Изъян

— Мне нужно позвонить другу, — поднимаясь по лестнице на третий этаж, сказала я. — У меня есть телефон, — пожала плечами девушка, уже поворачивая ключ. Изабель отправилась на кухню открывать вино, пока я сидела в гостевой комнате, осматривая ее бежевые стены, обилие картин напротив и слушая мерные гудки в трубке. — Алло? — Привет, милый, — улыбнулась в трубку я. — А, Мартайн, — улыбнулся и Николя, я это знаю. — Хотела прийти и поужинать у меня? — Нет, хотела сказать, чтобы ты не терял меня и не звонил, потому что я в гостях. Отдохни от меня немного и позови уже Люку выпить, он же зачахнет без этой вашей еженедельной болтовни. — Не переживай на этот счет, он уже у меня. Все хорошо. — А, ну тогда замечательно. Доброй ночи. — И тебе, — и я повесила трубку. В проходе, с двумя бокалами, появилась Изабель, мягко прижимаясь плечом к косяку и ожидая меня. Щурится. Хочет, чтобы я подошла. Послушно ступаю к ней и принимаю бокал (господи, ну кто так много наливает для пробы?), болтаю его немного, чтобы оценить красоту цвета и заставить вино дарить свой аромат; подношу ко рту, но меня останавливают. Пальцем она показывает на свои губы — и я сразу догадываюсь, что сейчас будет. Терпкий, мокрый поцелуй, стекающий по моему подбородку тонкой струйкой и тут же слизанный Изабель. — Может, примем душ вместе? Я вздергиваю в приятном удивлении бровь, глядя в ее бокал и не находя там доброй части вина. Ставлю свое на журнальный столик и заставляю девушку повернуться ко мне спиной: стягиваю велюровую резинку для волос, пальцами расчесываю ее тяжелые, красивые волосы и, сделав пробор посередине, так чтобы мне снова открылась шея, целую ее, ощущая вкус соли и мускуса и уже задирая края облегающей танцевальной кофты. Оглаживаю поясницу, подтянутый, упругий живот и ребра, поворачиваю обратно лицом к себе и залезаю под кофту одной рукой уже спереди, а другой ощупываю отчетливо выпирающую тазовую кость. Изабель одним крупным глотком допивает вино и целует меня, повторяя наш предыдущий опыт, свободной рукой сильно тянет меня на себя, заставляя прижаться совсем близко и вновь перейти в ласках на спину. Шумно и торопливо освободившись от стакана, она прижала меня к стене в коридоре, одним бедром раздвигая мне ноги и давя на промежность. Хах, будь на мне юбка-карандаш, что бы ты делала? Страстные, пылкие, несдержанные поцелуи мы дарили друг другу. Я уже освободила Изабель от кофты и теперь гладила ее шею, периодически целуя ее и оставляя свои отметины; ключицы и реже — грудь через спортивный лиф. Она же мучилась в попытках поймать мои руки, чтобы расстегнуть пуговицы на узких манжетах: без них блузу не снять, а очень хочется. Через какое-то время я сжалилась над ней и позволила себя раздеть сверху, стянуть бралетт и прикоснуться к моим соскам губами и ловкими пальцами, которые сжимали их и легко покручивали, заставляя меня закатывать глаза в удовольствии. От напористого колена внизу все горело и требовало более точных прикосновений, поэтому я мягко оторвала Изабель от себя за плечи и, улыбнувшись, спросила, где у нее ванная. Она только взяла меня за руку и быстро потянула за собой через коридор. Ванная оказалась просторной и светлой, поэтому мы без каких-либо неудобств разделись и залезли в уже налитую (чертовка!) за время наших прелюдий воду. Пока я стягивала колготки, Изабель сходила за оставленными бокалами и бутылкой. Раздевание поумерило наш пыл и заставило вспомнить усталость прожитого в работе дня, поэтому мы решили сперва просто расслабиться и полежать в горячей воде вместе. Я сидела на ободе ванны и массировала намыленную горячую голову Изабель, которая