ними опять началась бы неразбериха с желающими пойти. В любом случае все понимали, что им запрещено влезать в противостояние злодеям. Но и сидеть сложа руки пока их друга похитили, а журналюги на всех каналах поливают грязью? Это было тоже не в их силах. Уже перед выходом когда обе команды обменялись взглядами перед тем как разделиться, к Фумикаге подошла полностью раздевшаяся для упрощения шпионажа Тору. Она тихо вздохнув хлопнула парня по плечу словно набираясь смелости. — Удачи тебе, — первым прервал молчание Токоями и невидимка вздрогнула, чуть сжав его плечо. — Он ведь нравится тебе, — совсем тихо произнесла она. Токоями замер. Это слово, «нравится» всегда было понятием растяжимым, и можно было бы свернуть все к шутке. Или он мог сделать вид, что не понял. Шион и чисто по-человечески ему нравился. Не мог не нравиться. Но и встречи во снах, время проведенное вместе. Он все же был слишком умным и рассудительным парнем, чтобы до него не дошло. — Да, но я не… — он собирался было сказать, что не будет мешать и проще быть просто хорошими друзьями, но Невидимая Девочка его перебила. — Я не против. Главное, чтобы он выжил, — после этих ее слов они оба замолкли и, обменявшись рукопожатием, разошлись.***
Шота Айзава ошарашенно проморгался, оказываясь на покрытом крупной галькой морском берегу. Такие виды ему приходилось видеть лишь на заграничных фото и открытках. В Японии не было таких пейзажей, за ее же пределами он если и бывал, то было не до красот природы. А тут на берег накатывали огромные волны, разбивались, пенились… А до лица долетали солёные брызги. Он прикорнул после бесконечных допросов на камеру ненадолго. Кан, увидев, что его уже тошнит от кофе и шатает с недосыпа, мужественно взял ответственность на себя, и отправил отсыпаться. — Устроил же ты шумиху, парень, — криво улыбнулся он, неспешно озираясь по сторонам. Шион правда был здесь. Худой, бледный с каким-то шалым, лихорадочно блестящим взглядом. И одет он был в спортивку Юэй. Из распахнутого ворота, развевающегося поднявшимся ветром, было хорошо видно забинтованную шею и четко очерченные ключицы. — Ага, — кивнул парень, делая шаг к наставнику. Ветер играл с их волосами и кажется даже накрапывал дождь. Это был как всегда очень реальный, но слишком тревожный сон. — Я видел ваше выступление. Те журналюги от своих снов теперь в постели ссаться будут, — уверенно заявил он. — Я бы сказал, что это незаконно и опасно, но так же и то, что мне их не жаль., — вздохнул Сотриголова, уже с тревогой оглядываясь по сторонам. Сон был правда реален, детален и четок. Первые капли дождя, вызвали инстинктивную дрожь тела. Захотелось поёжиться. И в то же время он не отрывал взгляда от стоявшего перед ним подростка. Надо же, с не такого уж и далекого первого дня в школе он вытянулся и пожалуй почти нагнал в росте своего сенсея. — Я знаю, сенсей. Мне… — голос Шиона резко стих, сел до едва слышного хрипа. — Если меня спасут, я буду рад, но если случится нечто иное, у меня уже есть план. И мне нужно набраться духа ради этого. — Так, а теперь говори, что задумал! — почти зло потребовал учитель, уже слишком хорошо знающий этот взгляд и голос. — Сенсей… Я не могу ответить на этот вопрос. Все же я редкий эгоист. Я хочу, чтобы вы были в порядке, но и хочу с вами общаться, даже если это чревато нервами. И в тоже время я не буду говорить вам всё, — эта улыбка заставила напрячься. Она получилась широкой, искренней, а еще очень болезненной. Шион, расставив руки в стороны, сделал еще шаг к собеседнику. Так словно собрался обнять, но никак не мог на это решиться окончательно. — Ты… паршиво тебе пришлось, да? — Ага. Но я справлюсь, — улыбка стала неестественно широкой. В реальности у человека уже свело бы лицевые мышцы. — Тебе не нужно с ними сражаться, просто позволь себя спасти. — Я был бы рад, — прозвучало совершенно спокойно с нотками обреченности, а улыбку словно ластиком стерло. — Но знаешь, Шота. Есть будущее, которое я знаю. И я хочу изменить его, — такая фамильярность на мгновение огорошила, словно упавший на голову мешок песка. И в этот момент они синхронно сделали шаг вперед оба явно не предвидя подобного и оказываясь очень близко друг к другу. — Ты… Что же с тобой случилось? — учитель тут же прикусил губу, понимая что в реальности ни за что не сморозил бы такую глупость. Но сон влиял на него. Делал слишком эмоциональным. — Все нормально. Просто… если так получится, что что-то в ходе моего спасения пойдет как всегда по одному месту… — Шион непонятно сверкнул глазами, сгребая мужчину за плечи и сокращая и без того малое расстояние между их лицами. О том что происходит, Шота понял не сразу. Потому что это не могло с ним происходить. Может это просто он переутомился, и ему снится лютый бред, порожденный хроническим воздержанием? Ведь… ну не могло же быть вот так! Его не мог целовать взасос собственный ученик. Эм, нет этот конечно мог, но не его же! Поцелуй получился короткий, Шион отстранился раньше, чем Айзава успел его отстранить сам. Парень лихорадочно блестел глазами и довольно облизнулся. — Давно мечтал это сделать! Теперь мне будет, что вспомнить на всякий случай! — с ужасно довольной улыбкой заявил Шион, собираясь сделать так, чтобы драгоценный наставник забыл этот сон, как кошмар. Но не учел того, что сил у него сейчас было мало, а у сенсея резко подскочил пульс и он проснулся на диване в комнате отдыха ошеломленно пялясь в потолок. В голове у про-героя, учителя, и довольно сурового тридцатилетнего мужика была только одна осмысленная фраза: «Какого хрена?». Нет не одна. «Твою мать.» Это же было очевидно. Наверняка все дети знали! Один он, ну, осел же полный! И как с этим теперь мать его жить?! Мужчина поднялся и вздохнув поплелся искать душ. Следовало попытаться разобраться хоть в чем-то. До облавы оставалось два часа.