ID работы: 9753627

Supernova

Слэш
NC-17
Завершён
432
автор
Размер:
166 страниц, 11 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
432 Нравится 131 Отзывы 141 В сборник Скачать

4.

Настройки текста
«Пока, Хината. Был рад с тобой познакомиться». Тобио вваливается в квартиру, оттаптывает задники, пытаясь наконец скинуть туфли, и, не церемонясь, плюхается на кровать с такой силой, будто к матрасу пригвоздили медной дробью. В спальне темно: стрелка часов уже давно прошагала десять вечера и вовсю стремится к одиннадцати. Тихое, обычно незаметное тиканье сводит с ума — Тобио едва сдерживается, чтобы не запустить в циферблат книгу. Или что-то потяжелее. Зажмурившись, он засовывает голову под подушку — сжимает её с боков, считает секунды до неизбежной смерти от асфиксии. Его найдут молодым и проебавшимся. Хоронить будут грёбаного идиота, бесполезный тупой кусок… мяса, хах? Если ты говяжий стейк, то твоё место на бойне — если ты свеж, на кухне — если подразмяк, в брюхе — если совсем отчаялся и опустил руки. Бойня, кухня, брюхо — повторять раз за разом, пока не отпечатается в мозгах лёгкой гиперфиксацией на мясных рулетах. Бойня, кухня, брюхо. Не концертный зал, не таинственные гримёрки и точно не объятья красивых фарфоровых людей. Неужели он действительно поверил, что Хината мог заметить в нём другое? Заметить не машину для убийства или… для секса, а, в первую очередь, живого человека — из крови, из плоти, проткнутой сетью нервных волокон. Что-то здесь не сходится. Тобио утыкается лбом в матрас, сильнее сжимая подушку — воздух отказывается заканчиваться. Чёрт побери, всё здесь не сходится, всё: и загнанный вид Хинаты, и резкое преображение, и попытки задеть — будто специально раззадоривал, на реакцию выводил, как делают спортсмены на ринге. Один из действенных способов победить — вывести противника из спокойного состояния, заставить его отключить голову и положиться на гнев. Разозлился — значит, мертвец. Уносите старый стейк — заносите новый. Этот пережарен. Тобио переворачивается на спину, мельком думая, сколько будет стоить химчистка и глажка костюма — с такой тканью сам он скорее всего не справится. Да и пробовать не решится. Кей его убьёт. Теперь уж точно. Перед глазами вспыхивают откровенные — до напряжения в животе и зуда в пальцах — воспоминания: полуголый Шоё цепляется за его рубашку, тянет ремень, лежит под ним, вдавленный в грязный пол, ворочается, тяжело дышит, а после — плачет. Ох, конечно, он плачет — слёзы текут по раскрасневшимся щекам, и Хината что-то шепчет про «неправильно понял» и «не надо психовать». Кагеяма понимает всё правильно и не психует, но какая разница, если лёгкие болезненно сжимаются от недовздоха. Возможно, совесть действительно права — Тобио должен был остаться. Успокоить, помочь привести в порядок, а после — серьёзно поговорить. Как взрослый со взрослым. Или как взрослый с коротколапой безалаберной тупицей. Шоё, определённо, есть, чем поделиться. Но вместо этого всего Тобио сбежал, как последний трус. Пинком распахнул дверь и, не оглядываясь, вылетел из гримёрки прямо в коридор, откуда через служебную лестницу спустился к «чёрному входу». Видеть Кея не хотелось — да и тот, наверное, догадался: не звонил, не писал и даже не пытался узнать о судьбе своих любимых ролексов. Может, Цукишима, заблуждаясь, решил, что у Тобио продолжение банкета, и его не за что винить — любой бы подумал так же. Кагеяма тихо рычит, скидывает с лица подушку, дёрганными движениями избавляется от одежды и забирается под одеяло. Тело, теперь совсем обнажённое, незащищённое, ещё помнит тепло Хинаты — его давление, прикосновения, его похоть — но уже не спешит выдавать шаблонную реакцию. Тобио не возбуждён, потому что всё происходящее неправильно. Потому что, вместо дурашливого, нелепого, очаровательного Хинаты, перед глазами Хината заплаканный. Озлобленный. Насмешливый и надменный — с уверенностью победителя распускающий ладони и язык. «Разберусь с этим завтра», — думает Тобио, утыкаясь лицом в бок подушки и пытаясь расслабиться. Конечности поочерёдно сводит лёгкой дрожью — он списывает всё на приоткрытое окно — но через пять минут они наконец успокаиваются, а ещё через двадцать — он уже спит, путаясь в растрёпанных рыжих волосах, скатываясь по щекам капельками росы и осыпаясь непослушными веснушками на узкие подкаченные плечи. Утро встречает Кагеяму лентой неутешительных заголовков: «Хината Шоё отказался от интервью», «Открытая конференция прошла без исполнителя главной роли», «Хината Шоё: наркотики или алкоголь — что же заставило юное дарование пропустить триумф». Тобио перечитывает буквы, которые внезапно отказываются складываться в слова, водит пальцем по экрану, произносит