Supernova

— Какого чёрта тут творится?! Тобио смотрит на Хинату — он близко. Слишком близко. Чёрт, так близко, что можно всерьёз решить, будто они только что действительно целовались. Прерывистое дыхание скользит по коже, губы всё ещё совсем рядом — буквально в нескольких сантиметрах от его подбородка. Тобио может наклониться, может чуть-чуть потянуться вперёд и в этот раз самостоятельно попробовать горечь с привкусом клубничного бальзама для губ. Господи, он точно совершеннолетний? — Я ещё раз повторяю: что за хуйня?! Хината распахивает глаза — в них плещется что-то абсолютно и точно безбашенное — бегло улыбается и отпускает смявшийся галстук. — Прости, — шепчет беззвучно, поворачиваясь к двери. Тобио непонимающе моргает, дотрагивается кончиками пальцев до губ — они всё ещё горят, потревоженные — и, наконец, замечает вошедших. Фотограф продолжает яростно нажимать на кнопку камеры, словно она как минимум убила всех его родственников, а как максимум — задушила собаку. Вспышка раз за разом освещает холодным белым балкон, заставляя щуриться и тихо материться себе под нос. На груди у работника болтается красный бейджик. Аккредитованный. — Шоё! Тобио морщится, переводит взгляд на Атсуму. Кажется, ещё секунда — и тот на тяге негодования оторвётся от земли и направится прямиком в сторону Луны. Было бы, кстати, неплохо. А так только весь настрой убил. Стоп. Нет, конечно, нет — между ним и Хинатой не было никакого особого «настроя», они просто… Просто… Целовались. Шоё подходит к побагровевшему Атсуму, успокаивающе хлопает по плечу и с вызывающим зависть спокойствием произносит: — Тсуму, прекрати этот спектакль. Занавес уже опущен. На балконе повисает тишина — даже фотограф, кажется, наконец отрывается от камеры, чтобы недоуменно уставиться на Хинату. А Кагеяма… Кагеяма ухмыляется. Будь он художником — обязательно бы отметил, что щёки Атсуму достигают красноты, сравнимой лишь с оттенками картины «Купание красного коня». Будь музыкантом — наверняка накидал бы пару строчек о красноречивых взглядах и зашкаливающей ревности, что приводила к краху целые империи. Будь танцором — сравнил бы ситуацию с проваленным прыжком: примерно с таким же выражением лица люди встречают коленями твёрдый паркет, повреждая мениски и лишая будущее «светлости» и «беззаботности». Но Тобио не художник, не музыкант и уж точно — не танцор, а потому он демонстративно расправляет плечи и красноречиво разминает суставы запястий (те с удивительной готовностью издают тихий щелчок). — Какие-то проблемы? — фыркает он, облокачиваясь поясницей на ограждение и поправляя смявшийся галстук. Бедняге сегодня действительно досталось. Шоё, открыв дверь в зал, замирает на пороге и слегка дёргает подбородком в сторону — движение тонкое, едва уловимое, но его достаточно, чтобы Тобио заметил улыбку на покрасневших губах. Дверь громко хлопает. Фотограф, сделав ещё несколько кадров, придирчиво проверяет результат на маленьком экранчике камеры, а после, махнув рукой, скрывается следом за Хинатой. На балконе остаются двое. Тобио дёргает бровью, когда Мия подходит ближе. Настроение вмиг меняется. Кагеяма продолжает пялиться на отдаляющуюся спину Шоё, которая в итоге сливается с толпой, а после поддаётся привычке — напрягается при приближении потенциальной «угрозы». Плохо разогретые мышцы отзываются болью. — Знаешь, — Атсуму, чьё лицо наконец приобретает оттенок, с которым можно жить, лукаво улыбается, останавливаясь в метре от него и скрещивая руки на груди. — Хинате не позволено заводить интрижки, это может плохо повлиять на его карьеру. Он начнёт отвлекаться, что непозволительно в нашем… искусстве. Мия говорит мягко, вкрадчиво, улыбаясь — словно пытается усыпить бдительность, но Тобио, наученный горьким опытом, на чужие уловки не ведётся: чем тише говорят — тем громче бьют. — Каким боком это касается тебя? — произносит он, стягивая галстук с шеи и засовывая его в карман брюк. Если дело дойдёт до драки (а кто знает, что на уме у этого болезненного?), то он точно не хочет предоставлять сопернику начальное преимущество. — Сторожишь его? Думаешь, что дождёшься? Кагеяма попадает в точку — иногда слова бьют