Хаски, Крокодил и Гэвин Рид

— Я не ждала вас сегодня, да еще в сопровождении шерифа. Вид у Аманды был не предвещающий хорошего, и Ричи почувствовал, как напрягается его позвоночник, а пульс невольно учащается. Они точно не сделали ничего плохого, Аманде не на что было злиться, но она ненавидела, когда к ним слишком большое внимание проявлял шериф Андерсон или кто-то из школьных учителей. Особенно к Коннору. А сейчас шериф сам звонил ей из участка и рассказывал, что произошло — и сомнений быть не могло, что она захочет услышать подробности. А когда она начинала задавать вопросы Коннору, ничем хорошим это не заканчивалось. Ричи едва подавил желание взять Коннора за руку и сжать. — Добрый вечер, — как мог нейтрально сказал он, заходя в дом и вымучивая из себя улыбку Билли и Томасу. Билли улыбнулся ему в ответ и даже махнул рукой, а Томас не удостоил и взглядом. Обычно они неплохо ладили, но сейчас Томас выглядел каким-то дерганым — может, Аманда злится и не из-за полиции, может, что-то другое вывело ее из себя? Билли и Томас были бетами Аманды, они с ними не жили, но часто проводили время здесь, в снятом Амандой доме, так что сейчас Ричи был даже рад их присутствию. При них Аманда обычно бывала сдержаннее. — Итак, хотите рассказать, что произошло? Ледяной тон Аманды как будто ударил Ричи в затылок, и он буквально услышал, как сердце Коннора тоже пропустило удар. Облизнув губы, он повернулся, глядя ей в лицо так спокойно, как только мог. — Мы услышали вой и решили посмотреть, кто это и что произошло. И это было совершеннейшей правдой, так что Ричи даже себе не мог бы объяснить, из-за чего так волнуется. И… вот это уже правдой не было. Он отлично понимал, почему волнуется. Потому что Коннор шептал ему на ухо: — Пожалуйста, не говори Аманде, что я солгал. Она не должна знать. И это было как острый нож — что Коннору приходило в голову вообще просить о таком, словно Ричи только и видел, как рассказать все Аманде, выдать все его секреты. Секрет. Что он солгал, когда сказал, что не знает убитую. Что он не хочет, чтобы Аманда знала про оборотня, которого они видели. — И что, посмотрели? — Посмотрели, — заявил Коннор, вскидывая подбородок. Ричи пришлось сжать кулаки, едва не втыкая когти себе в ладонь, чтобы подавить навязчивое желание схватить его за руку. Коннор всегда, всегда так себя вел с Амандой — будто каждое ее слово вызывает у него злость и желание спорить. — Мы пришли, когда эта женщина уже была мертва, — сказал Ричи негромко, стараясь сгладить враждебность Коннора, — может быть, это она выла. То, что Коннор тоже просил его не говорить — что женщина была оборотнем. Но это скрыть было бы гораздо труднее, так сказал Ричи, и Аманда все равно могла бы узнать правду — не от них, и если бы она узнала правду не от них, у них были бы большие проблемы. Так он сказал, и Коннор вынужден был согласиться. Неохотно. — Она была оборотнем? — Аманда задрала брови, но, по крайней мере, она теперь разговаривала с Ричи, и он позволил себе немного расслабиться. — Какой-то оборотень на нашей территории? — спросил Билли удивленно. Пульс у Коннора еще подскочил, и Ричи поспешил сказать: — Да, и ее застрелили — аконитовой пулей, так что, может, это какие-то залетные охотники. Может быть, так она к нам и попала — скрывалась от охотников? Коннор, к счастью, ничего не сказал: обычно любые разговоры Аманды и ее бет про территорию вызывали у него гнев, — но Ричи отчего-то чувствовал, что долго сдерживаться он не будет. Коннор ненавидел Аманду, ненавидел ее бет, не делал ни малейших попыток наладить с ними отношения. И Билли, и тем более Томас предпочитали с ним не связываться, но это нисколько не делало Коннора хоть самую каплю дружелюбнее. — Значит, вы ее не знали? — спросила Аманда. И это был вопрос, которого