раз за разом вслух, пока информация не впитывается в его мозг, пока не распадается на нечто очень крошечное, миниатюрное — потому что только в таком виде он способен осмыслить прочитанное, ведь оно… оно не поддаётся никакой логике. Наркотики? Алкоголь? А не хотите ли картошку фри в ближайшем Макдональдсе за сто сорок йен (и, быть может, средний стакан колы — ещё около шестидесяти). Тобио хочет позвонить агенту, чтобы он связался с прессой. Тобио хочет разбить телефон, чтобы больше не видеть этого. Тобио знает — Шоё не наркоман, не алкоголик. Ему хочется в это верить: он не может представить Шоё, сидящим на наркотиках или хлебающим один стакан виски за другим. Отравляющим нутро горьким ядом, вред от которого сравним только со сладостью кратковременного забытья, дарующего если не успокоение, то хотя бы его пластиковую дешёвую подделку. Немного счастья за тысячу йен/бутылка. Тобио не хочет такого счастья и не хочет приторного забвения — вопреки всему, он хочет помнить: Хинату, которого ухитрился довести до слёз, Кея — который всё-таки набросал короткое «потом поговорим», Мию — с непроницаемым лицом курящего у чёрного входа. Память — бесплатные дрова для котла жизни, смазка для столетнего двигателя, то, что заставляет его, Тобио, двигаться вперёд, а не по кругу. Заставляет осторожно обходить грабли, подставленные второй раз на одном и том же месте. Тобио хочет поговорить с Шоё — услышать его голос, убедиться, что всё хорошо, найти тысячу объяснений и потерять их враз, будучи застанным врасплох сусальным золотом в глазах, но вместо этого он плюёт на всё и пешком направляется в офис Цукишимы — оттягивать неизбежное смысла нет. Кто-то должен был заметить, провести связь между Тобио, крадущемся по коридору с огромным букетом, и расстроенным Шоё, впервые отказавшимся от интервью. В замкнутых коллективах всё просто: что знает один — то знает вся толпа. Вряд ли тот же Мия стал бы держать язык за зубами — информация рано или поздно просочилась бы в СМИ. Тобио крепче сжимает лямку спортивной сумки, проходясь пальцами по шершавому шву. Даже если рекламодатели отзовут предложения, то, как минимум, у него останется бокс, верно? Дело, в котором он действительно хорош. Возможно, ему и вовсе не стоило лезть куда не звали — заниматься тем, чем не приучен. Если тебя растили на убой, то, будь добр, не сворачивай с дороги — дерись, выигрывай призовые, заваливайся в бар после боёв — смотреть на эти разбитые рожи уже просто невозможно — заказывай проституток и… живи. Живи, будто завтра не наступит никогда. Живи, будто не заинтересован в чём-то настоящем, живом, искреннем. Щёки неприятно обжигает — Тобио натягивает капюшон ниже и, сверившись с картой, сворачивает: сколько ходит по одному и тому же маршруту — всё никак не запомнит. Возможно, ему стоило просто спуститься в метро, добраться до Цукишимы за двадцать-тридцать минут и не ебать себе мозг, но… Наверное, он так себя наказывает — плетётся через спальные районы, через полумаргинальные местные «гетто», проходит мимо ресторанов, торговых центров и огромных парковок, напрочь переполненных грудой металлолома. Пейзажи проносятся мимо, словно наблюдаемые из окна, Тобио натягивает шарф до подбородка — болеть сейчас не к месту. Он тревожно сжимает в кармане подозрительно молчащий телефон. Сложно признаться самому себе, но Тобио — трус: боится то ли громких обвинений в прессе, то ли звонков Хинаты. То ли того, что, увидев незнакомый набор знакомых цифр, он нажмёт «принять» — а на другом конце провода не Хината Шоё. Господи, только подумать — там кто угодно, кроме Хинаты, и сможет ли Тобио после этого спать спокойно? Сможет ли жить с пониманием, что сам всё испортил? Что растоптал то малое, то ничтожное, что, возможно, Шоё испытывал к нему — пусть даже похоть. Пусть её, грязную, неотёсанную, жгучую и ломающуюся, но разве смог бы кто-нибудь осудить его за то, что он поддался желанию? Пошёл на поводу? У таких людей, чёрт побери, хочется идти на поводу. Хочется целовать, пока позволяют, трогать — пока можно, подчиняться, подчинять по приказу, кататься в ногах, класть голову на колени и просить, просить, просить. «А можно ещё немного? Тебя?». Тобио готов склониться к ногам Шоё: помогать обрабатывать новые ссадины от пуант, целовать старые, языком обводить торчащие косточки, трогать и мять напряжённые мышцы, коснуться губами колена — и самому удивиться вседозволенности. Тобио готов покориться, но Хината не видит его в такой роли — только быстрый секс на разок, только перепихон в гримёрке или дешёвом отеле для пар. Тобио не позволено мечтать о большем, а на меньшее он и сам не согласен. Телефон предательски молчит, зараза эдакая. Тобио дышит на руки. Холодно.