больнее кулаков. Мия кривится, теряет и так с трудом восстановленное спокойствие и злобно выплёвывает: — Думаешь, что добрался до него? Что ваши облизывания на балконе что-то значат? В лучшем случае он поиграется и выбросит тебя, как ненужную игрушку. А я буду рядом. Всегда. И когда время придёт — я, опять же, буду рядом. Атсуму улыбается, вновь демонстрируя неестественную белизну зубов, и смотрит пристально. Выжидающе. Тобио глубоко вздыхает, успокаивая раззадоренное сердце, которое уже начало разносить дозы адреналина по телу: очевидно, драка откладывается до лучших времён. Оно и к лучшему — он и так уже достаточно проебался за вечер. Личико этого индюка общество ему не простит. — Да-да, будешь рядом и не упустишь свой шанс, я понял, — прикрыв рот ладонью, Тобио зевает, достаёт телефон, чтобы проверить время — скоро полночь — и отлипает от перил. — Удачи тебе с этим, Мия! Он ухмыляется, обходит застывшего Атсуму и распахивает дверь. На балкон врывается оглушительный коктейль сотни звуков: оживлённые ритмы музыки, звон бокалов, смех, вскрики, шёпот, стук каблуков, шуршание юбок, едва различимый в общем гаме скрип мебели. Тобио морщится и входит в зал, оставляя Мию на свежем воздухе в одиночестве — всяко полезнее, чем прожигать жизнь за барной стойкой в ожидании кого-то столь… непостоянного. Вечеринка из бурного празднества медленно переходит в состояние томного торжества. Несмотря на жизнеутверждающие танцевальные переливы, большинство гостей вяло переминаются с ноги на ногу на танцполе или вовсе обтирают всевозможные плоские поверхности, не в силах держаться в вертикальном положении. Внешний лоск не скрывает внутренней нищеты — праздник напоминает дурные подростковые сборища с дешёвым алкоголем и бурлящими гормонами. Разве что за бокал местного шампанского можно и мать родную продать. Тобио засовывает руки в карманы брюк и начинает пробираться в сторону выхода. Заинтересованные ленивые взгляды прилипают к одежде, просачиваются сквозь ткань, оседают на коже мутными пожелтевшими пятнами. Кажется, будто все знают о произошедшем на балконе. О том, что Тобио… Господи, да он же целовался с Хинатой. Точнее Хината целовал его, пока Тобио пытался сообразить, что вообще происходит и почему, вместо пощёчины и удара в нос, он получает теплоту чужого тела, мягкость губ и остатки клубничного бальзама. Щёки горят — наверное, в зале слишком душно. Им стоило бы открыть окна. Под градом любопытных взглядов и громкого перешёптывания Тобио чувствует себя обнажённым. Он запоздало вспоминает про пиджак — видимо, Шоё решил оставить его себе в качестве «военного трофея». Ивазуми убьёт его, но сейчас не об этом: сейчас главная цель — добраться до выхода, до лифта, до квартиры, до душа, где он наконец сможет отмыться от сегодняшнего вечера. Сможет чистым лечь спать и забыть этот день, словно кошмарный сон. Совершенно кошмарный — с тёплыми губами, тихим «прости» и крепкими пальцами, цепляющимися за галстук. Тобио едва сдерживается, чтобы не залепить себе пощёчину да посильнее — ему нужно выбросить из головы все эти настойчивые, неудобные и даже опасные мысли. Выбросить, чтобы в три часа ночи, когда он не сумеет заснуть, раз за разом прокручивать в голове отвратительные медовые глаза и рыжие, наверняка мягкие, волосы. Омерзительную улыбку. Румянец на скулах. Ночью он будет вспоминать, ворочаться в кровати, не находя покоя, а после включит какой-нибудь сериал и уснёт раньше половины серии, но сейчас Тобио с картонной уверенностью подходит к выходу и кивает охраннику, который вновь появляется словно из-под земли и услужливо открывает дверь, хрипя в спину дежурное «Хорошего вечера». Тобио удивлённо оборачивается, но охранника уже и след простыл. До дома — около часа пешком или тридцать минут на метро, которое вот-вот закроется до завтрашнего утра. До дома — стёртые узкими туфлями пальцы и, возможно, простуда — от ночного токийского ветра пощады не жди. Тобио нетерпеливо барабанит по кнопке лифта и выдыхает, только когда блестящие двери плотно закрываются — механизм приходит в движение. Кагеяма поворачивается к зеркалу: то отражает нечто абсолютно потерянное, растрёпанное и в