Лучший вариант из возможных

Очнулся Брок предсказуемо не там, где был пойман. Над ним имелся белый, без единой трещинки, потолок, голова ощущалась тяжелой, но пить отчего-то не хотелось, и это было странно: после транков сушняк всегда был как после жаркого дня в пустыне. Рядом сонно пошевелились, и на живот Броку легла знакомая металлическая хваталка. — Утро, — сказали слева голосом Барнса, а хваталка между тем медленно сползла ниже и сжала член, — люблю тебя. Брок, скосив глаза, обнаружил на себе самые офигенные сиськи, которые не мог не узнать, и прикинул, что будет, если с Барнсом прикинуться ветошью и собрать сливки. Но стоило признать, что соображал бывший Зимний Солдат (который, как известно, бывшим не бывает) быстрее не готового к подставе Роджерса. — Или не тебя? — Барнс схватил его за горло металлической рукой и чуть сжал. — Рамлоу? — Как думаешь, синяки на капитанской шее сойдут за свидетельства домашнего насилия? — Блядь, Стив, — Барнс скатился с кровати как был, голый, и понесся куда-то. Брок не спеша потянулся всем великолепным собой, радуясь отличному самочувствию, и, натянув штаны, пошел его искать. — Прости, прости, — Барнс выцеловывал на посиневшем запястье Роджерса, пребывавшего в его, Брока, теле, какие-то узоры. — И не заживет ведь так быстро. Больно? — Бак, прекрати, — Роджерс растер запястья, которые явно были прикованы к стене наручниками, и с трудом поднялся. — Не плюй в колодец, а, Барнс? — подал голос Брок. — Или как там говорят русские товарищи? — Рамлоу, заткнись! — Да сейчас, бегу, теряя тапки. Барнс, я молчать не умел, даже когда у меня зубы за час не отрастали, неужели думаешь, сейчас начну? Дай сюда, — он перехватил у Барнса руку Роджерса — свою руку, если быть точным — и приказал: — Там, среди моего шмотья, в машине аптечка была. Для вас обоих будет лучше, если она прилетела со мной. Барнс молча вышел, даже дверью не хлопнул. — Что, кэп, несладко? — О боли Брок знал все, а потому быстро растер запястья, восстанавливая кровоток, и нажал несколько точек у плеча, снимая мышечный спазм. — Бывало и хуже, — отозвался тот. — Что с печенью? — он потер правое подреберье. — Полтора года на наркоте, — ухмыльнулся Брок. — Удивительно, как она вообще уцелела. Если бы не тот коктейль Молотова, который Барнс мне добыл в нашу первую перемену ролей, когда мы так хорошо провели с тобой время, — он сам отпустил руку, которую Роджерс попытался вырвать, и принялся разминать ему плечи. — Да ладно, тебе не понравилось? Вы бы с тем двухметровым неразлучником еще сто лет топтались бы друг около друга, если бы не я, так что… — Что за коктейль? — сменил тему Роджерс. — Хрен знает. Вернулся от любовника — а на столе подарочек. Ну я не гордый, да и терять мне нечего особо было. Вколол, повалялся, сдыхая, полдня и вуаля. Морда почти как новенькая… А, ты же не видел, каким гниющим заживо красавчиком я был? Нет? Жаль, фоток не осталось. Знаешь, как меня местные называли? Хеллрайзер. Восставший из ада. Правы были. После того, как ты уронил на меня дом... — Я ничего на тебя не ронял, — Роджерс высвободился и поднялся, тут же схватившись за поясницу. — Добро пожаловать в мир людей, бессмертный эльф, — прокомментировал это Брок. — Не мальчик уже, должен понимать, что себя надо беречь. — Это? — спросил Барнс, внося в комнату небольшой чемоданчик. — Ага. Роджерс, на живот. На мой плоский, охуенно рельефный живот, прошу заметить. — Рамлоу, ты не мог бы… — Завалить ебало, — закончил Барнс вместо держащегося за остатки воспитанности Роджерса. — И сделай уже что-то. Хотя странно, что ты по-прежнему разваливаешься, тот составчик, который я тебе оставил в прошлый раз… — С этого места поподробнее, — приказал Роджерс и охнул, когда Брок всадил ему в жопу обезболивающий укол. — Лежи. Еще не все, — утешил его Брок и достал специальную разогревающую и заживляющую мазь — изобретение африканских выходцев из народа. Жутко забористая фигня, отлично помогавшая, но имевшая один презабавный побочный эффект. Он намазал суставы Роджерса густой желтоватой дрянью с сильным запахом трав и замотал их эластичными бинтами. — Так что за чудо-средство? — с усилием сев, Роджерс уставился на Барнса, и Брок сделал мысленную пометку потренировать такой требовательно-осуждающий взгляд, потом, перед зеркалом. — Сыворотка. — Барнса, похоже, было не пронять такими пустяками, как капитанские взгляды. — Один из вариантов. Чего ты так смотришь? То, что ты чувствуешь сейчас, — десять процентов от того, в чем очнулся я. Все, абсолютно все болело, Стив. Кожа на скулах лопалась, стоило рожу скривить. Да ну нахрен, ни один мудак такого не заслуживает. А я как раз место знал, где можно достать. Потому что если бы я застрял, то это, согласись, были бы целиком мои проблемы. Хотя, если бы я знал, — он перевел взгляд на Брока, — что он мне так отплатит, хрен бы… — Я тебе Роджерса завалил, — напомнил Брок. Что ж, кулак, летящий в лицо, он поймать успел, но по печени получил все равно, хотя пробить мышцы, которыми оброс Роджерс в своем супертеле, все равно оказалось проблематично. — Хватит! — рявкнул Роджерс командирским голосом Брока и поправил стояк — зелье не подвело. — Никаких драк! Надо, — тише продолжил он, изображая трогательную складочку между не привычными к такому бровями, — разобраться, как это происходит. И почему. — От тебя несет, — так же спокойно заметил Барнс, дернув бровью — натянутые спереди штаны не ускользнули от его внимания. — Всей хренью, которая намешана в шаманское зелье. Кстати, странно, что эта фигня не сделала тебя красавчиком, Рамлоу. — Она не сделала меня до конца здоровым красавчиком, — поправил его Брок. — Но я рад, что ты заботишься о моей ебабельности, Барнс. Прям душу греет. Ты для себя или друг просил узнать? — Печень как? Оклемалась? — ласково спросил Барнс, но Брок чувствовал: запал у него прошел. — Я позвоню Брюсу, — решил Роджерс. — Надо выяснить, что происходит. — В лабораторию, где все звонки прослушивает искин? — скептически спросил Барнс. — Он моментом идентифицирует тебя как Рамлоу, и через полминуты ты будешь лежать лицом в пол. Потом они, конечно, разберутся, но осадочек останется. — Нам нужен план, — глубокомысленно заключил Роджерс. — А тебе лично — еще душ и уединение, — хмыкнул Брок. Он надеялся никогда больше не увидеть такого выражения одухотворенной решимости на своем лице. И такого незамутненного смущения тоже.