***

До здания, где расположен офис Цукишимы, он добирается уставшим и замёрзшим — поздняя осень не щадит. Девушки на ресепшене смотрят на него с удивлением, но быстро натягивают дежурные улыбки и пропускают к лифтам. Тобио раздражённо тыкает на кнопку ровно столько раз, сколько успевает, пока лифт не распахивает двери прямо перед ним — да-да, механизм-то не виноват, что он проебался. Ни бедная кнопка, ни зеркало, в которое Тобио смотрит с таким отвращением, не виноваты, но… кому от этого легче? И когда он, уже порядком заведённый, влетает в офис, резко распахивая двери, Цукишима, не церемонясь, запускает в него папкой. — Я тебя предупреждал, — Кей поправляет очки, не обращая внимания на злобный бубнёж подопечного. — Будешь пинать мои двери — будешь за них платить. Всё ясно? — Я и так плачу, — Тобио плюхается на кресло и демонстративно закидывает ногу на ногу. Цукишима смотрит на него пристально, гипнотизирует, а после — возвращается к бумагам, вытаскивая из стопки несколько листов. — Ты хотел поговорить. О чём? — А то ты не знаешь. Где мои часы, не проебал? Тобио закатывает глаза, открывает сумку и достаёт из внутреннего кармана часы в том же виде, в котором и получил — аккуратно спрятанными в специальную коробочку с полным комплектом «документов». — И ради этого я сюда пёрся? Кагеяма не в настроении распинаться и играть в дружелюбие, но Кею не привыкать: встав из-за стола, он медленно подходит к огромному окну, хмурится, осматривая раскинувшийся вид на город, и поворачивается к подопечному. Когда Кей подбирается ближе, нависая, Кагеяма ёжится. Неужели действительно хребет переломает? Что-то внутри подсказывает, что Цукишима мог бы, если б действительно захотел. Две печальные золотые рыбки в крошечном аквариуме на тумбочке у книжных шкафов апатично шевелят плавниками. Тобио, честно говоря, не отказался бы быть на их месте: плавать по кругу, таскать камешки ртом, кушать засушенных насекомых — что угодно, лишь бы не находиться сейчас тут, под пристальным взглядом Кея. — Ну что? — он не выдерживает первым, и Цукишима совершенно по-ублюдски усмехается, внезапно присаживаясь в соседнее кресло. — Да расслабься ты, я не отчитывать тебя собрался — чай не папаня, — Тобио морщится от «жаргона», но предусмотрительно оставляет своё мнение при себе. Словарный запас Цукишимы поражает. — Как, хорошо поебались? Кагеяма недоуменно смотрит на Кея, но того, кажется, это только забавляет. — Или так плохо, что предпочитаешь опустить подробности? — Мы… — Тобио облизывает губы, стараясь сгладить неловкую заминку. — Мы не ебались. Цукишима хмыкает и вытаскивает из кармана телефон — что-то усердно в нём ищет и, наконец удовлетворённый, демонстрирует Тобио уже знакомые заголовки. Легче от их «знакомости», правда, не становится — чёрные буквы продолжают бить наотмашь. Тобио морщится. — Как ты тогда это объяснишь? — Кей говорит медленно, не спеша: любопытство в голосе умело скрывается под маской «лености», но Тобио не проведёшь — не первый день знакомы. — Никак. Мы просто поговорили, и я ушёл. Да и, думаю, это не твоё дело, — огрызается напоследок Тобио, отмахиваясь от смартфона и опуская взгляд на руки — пальцы подрагивают. — Хватит докапываться до меня, я тебе не за это плачу. Пару минут Цукишима молчит, задумчиво рассматривая стенку напротив — огромные кипы бумаг соседствуют с книгами, парочкой сувенирных статуэток динозавров и уродливым кактусом, который по какой-то неведомой причине решил, что осень — лучшее время для цветения. И когда Тобио уже решает, что ответа не последует, Кей внезапно поворачивается к нему и, протянув руки, крепко вцепляется в ворот куртки. — Не моё дело, значит, да? — его голос всё так же спокоен, но пальцы держат крепко, а светло-карие глаза смотрят задумчиво — недобро. — Не моё дело? Я тебе всё организовываю, я со всеми договариваюсь, покупаю тебе вещи, чтоб ты бомжом не ходил и меня не позорил, а после получаю — «не твоё дело». Ты, король, заигрался в крутого мальчишку, а? Спускайся на землю, пока я тебя саморучно не спустил. Старая кличка зависает в воздухе, отравляя кислород, и Тобио морщится — в горле начинает першить. Цукишима, видимо взяв себя в руки, отпускает ворот и возвращается к телефону — что-то усердно набирает в строке «исходящее сообщение». И пока Тобио заторможено размышляет, что ответить на выпад, Кей произносит: — В пятницу у тебя бой. — Что? В пятницу? — Тобио выпрямляется, морщит лоб недовольно. — Я не успею подготовиться. — Может, тогда вместо гулянок наконец заняться делом? — подкалывает Кей, но, заметив лицо подопечного, продолжает: — Расслабься — бой подпольный. Без правил. Без шлемов и перчаток. Сегодня пришёл оффер. Тобио напряжённо смеётся — это ведь глупая шутка, верно? Он думал, что они завязали с… таким. Кажется, это было одним из условий сотрудничества с Цукишимой — отсутствие в расписании нелегальных костоплясок. Виски болезненно сжимает — пульс учащается, стучит в ушах. — И мы его принимаем, потому что… — намекающе начинает Тобио, надеясь на подробные объяснения. Если он правильно понял, то стол Цукишимы ломится от рекламных предложений, так почему бы не выбрать что-то… не связанное с грязью. Цукишима поднимается — новое кресло, оббитое кожей, даже