какой-то мере даже взбудораженное. Зеркальный Кагеяма Тобио неуклюже усмехается, проводит пальцами по губам, а после — жмурится, морща нос. Наверное, он тоже целовался с кем-то омерзительно-отвратительным. Тёплым, низким и слишком живым для этой мёртвой вечеринки. Тобио утыкается лбом в стенку: он ведь с самого начала знал, что эта вечеринка… это сборище одурманенной алкоголем элиты — очень и очень плохая идея. Он понял это сразу, когда «наткнулся» на подборку лучших сцен из «К вершине!», когда нажал на кнопку «play», когда впервые погряз в движениях Хинаты Шоё. Тобио массирует виски, пытаясь успокоиться. Никаких «погряз», никакой глубины — лишь глупое восхищение танцующей машиной: высота прыжков и лёгкость, с которой Шоё перемещается по сцене, достойны уважения. Кей его убьёт. Если успеет — первый на очереди Ивазуми, которому он искренне пообещал вернуть единственный «парадный» пиджак в целости и сохранности. Тобио готов признать — он крупно проебался. Внимание Хинаты, конечно, он привлёк, и даже, возможно, обнаружит себя в завтрашних новостях, освещающих мероприятие, но… Господи, Кей его убьёт. Всего-то нужно было стукнуться бокалами, улыбнуться на фото и уйти восвояси. А он опять влез в говно по самые уши. Nekoma предпочитает не делиться. Лифт отзывается тихим «дзынь», женский голос оповещает о прибытии на нулевой уровень, и Тобио, в этот раз не медля, выбирается из металлической коробки. Кажется, девушка с ресепшена что-то говорит ему, но он слепо пялится на её ослепительно белоснежную блузку, невпопад качает головой и направляется к выходу — туда, где холодные порывы ветра помогут, наконец, прийти в себя. Контракты, деньги, поездки. Контракты-деньги-поездки-контракты-деньги-поездки — единственное, что должно его волновать. Единственное, что действительно имеет значение. Чемпионат в Риме — лишь первый шаг по долгой дороге к вершине, но Тобио готов вырывать победу потом и кровью, двигаться вперёд, превозмогая боль, покорять один Эверест за другим. Тобио готов ко всему, кроме того, что он позорно рухнет в кусты у входа в здание по адресу «Тораномон 1-23-1». Ну, как рухнет… Через секунду становится очевидно, что ему помогли. — Чёрт! — вскрикивает Тобио, дёргаясь назад. — Что ты вообще творишь?! Шоё, сидя на корточках и всё ещё крепко держа его за локоть, демонстративно закатывает глаза и приставляет палец к губам. — За тобой никто не шёл? — шепчет он, осматриваясь, и Тобио едва сдерживает рвущийся наружу истерический смех — из глотки выбирается лишь лёгкое протяжное «ха-а-а-а-ах». — Ты больной? Сумасшедший? — выдыхает он раздражённо, выдёргиваясь из чужой хватки и поднимаясь на ноги. Брюки придётся отдавать в химчистку, но это меньшая из его проблем. — Ты меня преследуешь? Хината хмурится. — Много, знаете ли, чести, — бормочет себе под нос, вставая и отряхивая колени. — Я просто подумал… ты не голоден? Тобио замирает. Честно говоря, он чертовски голоден. Он мог бы сейчас зажевать целого бизона! Разделаться со слоном за два укуса! На вечеринке были какие-то канапе, но из-за волнения еда не лезла в глотку, и он решил ограничиться парочкой стаканов молока, что, конечно, очень полезно для костей, но с голодом справляется едва ли. И теперь, когда он наконец покинул враждебную территорию, отсутствие ужина даёт о себе знать — тошнота скребёт горло. Но это не отменяет того факта, что Хината безумно странно себя ведёт. Постоянно оглядывается по сторонам, хмурится, словно размышляя о чём-то, переминается с ноги на ногу. Может, он под… наркотой? Тобио ещё раз осматривает парня. А, впрочем, какая разница? — Голоден, — хмыкает он, раздумывая, что скажет Укай, если узнает о полном срыве режима питания. — А тебе вообще можно покидать…? — он кивает куда-то наверх, в темноту. Шоё нервно пожимает плечами. — Мне плевать, — с неожиданной прохладой отзывается он. — Я устал и проголодался по нормальной еде. Ну, ты понимаешь… да? Тобио кивает, делая вид, что да, конечно, понимает. На самом деле, он понимает абсолютно ни-ху-я. Какого чёрта Хината, судя по его нервозности и осторожным взглядам по сторонам, сбегает с собственной вечеринки? Откуда в его голосе этот