с прикрытыми глазами растянулась между моими широко расставленными ногами спиной ко мне и поглаживала мои ступни под водой. С пеной в волосах, она приподнялась за наполненным бокалом и дала отпить сначала мне, потом — себе. Она пьянела на моих глазах, становясь все беззаботнее и мягче, опрокидывая в ванну бутыльки и банки, все более неуклюже и вместе с тем отчаянней пытаясь подарить мне хоть немного ласки, разбрызгивая воду и ударяясь о края. Я лишь аккуратно успокаивала ее и усаживала на место, целуя в глаза и губы, пытаясь смыть пену так, чтобы не попасть в лицо; отпивала вина как можно больше, чтобы ей почти не оставалось. Господи, куда ж ее понесло с такого количества? А тем временем и моя голова начинала туманиться. Благо, я заканчивала. Будучи полностью погруженной мытьем уже моей подвыпившей девушки, я почти не находила времени насладиться красотой ее тела. Вытирая ее, послушную, сидящую на краю ванной, полотенцем, у меня наконец появилась возможность. Родинки, посеянные на ее коже то здесь, то там, красивая грудь второго размера и уже так полюбившиеся мне ноги, приятные-гладкие-шелковистые, с узкими стопами, на которых отчетливо были видны вздувшиеся от тепла вены. Изабель гладила меня по мокрым волосам, выделяя отдельные пряди и стаскивая на плечи по несколько капель, путь которых до пола она почти полностью отслеживала пальцами. От возникающей после этого зябкости и щекотливости у меня начинали бегать по спине мурашки — и я вздрагивала. Когда я промакивала ее внутреннюю часть бедра, Изабель напряглась и схватила меня за плечо, заставив слушать: — Я хочу твои губы там, — умоляющими, почти без пьяного тумана, глазами, попросила она меня. Я только улыбнулась и, накинув полотенце ей на плечи, уверенно взялась за ее коленки руками, чуть разводя их в стороны. Поцелуй на нежной коже совсем рядом с пахом — и ее рука зарылась в мои волосы, а ноги привстали на носочки. Я продолжила, с каждым касанием все ближе и ближе оказываясь рядом с ее лоном. Языком прошлась вдоль кромок пока не раскрывшихся половых губ, задевая в конце клитор и вызывая тяжелый вздох. Проделав это несколько раз и остановившись ртом у чувствительного комка нервов, правой рукой нашла уже влажный и теплый проход и засунула один палец туда. Пока медленно и неспеша. Упруго сгибаю палец внутри, наблюдая за реакцией: толчок навстречу и сжавшиеся стенки возвещают о желании продолжать. Настойчиво толкаюсь чуть дальше и добавляю напора клитору, периодически останавливаясь и переходя на внешние половые губы, сминая и оттягивая их губами. Понимаю, что одного пальца мало и прибавляю второй, ввожу их без резкости, но достаточно быстро, периодически вынимая полностью и оценивая, как много смазки; радуясь, что даже не нужно смачивать дополнительно слюной. Возбуждение делает свое дело. Через какое-то время постоянной смены темпа и напора, Изабель с шумного дыхания начинает срываться на стоны, тихие и сдерживаемые. Она отнимает свою руку от моей головы и прикладывает ко рту, давит внутри ладони звуки. Зачем? Язык начинает сводить как раз тогда, когда я чувствую, что до конца осталось совсем немного. Девушка теряет контроль над телом, отчего ноги непроизвольно и коротко подбрасывает чуть вверх. Делаю последнее усилие и вкладываю в движения всю свою чувственность, наращивая темп пальцев до приятного предела. Пара мгновений — и Изабель резко выгибает спину, уже обеими руками опираясь о ванну и громко стоная. Полотенце упало. Влагалище часто и резко сокращается какое-то время. Я оставляю оба пальца внутри в желании отследить ее оргазм таким образом. Улыбаюсь, ожидая ее встречной