не скрипит — и подходит к столу, доставая те самые отложенные в сторону листы. — Самые выгодные условия. Контракт с очень крупной фирмой, которая по какой-то, мне абсолютно непонятной, причине хочет видеть тебя в пятницу в клубе «Свалка». Имя противника не раскрывается, но, судя по тому, что на следующей неделе во вторник у тебя для них же фотосессия… вряд ли это кто-то серьёзный. Кому ты нужен с подпорченной мордой… — Кто? — лаконично перебивает Тобио, и Цукишима довольно хмыкает. Всегда ценил краткость и переход к делу. — Знаешь Neko-play? Тобио кивает головой. Кто ж не знает. — Дочка Nekoma Corporation. Если правильно помню — занимается разработкой игр, — отвечает напряжённо: контракт с Некомой или её аффилированными лицами — как контракт с дьяволом: требуют много, выносят странные условия, но и платят — будь здоров. На Рим точно хватит. — Молодец, — Цукишима довольно кивает, пробегаясь взглядом по документу. — За бой и фотосессию в рамках рекламы их нового файтинга тебе предлагают пять тысяч долларов. И, конечно, бесплатная медицинская помощь их частного доктора — это в случае, если хорошо прилетит. Все сопутствующие расходы компания берёт на себя, так что даже на проезд и пожрать перепадёт. Тобио неопределённо дёргает плечами. — За какие достижения? Почему заинтересовались именно мной? — ему уже не пятнадцать, да и в чудеса он давно не верит. В Токио достаточно куда более именитых спортсменов: любой из них перегрыз бы горло соперникам ради сотрудничества с Neko-play. Цукишима раздражённо цыкает. — Предложение лично от генерального директора. На его именном бланке с подписью. Знаешь кто это? Тобио нервно прокручивает телефон в руке, прежде чем ответить: — Если я правильно помню, — бессовестно врёт он: не помнит — знает наверняка. Любой, чья жизнь зависит от рекламных контрактов, обязан знать такие вещи. — Neko-play — проект Кенмы-сана. — Именно. И ты знаешь, что это значит. Тобио хмурится. Есть два варианта: либо он где-то удачно засветился, либо неплохо так проебался — в любом случае, заинтересовать Козуме Кенму достаточно сложно, а удержать его внимание — ещё сложнее. Генеральный директор и основатель Nekoma Corporation — личность довольно непредсказуемая и оттого — опасная. Появляется на мероприятиях редко, даёт интервью — ещё реже. Зато все его «подопечные» безоговорочно добиваются успеха, а «индивидуальные проекты» не только выстреливают, но и приносят хорошую прибыль. И если ему дают шанс, то кто он такой, чтобы его упустить? — Не знаю, чем ты их привлёк, но вот тебе мой совет, — продолжает Цукишима, вертя в пальцах ручку, украшенную вставкой из белого золота, — будь предельно осторожен. Никто не знает, что на уме у этих…бизнесменов. — Даже ты? — перебивает Тобио, ухмыляясь. Ему только дай повод поддеть Кея. — В этот раз даже я. Так что, подпишешь? Цукишима кивает на стол, где уже всё готово: подходи — расписывайся — выполняй условия — получай бабки. Никакого обмана, хотя сам контракт и выглядит одним сплошным наебаловом: слишком простой — составлен лаконично, условия прописаны чётко и без альтернатив, слишком лакомый — предлагаемая сумма покроет все издержки на поездку в Рим, и ещё сдача останется, слишком… странный? Всё вроде бы ясно, всё прозрачно, но главная суть ускользает от понимания, словно логарифмы от старшеклассников — почему выбрали его? Или, может… может, Кенма-сан уже знает о произошедшем между ним и Шоё, а потому решил отомстить? Выберет подходящего оппонента — в нелегальных боях не соблюдаются весовые категории — и отделает, как бог черепаху: мать родная не узнает. В любом случае — плевать. Деньги он получит вне зависимости от результатов боя, а потому Тобио чёркает кривую закорючку в установленном месте и откладывает ручку в сторону. — Как думаешь, из этого что-нибудь выгорит? — спрашивает у Цукишимы серьёзно. Кей с той же серьёзностью отвечает: — Не совокупляю. Ты бы что попроще спросил, Кагеяма, — отмахивается раздражённо, забирая подписанный контракт и пряча ручку в карман пиджака. — Возможно, это грандиозная подстава, возможно — золотой шанс получить пять тысяч долларов, но ты готов рискнуть, поэтому мы здесь, — он обводит взглядом офис, а после поворачивается к Тобио. — А я, несмотря ни на что, готов тебя прикрыть, если понадобится. Поэтому выполни свою часть сделки, а я буду придерживаться положений агентского договора. Ты его хоть читал? Тобио качает головой. — Я так и думал, — растерянно отзывается Кей, пялясь в экране телефона. — Почитай на досуге. — Может быть, — отвечает Кагеяма, поднимаясь на ноги. — Тогда в пятницу, верно? — В пятницу, — соглашается Цукишима, уже вовсю набирая кому-то сообщение. — И приди пораньше — медицинский осмотр никто не отменял, пусть и в… — он морщится, — … довольно усечённой форме. Тобио согласно кивает и выходит: из офиса, из лифта, а после — и из здания. Он смотрит на небо, затянутое кучевыми облаками, предвещающими непогоду, смотрит в стекло проезжающей машины и, достав телефон из кармана, смотрит на экран. Ноль пропущенных, два сообщения от сестры. Пальцы сами находят цифры — Тобио набирает наизусть заученные номера. Сначала Ивазуми Хаджиме, затем — Укая Кейшина. К слову сказать, оба новостями не довольны.