холод? Предупреждающие нотки? Куда делась та улыбка, что, казалось, намертво приклеена к лицу? Шоё больше не выглядит звездой известной балетной постановки — сейчас перед Кагеямой обычный парень. Растрёпанный, взволнованный и абсолютно… обычный, если не считать ярко-рыжих волос. Они вообще натуральные? С Хинаты слетело былое дружелюбие и наигранная, оседающая песком на зубах, улыбочка. Сейчас он даже будто бы выглядит взрослее, точно — серьёзнее. И Тобио вновь задумывается, кто же такой, чёрт побери, Хината Шоё. — Так может это… сходим в Макдональдс? Кагеяма выплывает из собственных размышлений и недоуменно моргает. — «Нормальная еда», значит? — Они морили меня голодом целых пять месяцев! Строгие диеты: никакого фастфуда и сладостей! А я просто хочу… картошки, — Шоё скрещивает руки на груди, и Тобио задумчиво смотрит на слишком длинные рукава пиджака. Будто с чужого плеча. Пиджак Ивазуми. Господи, неужели он спасён? — Я схожу с тобой в Макдональдс, но пиджак ты мне отдашь. Он не мой. Шоё удивлённо наклоняет голову и, выдав глубокомысленно «Ах!», осматривает себя. — Я уже и забыл, — побледневшие от прохлады губы растягиваются в улыбке, но Кагеяму больше не проведёшь. — Прости, что забрал его. Давай я отдам прямо сейчас… Хината краснеет, что-то тихо бормочет, возится, пытаясь стянуть с себя рукава — из здания выходит какая-то громко болтающая парочка, и Шоё с писком дёргается в тень куста. Пальцы трясутся, он замирает, словно испуганное животное, и Тобио всё-таки не выдерживает: — Эй, — он кладёт ладони на чужие плечи и несильно сжимает, заставляя Шоё оторваться от созерцания отдаляющихся спин. — Эй, посмотри на меня. Хината растерянно дёргает подбородком, встречаясь с Тобио взглядом. Это настолько нелепо, что Кагеяма хмыкает: бедняге приходится задрать голову. В прошлый раз разница в росте не ощущалась так остро, учитывая, что Шоё схватил его за галстук и заставил наклониться, чтобы… Тобио сглатывает выступившую слюну — во рту внезапно становится слишком вязко — и с пластмассовой уверенностью произносит: — Что-то случилось? Ты ждал здесь именно меня? Хината неопределённо качает головой, закусывает губу и легонько, «на пробу» дёргается — Тобио крепче цепляется за плечи. Внутри разгорается раздражение — парень молчит, словно баран, но смотрит так умоляюще и испуганно, что Тобио разрывается между желанием дать подзатыльник посильнее (чтоб наконец собрался) и, притянув ближе, уткнуть эту нелепую мордашку себе в грудь (чтоб перестал дрожать). Честно говоря, это не его дело. Этот парень ему никто — Тобио может спокойно выпрямиться, поблагодарить за вечеринку и отправиться туда, где его ждёт тёплый душ и мягкая кровать. Но каким бы странным ни был Хината Шоё, какими бы необъяснимыми ни были его действия, оставлять его одного в таком состоянии почему-то… кажется неправильным. — Ладно, не хочешь отвечать — не отвечай. Успокойся. Дыши глубже. Не суетись. Пиджак отдашь позже — на улице холодно. Хочешь в Макдональдс? Шоё согласно кивает головой. Тобио выдыхает: так, ну хотя бы с этим разобрались. — Отлично, — он осторожно отпускает чужие плечи, внимательно следя за реакцией Шоё, но тот, по всей видимости, убегать не планирует. — Сейчас мы пойдём в Макдональдс, и ты купишь себе картошки. Хината, поправив задравшиеся рукава, хмыкает и что-то тихо говорит, но Тобио уже не слушает его — развернувшись, он начинает уверенно шагать дальше по улице. Видимо, его вечер только начинается. «Карты» показывают, что до ближайшего круглосуточного Макдональдса полтора километра, а это около пятнадцать минут, если идти быстро. Тобио оглядывается на притихшего Хинату — тот послушно плетётся позади него, пиная кроссовками камни и щурясь от яркого света фонарей. Ладно, «быстро» отменяется. — Ты можешь идти рядом со мной, — Кагеяма пытается придать голосу хоть каплю дружелюбия, но выходит из рук вон плохо: Шоё напрягается, вытягивается по струнке, но нагоняет его, неловко переминаясь с ноги на ногу. Так и не скажешь, что из этих… танцоров. — Прости, я просто… — он трёт ладонями лицо, заставляя щёки покраснеть. — Я просто устал. Слишком перенервничал с утра. И я не преследую тебя! Просто