Ричи ждал и боялся. — Нет, — сказал он чистую правду, — скорее всего это действительно какая-то залетная… — А ты, Коннор? — спросила Аманда. — Ты что-то слишком молчаливый сегодня, обычно тебя не остановить. Томас нервно хихикнул, и уже за это Ричи тут же захотелось двинуть его посильнее. Билли был себе на уме, но Томас всегда был типичным прихлебалой, трусливым и пытающимся угодить альфе во всем. — Обычно есть что обсудить, — заявил Коннор, и вот теперь его пульс был совершенно нормальным, спокойным. — Но ты вроде бы не очень любишь со мной разговаривать? — Обычно ты ничего умного не говоришь, — отрезала Аманда, — но может, хоть сейчас повезет. Итак, что ты скажешь, Коннор? — Нет, ну возможно, — Коннор демонстративно закатил глаза, — эта женщина была моей любовницей, и я вступил с ней в коварный сговор против тебя, Стерн, охотно верю, что такой сценарий придет тебе в голову… — Коннор… — предостерегающе начала Аманда, и ее глаза опасно засверкали красным. Ричи видел, как встревоженно поерзал Билли, но у него самого кровь стучала в ушах — господи, происходило именно то, чего он всячески пытался избегать. — Что, недостаточно затейливая теория? — протянул Коннор. — Может быть, она была твоей любовницей, и поэтому тебя теперь так интересует, не почуяли ли мы на ней твой запах? — Коннор, — взмолился Ричи. — Иди к себе, Ричард, — сказала Аманда. О нет — нет, нет, нет! — Но… — Иди к себе! Ричи вздрогнул, но не двинулся с места — нет, он еще мог уговорить Коннора вести себя благоразумно, как-то достучаться до своего упрямого брата… Но Коннор не смотрел на него в ответ. Коннор смотрел только на Аманду, его глаза светились, и он явно не собирался быть благоразумным, не собирался прислушиваться к Ричи и перестать провоцировать. — Иди. К себе! — повторила Аманда, и Ричи заставил себя отступить. Сделать шаг, другой. Третий. Подняться по лестнице и закрыть за собой дверь своей комнаты — звуконепроницаемую дверь. Его пульс стучал, как безумный, трепыхался почти у границы обращения, якорь царапал внутренности, шатаясь туда-сюда. Ричи казалось, он не может дышать, он задыхается. Он зажмурился и зажал уши руками, хотя все равно не слышал ни звука — но ему не нужно было слушать, чтобы понимать, что происходит внизу, и сходить с ума. Аманда… Аманда била его брата. Ричи задержал дыхание, потому что сказать это даже про себя было мучительно, неправильно, ужасающе. Их новая альфа била его брата, и Ричи ничего не делал с этим, ничего не мог с этим сделать, ничего. Каждый проклятый день Ричи чувствовал себя предателем и все равно ничего не делал. Запустив пальцы в волосы, он с отвращением посмотрел на свой стол, опостылевшую кровать с синим покрывалом, на сами эти стены, так и не принесшие ему ощущение дома, несмотря на все надежды. Эта проклятая коробка чувствовалась собачьей будкой, а то и клеткой, в которой он задыхался и угасал. Развернувшись, Ричи толкнул дверь в ванную, прошел крошечную комнату насквозь и оказался в спальне Коннора, сел на кровать, сминая покрывало пальцами. Ему хотелось лечь и накрыться с головой, вжаться лицом в подушку. Обычно родной запах успокаивал его, помогал сразу отрешиться от мрачных мыслей и тревог и взять себя в руки. Но сейчас Ричи только изводился сильнее. В кровати Коннора он обычно мог укрыться от всего мира — но не от себя самого. Не от себя самого.   