***

— Поднимите голову. Тобио слушается, щурясь на свет карманного фонарика — Neko-play настояли на полном медицинском освидетельствовании обоих участников для снижения риска внезапных травм. «Или внезапных смертей», — думает Тобио, следя взглядом за колпачком ручки. Доктор хмурится, делает несколько пометок в блокноте, измеряет давление и, наконец, слушает лёгкие через старенький стетоскоп — это уже последний «этап». Они сидят в подсобке у «клетки», в которой через час начнётся бойня — не желаемая, но запланированная. Интересно, почему врачи, проводящие медосмотр нелегалов всегда одинаковые — низенькие, щуплые, с доисторическими инструментами и огромными зарплатами. Тобио с лёгкостью может представить, как эти «трясущиеся» руки умело разрезают плоть, достают из неё металл, залатывают рану и делают перевязку. Откуда у Некомы «свой» прикормленный доктор для грязных делишек — хороший вопрос, но Тобио предпочитает в чужие дела не лезть. У него и своих по горло. — Так, молодой человек, как себя в целом чувствуете? Голова не болит? — доктор переходит к заполнению анкеты. Если Тобио будут выносить вперёд ногами, то именно медицинские документы обеспечат, как минимум, свободу от ответственности медицинскому работнику. В этом плане процедура мало отличается от официальных осмотров: Тобио заверяет, что чувствует себя прекрасно, что голова не болит и навязчивых мыслей с утреца не проскакивало. «Доктор» несколько минут молча смотрит на него, а потом сочувствующе хлопает по плечу и подписывает документы, протягивая Тобио для ознакомления. «Здоров. Годен». Ну ещё бы. Тобио благодарит специалиста, подписывает бумаги и передаёт их Кею — тот наблюдал за осмотром с присущей только ему незаинтересованностью: демонстративно посматривал на часы, зевал и лишь изредка пытался заглянуть в заполняемую анкету, что ещё больше выдавало его волнение. Понять его можно: если бой состоится, то он неплохо заработает на агентской комиссии. — Готов? — спрашивает Цукишима, когда дверь, наконец, захлопывается. Кей присаживается перед ним на корточки, наблюдая, как Тобио заматывает костяшки. — К чему? — с наигранным удивлением спрашивает Тобио. — Чего от меня вообще хотят? Мне нужно его покалечить? Перед глазами на секунду всплывает залитое кровью лицо. Плавали — знаем, такие вещи не забываются. Цукишима кривит губы. — Отвратительно, что ты вообще думаешь о таком, — кидает брезгливо, поднимаясь на ноги и наливая в стакан воды — выпивает залпом. — Твоё дело — победить. Чем чище победа, тем лучше. Не в твоём возрасте мараться в крови. Тобио невесело ухмыляется. В ушах — шум толпы, скандирующей «Король! Король!», перед глазами — лицо бывшего товарища по «мату». Разбитое, опухшее, испачканное кровью. Король вернулся — поклонитесь королю. Во рту горько, и Тобио хмыкает, осматривая Кея: привычному костюму тот сегодня предпочёл тёмные джинсы и простенькую рубашку, что даже удивительно — учитывая серьёзность мероприятия. — А зачем рукава закатал? — прищуривается Тобио, натягивая футболку и принимаясь завязывать шнурки боксёрок: пользуясь отсутствием ограничений по одежде, он выбрал максимально привычную и удобную обувь — пусть и смотрится она с обычными спортивными штанами немного… странно. — Чтобы не запачкаться, когда тушу твою из клетки буду вытаскивать, — фыркает Кей. — Ладно, если ты закончил, иди разминаться. Я пойду в… зал. Не дожидаясь ответа, он выходит из помещения, и Тобио наконец остаётся один: только голые стены, о которые хочется биться головой, скудная мебель, на которой стыдно даже умирать, и его мысли — он изо всех сил пытается сосредоточиться на предстоящем бое, но раз за разом проваливается, отдавая предпочтение красным от слёз глазам и царапающим пол пальцам. Интересно, как он там? За неполную неделю Тобио приобретает привычку выключать телефон на ночь — делая вид, что не хочет разговаривать с Хинатой, на самом деле он не может смириться с мыслью, что Шоё никогда не позвонит и не напишет. Они не будут убивать время за короткими разговорами «о погоде». Не станут перебрасываться половину ночи глупыми сообщениями или даже… фотографиями. При случайной встрече Шоё обойдёт его стороной или отшутится коротким «Добрый день». И поэтому Тобио делает это — убегает первым. Держит телефон выключенным, не смотрит новости, не слушает сплетни и даже в Макдональдс не ходит: от воспоминаний тошнит протухшей ностальгией — будто бы по какой-то другой, лучшей жизни. Если бы только Тобио смог с ним поговорить, если бы смог объясниться… помогло бы это стереть черту между ними? Разрушить хрустальную стену неравенства — только выглядит тонкой? Кто Хината, а кто он? Рядом с Шоё должен быть кто-то другой — элегантный, уверенный в себе, эрудированный до мозга костей. Кто-то, кто отведёт Хинату не в фаст-фуд, а дорогой ресторан, кто сможет вовремя успокоить и удовлетворить все желания. Кто не будет задавать лишних вопросов. Кто не родился с вечно недовольным лицом. Кто не носит фамилию Кагеяма. Хината Шоё — яблоко не для надкуса, он — для огромных раскидистых садов, чьи ветви дотягиваются до небес и принимают в дар лучи восходящего солнца. Его плод не должен подвергаться гниению, лишь раз коснувшись земли, лишь раз коснувшись сухих от постоянных бинтов и талька рук. Тобио, уже испорченный, избалованный силой, не видит ничего, кроме тренировок и горящих глаз противников, не чувствует ничего, кроме переломанных костей и струящегося по лбу пота… Тобио трясёт головой, приподнимая правую руку — зажав зубами конец бинта, он методично и тщательно обматывает костяшки, фиксируя суставы. Да, сегодня он выйдет без перчаток и шлема, но главного это не меняет — он нужен себе живым и здоровым. Себе и, возможно, Кею, большая часть дохода которого