мне не хотелось идти одному… — Поэтому ты сидел в кустах у входа, поджидая компанию? — перебивает Кагеяма. — Удивлён, что охрана не вызвала полицию. — Ой, да ладно тебе, — ухмыляется Шоё, поднося ладонь к волосам и демонстративно накручивая короткую рыжую прядку на палец. — Меня только слепой не узнает. Большая часть этого небоскрёба принадлежит Некоме, а я их подопечный, так что… Работники умеют закрывать глаза, когда этого требует ситуация. Тобио красноречиво хмыкает. Вот уж разбалованный придурок. Шоё, видимо полностью придя в себя, продолжает болтать что-то про раздражающих светских кур и громкую музыку — Тобио слушает вполуха, лишь изредка вставляя лаконичное «ага» или «хах, смешно». Пару раз он точно делает это невпопад, но Хината, кажется, совсем не обеспокоен — лишь сильнее кутается в пиджак, неловко улыбается и шагает всё быстрее и быстрее. — Куда ты так втопил? — раздражённо бросает Кагеяма, когда понимает, что начинает не поспевать. Подсвеченная вывеска Макдональдса уже виднеется вдали — они практически пришли, а Хината опережает его на целых два-три шага. Шоё в ответ лишь смеётся. — Наперегонки до Макдональдса! — отсмеявшись, выпаливает он и, не дожидаясь ответа, срывается на бег. Тобио ничего не остаётся, как, громко выругавшись, поспешить за ним. В помещение они влетают взмокшие, раскрасневшиеся и недовольные: Тобио отказывается признавать победу Хинаты, учитывая его внезапный фальстарт, а Шоё, в свою очередь, настаивает на том, что пара секунд роли не играют, плюс — это компенсация за отсутствие «длиннющих бесполезных ножищ». Тобио с этим категорически не согласен. Макдональдс встречает их тихой ненавязчивой музыкой и практически полным отсутствием посетителей: лишь в дальнем углу у окна пожилой мужчина расслабленно потягивает молочный коктейль, посматривая на пустую парковку, залитую холодным светом фонарей. Девушка за кассой, лениво оторвавшись от телефона, удивлённо осматривает вошедших, а после — прищуривается. — Добрый день! — Шоё подлетает к стойке и, подхватив пластиковую карту с меню, углубляется в чтение. Тобио предпочитает заказывать через автомат, а потому останавливается поодаль, тыкая на «начать» и «на месте». Он неторопливо пролистывает список бургеров, размышляя, что из этого отвратительно вредного и убийственно жирного набора вызовет наименьший гнев Укая. Правильный ответ — ничего. Ничего не спасёт его от ярости Кейшина, который собственноручно составляет диеты и расписывает примерное меню для своих спортсменов, не забывая выдавать профилактические пиздюли лишь за случайные мысли о срыве. Никаких читмилов: в здоровом теле — здоровый дух. Где-то глубоко внутри Тобио чувствует болезненный укол совести, но и та капитулирует перед громадным тройным чизбургером и картофелем «по-деревенски». Тыкнув пару кнопок и отказавшись от навязчивого предложения выбрать соус, Кагеяма оплачивает, забирает чек и подходит к Хинате. — Выбрал? Шоё откладывает меню и задумчиво чешет затылок. — Хочу всё! — решительно заявляет он. — Я же могу заказать всё? — Нет, ты определённо не можешь заказать всё, — устало выдыхает Тобио, пряча раздражение за коротким зевком. — В тебя столько не поместится, — предугадывая последующие возражения, он добавляет: — И в меня тоже. Хината поворачивается к девушке за кассой, облокачивается на стойку и улыбается во все тридцать два зуба, лёгким движением откидывая чёлку с лица. — А можно мне, пожалуйста, три больших картошки фри, самый огромный бургер, что у вас есть, и средний стакан колы. И соус! Сырный! Тобио закатывает глаза, когда девушка, краснея и запинаясь, повторяет заказ. — Спасибо, — улыбается Хината, прикладывает телефон к платёжному терминалу и, схватив Кагеяму за рукав рубашки, тащит его в сторону стола недалеко от входа. — Давай сядем здесь? Тобио согласно кивает: честно — ему вообще всё равно, где сидеть. Лишь бы уже наконец поесть, отделаться от Хинаты и отправиться домой. Потом сможет рассказать Цукишиме, что слегка перевыполнил их план (пусть и не так, как Кей мог ожидать). Еду приносят быстро — минутная стрелка часов едва успевает отсчитать восемь полных кругов. Тобио осматривает два