Что Элайджа выжил, они узнали только через трое суток после пожара, сидя в полицейском участке. Коннор тогда обнимал Ричи за плечи и говорил с шерифом Андерсоном, потому что Ричи все еще был не готов открыть рот, открыть глаза, хотя бы оглянуться, все его внутренности тогда превратились в огромный клубок гвоздей и колючей проволоки, и он боялся вздохнуть и шевельнуться, потому что его разорвало бы изнутри. Именно тогда шериф сказал, что Элайджа пережил пожар. Рука Коннора тогда сжалась сильнее, почти до боли, а Ричи подумал — отстраненно, без эмоций, — он теперь наш альфа, раз он единственный остался в живых. Ричи не чувствовал никаких изменений, не чувствовал эту плотную нить, что связывала его с матерью. Но, думал он, может быть он — Элайджа, новый альфа, — просто далеко? — Он не сможет о вас позаботиться, — сказал шериф. Его голос был мягким, очень мягким, будто он ждал взрыва в любой момент. И этим мягким голосом он объяснил, что Элайджа ни о ком не сможет позаботиться — что он в больнице и вряд ли скоро придет в себя, что он обгорел так сильно, что может умереть в любой момент. Шар с гвоздями ворочался, и нет, Ричи не собирался взрываться: Элайджа может умереть в любой момент, Элайджа уже умер, сейчас Ричи не ощущал никакой разницы, обрывки исчезнувших в один момент связей болели и кровоточили, и еще одна рана не могла шокировать его. — С вами пока поживет ваша тетя, — продолжил шериф, — она уже едет сюда. — Что за тетя? — спросил Коннор. Так в их жизни появилась Аманда. Аманда действительно была их теткой — не то двоюродной, не то троюродной, тогда Ричи не мог заставить себя вникать в это, а позже тем более стало не до того. Она приехала утром следующего дня (ночь они провели в доме шерифа, и Ричи не сомкнул глаз до утра) — со своими двумя бетами. Это потом Ричи узнал, что беты появились у нее не так давно и тоже были в стае новичками. Билли был из Лос-Анджелеса, а Томас и вовсе из городка неподалеку от Бикон Хиллз, правда, он не любил рассказывать о своей прежней стае, а Ричи как-то не расспрашивал. На самом деле, ему было не интересно. Аманда сняла дом, и первые дни она так старалась казаться приветливой и доброжелательной, что Ричи — и сейчас он ненавидел это признавать, но это была правда, — купился на эту доброту. Ему не хватало стаи, внезапное одиночество душило его, стены практически пустого, незнакомого дома сжимались вокруг, как гроб. Если бы не Коннор, не его уверенное присутствие рядом, то Ричи точно стал бы омегой, сошел бы с ума, не выжил бы. Но и иллюзия стаи поддерживала его, и когда две недели спустя Аманда предложила им стать ее бетами, Ричи едва не согласился. Едва. — Да я скорее сдохну, — сказал Коннор. О, он ни единой секунды не доверял Аманде. У него были идеи — ужасающие, болезненные идеи, эти идеи причиняли Ричи боль, вызывали желание закрыть уши и не слушать. Ричи хотел хотя бы попытаться начать новую жизнь, Коннор вычеркивал дни в календаре — хотя до их восемнадцатилетия оставались месяцы, — и ненавидел эту новую жизнь всеми фибрами души. И он даже не пытался это скрывать. Напротив — он, казалось, делал все, чтобы донести до Аманды свое отношение. Конечно, не сразу, но постепенно его ответы становились все резче, слова все грубее. Аманда теряла терпение, а Ричи… Ричи просто потерялся, не понимая, что происходит в их жизни. — Нам не нужна новая стая, — говорил Коннор твердо, сидя на кровати в этой самой комнате, его глаза мерцали непреклонным блеском абсолютной убежденности. — Всего год, и мы могли бы быть свободны, сами по себе. Даже двоих достаточно для стаи, — он не упоминал Элайджу, потому что Элайджа все еще не приходил в себя, вроде бы альфа, молчаливое присутствие на самом дне разума, не приносящее ни поддержки, ни утешения. — Мы можем позаботиться о себе и своей территории, мы не должны уступать этим чужакам! Он выглядел тогда так, словно готов сражаться, и Ричи в тот момент любил его просто невыносимо, до разрыва сердца — и жалел тоже невыносимо, и больше всего ему хотелось просто обнять Коннора и никогда не размыкать объятий. — Так давай подождем этот год? — сказал он мягко. — Это лучше, чем скрываться где-то, разве нет? Мы несовершеннолетние, Коннор, нужно