зависит именно от него. На площадке для разминки тихо: в помещении с зеркальными стенами, матами и ковриками он один, что не удивляет — по всей видимости, Козуме Кенма решил сохранить главную интригу вечера до самого боя. Кто же сегодня ждёт Тобио в углу напротив. Точнее — просто напротив. У клеток нет углов, привычных столбцов и тренеров, поджидающих подопечных с табуретками, водой и полотенцами. У клеток есть только стальная сеть, твёрдый мат и противник — стоящий напротив, смотрящий глазами-углями, желающий растерзать-размазать. Выйти из боя живым. Тобио встаёт у зеркала, начиная разминаться: сухожилия неприятно тянет, суставы, удивительно, что ещё не деформированные, хрустят, и Кагеяма хмурится, поднажимая сильнее: разминка и растяжка — восемьдесят процентов успеха на брезенте. Осталось не проебаться с оставшимися двадцатью. По коже пробегает стая мурашек — тело самовольно подчиняется окружающей атмосфере, стенам, подобравшимся слишком близко, сжавшим с боков слишком тесно. И Тобио наконец приходит в себя: выныривает из дурманящих мыслей, распахивая глаза, выбирается из забытья, из собственной жизни — он будто вновь возвращается в старые деньки, когда на хорошую, сильную школу не хватало денег, и чтобы их заработать, он выгрызал зубами кости противников. В клетке. Ей и разъярённой толпе в угоду. Привычный для всех, «домашний» Тобио трескается, рвётся на лоскуты, являя под собой совершенно другого, мало кому знакомого персонажа — способного калечить, плюющего на несуществующие правила, на этику спортсменов, на «белый флаг» противников, на просьбы перестать. Являя Тобио хладнокровного, с чёрствым сердцем, стальными кулаками и отсутствующей выдержкой — таким он был до Укая. Таким его впервые увидел Цукишима — загнанным, прижатым к сети, хорошенько отделанным, но не побеждённым. Тот бой стал роковым для всех троих: Тобио сломал «другу» рёбра и выплатил огромную, по его меркам, компенсацию (кличка «Король клетки» осталась «на сдачу»), Укай получил себе ученика и поломойку на полставки, Цукишима — клиента и, возможно, товарища? Тобио всегда хорошо относился к этому ублюдку. С того самого момента, как, вжатый лицом в стальные прутья, он, прощаясь с последними «живыми» участками кожи, смотрел в золотые глаза, сверкающие неприкрытым злорадством. Не жалостью, не брезгливостью и даже не алчностью, нет — злой насмешкой, укором, тихим вызовом. Это всё, на что ты способен? И Тобио не смог его не принять. Кагеяма поворачивается к зеркалу, смотрит на себя, уставшего, и берётся за скакалку. Прыжки выходят лёгкими, быстрыми, пружинистыми — всё как завещал Кейшин. Тело готово — размятое, в этот раз оно подогревается не пустым раздражением, скукой и нежеланием жить, в этот раз оно заведено жаждой проявить себя, превзойти все ожидания, выполнить свою часть договора и получить причитающееся. — Эй, — в комнату заглядывает Цукишима, сразу же морщась — в воздухе стоит запах пота и разогревающей мази. — Ты готов? Тобио делает ещё несколько прыжков — доходит до круглого числа — и отбрасывает скакалку в угол к другим снарядам. Колючий адреналин обостряет зрение, заставляет лёгкие — дышать быстрее, а ноги — нетерпеливо подрагивать. Кто бы там ни был — Тобио справится. Докажет, что его целое — больше суммы частей. В голову навязчиво лезет Шоё — Тобио трясёт головой, пытаясь отделаться от наваждения, и смотрит на замолкшего, непривычно серьёзного Цукишиму. — Я готов, — произносит одними губами, и Кей, кивнув, приоткрывает дверь. — Тогда с возвращением, Король.

***

Тобио заходит в зал, и первое, что сразу бросается в глаза — клетка. Новая, чистая, без засохших пятен крови и слюны, она возвышается на пьедестале, и прутья её блестят под искусственными лампами. И всё равно, несмотря на внешний лоск, Тобио бросает в холод, а после — в жар. Меняются адреса, меняются организаторы, спонсирование, зрители, но клетка — клетка остаётся клеткой до конца. Вычищенная, перетянутая новым брезентом, она обманет разве что новичка — Тобио знает, сколько боли могут принести прутья, вжимающиеся в плоть, впивающиеся в выступающие кости, жаждущие крови и слёз. Тобио не обманешь — он не расслабляется ни на секунду: ищет глазами Цукишиму, сидящего с одним из подручных Некомы, быстро кивает, показывая, что готов, и Кей, невесело усмехнувшись, широким жестом приглашает его в «загон». Несмотря на страх, на колкий ужас, окутывающий вены второй оболочкой, Тобио соглашается — его подпись уже стоит на последнем листе контракта. Обратного пути нет. Договорённости должны исполняться, бои — состояться, деньги — перетекать с одного счёта на другой. Клетка встречает его напряжённым одиночеством — внутри никого. Тобио делает на пробу несколько кругов, прощупывает «почву» — проверяет натяжение брезента, а после присаживается у стенки, прикрывая глаза. Несмотря на внешнюю расслабленность, он собран и готов начать бой в любую секунду. В «зрительном зале» непривычно пусто — кроме нескольких прихвостней Некомы, доктора и Кея, больше никого. Без привычных посетителей подобных мероприятий даже немного скучно: кто же кинет недопитую бутылку пива в сетку, осыпая брезент стеклянной крошкой? Кто после очередной победы будет зазывать уединиться в грязном, оплёванном туалете? Кто будет пыхтеть в лицо перегаром, рассказывая, что в молодости был «ого-го» и мог перебить позвонки одной правой? Или левой. Какая, к чёрту, разница. Этот бой не похож на другие: слишком стерильный, выверенный, не зрелище — деловая сделка с партнёрами, офертами, договорами и условиями. А главное — с реквизитами для оплаты. Тобио готов выполнить свою часть контракта. Готов и физически, и морально. Возможно, если он заключит ещё парочку соглашений с Neko-play, то сможет достаточно