подноса с кучей еды и молится всем богам, чтобы Укай об этом не узнал, иначе… ему не жить. Кейшин страшен в гневе. Шоё, покопавшись в залежах картошки, выдёргивает из-под картонной коробочки салфетку. — Что это? Тобио пожимает плечами, распаковывая бургер. — Номер телефона, — отвечает спокойно, совершенно не понимая, почему ему приходится объяснять очевидное. Хината хмурится и нетерпеливо машет салфеткой с ярко-чёрными цифрами прямо перед его лицом. — Это понятно! Но чей? Мельтешения перед носом заставляют Тобио оторваться от еды, и он закипает. — Ты совсем тупица или что? Сначала строишь глазки кассирше, а потом гадаешь, чей же номер на салфетке? — выдыхает раздражённо, искренне не понимая, как можно быть таким… долгим. Шоё, к его удивлению, на вспышку гнева не обращает внимания: с красноречивым «А-а-а-а-а…» он сминает салфетку, откладывает её куда-то на край подноса и принимается за еду, сразу же плотно набивая рот картошкой. Одна за другой золотистые палочки исчезают где-то в глубинах раздувшихся щёк, сырный соус неаккуратно размазывается по губам, и Тобио хочет узнать лишь одно: как в это коротколапое недоразумение столько влезает? А впрочем… какая разница: Кагеяма слишком заинтересован в поглощении тройного чизбургера, который едва-едва помещается в рот — Тобио осторожно откусывает, негодующе морщась, когда соус вперемешку с мясным соком стекает по ладони, лишь каким-то чудом не задевая рукава рубашки. Хината, если и замечает, то виду не подаёт: оторвавшись от картошки, он тянет руки к огромнейшему Биг Маку и жадно надкусывает булку. — М-м-м, вкуффно! — мычит с набитым ртом, пытаясь прожевать котлету из стопроцентной говядины (если верить рекламе, чего Тобио очень и очень не советовал бы делать). — Ага, — отзывается он в ответ, демонстративно промакивая губы салфеткой: Шоё весь измазался в соусе и по какой-то причине принципиально игнорирует стопку тонких бумажных платков. Может, боится ещё сюрпризов? Однако стоит признать: даже сырный соус, неаккуратно размазанный вокруг рта, ему к лицу. Ох, уж эти отвратительно красивые люди, которые могут не спать сутки, измазаться в грязи, щеголять в мешке из-под картошки и всё равно смотреться хорошо. Просто омерзительно. Когда большая часть еды исчезает с подносов, и Шоё, кажется, наконец успокаивается, начиная куда вдумчивее поглощать углеводы, Тобио решается: — Зачем ты меня поцеловал? — с нарочитым безразличием спрашивает он, вытаскивая из картона последнюю картофельную дольку. Шоё прекращает высасывать из стакана с газировкой все соки и задумчиво качает головой. Они встречаются взглядами — и Тобио изо всех сил хочет забрать вопрос обратно, поймать уже выскочившие слова и затолкать их поглубже в глотку. Почему Хината смотрит так, будто Тобио только что предложил убить кассиршу и закопать её где-нибудь на парковке. Вязкое удивление растекается по янтарю, пухлые губы размыкаются, чтобы выдохнуть короткое: — Что? Тобио чувствует себя идиотом. Дураком, каких ещё поискать. И поэтому повторяет: — Почему ты поцеловал меня там на балконе? — Поцеловал? — переспрашивает Хината, выглядя не только искренне удивлённым, но даже напуганным. Он мельком осматривается по сторонам, отодвигает пустой стакан колы и закапывается лицом в ладони. — Чёрт, я надеялся, что ты забудешь. Тобио зависает. Нет, серьёзно: ещё секунда и у него случится короткое замыкание, потому что как, чёрт побери, как можно о таком забыть. Как можно забыть о том, что Хината Шоё поцеловал тебя на грёбанном балконе грёбанного самого высокого небоскрёба Токио. Кагеяма заворачивает остатки бургера в бумагу, вытирает руки салфетками и поднимается на ноги. Возможно, Хината прав — возможно, ему действительно стоит просто забыть. Шоё встаёт из-за стола следом. — Я ещё не доел, — грустно выдыхает он, указывая пальцем на оставшиеся три палочки картофеля. Тобио едва сдерживается, чтобы не вбить их кому-нибудь поглубже в глотку. Но да, весовые категории разные. Кагеяма натянуто усмехается, бросает короткое «доедай», относит поднос к мусорке и быстрыми шагами выходит из заведения. За спиной хлопает дверь, и Тобио так резко оказывается в тишине, что становится