просто подождать… Может быть, думал он, Коннор сможет отпустить и смириться? Может быть, все будет хорошо? Все началось с пощечины. Коннор тогда сказал что-то про то, что не должен отчитываться, и Ричи ни за что не вспомнил бы, касалось это школы, друзей или еще каких-нибудь, по сути, неважных, незначительных деталей. Но пощечину он помнил: и как Коннор отпрянул, и огненный след на его щеке, и царапины от когтей на скуле, которые не затягивались — и то, как вспыхнули его глаза, словно агрессия Аманды его совершенно не испугала. А дальше все покатилось в ад. Коннор стал только злее. Если раньше он позволял себе сарказм или игнорировал вопросы, то теперь в его ответах появилась откровенная грубость, если раньше он старался показывать характер наедине, то теперь стал хамить Аманде при бетах, — а Аманда, казалось, больше не собиралась это терпеть. И Ричи растерялся — растерялся тогда и растерялся потом, когда пощечины превратились в удары, а потом Аманда стала отсылать Ричи наверх — и ему казалось, что нужно вмешаться, как-то прекратить все это, но Коннор грубил альфе, ужасно грубил, и она никогда не проявляла к нему жестокость просто так, без причин, и она никогда не причиняла ему серьезного вреда… Коннор всегда был независимым и даже дерзким, а сам Ричи был упрямым, но никто из их стаи никогда не поднимал на них руку. Так что Ричи растерялся. Он уговаривал Коннора перестать, он пытался поговорить с Амандой, он просто боялся сделать хуже, хотя куда уж хуже… Коннор никогда не жаловался. Коннор сворачивал все разговоры об этом моментально и жестко, он избегал расспросов и под угрозой ссоры требовал, чтобы Ричи держался подальше — и от Аманды, и от его, Коннора, с этой Амандой отношений. Как будто происходящее можно было назвать словом «отношения»! На самом деле Ричи чувствовал, что все идет прямиком в бездну, и все его попытки начать новую жизнь рассыпаются в труху. Коннор отдалился от него — и Ричи не мог его за это винить. С каждым днем трещина между ними росла — и Ричи отчаянно хотел вернуть прежнюю близость, ведь они всегда раньше были на одной стороне, что бы ни произошло. Вот только прежнюю близость, кажется, хотел он один. Сейчас Ричи не казалось, что они с братом на одной стороне, что Коннор считает, что они на одной стороне. Он с Ричи даже домашку перестал обсуждать. Иногда Ричи так злился на него, что хотел орать. Иногда он хотел орать на себя. Ну почему все не могло наконец если не наладиться, то хотя бы дать ему передышку? Время прийти в себя? Ричи поймал себя на том, что кусает губы до крови. Где-то там, внизу, альфа причиняла боль его брату, и большая часть хотела бежать туда и делать хоть что-то, даже если его шансы равнялись нулю. Меньшая часть боялась вмешаться и усугубить ситуацию, или нечаянно раскрыть секрет Коннора, или вызвать еще большую злость у них обоих. Идея забрезжила у Ричи в голове, и он заставил себя опустить руки, глубоко вдохнуть. Коннор доводил Аманду, да, но сегодня он явно делал это не из чистой ненависти — нет, он делал это, чтобы избежать расспросов, чтобы что-то скрыть. Что-то очень важное для него, и это важное было связано с погибшей женщиной. И тем, вторым оборотнем, которому — и Ричи отлично это помнил, — Коннор успел что-то сказать. И Коннор явно не планировал делиться этой тайной с Ричи. Но это не значит, что Ричи не мог узнать сам. И он знал одного парня, который — по счастливому стечению обстоятельств — был племянником шерифа Андерсона. И этот парень наверняка захочет из чистой душевной доброты помочь Ричи разобраться в этом деле. Наверное, дело было в том, что Ричи просто не мог сидеть здесь и ждать Коннора, но план придал ему решимости и спокойствия — и Ричи, открыв окно, выскользнул в ночь. Он собирался навестить Гэвина Рида.