разбогатеть и вскарабкаться до уровня Шоё. Предстать перед ним не тупым куском мяса, а реализовавшим свои амбиции и потенциал мужчиной. Возможно, тогда Шоё посмотрит на него по-другому. Примет его намерения всерьёз. Без этих игр в «по-быстрому» и «давай в одежде». Дверца в клетку открывается — Тобио лениво прищуривается, наблюдая за входящими. Ему хватает секунды, чтобы осознание кубиками льда свалилось на неподготовленную к такому голову. Прямо над ним, всё также сидящим у стенки, склоняется невысокий светловолосый паренёк — выглядит точно так же, как на снимках с немногочисленных интервью. По-кошачьи внимательные глаза осматривают Тобио с макушки до пят, щурятся, и Козуме Кенма, собственной персоной, тихо произносит: — Не понимаю… что в тебе такого? Тобио сглатывает, пытаясь скрыть тревогу. Козуме щуплый, худенький, но от него пахнет деньгами — веет властью. В свои двадцать с чем-то он выстроил огромную империю, бизнес-акулу среди юридических лиц, и недооценивать его точно не стоит: Кенма опасен. Это прослеживается буквально в каждом его жесте: он слишком близко наклоняется, смотрит слишком пристально, прямо, говорит тихо — прекрасно знает, что каждое его слово будет «поймано» без промедления. И Тобио дёргает плечами в ответ — слишком поражённый, что сам Кенма-сан пожаловал на его бой. Слишком напряжённый, чтобы включить голову. Что-то в нём такое есть. Да, наверное, есть. В любом случае, это не его забота — Тобио пришёл сюда драться, а не распутывать логические цепочки, поэтому просто запустите к нему льва и закончим на этом. Кенма кидает что-то через плечо, Кей, зашедший следом в клетку, оперативно отвечает, то и дело обмениваясь многозначительными взглядами с прибывшим на место Куроо. Тобио медленно, плавно поднимается на ноги — каждое его движение свободно, открыто, чтобы не спугнуть, чтобы не вызывать опасения, и Кенма одобрительно усмехается. Шагнув вперёд, он приближается вплотную и, никого не стесняясь, дёргает Тобио за футболку, заставляя наклониться. — Постарайся… — шепчет он еле слышно, — … аккуратнее. Нежнее, Кагеяма-кун. Бой должен быть интересным, но «дружеским». Нам не нужна лишняя кровь. Дружеским? Тобио заторможенно кивает, и Кенма позволяет себе хлопнуть его пару раз по плечу, прежде чем развернуться к «свите». Те, получив указания, расступаются и один за другим покидают клетку, присаживаясь молчаливыми наблюдателями в «зрительном зале». Тобио настороженно наблюдает за процессией, пока в клетке не остаётся последний: потоптавшись на месте, будто желая выйти с остальными, он наконец замирает, расслабляет плечи и поворачивается к Тобио. Укутанный в мешковатые штаны и толстовку с натянутым на голову капюшоном, он выглядит скорее нелепо, чем действительно опасно — Кагеяма изумлённо пялится на поднятые к груди кулаки. И это его противник? Они так оценивают его способности? Бой с неопознанным соперником — когда Тобио пытается заглянуть внутрь капюшона, то обнаруживает под ним шапку-балаклаву, не оставляющую ему ни шанса — внезапно приобретает некий сакральный смысл. Парень напротив мазохист? Наказывает себя за что-то? По его дрожащим шажкам и неправильно сжатым кулакам — при неудачном ударе с лёгкостью суставы выкрутит — можно со стопроцентной точностью сказать, что его оппонент точно не из «боевиков». И вообще ему едва ли приходилось участвовать в драках. Даже уличных. Тобио переводит взгляд «за сетку» — Кей хмурится, что-то печатая в телефоне. Кенма-сан, вопреки привычному хладнокровию, с некой нервозностью стучит пальцами по столику, обставленному фруктами. Куроо деловито закуривает сигару, на что Козуме лишь хмыкает и морщится, когда резкий запах бьёт в нос. Тобио закрывает глаза, считая до трёх — уверенный, что противник не нападёт — и вновь возвращает всё своё внимание к парню. Низкорослый, неуверенный, наверняка, слабый. Он вообще точно совершеннолетний? Выглядит, как заблудившийся школьник, которого по случайности кинули на убой в клетку с тигром. Впрочем, Тобио глазам не доверяет, да и внутренняя чуйка, отточенная десятками соревнований, притихла — молчит, убогая, подозревая. Дело явно не чисто, но Тобио не может уловить, где же кроется подвох. Разве что, «малой», на самом деле, окажется мастером бесконтактного боя и отделает его, как на ноль поделит — но в это верится едва ли. — Ты нападать будешь? — внезапно спрашивает Тобио, начиная уставать от происходящего цирка. Чем быстрее они начнут — тем быстрее закончат. — Или так и планируешь стоять столбом? «Малой» продолжает молчать: неопределённо покачав головой, он сначала делает шаг вперёд и сразу — два назад. Вперёд — два назад, вперёд — два назад, и когда отступать, казалось бы, некуда, он осторожно ставит ногу в сторону, плавно перемещаясь в пространстве, будто бы… Танцуя. Тобио удивлённо наблюдает за единственной преградой между ним и деньгами. Хочется пошутить: «Что за балет, играй жёстче!», но в груди разливается неприятный жар, когда шальная мысль — «он чем-то похож на Хинату» — непрошенной проскакивает в голове. Лучшее топливо для хорошей драки — ярость, ведь ничего не делает бой таким сочным, как чистый, живой гнев, струящийся по венам вместо крови, сверкающий в глазах искрами, слетающий с губ тяжёлыми вздохами. А Тобио не был зол — о, нет, он вовсе не желал причинять боль кому-то, кто явно не входит в его весовую категорию, но Шоё, ухмыляющийся, дерзящий, всплывает перед глазами, «накладывается» на субтильную фигуру противника (природную худобу не скрыть за мешковинами), и Тобио загорается. Это его шанс «отомстить», это его возможность выплеснуть эмоции, чувства, выкинуть всё, что беспокоит с утра до ночи, что не даёт спать и злорадно шепчет в ухо крамольное «ты сам виноват». Выплеснуть всё и выкинуть