в какой-то мере даже страшно — неуютно. Но длится это не больше минуты. — Мог бы и подождать! — обвиняюще кричит Шоё, вываливаясь из Макдональдса и махая кассирше на прощание рукой. Безалаберный идиот — не иначе. Тобио на его выпад не отвечает — слепо пялится куда-то в темноту, раздумывая, вызвать ли такси или всё-таки прогуляться пешком. Заодно голову проветрит. Он уже делает шаг, когда Хината — это уже становится раздражающей традицией — цепляет его за локоть и тянет обратно. — Стой-стой! — он надувает губы, хмурится и трясёт головой. — Подожди секунду! Тобио никуда не спешит, но внутренний таймер заведён ровно на две минуты — его выдержка не безгранична. Ох, отнюдь нет: тренировки воли (или как там эти пытки наживую называл Укай) помогают ему сосредотачиваться на ринге, но почему-то отказываются работать в жизни. Да что и говорить — его агента зовут Цукишима Кей. Только ленивый не обсуждал несносный характер одной из самых заметных фигур «мясного» бизнеса. Та ещё заноза в заднице — Кагеяма искренне уверен, что именно ему он должен быть благодарен за расшатанную нервную систему. — Десять, — предупреждающе произносит Тобио. — Что «десять»? — Шоё удивлённо вздрагивает, поднимает взгляд на парня и так и продолжает крепко цепляться за его локоть. Вот уж наглая рыбёшка. — Десять секунд прошло с того момента, как ты попросил меня подождать секунду, — Тобио демонстративно вытаскивает телефон и смотрит на циферблат (что, честно говоря, ни о чём ему не говорит — он уже давно потерял счёт времени). — Но эта информация была актуальна полминуты назад. Так что ты хотел, Хината? Шоё тушуется под прямым взглядом и будто даже становится меньше — весь съёживается, разжимает хватку и прячет глаза под рыжей чёлкой. — Ты спрашивал про поцелуй, — тихо шепчет он, и Тобио едва-едва сдерживается, чтобы не поддразнить его ехидным «повтори, с высоты плохо слышно». Потому что действительно плохо слышно. Но он слышит. И даже на секунду жалеет об этом: смущённое бормотание и заметный даже в ярком свете фонарей румянец действуют на него отрезвляюще. Тобио будто обдаёт холодной водой: осознание, где он и с кем он, заставляет кожу покрыться мурашками, а тихое «блять» — хрипло протаранить голосовые связки. Как бы ни казалось обратное, перед ним не просто зажатый подросток с юношеским максимализмом — перед ним неловко мнётся юное дарование, главная гордость корпорации Nekoma, и что-то подсказывает: так просто они его не отдадут. Кенма Козуме не из тех, кто любит делиться игрушками. Хината опасен. Не только потому что, смущаясь, вызывает странную смесь желаний: то ли за щёчки подёргать, то ли выебать в ближайшем тупике между домами. Нет, Хината опасен, потому что его покровители скупили половину Токио, а Тобио очень не хочет ввязываться в проблемы. — Так вот, — Шоё, видимо, всё-таки заставляет себя собраться, и Тобио склоняет голову набок. — Я поцеловал тебя, потому что… это был спор! Кагеяма удивлённо дёргает бровью. — Спор? С кем? — произносит он, потирая внезапно занывшее запястье. Нервы ни к чёрту, честно говоря. — С Мией. Он спросил, хватит ли мне смелости поцеловать самого привлекательного парня в этом зале, и я… — Шоё выдыхает, выпрямляет спину и разводит руками. — И я поцеловал тебя. Хината, красный, словно ребёнок причудливого союза томата и свёклы, гордо дёргает подбородком, пытаясь смотреть на Тобио сверху вниз. Но для этого ему не хватает сантиметров так двадцать роста. Если не больше. Кагеяма несколько секунд анализирует полученную информацию, а потом выдыхает гулкое «ха-а-а-ах». Он слишком устал, чтобы смеяться, но ситуация кажется ему забавной. — Ты же понимаешь, что это был намёк? Он ожидал иного, — Тобио пожимает плечами и, поддавшись порыву, осторожно накрывает рыжие вихри ладонью. Пальцы несколько секунд привыкают к мягкости чужих волос, а после сжимаются, дёргая. — Эй! — Шоё пытается попасть локтем ему по рёбрам, но Тобио, вовремя увернувшись, держит его на расстоянии вытянутой руки: пальцы уже не дёргают — они осторожно ерошат рыжие патлы, и Хината становится похож то ли на ярко-солнечный одуванчик, то ли на недовольного шпица. А с животными, знаете