улыбки, когда немного отпустит — и вот она, благодарная и довольная, абсолютно трезвая. Наклоняется ко мне, целует в еще солоноватые от нее губы, тянет руки к моей груди, начиная гладить по ней и шее, затем плечам. Вдруг — разрывает поцелуй, в самое неподходящее время, так что я даже тянусь за ней, и говорит, что у нее для меня сюрприз. Вскидываю вверх бровь, все еще недовольная тем, что она вот так прервалась, но заинтересованная. «Пойдем», — и она поднимает меня с пола, за руку ведя в спальню. Садит на кровать и коротко целует, снова заставляя меня злиться в нетерпении, перед тем как начать рыться в среднем ящике комода напротив. Улыбаясь, достает вибратор и демонстрирует мне. Уголки рта сами тянутся вверх. Я много раз думала о покупке, но все время почему-то оттягивала. Зачем, если мои пальцы вполне неплохо дарят мне удовольствие? Что ж, сегодня и пойму, как многого я лишилась. Тело горит в ожидании. Изабель наклоняется ко мне, начиная с простых поцелуев, пока ее руки уделяют внимание моей груди. Постепенно она спускается ниже: оставляет засосы на шее и ключицах, кусает и тут же зализывает укушенные места. Приятная боль, от которой еще сильнее начинаешь ценить ласку и одновременно с этим — хотеть большего. Ловлю ее руку и кладу на свой пах, который изнывает с первого шага в квартиру. Изабель щурится, быстро наклоняется к моему лицу, чтобы укусить за нижнюю губу и шепнуть: «А терпение?». Да какое терпение?! Пока я снова злилась, она уже взяла вибратор и, как только нашла им мои половые губы, включила его. От неожиданности я вскрикнула, но тут же прижала кулак ко рту, привыкая к новым ощущениям. Изабель не давала мне опомниться, все время переключая режимы и прикладывая игрушку к разным местам моего влагалища; языком и губами она ласкала клитор, отрываясь только для того, чтобы пустить туда вибратор. Уже очень скоро я достигла пика и шумно кончила, чем вызвала у девушки короткий смешок: «Уже?». Нет сил ни обижаться, ни злиться. Я только утянула ее за собой под одеяло и позволила ответно себя обнять. Безбожно хочется курить, но желание лежать здесь вечность — сильнее. — Почему одежда? — Потому что люди и красиво. Поэтому и ты. — Что, просто красивая женщина? — Не просто. Очень красивая, самая красивая женщина. Но я с тобой не только из-за красоты и дыры между ног. Изабель открыла глаза и вопросительно посмотрела на меня. Сощурится? Да. — Ты отвечаешь, двигаешься, разговариваешь, смотришь так, как мне бы хотелось, как я люблю. Во всем, что тебя касается, есть какой-то магический изъян, который делает тебя такой понятной мне и притягательной уже по природе своей. Но ты не как сразу понравившееся на витрине платье, ты как самое любимое платье, которое пусть и не идеально сидит и, может, уже вышло из моды, но в котором ты проживаешь свои самые лучшие дни и чувствуешь себя лучше обычного. Это твое платье. — И я твоя. — Надеюсь, — ответила я и замолчала ненадолго. — Но ты моя не как вещь, конечно. Вопрос принадлежности людей друг другу вообще очень странный… — начала путаться я из-за волнения, что недосказала что-то важное. Но Изабель лишь поймала мои губы своими и заставила перестать говорить, утонув в ее тепле. Пока мы целовались, я решила все-таки сказать ей. — Твой пиджак у меня. — Какой? — Который ты оставила в клубе. — Так, значит, ты все-таки туда вернулась? — счастливо улыбнулась она. — Ну да. Я надеялась застать там тебя. — Знаю. Дарю, — улыбнулась она еще шире. И мы продолжили целоваться, а от груди что-то отлегло. На следующий день в свой кабинет я вошла в пиджаке из микровельвета и с атласными лацканами. Одетая в любовь.