следом в мусорку сердце. Зачем ему оно, такое глупое? Такое слепое и жалкое — готовое вот-вот вывалиться к ногам одной выскочки? Тобио трясёт головой, смотрит слепо-упрямо и делает шаг вперёд. А потом второй. И третий. «Почему ты такой?». Первый удар, пробный, попадает в плечо — «Хината-не-Хината» дёргается в сторону, уклоняется, но поздно: Тобио приближается неотвратимо, идёт прямо, не медля, не оттягивая предстоящее. Перед глазами — Шоё, улыбающийся не ему. Шоё, предлагающий другому выпить. Шоё в чужих объятьях, с чужими поцелуями-язвами на шее. Тобио болен. Сердце истекает кровью, и он, словно раненый зверь, приходит в ярость от ужаса и в ужас — от ярости. Это вообще лечится? Перед глазами противник паникует — мельтешит из стороны в сторону, выкидывает кулаки в пустоту, резко уклоняется от несуществующих «тычков». У него, загнанного, образ и движения Шоё — это глупый мозг несчастного Тобио играет в жестокие игры. Разве это не смертельно, во всём видеть тебя? Шоё не может быть здесь — в протухшей клетке. Кенма никогда бы такого не допустил, а потому Тобио злится сильнее: кого они привели ему в жертву? Неудавшуюся «звезду»? Проштрафившегося юнца? «Почему ты играешь со мной?». Тобио бьёт второй раз, бьёт третий, осыпает ударами корпус противника, разбивает нос: «Малой» хватается за лицо, шипит, но зубы сжимает — продолжает молчать. Пытается отбиваться неумело, запинается в ногах — кто же надевает неразношеные боксёрки, он их вообще хотя бы мерил? — и пялится-пялится-пялится. Тобио не заглядывает в глаза напротив, не ищет в них знака, просьбы, угроз, он смотрит глубоко в собственные фантазии, где он — он, а не Мия — играет с Шоё в настоящий волейбол. Где они умело проводят «быстрые комбинации», где Хината взлетает — а Тобио ждёт его на земле, всегда готовый поймать. Он проводит удары один за другим на автомате, поглощённый дурманящим отчаянием. Бьёт не думая, сжимает кулаки, пока бинты не начинают впиваться в кожу, и выкидывает их вперёд — в лицо, в корпус, в спину противника, когда тот неуклюже пытается отступать. В какой-то момент Тобио вспоминает о существовании ног и о том, что они, чёрт побери, не на боксёрском ринге. В ход сразу же идёт подсечка — тело послушно двигается, вспоминая. То, что он сам, кажется, давно забыл — тело помнит. Тело чувствует, а потому действует. Противник отбивается слабо, больше гарцует по брезенту, перебегая от одной стенки к другой. В какой-то момент становится любопытно — сколько же бедняге заплатили? Тобио на хитрые движения не ведётся, следует за «жертвой», зажимает его в угол, наваливается, обхватывает руками и шепчет прямо в ухо: — Что ты здесь вообще забыл? Что ты делал всё это время? Танцевал? «Хината-не-Хината» вздрагивает, пытается отпрянуть всем телом. На одежде проступают мокрые пятна пота и крови — из разбитого носа капает. Тобио смотрит на разводы — на чёрном их практически не видно, принюхивается и переводит взгляд на Кенму. Достаточно ли? Он исполнил свою часть? Козуме цепляется пальцами за подлокотники кресла с такой силой, будто вот-вот сломает. Куроо рядом что-то успокаивающе шепчет, наливает в бокал воды, но Кенма… Кенма смотрит на Кагеяму так, словно готов растерзать собственноручно. И Тобио понимает: пора заканчивать. Возможно, он действительно заигрался. Он уже отступает, делает шаг назад, когда в скулу прилетает кулак. Костяшки проходят по касательной — он дёргается в сторону, чувствуя укол боли в побеспокоенной кости, и невидящим взглядом пялится на «Малого». Тот, тяжело дыша, удивлённо смотрит на руку — будто и сам от себя не ожидал такого. Будто и в мыслях не было его ударить, будто бы не верит, что всё-таки получилось, всё-таки дотянулся. Тобио ощупывает скулу, мельком осматривает сетку клетки, ставшую внезапно такой тесной, узкой, и рвётся вперёд. Где-то в зрительном зале падает стул — Кей вскакивает на ноги, крича что-то организаторам. Секунда — и всё приходит в движение: Тобио методично наносит удары, потому что этот Хината слишком не Хината, парни в дорогих костюмчиках отворяют дверцу клетки, заходя внутрь. Щелчок — кто-то обхватывает его под плечи, тянет на себя. Ещё один — Кенма Козуме присаживается рядом с пострадавшим, кричит что-то доктору. Тобио смотрит-смотрит-смотрит и не может понять: почему сам основатель Некомы здесь, почему на его лице — смесь холодной ярости и беспокойства, к чему весь этот цирк? Ради кого этот цирк? В голове Шоё широко улыбается. Перед глазами — покорёженный мешок, которому не повезло быть одной комплекции с Хинатой. От всего безумно кружится голова, и Тобио ненавидит себя за то, что внезапно сорвался, ненавидит Шоё за то, что тот не рядом, ненавидит соперника за то, что он, в конце концов, не Хината. Слишком не Хината. Не Хината же, верно? Тобио делает последний рывок вперёд, выкручиваясь из хватки, вытягивая руку достаточно, чтобы вцепиться в капюшон, чтобы рывком стянуть его, слегка задрав балаклаву. «Малой» сидит со склонённой головой, и Тобио встречают жёсткие иссиня-чёрные волосы. Кенма поворачивается к нему и что-то произносит. Уже несколько его приспешников вцепляются в спортивную форму, хватают за руки-плечи, тянут назад. Тобио поддаётся, закрывает глаза — он слишком устал. Слишком хочет спать, и во сне блуждать меж огненно-рыжих шелковистых прядей. Вдыхать аромат клубники и картошки фри. Прыгать от одной веснушки к другой. Тобио поднимает руки, демонстрируя готовность к переговорам, и позволяет вывести себя из клетки. Перед глазами — улыбающийся Шоё, окровавленный Киндаичи и мешок, имя которого неизвестно. Где-то совсем рядом идёт Кей и что-то тараторит, но Тобио плевать. Он трясёт головой, вдыхает полной грудью и отключается.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.