ли, у Тобио отношения сложные. — Ну, хватит, — Шоё всё-таки выбирается из чужой хватки и обиженно потирает затылок. — Да, Мия точно не ожидал такого. На это и был расчёт, — он ехидно улыбается, и Тобио, не думая, произносит: — Так ты считаешь меня привлекательным? Слова врываются в осеннюю прохладу, повисают в воздухе и будто бы отражаются от молчаливых стен полусонных зданий и мутных стёкол фонарей. Они повторяются раз за разом в голове, и Тобио морщится, жалея о произнесённом. Шоё, кажется, всерьёз раздумывает над вопросом, но после небольшой паузы лишь дёргает плечами. — Не знаю, — выдыхает с усмешкой. Такой спокойный, будто Тобио спросил у него время, а часов под рукой не оказалось. — Не знаешь? — Кагеяма хмурится. — Как ты можешь не знать такое, если… — Эй, — Шоё делает уверенный шаг к нему, подходя близко — слишком близко — и осторожно вытягивая руку. — Э-э-эй. Тобио не сразу понимает, что происходит, а когда наконец осознаёт — уже слишком поздно: холодные пальцы сначала неуверенно касаются его щеки, скользят по скуле и находят своё временное пристанище, уголок покоя и уюта, на пересохших губах. — Не думаю, что ты действительно хочешь копаться в этом, верно? — тихо, успокаивающе выдыхает Шоё, и Тобио молчит, отстранённо размышляя о том, когда они успели поменяться местами. Почему он на взводе, пока этот недоросль пытается утихомирить его убаюкивающим тоном и пристальным открытым взглядом. Тобио ничего не понимает и понимать не хочет, но покупается на трюк сознательно — добровольно поддаётся чужим прикосновениям и прикрывает глаза. Он слишком устал, чтобы продолжать допрос, слишком хочет спать, чтобы нервничать или переживать. Возможно, завтра утром ему позвонит Цукишима. Скажет, что его, Кагеяму, обвинили в домогательствах к подопечному Nekoma. Что его карьера растоптана в пыль. Возможно, завтра его действительно разбудит звонок — Цукишима язвительно похвалит его за проделанную «работу» и расскажет о внезапной вспышке интереса к одному из самых перспективных спортсменов на рынке «грубой силы». На мясном рынке. Всё это возможно и вероятно, но сейчас Тобио решает прикрыть глаза, лишь бы не смотреть в вязкие медовые омуты. Он ненавидит мёд, но, словно муха, утопает в нём по самые крылья. Интересно, Хината на всех производит такое впечатление? Очаровывает, а после ломает жизни, как игрушки? Пользуется популярностью и властью Nekoma, чтобы переломить хребты конкурентам? — Давай вызовем такси, — Шоё отстраняется, и Тобио лениво приоткрывает глаза. Хината опять чем-то смущён и слишком не похож на «того» себя — на любителя вечеринок, прожигателя жизни, завидного холостяка по рекомендациям многочисленных женских журналов. Тобио согласно кивает — машина подъезжает быстро. Они сидят на заднем сиденье бок о бок, и Кагеяма почему-то не находит в себе силы попросить Шоё подвинуться. Во всём виноваты тёплые чужие плечи. Волосы, что щекочут шею. Губы, что шепчут всякую лабуду в стиле «о, это классная песня» или «мне завтра на репетицию, хочу умереть». Тобио тоже хочет умереть. Возможно, где-то глубоко внутри процесс уже запущен: сердце бьётся так отчаянно, так надрывно, что тело начинает гореть, а голова — медленно со скрипом сходить с объезженных рельс. Они молчат практически всю оставшуюся часть дороги, а когда машина останавливается у красивого высокого здания в модном районе (стоимость за квадратный метр тут превышает расценки на внутренние органы) — Шоё одним лишь неуклюжим и абсолютно невинным поцелуем в щёку ухитряется и подвести итог вечеру, и попрощаться без обещания дальнейших встреч. Вот так всё заканчивается — они расходятся каждый в свою сторону: Хината, не оглядываясь, заходит в жилой комплекс, Тобио остаётся в такси и просит водителя проложить маршрут к следующей точке высадки. Седовласый мужчина лишь послушно кивает, тыкает что-то на GPS и нажимает на педаль. Тобио оказывается в квартире через тридцать долгих минут. Он плюёт на душ — слишком устал — падает на кровать прямо в одежде и отключается. На прикроватном будильнике (слишком старомодном по мнению Цукишимы) чуть больше часа ночи. Экран телефона вспыхивает непрочитанными уведомлениями.